Пересекая океан
— Вы ведь всё нам расскажете, сол Рафальтис? — Человек посмотрел в глаза. — Нет смысла что-то скрывать. Есть только одна правда. И она в том, что нас невозможно сокрушить.
Свет в камере словно сочился сквозь толстое стекло, наспех покрашенное тоненьким слоем сиреневой краски.
— Неужели вы правда верили в то, что этот смехотворный мятеж имел хоть один единственный шанс на успех? Бросьте, сол Рафальтис! Он изначально был обречён. Мы не задушили его в зародыше, лишь для того, чтобы узнать своих врагов в лицо.
Человек демонстративно поднёс к лицу ладонь, которую тут же резко сжал в кулак. Отчего Рафальтиса передёрнуло, а его руки предательски затряслись. Если у страха было лицо, то это лицо прокурора сагла Офаруса.
— Но вы ещё можете спастись. Я предлагаю сделку. Жизнь в обмен на информацию. Назовите имена, которые знаете, сол Рафальтис. — Офарус осознано делал ударение на слове «сол», словно хотел подчеркнуть ничтожность собеседника. Продемонстрировать величие саглов. Показать, кто тут главный. — Иначе…
Рафальтис знал, что будет иначе. Все в Майэрдине знали. Хотя мало кто выбирался из застенка Башен Слёз, чтобы поведать о всех ужасах твердыни.
— Итак, сол Рафальтис, вы хотите жить?..
Бродяга ветер разметал листву под ногами невысокого мужчины в сером плаще. Взъерошил кудрявые волосы. Взвыл голодным псом и умчался прочь.
Мужчина провёл рукой по усталому лицу и огляделся. Он стоял посреди кленовой аллеи. Земля под ногами взялась ледяной коркой. От этого ноги скользили, но всё лучше, чем месить грязь. Некогда средь искривлённых стволов деревьев была проложена брусчатка, но от неё мало что осталось. Лишь редкие островки из булыжников говорили о том, что тракт тут всё же был.
В небе багровела кровавая луна, освещавшая массивное здание таверны на горизонте. Ошибки быть не могло. Где ещё можно найти два огромных обелиска из горного хрусталя, возвышающиеся перед входом — дар пяти королей Рельма Ледоборцу?
Мужчина привалился к стволу старого клёна и с облегчением вздохнул. Его долгий путь подошёл к концу. Его долгий путь только начинался.
«Конец есть начало, начало есть конец», — любил говорить старик Пальтц, что держал бакалейную лавку на окраине Рибиреда.
Старик был добрый и всегда давал ребятне леденцы на палочке, не требуя платы. Разве что ожидал, что детвора послушает его истории. И все слушали, уплетая сладкие конфеты за обе щеки.
Много умных мыслей он вложил в головы сорванцов, но лишь спустя десятилетия слова старика обрели смысл.
Мужчина улыбнулся воспоминанию и снова посмотрел на таверну. Всего лишь какая-то сотня шагов, и он у цели.
Сегодня он всё исправит. Нет, прошлое нельзя перечеркнуть. Оно останется в памяти людей. Но будущее даёт шанс на искупление. Если он добьётся успеха, то дурная слава померкнет. А там и до прощения не далеко. Возможно, даже Лорелея его простит…
Ноги сами зашагали вперёд. Но мысли мужчины были не здесь, на заледенелой тропе среди кленов. Он ступал по улочкам Рибиреда. Ноги также скользили, как и в этот раз. Стены домов промёрзли насквозь, обратив камень в ледяные кристаллы…
Холод пронизывал до костей. Изодранный плащ едва ли мог защитить от холода и дождя.
Раздался громкий треск, и стена одного из зданий обвалилась. Мелкие льдинки тут же поднялись в воздух, создав туманное марево. Тогда он безмолвно брёл среди знакомых с детства домов, не веря, что города больше нет. Он умер вместе с теми, кто населял его. Закоченевшие трупы горожан валялись прямо на улицах. Но таких было немного. Лёд, что пронзал камень, разрушал плоть словно кипяток, растворяющий кусочек сахара.
Время от времени он натыкался на страшные распятия. Ледяные сталагмиты пронзали тела своих жертв, произрастая из них ветвистыми деревьями. Погибших было не счесть.
Тогда он впервые ощутил, как что-то необузданное пробуждается в груди. Что-то мрачное и необъятное, словно воды далёкого океана, что с рёвом обрушивались на скалы.
И порой мне внезапно становится страшно
От того, что больше нет
Ни снов, ни мыслей о ком-то важном,
Лишь забвение сильней
Сжимает кольцо, погружая все глубже и глубже,
Но только оттуда уже не вернуться,
Побывав там однажды.
Глаза жгло от боли. Они не могли видеть этот ужас. Ему хотелось развернуться и бежать подальше от городских стен. Туда, где нет страха, где нет чувства вины, где нет ничего кроме спасительной пустоты. Но осталось увидеть ещё один дом. Лишь ради него он мучал себя необходимостью лицезреть замороженный Рибиред.
Что-то лязгнуло под ногами. Серп… Отец Лорелеи не расставался с ним никогда. Лишь смерть могла заставила его так поступить. Немного в стороне нашлось и подтверждение догадки — тело, пронзённое ледяными иглами.
Хотелось кричать от боли. Проклинать. Грозить. Но повинны ли ледяные демоны в случившемся? Или же всё же отвечать тем, кто призвал саглов? Или же всё же тому, кто указал на заговорщиков?..
Хотелось заплакать, но слёзы не появлялись. Лишь на душе было гадко от содеянного самим, и больно от увиденного. И невозможно сказать, какое чувство сильнее жгло сердце.
Здание рассыпалось мириадами ледяных осколков. Лишь камин уцелел. Холод не сумел разрушить твервонский камень, добываемый в драконьих рудниках. Даже магическому морозу это оказалось не под силу. Хоть что-то в этом мире способно противостоять демонам.
Мужчина ударил по одному из камней, выбив его из кладки. Ловким движением из образовавшейся прорехи тут же была выужена небольшая шкатулка. Пурпур подземного хрусталя играл солнечными бликами. На крышке символ Олт. Предание гласило, будто все, когда-либо помещенное под защиту знака, было неведомо ни богам, ни демонам. Знак людей, священный оберег, дарованный самим богом Ругешем.
Руки затряслись, едва пальцы прикоснулись к заветной крышке. Что под ней? Благословение или проклятие? Надежда или бездна?
Мужчина собрался с силами и открыл шкатулку…
Тёмный океан разлился по его душе, заполнив собой каждый уголок. Клеймо предателя, что так легко поставили другие, не осталось незаметным для Лорелеи. Пальцы осторожно сжали перо корла…
«— Смотри, Калис! Над обрывом что-то переливается.
— Где? Я не вижу!
— Глупый, ты не туда смотришь! Правее.
— Это перо корла! Редкая удача!
— Что толку. Нам его не достать.
— Для тебя я достану с неба звезду.
— Для начала достань перо, хвастунишка!».
Символ его любви. Символ его проклятья. Он ожидал найти прощальное письмо. Но нашёл лишь перо. Мир рухнул в одночасье.
Взгляд упал на висевший на полуразрушенной стене портрет. Картину покрывал иней, но даже сквозь него можно было разглядеть улыбающуюся девушку с пшеничными волосами и тонкими чертами лица. Калис долго смотрел на изображение Лорелей, стремясь запомнить лицо возлюбленной. В живую он её больше никогда не увидит.
Рокот тёмного океана звучал в ушах…
— Калис, ты в порядке?
Голос вернул мужчину из мира грёз. Он так и не заметил, как свернул с тропы.
— Да, брат Жасеус, я в порядке. Задумался, наверное, — отстраненный взгляд карих глаз мужчины вновь стал осмысленным
— Это то место, что ты ищешь, друг мой?
С мужчиной поравнялся его спутник. На нем была видавшая виды золотистая ряса монаха Ругеша. Капюшон был опущен, и в свете полной луны можно было разглядеть резковатые черты давно уже не молодого лица.
Брат Жасеус, опираясь на палку, сделал несколько шагов в сторону таверны, но остановился.
— Как-то не похоже это место на обитель величайшего из героев.
— Хрустальные обелиски перед входом. Это то место. Ошибки быть не может. Он тут. Ну или иногда наведывается.
— А что если его нет на месте?
— Пойдём вслед за ним. Не зря же мы столько прошли.
Монах обернулся и посмотрел на своего спутника.
— Ты изменился с нашей первой встречи. Я помню напуганного человека, который не знал, что ему делать, а сейчас…
— А сейчас я всё так же напуган. И по-прежнему не знаю, что мне делать.
Мужчина похлопал старика по плечу и неспешно пошёл к таверне. Разум пытался удержать сознание в реальности, но оно всё норовило провалиться в воспоминания…
Как выбрался из города, сказать он не смог бы даже под пытками. Ноги несли куда глаза глядят. Пальцы все так же сжимали перо корла. По щекам текли слёзы. Но ничего этого он не замечал. Просто шёл. Без остановки, без оглядки. Впереди послышался гул. Бурная горная река несла воды талых ледников к морю, но перед этим срывалась с плато водопадом.
Сколько длился путь, он не знал. Время остановило свой бег. Замёрзло на узких улочках Рибиреда. Лишь далёкий шум воды оставался единственной связующей нитью с реальностью.
Вскоре он вышел к берегу мутной реки и отправился по течению. Брёл неспешно, постоянно спотыкаясь и скользя на мокрых камнях. С каждым шагом гул становился всё сильнее, пока не превратился в рокот водопада.
Калис подошёл к краю обрыва и посмотрел вниз, но разглядеть хоть что-то было невозможно. Всё застилала водяная взвесь, туманом скрывающая острые камни.
Голова закружилась от вида. Ноги едва не подогнулись, но Калису было всё равно. Разве не для этого он пришёл сюда.
— Осторожней, сол! — чья-то рука легла на плечо, и оттащила его от края.
Калис обернулся и увидел седого мужчину в одеянии монаха. Доброе лицо старика со слегка заострёнными чертами, покрывали морщины. А глаза цвета неба пристально смотрели, изучая чужака.
— Кой смысл в осторожности, когда ищешь смерть?
— А ты ищешь, сол?
— Ищу…
— Ну что же, вот обрыв. Один шаг, и бремя мирских проблем навсегда спадёт с твоих плеч, сол. Только прежде чем так поступить, подумай, почему Ругеш моей рукой остановил тебя.
— Ты лишь увидел, как человек едва не сорвался в пропасть…
— В любом событии можно увидеть и случай, и проведение. Всё зависит от того, как посмотреть.
Монах развернулся и посеменил прочь, но успел бросить через плечо:
— Через десяток шагов большой валун. Буду ждать тебя там. Как закончишь искать смерть, приходи.
Калис почувствовал возмущение и злость за то что его прервали, что принимали решения за него, а главное, за то, что монах заронил сомнение в душу. Что если сам Ругеш остановил его? Но для чего? Зачем богу столь никчёмный человек, как он?
Выяснить это было возможно лишь одним способом. Калис отошёл от обрыва и побрел искать валун.
Изнутри обелиски светились мягким светом. Он разливался теплом, как закатное солнце растекается золотом по водам моря за миг до падения за горизонт.
— Да не померкнет память Гальтора Ледоборца, пока восходит светило над землями пяти королевств Рельма, — прочёл монах.
Калис прикоснулся рукой к гладкой поверхности одного из обелисков. Ладонь тут же ощутила лёгкое покалывание.
— Невероятно! Пять веков минуло с тех пор, как пал последний храм забытого бога, а древняя сила никуда не ушла.
— Сила не уходит. Она лишь обретает новое воплощение, — монах тоже провёл рукой по обелиску. — Сейчас она живёт тут, завтра обретет иную форму.
Калис кивнул в знак согласия и двинулся к дверям.
Открыть их оказалось не так просто. И дело было не в массивности створки, а в проржавевших петлях, жалобно завывших, едва путники вдвоем навалились на потрескавшееся от времени дерево.
Внутри было мрачно и пахло сыростью. На дворе был ещё день, но в помещении почти не было света. Он не мог проникнуть сквозь грязные слюдяные окна.
Затхлый воздух смешался с пылью. Под ногами что-то хрустело. А в глаза лезла невидимая в темноте паутина.
— Может, Гальтор и жил тут когда-то, но это было давно, — борясь с кашлем, произнёс монах.
Калис лишь тяжело вздохнул — в мечтах он видел всё иначе. Память ещё хранила образ из далёкого детства…
— Дедушка Пальтц, расскажи нам об Обители Героя.
— Пф! Вот ещё. Я вам эту историю тысячи раз рассказывал. Уже небось наизусть её выучили.
— Расскажи! — Лорелея уперла маленькие ручки в бока и с вызовом посмотрела на старика. — А то мы больше не придём.
Остальные дети, среди которых был и Калис, застыли в нерешительности. С одной стороны, все хотели послушать о Гальторе Ледоборце. О том, как он сокрушил ледяных драконов. С другой — боялись, что старик разозлится на непослушную девчонку, и тогда они и вовсе не услышат больше ни одной легенды или даже самой захудалой сказки. Но и выступить против Лорелеи никто не решался. Она была заводила. Только ей удавалось уломать бакалейщика отсыпать пригоршню конфет, уболтать старика Пальтца и упросить городничего не рассказывать родителям о шалостях. Да и кто лучше неё мог придумать, чем занять время.
Пальтц улыбнулся.
— Шантаж ни к лицу настоящей леди.
— Расскажи! — не унималась Лорелея. — Я не шучу. Вот сейчас мы развернёмся и уйдём. И не вернёмся. Честно-честно.
— Ну если честно-честно, то так и быть, — старик уселся на стол и достал трубку, которую тут же принялся набивать табаком. — Случилось это, когда я был молод, и не боялся ничего на свете. На земле мне было скучно, и я подался матросом на корабль контрабандистов, что ходил по Морю Штормов. Что только мы не возили. И изумруды с острова Руим к ювелирам Миарта. И такийское вино в Пелдан, даже оружие в мятежный Ниралд. Славные были времена. Каждый день бросали вызов судьбе, пересекая неспокойные воды. И раз за разом ускользали и от неминуемой смерти и от быстроходных фрегатов Рельма.
Старик зажёг трубку, затянулся и выдохнул белое облачно дыма.
— Нам казалось, что ничто не может нас удивить. Но однажды нас нанял один знатный господин. Он искал Гальтора Ледоборца. Зачем тот ему понадобился, мы так и не узнали. Но лорд был щедр и бесстрашен. С похмелья он даже хвастался, что сумел пересечь перевал Разбитых Грёз. А это уже приравнивалось к подвигу.
Пальтц торжественно отсалютовал безымянному герою трубкой и продолжил:
— Мы плыли почти месяц, пока на горизонте показался берег, лорд предложил по две сотни золотых каждому, согласившемуся пойти с ним через Лес Неупокоенных в Долину Надежды. Там он искал таверну Обитель Героя, где по преданиям жил Ледоборец.
Старик закашлялся, и детвора тут же бросилась к бочке, чтобы подать Пальтцу ковшик родниковой воды. Когда миссия была успешно выполнена, рассказ продолжился.
— Денег у меня хватало. А вот впечатлений — нет. Нас было пятеро. Ещё столько же следопытов лорд нанял на берегу. И мы двинулись в путь. Лес был полон всяких ужасов. Но они приходили лишь в ночи и боялись света огня. И спустя ещё пару недель мы увидели двухэтажное здание, перед которым сияли два обелиска. А вокруг был разбит целый палаточный городок паломников, приехавших лично увидеть величайшего героя на свете.
Дети слушали, затаив дыхание.
— Мы прошли сквозь спящий лагерь и постучались в двери таверны. Нам открыл брат воителя Тальтор. Он рассказал, что когда-то хозяином таверны был именно Гальтор. И день ото дня он слушал истории постояльцев о том, как жесток и несправедлив мир. Тогда он отдал ключи брату, а сам отправился на подвиги. С тех пор он лишь изредка бывает дома, чтобы перевести дух и снова пустится в странствия. Вот и в тот раз он отбыл воевать с песчаными змеелюдами. А пока мы слушали трактирщика, я любовался большим залом. Он был отделан красным деревом. Резные портики и каменные барельефы украшали перила и стены. Камин из драконьего камня дарил тепло, а люстра, в которой вместо свечей горели кристаллы флюрбанита, сияла подобно солнцу. Ни до, ни после, мне не доводилось видел столь красивого и столь уютного места. Потом мы вернулись на побережье. Найдя корабль, я отправился домой. Богатым человеком, к слову будет сказано. Ну а лорд продолжил поиски. Увы, но мне так до сих пор и неизвестно, нашёл ли он Ледоборца.
Калис покачал головой. С того момента, когда старик Пальтц рассказывал историю об Обители Героя, много воды утекло. Но и подумать было нельзя, что всё так поменяется. Увиденное сейчас нисколько не было похоже на самое красивое и уютное место в мире. Словно в подтверждение его мыслей, под ногой проломилась доска.
— Мы его тут не найдём, — произнёс монах, после того, как успел схватить спутника, не дав ему упасть.
— Смотря кого вы ищите, господа, — послышался хриплый голос.
У дальней стены зажегся огонёк свечи, освещая видавшую виды барную стойку и разбитые полки за ней, и лицо говорившего. Это был древний старик. Редкие седые волосы грязными патлами падали на лоб, закрывая глаза.
— Мы ищем Гальтора Ледоборца, — уверено ответил Калис.
— Многие ищут.
— Заметно, — насмешливо вставил монах.
Человек со свечой сделал вид, что не услышал замечания.
— Зачем вам величайший из героев?
— А зачем нужен герой? — удивлённо спросил монах. — Мы хотим, чтобы он совершил подвиг.
— Подвиг, ха! — старик за стойкой оживился. Он вышел из своего укрытия и поковылял к гостям. — И какого же подвига вы ждете от моего брата?
— Так ты Тальтор Трактирщик?! — в голосе Калиса послышались радостные нотки.
— А ты кого ожидал увидеть, юноша? Мертвых королей Рельма?
— Мёртвых?
— Когда пять лет назад пришли ледяные демоны, короли пали, — трактирщик доковылял до камина, немного повозился, и спустя пару минут всё же разжег огонь.
— В Майэрдине об этом никто не знает... — Калис сел на пыльный табурет и стал смотреть на огонь в камине.
— Ха! Юноша, обманывать старших нехорошо. Я, может, и чертовски стар, но всё ещё не глуп. И скорее поверю в возрождение огненной птицы Рюгерн, чем в то, что вы смогли добраться досюда из Майэрдина. Или думаешь я не знаю, что Штормовое Море стало опасно, а единственный оставшийся путь к побережью –перевал Разбитых Грёз?
— Всё так, — монах подошёл к огню и кинул в него щепку, что вертел в руках до этого. — Именно им мы и прошли.
— Вот уж ни за что! Лучше вернись к обрыву и сигани с него в водопад. Такая смерть будет даром, по сравнению с тем, что тебя ждёт на перевале.
Жасеус с ужасом смотрел на недавно спасённого юношу. Грешным делом, монах подумал, что за прошедшую неделю сумел выбить из дурной головы Калиса идею свести счёты с жизнью. А тут нате! Мальчишка вздумал отправится на поиски легендарного Ледоборца. И даже слушать не хотел о том, что это путешествие станет для него погибелью — путь пролегал через перевал…
— Какая разница, как умирать? Так я хоть попытаюсь что-то исправить! — Калис вскочил на ноги и с вызовом посмотрел на монаха. — И я всё равно пойду через перевал. Пойду с тобой, брат Жасеус, или без тебя.
Монах посмотрел на юношу пристальным взглядом.
— Что ты знаешь о перевале Разбитых Грёз?
— Лишь то, что отважится преодолеть его может либо отчаянный смельчак, либо безрассудный глупец.
— Значит ты ничего о нём не знаешь…
— Так расскажи.
Монах хотел что-то сказать в ответ, но губы предательски задрожали. Дар речи пропал, а на лбу выступила испарина.
— Это невозможно рассказать. Через это нужно пройти…
— Ты проходил, брат Жасеус?
Монах закрыл глаза. Его пальцы сжались в кулаки.
— Я давно живу в Майэрдин. Но мой дом не тут. Я прилетел из-за моря. Ругеш направил меня и братьев моего ордена возвести монастырь в вашей стране. Так он надеялся так принести утешение несчастным, что вынуждены жить под властью лордов-саглов.
Брат Жасеус сделал глоток из фляги.
— Мы загрузили цепеллин и тронулись в путь. Нам повезло пересечь Море Штормов. В тот момент могло показаться, что самая трудная часть пути позади. Но, подлетая к горам, мы попали в снежную бурю, и я вывалился за борт. Очнулся в сугробе. Вокруг ничего, кроме горных отрогов и небольшой, петлявшей среди скал тропы. Другого пути не было.
— Это был перевал?
— Подступы к нему. Дорога оказалась сложной. Вокруг, до куда хватало взора, не было ничего, кроме скал и снега. Ноги скользили. Я падал, обдирал руки в кровь, но шёл вперёд, веря, что смогу найти людей. Но в какой-то миг понял: надежды больше. Мне больше не хотелось выйти к людям. Единственным желанием стало стремление упасть на холодный камень и умереть. Или бросится в пропасть. Я попытался воззвать к своему богу. Но он показался столь незначительным и жалким. Мне стало безразлично, есть он или нет. Я утратил веру и в него. Пустота была вокруг меня. Пустота была внутри меня. Сам стал пустотой.
Монах сделал ещё глоток.
— Я забыл всех, кого любил. Забыл, что значит любить, чувствовать, жить. Вот что происходит, когда твои мечты разбиваются. Ведь вся жизнь человека — путь от одной мечты к другой.
— И как же тебе удалось выбраться, брат Жасеус?
— Выбраться? Никак. Часть меня осталась там навсегда. Я не знаю, что значит мечтать. Не вижу снов в ночи, забыл, что значит испытывать надежду. Моя душа до сих пор блуждает среди безжизненных скал. А телу и разуму удалось спастись чудом. В какой-то миг понял, что иду по костям. И это были не кости зверей. Я ухватился за проблеск сознания. Нет, он не смог пробудить волю к жизни — лишь страх. Он и погнал меня вперёд. Шаг за шагом.
А следом за страхом сетями окутает ярость,
Вокруг лишь пустые улыбки и фальшивые лица,
Я их разбиваю на сотни осколков
И не могу остановиться.
И пряча в кармане холодное лезвие бритвы,
Безумию скармливал свое чувство потери,
Я слышу, как за спиной закрываются двери.
— Перевал был пройден, но силы оставили меня. Когда сознание вернулось, меня прежнего больше не существовало. А теперь я задаю тебе вопрос, готов ли ты к такому? Готов ли лишиться всех своих мечтаний? И уверен ли, что вспомнишь, зачем ты проделал столь сложный путь, на другой стороне горного кряжа?
Монах, сидел потерянный и вертел в руках пустую фляжку. А Калис молчал. Волны океана с рёвом обрушивались на прибрежные скалы, разлетаясь брызгами во все стороны.
Калис подбросил щепок в камин и посмотрел на брата Жасеуса. Монах был задумчив, и он где витают мысли друга. Калис закрыл глаза…
Кто пройдет дорогой тьмы
Через перевал разбитых грез?
Я об этом часто вижу сны,
Но я там всегда один,
И всерьез
Полагать, что там, за пеленой,
Есть что-то еще, кроме пустоты,
И мы сможем обрести покой?
Всю дорогу до перевала они молчали. Каждый думал о своём. Старался сосредоточится, набраться смелости. Понять, действительно ли хотят пройти этим путём.
Молча сделали первый шаг на проклятую землю. Калис никогда не забудет тот миг — тёмный океан затопил сознание. Пропитал влагой каждую клеточку его тела. Утопил в себе душу. Погрузил разум в пучину.
Я не хочу обратно
В жестокий, бесконечный плен,
Где, глотая воздух жадно,
Среди устремленных в небо стен
Я бьюсь, я задыхаюсь,
Зову, но слышу только тишину,
Лишь глубже погружаюсь
В мой черный океан,
Как в бездну.
Он молчал, когда сознание взорвалось мириадами осколков. Молчал, когда невыносимая боль вырвалась из сердца и обратилась в снежную пелену, что уносил вольный ветер. Молчал, когда хотелось кричать. Вначале от скорби, затем от ярости, а потом от снизошедшего покоя.
С тех пор, как он вступил на улицы Рибиреда, ему не было так плохо и так хорошо одновременно.
Мечты разбились ещё тогда, когда из шкатулки было извлечено перо корла. Перевалу нечего было разрушать. Всё было разрушено до него. Всё, кроме грёз о том, что это не его вина. Наивных мечтаний, будто он может всё исправить.
Перевал уничтожил их. Не осталось никого и ничего. Лишь перо корла, зажатое в руках.
Мы идем дорогой тьмы
Через перевал разбитых грез
И вдыхаем аромат зимы,
Здесь только мы вдвоем,
Я боюсь лишь одного:
Что этот мираж исчезнет безвозвратно,
Я молю остаться здесь,
Я не хочу обратно.
Лорелея…
Искрой вспыхнула мысль о той, что была потеряна безвозвратно.
Лорелея…
Из искры зажегся огонёк. Он нерешительно парил над холодными водами тёмного океана.
Лорелея!
В один миг из мечты девушка превратилась в саму судьбу. Грёзы — лишь видимый вариант будущего. Надежда на него. Судьба — неизбежна.
Осознание происходящего пронзило словно удар молнии. По кирпичику знания возвращались. Они обретали смысл. Смысл становился целью. Цель дробилась на задачи, которые предстояло решить.
Цель… Как только она появилась, родилась новая личность. Родился человек, готовый её достичь. Способный сделать это.
Над перевалом разнёсся раскат грома. Тёплый летний дождь обрушился на мёртвые земли.
Конец есть начало. Начало есть конец.
Из океана появился остров. В центре каменистой суши горел костёр. Бушующие волны стали успокаиваться и затихать.
Вдалеке можно было разглядеть как синевой блестит Море Штормов.
— Перевал убивает лишь тех, кто не готов измениться. Тех, кто цепляется за миражи прошлого, — монах взял кочергу и разворошил ею угли в камине. — Разбитые грёзы не склеить. Не вернуть назад. Но если убрать осколки, то можно понять, что на месте старого, всегда можно создать новое. Нередко в разы лучшее, чем было. Нужно лишь не бояться отказываться от несбыточных и искать осуществимые.
Жасеус с ужасом смотрел на подступы к перевалу. Сердце стучало как сумасшедшее. В лёгких не хватало воздуха от спазма в горле. Он не хотел вновь проходить через этот кошмар, но таково было его искупление.
Это случилось на следующую ночь после разговора с Калисом о походе через перевал.
Перед сном монах долго думал, зачем Ругеш послал ему этого глупого мальчику? Учение бога велело дарить утешение и прощение тем, кто в нём нуждался. А Калис нуждался. Но невозможно дать утешение тому, кто не готов его принять.
За размышлениями брат Жасеус не заметил, как заснул. Сознание очистилось. Оно неспешно парило в пустоте, избавленное от снов. Пока неожиданно на горизонте не вспыхнула искра.
Монах устремился к ней. Любопытство съедало его. Он не мог поверить, что в этой безбрежной пустоте хоть что-то может появиться.
При приближении он понял, что искра разгорелась и превратилась в костёр. Его на руке держал сам трёхликий Ругеш. Его кожа была черна как ночь и сливалась с пустотой. А в серых глазах проплывала вся вселенная.
— Неужели это ты, Великий? Не думал, что вспомнить обо мне.
— Ты хотел ответ.
— Можешь мне его дать?
Ругеш улыбнулся и посмотрел в сторону. Из темноты проступили стены разрушенного монастыря. Потом появилась равнина, по которой маршировали стройные ряды ледяных демонов.
Бог сжал руку, на которой горел огонь, а потом резким жестом подбросил пламя в воздух. Оно тут же превратилось в Рюгена, распахнувшего пылающие крылья.
Сокол пронёсся над равниной и устремился дальше, к горизонту, где виднелись горные кряжи.
А затем видение пропало. Сон развеялся. Осталось лишь осознание одной простой мысли — он должен вернуться и вновь перейти перевал.
Калис не стал спрашивать, почему монах передумал. Он лишь поблагодарил старика, и они тронулись в путь.
Монах посмотрел на юношу. В его глазах была решимость. Калис не отступит. Как и он. Иногда, чтобы найти будущее, приходится вернуться в прошлое.
— Конец есть начало, начало есть конец, — спокойно произнёс Калис, глядя на трактирщика. — Нам нужен Гальтор Ледоборц. Где его искать?
— Ты так и не сказал зачем. Многие искали его, героя, обязанного восстановить справедливость и покарать злодеев. Вот только справедливость у каждого своя. А злодеи иной раз порядочнее их жертв. И всеми двигала личная выгода. Одни хотели понежиться в лучах славы моего брата. Другие жаждали поединка с ним. Третьи хотели стать спасителями, приведя героя на подмогу. Четвёртые и вовсе желали поглазеть на Ледоборца, как на диковинку. Но никто не признался в этом. Вот я и спрашиваю, зачем тебе Гальтор?
— Он должен помочь мне заслужить прощение.
— Вот как? Уже интересно. И за что же тебя прощать?
— За предательство и за трусость. В Майэрдине был небольшой городок Рибиред. Ничем не примечательный городок. С совершенно обычными людьми. Они исправно платили налоги. Терпели пренебрежение и нередко унижение, но в глубине души помнили о временах, когда народ был равным. Когда не делился на солов и саглов. Когда не знал о ледяных демонах. Не верил, что рождаются эти монстры в сердцах людей. Тех, кто ради наживы готов всадить нож в спину ближнего. Так и жил городок, пока не появилась девушка. Обычная девушка. А у девушки была мать. Была, до тех пор, пока не попала в Башни Слёз, откуда так и не смогла выйти. И всё из-за того, что посмела спорить с кем не следовало.
Калис стёр грязной тряпкой, что подвернулась под руки, пыль с каминной полки.
— Девушка захотела отомстить. Избавить родной город от власти саглов. Как я и сказал, жители городка были обычными. Подумали они и решили, что без саглов и их налогов станет лучше. Посочувствовали убитой горем девушке, и стали помогать бунт готовить. Так и не заметив, как открыли сердца ледяным демонам, ища своё счастье на чужом горе. Не разглядев предателя в своих рядах…
Калис бросил тряпку в огонь.
— Это был ты?..
— Но вы ещё можете спастись. Я предлагаю сделку. Жизнь в обмен на информацию. Назовите имена, которые знаете, сол Рафальтис. — Прокурор осознано делал ударение на слове «сол», словно хотел подчеркнуть ничтожность собеседника. Продемонстрировать величие саглов. Показать, кто тут главный. — Иначе…
Рафальтис знал, что будет иначе. Все в Майэрдине знали. Хотя мало кто выбирался из застенка Башен Слёз, чтобы поведать о всех ужасах твердыни.
— Итак, сол Рафальтис, вы хотите жить?
— Хочу…— Калис посмотрел в глаза сагла. Он собирался сказать самые главные слова в своей жизни, когда дверь в камеру распахнулась.
— Офарус, кончай возиться с этим мальчишкой. Мы уже знаем имена заговорщиков. Их всех сдали.
Калис не мог даже пошевелиться от шока.
— Вам повезло, сол Рафальтис, — сагл похлопал Калиса по плечу. — Будете жить. Правда, при условии, что никому не расскажете об услышанном. Вы ведь не расскажете? Вы же не ищите проблемы, сол Рафальтис?
— Нет, не расскажу…
— Вот и славно. Тогда вы свободны, сол.
Калис не мог дождаться, когда его выставят за ворота Башен Слёз. И тогда он помчится стрелой к городу. Он всех предупредит…
Возле врат появился Пальтц. Прошедшие годы превратили его в дряхлого старика.
— А, Калис! Здравствуй, малыш. Я смотрю, ты тоже тут?
Не зная, что ответить, он кивнул.
— Я рад, что хоть из тебя вырос достойный человек, а не какой-то бунтовщик.
— Значит, это вы рассказали про заговорщиков?
— Конечно, я! Кто же ещё?
— Но ведь Лорелея вам доверяла…
— Запомни, малыш, врагов нужно держать всегда на виду. Тогда можно всегда узнать, когда они соберутся ударить по тебе.
— Но ведь заговор был не против вас?
— А против кого же? Этих глупцов бы и так перебили. Да и всех остальных заодно. Ледяные демоны не знают пощады. А так и жизнь сохранил, и состояние спас. Говорил же тебе, малыш, что я вернулся из странствий богачом. А сегодня ещё и будущее правнукам обеспечил. Саглы не забывают добро. Да ты не переживай. Я-то точно знаю, что завтра с девчонкой не пошла бы и половина тех, кто собирался. Все они приходили советоваться к старику Пальтцу, не будет ли предательством бросить всё? Да, и вот ещё что, не возвращайся в город. К утру там ничего не останется. Появишься сейчас, тоже в сосульку превратишься. Ну бывай, малыш!
Старик улыбнулся. В этот миг ворота открылись, и он потопал восвояси. А Калис ещё долго смотрел ему вслед…
— Нет, не я. Но я знал о том, что их предали. Мог предупредить. Это стоило бы мне жизни, но я должен был это сделать. Но не сделал. Испугался. Таково моё предательство.
— И чего ты хочешь теперь? Отомстить? Ты зовёшь моего брата стать орудием твоей мести?
— Нет, я зову твоего брата стать символом борьбы. Если он появится в Майэрдине, то это может зажечь души людей. Осветить их путь светом, как это делают обелиски перед твоим домом. Стать тем, в кого можно верить. За кем пойдут.
— Ты наивный фантазёр, — трактирщик усмехнулся. — Люди идут не за символами и даже не за идеалами. Они идут сражаться, когда видят в этом выгоду для себя или для своих детей. А символы — это лишь пшик, который позволяет проживать годы с верой, что жизнь не бесполезна. Когда ледяные демоны пришли в Пять королевств, многие приходили в поисках величайшего из героев. Но никто из них не готов был сам вступить в бой. Повести за собой других. Им был нужен тот, кто сделает это за них. А когда узнавали, что Ледоборец не пойдёт на войну, то отворачивались от него, забыв про хвалебные речи и былое обожание. Даже ты стоишь здесь и ищешь, когда кто-то сделает всю работу. Ищешь героя. Но ведь ты сумел пройти перевал, миновал Море Штормов... Если, конечно, это всё ни басни, как это делали многие до тебя… Вот и подумай, нужен ли тебе герой?
— Я не герой…
— А кто в нашем мире герой? Тот, о ком говорят на каждом углу? Или тот, кто, засучив рукава, делает дело?
Старик пошаркал к стойке.
— Вот смотри, ты пришёл искать Ледоборца. Величайшего из героев. При этом сумел справиться со своим унынием, преодолел перевал Разбитых Грёз, пересёк Море Штормов, миновал лес Неупокоенных. Каждый из этих поступков — подвиг.
— Да уж, в лесу нам пришлось изрядно попотеть, — подал голос монах…
С неба срывался снег с дождём. Было сыро и холодно. Промокшая одежда давно не грела. Северный ветер довершал дело, пробирая до костей. Но после Моря Штормов дорогу через лес Неупокоенных можно было посчитать прогулкой летним днём.
Калис поморщился от воспоминаний, словно не шёл средь скрюченных деревьев, а стоял на палубе корабля и смотрел, как мимо проплывают айсберги. Шёл и думал о случае и о судьбе. Ведь путешествия через море могло и не быть, если бы капитан не оказался последователем Ругеша. Он не только согласился доставить их в Рельм, не взяв ни гроша, но ещё и проводника выделил.
Пожухлая трава, схваченная изморозью, хрустела под ногами, вводя в гипнотический транс. Тропинка неспешно петляла меж холмов, пока не дошла до развилки.
— Да уж… — монах почесал лоб. — И куда теперь?
— Понятия не имею…
— Хорхе бы сейчас не помешал.
— Не помешал… — Калис запнулся.
Хорхе звали моряка, которого им выделили в проводники. Всю дорогу он болтал без умолку, травя морские байки, изредка приправляя их историями о наёмниках Ставронской сотни, которые умудрились повоевать за всех правителей Рельма.
Переносить болтовню оказалось ещё тяжелее чем холод. Но своё дело моряк знал. Они не разу не заплутали. Даже сквозь чашу леса он вёл их словно по своему дому. По крайне мере до тех пор, пока они не вышли на поросшую полынью поляну. Тут-то проводник и сплоховал. Куда бы не пошли с поляны, всё равно возвращались назад.
Ночь стремительно приближалась и Жасеус предложил переночевать на поляне. Остальные не стали спорить.
Попытки развести огонь не увенчались успехом. Ночь обещала быть долгой.
Темнота обрушилась внезапно. И тут же лес возле поляны наполнился страшными голосами призраков. А потом появились и сами духи. Они стаей вылетели из чащи.
Моряк-проводник стал их первой жертвой. Он свалился замертво, с остекленевшими глазами. Монах пытался отогнать призраков символом Ругеша, а Калису ничего не оставалось, как размахивать из стороны в сторону ставшим бесполезным мечом.
Но призраки и не думали отступать. Они смыкали кольцо. Последнее, что помнил Калис — огненная вспышка. Он мог поклясться, что из неё появился мифический Рюген. Но было ли это на самом деле, или же это плод воображения, сказать было сложно.
На следующее утро Калис очнулся за пределами леса. Рядом сидел Жасеус и жевал солонину из запасов. Оба пожали плечами, а потом тронулись в путь.
— Может направо?
— Почему бы и нет, — Калис поплотнее закутался в плащ и двинулся дальше.
— Я не герой, а если бы и был им, то это не имеет значения. Я никто. За мной не пойдут люди, — не унимался Калис, споря с трактирщиком.
— Люди пойдут за любым, кто назовётся героем. Как они готовы были идти за Ледоборцем, хотя никто никогда не видел его.
— Что значит, никто и никогда? — Калис замер.
— А то и значит. Не было и нет никакого Ледоборца. Я выдумал его. Создал красивую легенду, чтобы моя таверна не загнулась в этой глуши. Пустил слух о его подвигах. Притащил обелиски из старых руин, где их забыли много веков назад. Все верят в подвиги моего мифического брата, но никто и никогда не видел ни одного из них. Одна сплошна мистификация. Вот он, тот герой, которого ты искал.
Калис застыл на месте. Монах и вовсе хлопал глазами.
— Я бы не сказал тебе всего этого. Рассказал бы сказку о том, как мой брат сражается с северными скорпионами. Вот только не нужно это всё. Тебе не нужна глупая легенда. И не нужны больше поиски. Ведь ты уже нашёл того, кого искал. Ты и есть тот герой, который тебе нужен. Ну а что до людей, то поверь мне на слово, парень, люди идут не за громкими именами, люди идут за такими же людьми из плоти и крови, как они. За теми, кто, преодолевая страх, идёт к своей цели. У тебя есть цель, парень?
— Да, у меня есть цель…
Что-то в душе перевернулось. Он осознал, чего хочет. Вся его долгая дорога была не ради чужих людей. Нет. Одна лишь Лорелея важна для него. Её прощение — всё, чего он искал. Воды океана закипели, вспенились в одночасье и обратились в пар, который унёс горячий ветер. Только сейчас он понял, что сделать мир лучше можно лишь тогда, когда видишь в нём место для себя, знаешь, чего желаешь для себя. Калис видел. Всё что им делалось, было для того, чтобы они вновь смогли быть вместе. Огонёк в душе разгорелся пожаром. Взмыл в небо огненной птицей, роняющей перья корла на безжизненную землю. И там, где они падали, начинала пробиваться трава. Новый мир зарождался. Мир, наполненный смыслом и верой в свои силы.
Двери с лязгом распахнулись. В таверну вошёл человек в латах и с увесистой булавой в руках. Рядом шли двое оруженосцев с факелами. Воин оглядел помещение и присутствующих, провёл рукой по пышным усам и торжественно заявил:
— Я атаман Ставронской сотни Гержей. Нам нужен Ледоборец!
— Допустим, — трактирщик перевёл внимание на нового гостя. — Он нужен многим. Но зачем?
— Пф! Ясно дело, для драки. Мы с парнями покумекали, да и решили, что пора проучить этих ледяных демонов, пока они весь мир не заморозили к чертям.
— И откуда же такие здравые мысли? — Тальтор явно едва сдерживался, чтобы не съязвить.
Атаман потеребил ус.
— Сколько я себя помню, Ставронская сотня воевала за золото. Кто платил, того и идеалы были нам краше. И никогда мы не задумывались о смене ремесла. Пока нужна война, всегда найдутся те, кто заплатит за неё звонкой монетой. Но когда пришли ледяные демоны и сокрушили все королевства Рельма, не было больше тех, кто стал бы нам платить. Да и цели не стало.
Гержей подошёл к стойке, взял стоявшую на ней бутыль с вином и отхлебнул из неё.
— Мы было в грабители подались, да грабить оказалось некого. А тут простые люди пришли просить о заступничестве от демонов. Вот и появилась цель. Если больше ничего кроме как шашками махать, не умеем, то почему бы не махать ими против демонов. Вот и поклялись очистить от них земли от Рельма до самого Майэрдин И такой герой, как Ледоборец, нам бы не помешал.
Трактирщик посмотрел на атамана, потом посмотрел на новоявленного Калиса и Жасеуса, не решаясь вновь заговорить.
Калис встретился взглядом с Тальтором. Он осознал всё, о чем говорил старый трактирщик. И история Гержея к месту пришлась.
— Ледоборец пал в битве, — печально сказал он.
— Пал… — атаман опешил и даже присел на табурет. — Нет, быть такого не может!
Трактирщик посмотрел на Калиса снова и одобрительно кивнул, а затем обратился к атаману.
— Увы, лорд Гержей, но это так. Мой брат пал в битве. Этот юноша как раз принёс мне столь нерадостную весть. Он сопровождал его в походе.
— И как же мне теперь быть? Я пришёл сюда за героем…
— Но им не обязательно должен быть Гальтор, — трактирщик подмигнул.
— Нет? Я не понимаю…
— Думаю, этот юноша, — Тальтор указал на Калиса. — Не уступит моему брату ни в отваге, ни в доблести. Можете смело считать его приемником Ледоборца.
Атаман с сомнением посмотрел на новоявленного героя. В этот миг в таверну забежал сотник Гержея размахивая руками и крича на весь зал:
— Атаман! Атаман, в небе парит Рюген! Настоящий Рюген, клянусь Ругешем.
Гержей усмехнулся.
— Похоже, парень, боги дают мне знак. Ну что же, для меня станет честью, если преемник Ледоборца пойдёт с нами.
— Моё имя Калис Огненный Шторм. И да, я пойду с вами. До самого Майэрдин. Надеюсь у вас есть корабли?
— Пока нет, но не это меня беспокоит, а перевал Разбитых Грёз, через который придётся пройти.
— Мы проведём вас через него, — подал голос монах. — Нам уже доводилось его миновать.
Атаман снова поправил усы. Тогда в путь.
Лорелея осторожно протискивалась между рядов на базарной площади столицы. Сегодня на улице как никогда оживлённо. Можно смешаться с толпой. Но и стражников стало вдвое больше обычного. И каждый из них мог узнать мятежницу. Тогда головы не сносить.
Дождавшись, пока мимо промарширует очередной патруль, девушка юркнула в подворотню. Найдя нужную дверь, она открыла ее ржавым ключом и вошла внутрь.
Просторный подвал был пуст. Лишь папаша Мальцер сидел на привычном бочонке и играл на губной гармошке. Увидев девушку, он отвлёкся.
— А, Лорелея! Наконец-то. Я уже стал волноваться. Думал, не проберешься в город.
— Это было и правда нелегко. Не думала, что смерть прокурора Офаруса всех всполошит. — Девушка откинула капюшон, и по плечам рассыпались волосы цвета спелой пшеницы.
— А это и не из-за Офаруса. Тем более, что все посчитали, что прокурор стал жертвой несчастного случая.
— Да, случай и правда был несчастным. Я же своими руками его подстроила, — Лорелея натужно улыбнулась. — Но тогда к чему вся эта суета?
В городе полно солдат, а на равнине собирается армия ледяных демонов?
— Поговаривают, что через перевал перешла большая армия.
— Перевал?
— Да, перевал Разбитых Грёз.
— Но это невозможно. Даже один человек не может пересечь перевал, а мне про целую армию говоришь.
— Все так думали, а оно вона как получилось. Говорят, она пришла из-за моря. Вроде как там тоже демоны дел натворили. И теперь их к ответу хотят призвать. Кстати, ходят слухи, что ведёт их твой земляк. Может, слышала о нём? Некий Калис Рафальтис…
— Ты достал перо! Невероятно!
Лорелея кружилась на месте, высоко к небу поднимая свой трофей.
— Ну вот, а ты в меня не верила,— Калис потёр оцарапанный бок. — А я, может, ради тебя даже перевал смогу пересечь.
— Перевал? Аха-ха-ха! Глупенький, никто не может пересечь перевал. И ты не сможешь.
— Ради тебя — смогу. Вот увидишь. Однажды я это сделаю!
— Вот тогда и посмотрю, — Лорелея поцеловала Калиса в щёку. — А пока пошли тебя отмоем, а то ты грязный, как поросёнок.
Над городом разнесся звук набата. Лорелея и Мальцер переглянулись, после чего девушка встрепенулась и выскочила на улицу. Народ спешил укрыться в домах. Лишь отчаянные смельчаки бежали к стенам, чтобы посмотреть, что происходит.
Лорелея больше не боялась быть узнанной. Сейчас всем точно не до неё.
Стена ломилась от ротозеев. И все перепугано галдели. Лишь с третьей попытки удалось протиснуться и заглянуть за парапет.
Со стороны гор шла армия. Во главе едва были различимы три фигуры. В одной угадывался монах Ругеша, вторая — одета, как наёмник, а на третьей сверкали стальные доспехи красного цвета и золотой плащ. Над полками реяли два стяга — длань, сокрушающая башню булавой и огненное перо корла…
Лорелея заплакала.
Ради тебя — смогу. Вот увидишь. Однажды я это сделаю!
Девушка плакала, отпуская старую боль и обиду, высвобождая место для прощения. А ещё она знала, что обязательно попросит перо назад. Как и знала, что у неё попросят взамен. Но на такой обмен она была согласна.
Затрубил рог. В тот же миг в небе над нападающими появилась огненная птица Рюген, словно сошедшая с забытых страниц пророчества. Армия пошла на штурм.
Кто пройдет дорогой тьмы
Через перевал разбитых грез?..