Индикатор

Улитка Костина — способная к размножению личинка таурийского соля. В естественных условиях иногда не переходит во взрослую форму.

(См. Неотения Таури)

 

Большая земная энциклопедия.

 

 

Вселенная велика и безжалостна. А разум — беззащитен и хрупок перед её огромностью. Меньше и слабее песчинки в океане.

Но эта песчинка очень хочет жить. И всеми способами старается оградить себя от опасности.

 

Инструкции, инструкции и предписания на каждом шагу. Дисциплина! От неё зависит жизнь твоя и твоих товарищей. Это глубокий космос. И он не прощает ошибок. Он даже невнимательности не прощает. Он стремится тебя уничтожить. Не дай ему такого шанса, человечек! Но попробуй всё же остаться человеком.

 

1.

 

Андрей длинными скачками мчался к центральному шлюзу. Бросок — захват — подтянуться — толчок ногами — бросок — вцепиться в следующую опору и снова подтянуться.

Невесомость — дешевле, поэтому на станции "Вера-3" люди вынуждены приспосабливаться к "плавающей" жизни. Впрочем, в третьем поколении она уже воспринимается как правильная и удобная организация быта "космиков".

Станция "Вера-3" находится в глубоком космосе, что означает, прежде всего, редкость контактов с другими анклавами людей. И максимальное самообеспечение. Впрочем, у специалистов по терраформированию планет не возникало проблем с ресурсами.

Тело станции — громадный шар. Она вращается на дальней орбите вокруг третьей от звезды планеты. Размерами чуть больше Метрополии — раза в два больше Земли.

Люди занимались исследованиями пространства и планеты, готовили её к возможному заселению. Но люди на Третьей Вере — "космики". Им жизнь в пространстве привычнее планетного дна.

Андрей резко остановил себя, зацепившись за последний поручень. Его вскинуло и, сделав движение, воспитатель развернулся к шлюзу. В предшлюзовой толпились люди. Вторая смена закончила работу в пространстве. Усталые лица в большинстве угрюмы и равнодушны.

Мальчишка стоял там, прижавшись спиной к панели управления люком. Худенький. Смуглый, как и все космонавты. Чуть синеватый из-за особенностей используемых в пространстве прозрачных материалов. Жёсткие прямые рыжеватые волосы, острый подбородок, упрямый взгляд серо-зелёных глаз. Светлые ресницы и почти невидимые брови делали его лицо беззащитным. Каким-то даже трогательным.

Начальник смены, присев перед мальчишкой, выговаривал ему:

— Ты понимаешь, что нарушил устав? Нам пришлось воспользоваться аварийным лазом из-за твоей шалости? Это безответственно! Это… недисциплинированно! Разгильдяйство!

 

Мальчишка затравленно озирался, вжимался в стену под впечатывающими, клеймящими и жгучими словами, но виноватым не выглядел.

Андрей оттолкнулся от стены и подплыл к воспитаннику.

 

За долгое время освоения вселенной люди поняли, что детей всё же правильней будет растить там, где они проведут свою жизнь. Это максимально подготавливает их и увеличивает их шансы на выживание. Позволяет органично вписаться в работу и жизнь станции. Есть множество нюансов, которые новичку-планетнику не объяснишь. Они кажутся естественными и потому незаметными для ветеранов пространства. Многие вещи просто не осознаются. Но здорово могут испортить жизнь, когда ты их не знаешь.

Если есть дети, то есть и те, кто занимается их обучением и воспитанием. Будущее станции требовало сил и внимания.

Андрей и Людмила занимались на Третьей Вере воспитанием детей от трёх до семи лет. В паре. "Их детей" со всей станции населением около двух тысяч набиралось совсем немного — семнадцать человек. И этот — восемнадцатый. Из-за малого количества и из-за некоторых положительных воспитательных моментов их собрали в одну группу. И доверили воспитателям.

Люди работали. Расписание смен жёсткое, напряжённое даже, и большую часть своей жизни дети проводят в обществе воспитателей, а потом учителей-наставников.

И спрашивали за проступки воспитанников тоже с педагогов. Воспитатели Третьей Веры немного даже гордились тем, что их дети не нарушали порядок. Серьёзных проступков не совершали. Главное правило, основа основ прочно было вложено в коротко стриженные детские макушки — дисциплина и общее благо.

Во все макушки, кроме восемнадцатой.

 

Костик. Его мать погибла. На Пятой Магды. Как — знали немногие. Отец перевёз ребёнка сюда. Перевод на другую станцию — дело, конечно, возможное, но чрезвычайно сложное. Если исключить проблемы собственно "переезда", оставалась ещё целая куча всяческих бумажных барьеров. Бюрократия живуча до изумления.

Как бы то ни было, воспитатели Третьей Веры получили нового воспитанника.

Андрей вздохнул. И сложнее этого мальчика у них детей ещё не было. Упрямый, нелюдимый и при этом крайне любопытный мальчишка лез во все щели. И постоянно во что-то вляпывался. В одиночку. Нарушая раз за разом все писанные и неписанные правила и нормы.

 

После очередного происшествия, Андрей пришёл в каюту Огневых для разговора. Тёмный, в щетине, с огромными ладонями отец Костика сидел перед воспитателем сына. Его большая худая фигура некрасиво горбилась. Серый с чёрным комбинезон инженера внешних систем выглядел неопрятным, потёртым и заляпанным. Нервно потирая руки и поглядывая снизу вверх на Андрея, Огнев выслушал и кивнул:

— Это мать… Это всё мать… Она…всё время… нарушила предписания. Ей результат был важнее безопасности. Она и ему это же внушала. "Не люди для правил, а правила для людей" — передразнил манеру жены — Вот и…

 

Нарушить инструкцию? Не удивительно, что это так печально закончилось. А мальчик? Всё теперь оказывалось сложнее.

— Можно мне взглянуть на его место?

Мужчина кивнул.

 

Костик рисовал. Вот это новость! Стенки его спальной капсулы покрыты были рисунками почти сплошь и немного даже в пару слоев. Картины висели на стенах крохотного его закутка, лежали на спальнике, даже на потолке. Мальчишка рисовал всё подряд. Космос, планетарные виды, внутренности станции, людей… Андрей с некоторым удивлением заметил и свой портрет. Надо же… А ведь точно как схвачено!..

Мальчик никак не проявлял своего увлечения…

Андрей почесал затылок. Не доглядел. Хорош воспитатель!

 

Крик шестилетнего мальчишки выдернул в реальность:

— Не трогайте!! Она красивая!! Она … не вредная!!

Андрей, не слушая гула взрослой толпы:

— Кто красивая, Костик?

Тот взглянул исподлобья отцовским недоверчиво-колючим взглядом, мотнул головой в сторону запертого шлюза:

— Она…

Она…

— А можно мне взглянуть?

Мальчик, подумав, кивнул и сдвинулся, освобождая панель. Камеры отсека должны работать. Андрей скомандовал:

— Шлюз, камера.

 

Маленький экран не слишком-то качественного переговорника зарябил, настраиваясь и…

Люди всматривались и замолкали. Приоткрыв рты и уставившись в монитор. Тишина расползлась от люка в стороны.

Первым пришёл в себя Огнев-старший. Звонкая затрещина впечатала светлую детскую голову в переборку:

— Ты!..

— Прекратить!!

Андрей удерживал готовую вновь подняться руку. Его лицо полыхало от гнева.

— Не сметь!!

Огнев опустил кулак, посмотрел дикими глазами на воспитателя. Махнул обречённо рукой и, оттолкнувшись, поплыл в сторону жилых отсеков.

Из коридора со стороны рубки в предшлюзовую вылетела капитан и следом за ней — Люда. Андрей обрадовался: молодец! Сообразила!

 

Капитан проводила взглядом спину старшего Огнева. Подплыла к монитору. Всмотрелась.

— Так. Та-а-ак. Ну-ка, Владимир Александрович, вы у нас биолог… Видели? Что скажете?

Стареющий низенький биолог-планетник по привычке поправил уже не нужные, а потому и не существующие очки.

— А ничего не скажу, Ирина Антоновна! Ничего. Инструкция есть, чтобы говорить…

Мальчишка вывернулся из-под утешающих рук воспитателя. Метнулся и снова встал стеной перед люком:

— Нет!!

Капитан внимательно оглядела его тощенькую фигурку. Оранжевый, "детский" комбинезон, заплаканное лицо в размазанных и засыхающих уже слезах. Ярко алеющий след отцовской тяжёлой ладони на щеке.

— Ты… Костя? — Андрей кивнул через его голову.

— Почему же нет?

Худенькие кулачки сжались, взгляд хоть и снизу, но прямой и злой:

— Вы её убить хотите!

— А если она тоже хочет убить нас? Посмотри. Это же что-то вроде яиц. Кто знает, что из них выведется? Стоит ли этому давать шанс оказаться опасным?

Мальчишка отчаянно замотал головой.

— Нет! Она красивая, она…

Капитан смотрела в монитор. Как и все в предшлюзовой.

Тварь действительно была красива. Больше всего она напоминала водяную плоскую улитку. Без раковины. Мягкое, плавно изгибающееся и перетекающее сильное тело. Длиной с предплечье. Множество мягких упругих рожек на голове. И совершенно немыслимая расцветка. Цвета перетекали один в другой, сменяли друг друга в разной последовательности и в разном ритме по серой, как старый металл, морщинистой коже.

Сейчас оно ползало по тонким, чуть изгибающимся, шевелящимся… яйцам? Личинкам?

Толщиной в палец, прилепленные к наружному люку близко друг к другу, словно кладка какого-нибудь земного жука. Опутанные чем-то вроде паутины, они слегка шевелились.

Чуждость всего этого требовала немедленно сжечь. Уничтожить. Инструкция — тоже. Уничтожить, но с возможностью последующего изучения.

Капитан оглянулась на космиков второй смены. Судя по их лицам, и они тоже за уничтожение. Женщина повернула голову в другую сторону. Против только этот пацан.

— Ты заблокировал шлюз, чтобы они выжили? — кладка как раз шла поперёк щели внешнего люка.

Мальчик кивнул.

— Как долго она там?

— После вчерашнего завтрака…

— То есть чуть больше суток…

— Капитан! Она — живая… И умная.

— Умная?

— Я выходил…

Мальчик осёкся, проговорившись. Стрельнул глазами на воспитателя. И затараторил быстро-быстро, чтобы не остановили:

— Умная! Почти как Люлька. Она ласковая, гладится. Она гуляла со мной и… она… она понимает… Не убивайте её!!

Люлькой прозвали девчонку-трёхлетку в его группе.

— Ты выходил… Видео из костюма?

 

В скафандре мальчика велась запись всего, что с ним происходило. На видео и не только. Обычная практика в отношении детей.

Существо на записи вело себя вполне дружелюбно и не пыталось ни сожрать человечка, ни причинить ему вред. Оно вполне определённо обладало если не разумом, то его зачатками.

 

Капитан выслушала мальчика. Просмотрела данные с камер-пылинок на станции, запись данных скафандра и станционных шлюзов, и ещё кучу всего. И крепко задумалась. Как же всё это было на самом-то деле? Чтобы составить своё мнение, понять происшедшее — нужна цельная картинка.

 

2.

 

Маленькая тень поднялась на койке. Тёмная комната полна дыханием спящих детей. В соседней, через стекло, сидел Андрей. Обычно. Сейчас он только что вышел, и мальчишка воспользовался этим. Быстро выскользнул из люльки-привязи. Рыбкой нырнул в проём люка. Тощенькая фигурка тихо изникла из общей спальни. Перепонка с шипением схлопнулась обратно, заставив мальчика испуганно оглянуться.

 

Коридор освещён по-ночному — синие длинные полосы по переборкам.

Если его поймают воспитатели — пиши пропало. Прогуляться не получиться. А он наметил себе пробраться на сырьевую кучу возле дистиляторной.

Старшие мальчишки вчера нашли там мелкие круглые камни. Они хвастались и говорили, что это морские камушки. Со дна настоящего планетного океана. Целый океан воды! Только подумать — уже почему-то коленки дрожат и не вздохнуть от восторга.

Камушки были гладенькие, словно леденцы. Серые. Ребята толпились вокруг — каждому хотелось тронуть кусочек моря и планеты. Коське тоже досталось мгновение чуда.

Он держал непривычную крепкую тяжесть в руке. Кругляш ложился в ладонь, будто там и был, будто на своё место. И Коська захотел себе такой. Найти самому. Добыть. То-то все удивятся. Мальчишка даже заулыбался, представив себе их лица.

Он ещё раз оглянулся по сторонам и, оттолкнувшись, скользнул в сторону малого шлюза.

Аварийный ночью открывать — значит, всполошить дежурных. И главный тоже привлечёт внимание, остаётся малый…

Мало ли кому куда понадобилось — обычное дело. Смены продолжали работы и по ночам. Вот только скаф…

Оранжевые детские скафандры привлекали внимание и бросались в глаза. И запрашивали разрешение на выход у дежурного — ночью, и у автоматики шлюза — днём.

Коська заранее перевёл внутренние часы своего скафа. И теперь глупое железо думало в протоколе дневного времени — то есть запрос на выход превращался в отметку в реестре шлюзовой.

Потом, конечно, несоответствие увидят. И даже, наверно, опять станут читать нотации. И отформатируют мозги скафу. Ну и пусть. Камушек уже будет у меня. Не лишили бы только скафа — вот это будет беда. Коська даже на мгновение задумался. Потом оглянулся и всё же открыл люк "раздевалки".

Влезая в костюм, привычно проверил дыхалку и таймер возврата — "детский" возвращался в шлюз автоматически, как только запас дыхательной смеси ополовинивался.

На самом-то деле алгоритм расчёта был сложнее. Железка находила себя в каждый момент времени относительно шлюза и рассчитывала время возврата и необходимое для этого количество дыхательной смеси, плюс запас. О движителе и энергии в поле станции можно было не волноваться.

До сырьевой мальчишка добрался быстро. Сначала по стенке станции, потом развернулся, оценил расстояние, направление и… много чего ещё. Почти неосознанно — сам он говорил: "Я посмотрел и прыгнул" Постоял, оттолкнулся и полетел. Ему даже подправлять курс не понадобилось ни разу. Только на подлёте — оттормаживал слегка.

Костик довольно оглянулся и пожалел, что никто не видел. Красиво получилось. Высший пилотаж — вот так в один длинный прыжок достать до цели. Не проскочить, вовремя замедлиться, спружинить в меру, не отскочить от толчка о цель. "Да ты космик!"

 

Костик пополз по сырьевой. Эта куча состояла в основном изо льда и камня. В дистиляторной вырабатывали почти всё, что необходимо станции. Воздух, вода, пластики, удобрения для гидропоники и парка. Шар был громадный. Костик полз по нему, словно муха. Он видел в учебном фильме, как эти смешные жуки с крылышками ходили по переборкам древних людских домов.

Размеры сырьевой позволяли не волноваться о смещении или вращении. Камушки никак не попадались. Костик вздохнул — скоро придётся вернуться, а он так ничего и не нашёл. Мальчик выпрямился.

Станция висела справа ярким светлым шаром. Вокруг неё блестящими металлическими и светлыми пластиковыми фермами — вспомогательные производства и лаборатории.

 

Рыжевато-красный, громадным желтком, нависал надо всеми этими крошками бок планеты. А ниже и вокруг, словно рама или объятия — тёмный глубокий бархат вечной ночи космоса. И из самой глуби его сияют льдистыми остринками лучики звёзд. Дыхание замирало каждый раз от красоты неожиданного простора вокруг.

Воплощение свободы. Ничем не ограниченной, ни к чему не привязанной. Космики — бродяги вселенной. Не могут жить на дне, в клетках горизонтов, под крышкой планетного притяжения. Их судьба — вечный полёт-парение от системы к системе. В этом красота и цель, и смысл.

Мальчик раскинул руки и легонько толкнулся ногами. Медленное невесомое падение вверх. Радость билась в сердце. Человечек чувствовал себя единым со всей вселенной. И смеялся в нерушимой тишине пространства.

Заканчивая переворот он некоторое время лежал спиной к сырьевой, потом, изогнувшись, начал падать головой к её поверхности и тут увидел нечто.

А нечто явно видело его. Только вот чем? Глаз на этом странном существе мальчик не заметил. Но камер в объёме станции планетник тоже бы не заметил…

Тело плоское, сильное, перетекающими движениями сжалось в комок, опасливо выставив в сторону оранжевого человечка мягкие рожки.

Костик перевернулся и подплыл ближе одним слабеньким импульсом — он боялся спугнуть это радужно переливающееся чудо. Осторожно протянул руку. Медленно-медленно.

Существо тронуло перчатку скафа рожком-усиком и тут же его спрятало. И все остальные тоже. Перед человеком остался морщинистый тугой сероватый шарик.

Человечек ничего не делал, смотрел. И существо наконец развернулось. Ещё раз потянулось рожком, тронуло перчатку и плавающим движением тела толкнуло себя ещё ближе. Забралось на руку.

Мальчик испугался, одеревянело выпрямился, но почему-то не стряхнул животное. Тварь осторожно ощупывала его рукав, ползла выше, тронула усиком стекло шлема. Костик смотрел расширившимися глазами:

— Живая… да ты живая…

Эта мысль пришла в голову ребёнку пластика и железа, пустоты космоса не сразу — настолько дикой она была для него.

Это оказалось неожиданным. Чудесным. Мальчик смотрел поражённо. Живая. Тут, в пространстве, не на планете, не земное, а… И Костик помрачнел: её же убьют.

А она — живая.

Тварь ползла по его скафандру, словно изучая. Тыкалась везде своими рожками-стебельками. Их было много и они постоянно шевелились, то прятались, вжимаясь в тело, то снова набухали шариками на тонких нитях.

Костик висел, чуть вращаясь, над сырьевой, поджав колени. Существо переползло на его жёсткие коленки и тыкало рожками в сложенную лодочкой ладонь. Мальчик опасливо коснулся её цветной головы — вот эта выпуклость наверняка голова. Что же ещё это может быть? С рожками и ворочается туда-сюда. Существо блаженно подставилось под почёсывающий палец, цвета стали сменяться медленней и не так резко. Жёлтый, салатовый, фисташка, тёмно-зелёный, синий, фиолетовый, алый, розовый. Светлее, светлее и снова жёлтый. Оранжевый, красный.

Костик любовался этим многоцветием по серой графитовой шкурке. Пока вдруг не вспомнил:

— Ой!.. Мне же…!

От резкого движения его подкинуло кверху, пытаясь остановиться, он развернулся кверху ногами и ещё раз кульбит. Когда он замер, существо висело внизу. Расслабленно опустив тело и выставив упругие рожки в сторону мальчика. А потом… Как она это сделала, Костик не понял.

Радужная с серым тварь взмыла кверху и повторила его движения. Как могла — лап-то у неё не было.

Кверху — вверх тормашками — кульбит — остановка.

Коська смотрел, открыв рот. Потом повернулся вокруг себя пару раз и покачался влево-вправо. Слизняк — неожиданно вспомнилось слово — повторил. Смешно было видеть овальную распластанную лепёшку его тела вращающейся, а потом кланяющейся из стороны в сторону. Пародия на человека. Почти непохожая и поэтому ещё смешная.

Слизняк — нет, улитка! Почему-то мальчику казалось что это — она. Улитка без раковины повторяла все его движения. Как будто они играли в "зеркало" с ребятами.

Долго. Пока Коська не заметил маленький круглый камушек. Он стремглав нырнул за ним и, торжествуя, гладил его обеими руками, чуть подкидывал и ловил снова.

Улитка наблюдала за ним, насторожив свои стебелёчки. Потом опустилась на поверхность сырьевой. Ползала там, ощупывая камушки и обломки, и глыбы.

Костик уставился на неё. Догадался: она же ищет!

И нашла. Завертелась вокруг чего-то, по временам приподнимая половину тела с рожками в сторону нового своего друга. Костик подлетел — точно! Морской камушек нашла.

— Умница! Умница!

Мальчик почувствовал необходимость как-то называть это существо. Он задумался и вдруг понял, что его тянет к станции.

— Нет! Нет!! Отставить, скаф!! Отменить возвращение!!

Но скаф не принимал команды ребёнка в ситуации исполнения протокола безопасности.

Костик от бессилия чуть не плакал. Улитка летела за ним, вопросительно выставив свои рожки и касаясь иногда шлема подошвой своего тела.

Костик пробовал отогнать её, оставить на сырьевой, но улитка не слушалась. Так и приплыла за ним к малому шлюзу. Костику удалось не впустить её внутрь, и он надеялся, что она вернётся туда, где он её нашёл…

 

На следующее утро Костик после завтрака крутился возле главного шлюза — вахта отца заканчивалась сегодня, и он должен был пройти уже. Люди входили и входили, а отца всё не было.

Медик заходил последним, он провожал поранившегося на смене парня. Заметил мальчика, уныло притулившегося в углу напротив шлюза. Мальчик, прижавшись спиной, ковырял что-то на стене. Космик поглядел на худенького нескладного пацанёнка и окликнул:

— Костя!

Тот поднял голову.

— Ты отца ждёшь? … Не жди. Он остался, инженер второй сегодня не вышел.

Нижняя губа у мальчишки поползла вперёд, задрожала. Лицо скривилось. Но он кивнул, и толкнулся в сторону учебных комнат.

 

Только в перерыве между занятиями он всё же вернулся к шлюзу. Покрутился возле него и запросил протоколы прибытия. Отец ещё не проходил. Костик вздохнул и прижался к смотровому экрану лбом.

В глазах щипало. Ну почему? Папа, ну приди! Приди! Папа! Ты же… мне это нужно! Ну почувствуй! Приди уже!!

Костику было необходимо, чтобы отец его услышал и пришёл. Чтобы случилось чудо, как иногда оно случается, когда очень-очень ждёшь. Чтобы разомкнулась мембранная перепонка и, чмокнув лепестками, выпустила человека. И Костик бы узнал отцовскую фигуру. И ткнулся бы ему макушкой в ладонь. А отец потрепал бы его по отросшим жёстким волосам и, может быть, поднял бы на руки и обнял. Как иногда делал, пока мама… Пока мама…

И Костик всё-таки расплакался.

Он стоял, уткнувшись лбом в холодную гладкость монитора, и ревел. Вдруг что-то шевельнулось в шлюзовой.

Не веря своим глазам и боясь спугнуть надежду, торопливо потёр ладонями лицо, смазывая мешающие слёзы. И вздохнул тяжело и судорожно, как бывает после отчаянных рыданий. Разочарованно.

Это был не отец. Вообще не человек — что-то маленькое. Костик всмотрелся. И поражённо выдохнул:

— Вот бестолковая! Ты зачем сюда?..

 

Как она туда попала — он так и не понял. Наверное, вместе с первой сменой. Самое ужасное было в том, что она — теперь уже точно "она" — отложила то ли яйца, то ли личинки как раз поперёк щели наружного люка. И теперь при его открытии их разорвало бы и раскидало движением створки.

 

И сейчас Костик стоял, прикрывая спиной панель управления. Он заблокировал люк. Свёл с ума программу открывания. Теперь её нужно было как минимум перезапустить. Вероятно, даже с капитанского доступа.

 

3.

 

Немного разобравшись в происшествии, капитан послала запрос в Метрополию — на Землю. И сообщила о первом контакте с жизненной формой внеземного происхождения.

 

Но раньше, чем на Вере Третьей получили ответ, прилетели они. И случился Контакт. Первым контактером стал Костя Огнев. Его выбрали тауряне.

 

Эти улитки оказались "лакмусовой бумажкой" — индикатор разумности, готовности к контакту и зрелости расы. Если существа способны принять столь чуждое по природе, способны разглядеть в нём разум, значит, они психологически и интеллектуально способны на контакт с Сообществом Разума.

 

Оказалось, что выжить во вселенной возможно, но только сообща. Только вместе. Поддерживая друг друга, и собирая по крупицам достижения технологии и науки. Разум слишком слаб перед мощью мира. И слабость его в разобщённости. В одиночестве. Сложив усилия, разумные расы получают шанс выжить, поддерживая друг друга и помогая в критические моменты.

Вселенная огромная и делить в ней нечего. В ней нет ничего ценнее жизни.

 

Старик-профессор поверх очков обвёл заворожено слушавших студентов. Светлая аудитория амфитеатром скамей взбегала к потолку. Скамьи и профессор. Всё, что нужно для лектория.

— А вы… — он хмыкнул в усы и передразнил:

— "улитка Костина, улитка Костина!"

Помолчал:

— А это… Костина улитка… Не было никакого Костина. Был Костя, мальчик. Человек.

Вздохнул:

— Вот поэтому-то я и учу вас педагогике пространства.

Он снова помолчал.

В космосе нельзя быть "винтиком". В космосе нужны люди. Думающие, решающие. Способные иметь и отстаивать своё мнение.

Профессор Андрей Петрович тихо повторил, глядя в никуда и улыбаясь:

— Костина улитка…