Тот еще городишко

Замечательному И.П. посвящается

 

Этот город меня окончательно за...ал.

Прежде чем вы решите, сколькими буквами заменить многоточие, прошу, выслушайте мой рассказ.

 

* * *

 

Этому городу нужен был герой. Фраза избитая, согласен, но здесь клише к месту. С наступлением темноты люди в моем городе стараются вообще не выходить на улицу — до того велик риск умереть или, как минимум, лишиться кошелька, здоровья, женщины, ребенка... Нужное подчеркнуть, ага.

Ничтожную часть того дерьма, что у нас творится, какие-то умники переврали на западный лад, сдобрили дешевой фантастикой и выпустили под названием "Город грехов". Мне, кстати, понравилось. Но я бы этих гадов засудил.

Впрочем, мы отвлекаемся.

Этому городу нужен был герой, и он его получил — в моем лице.

Финансы, что достались мне от покойных матушки и отца, весьма пригодились в борьбе с преступностью. Все свелось к старой формуле — одни деньги триумфально победили другие деньги. Я был богат, амбициозен и беспощаден. Стройный и вечно гладковыбритый блондин, днем я ослепительно улыбался камерам журналистов, а ночью проникал на потайные склады могущественных негодяев, посещал их секретные встречи, срывал сделки, заявлялся на званные вечера по случаю бракосочетания их детишек (а, поскольку все они были мразями, их браки всегда напоминал мне этакую странную вариацию инцеста). Я не стал выдумывать крутое прозвище, как делают парни из комиксов. Они брали себе имя, исходя из сверхспособностей — Человек-паук, Человек-факел... Но моей сверхспособностью были деньги, а имя "Манимэн", согласитесь, скорей подошло бы еврейскому банкиру, чем парню, который каждый день тратит кучу денег и собственное здоровье на то, чтобы наш город когда-нибудь очистился от скверны...

И вот однажды этот день все же настал.

— Криминальные авторитеты убиты! — орал мальчик, размахивая свежей газетой. — Герой их убил!

Да, я назвался просто — Герой, только с большой буквы. Глупо? Возможно. Но зато практично, легко запомнить и в написании не ошибешься. Хотя идиоты на форумах, конечно, поначалу стебались, именуя меня то "Скукамэном", то "Гей-роем". Будь мы в толерантной Европе или, хуже того, Штатах Америки, засудил бы мальцов за подобную наглость. Но мы были в треклятой России, в захолустном Городе...

Да, черт возьми. Город наш тоже назывался просто "Город", только с большой буквы. Тот, кто придумал это, вероятно, был моим прапрапрапрапра...

— Эй, дядя, купи газету, не пожалеешь! — оторвал меня от размышлений горластый газетчик.

— Извини, мелочи нет, — хрипло ответил я.

Он провожал меня презрительным взглядом. Видимо, по его мнению, у мужчины в таком дорогом пальто мелочь быть просто обязана.

Но правда заключалась в том, что окончательная победа над преступностью досталась мне весьма дорогой ценой. Чтобы исполнить задуманное, мне пришлось расстаться с шикарным родительским домом и временно перебраться в самую дешевую гостиницу Города. Привыкнуть к клопам и постоянному сквозняку (окна в номерах в последний раз меняли, наверное, еще в середине прошлого века) мне, изнеженному роскошью богатею, конечно, было непросто. Но я утешал себя тем, что благодаря моей жертве Город наконец-то отчистился от скверны. Люди могли не бояться выходить на улицу, могли дышать полной грудью и жить без страха, а разве не об этом все мы мечтаем?

Но, как выяснилось, это был не счастливый конец моей истории, а лишь ее странное начало.

 

* * *

 

— А по мне, так Герой — такой же преступник, как и те, кого он грохнул, — услышал я и едва не подавился кофе.

Оглянувшись, я обнаружил, что за соседним столиком завтракают двое мужчин. На вид им обоим было около тридцати пяти, хотя седины в волосах хватало — известный отпечаток прежнего, опасного Города.

— Ну вот смотри, — принялся развивать свою мысль мужчина в черной "кожанке". — Говорят сейчас, он преступность изжил. То есть полностью. Весь Город очистил, все такое. Но как он это сделал?

— Как? — эхом отозвался его собеседник, худосочный горожанин в темно-зеленом пальто.

— Поубивал всех преступников, — победно сообщил Кожаный. — Что делает преступником его самого. Элементарно, так сказать, Ватсон.

Сказав это, он с довольным видом откинулся на спинку стула.

Я стиснул зубы до боли в зубах, чтобы не взорваться. Это был настоящий удар ниже пояса, хотя сам Кожаный, вероятно, просто любил находиться в оппозиции и никакого негатива к моему альтер-эго не испытывал. Я встречал подобных людей на форумах, но в реальной жизни с ними сталкиваться еще не доводилось. И, черт возьми, когда подобные слова звучали вслух, мне хотелось затолкать их обратно в глотку самодовольного мерзавца, упрекающего меня в неоправданной жестокости.

К счастью, Зеленый не разделял взглядов своего приятеля.

— Ну так клин клином вышибается, разве нет? — спросил он, глядя на Кожаного через стол. — Эти мрази в зоне живут лучше, чем мы — на воле. Так не лучше ли их стрелять?

— О, давай поговорим о том, что лучше! — фыркнул Кожаный. — А как же закон? Разве он не для всех один?

— Ну так если закон не учитывает всех факторов, может, его надо менять?

— Может, и надо. Да только пока этого никто не сделал, действия твоего Героя — самое настоящее преступление. Он уже на десять пожизненных наубивался! И ты еще скажи, что я не прав.

И вот тут-то Зеленый прикусил язык, а я сжал в кулаке салфетку так, что аж костяшки побелели. Это был тот отвратный сорт беспомощной злобы, когда в споре у тебя вдруг закончились аргументы. Не в силах больше находиться рядом с торжествующим Кожаным, я бросил на стол два мятых червонца за кофе, поднялся и устремился к выходу.

Уже шагая по улице, думал, что формально мужик, конечно, был прав — я действительно нарушал закон, убивая всех этих мерзавцев. Но цель, как мне казалось, оправдывала средства.

"Или я ошибался?"

Мой путь лежал на биржу труда. Те жалкие остатки былого богатства, которые у меня остались после масштабной операции по зачистке Города, таяли стремительно, будто снег весной; поэтому, если я не хотел помереть с голоду, лежа в коробке из-под холодильника или стиральной машинки, мне следовало как можно скорей найти себе работу.

В холле биржи, несмотря на ранний час и вторник, была уйма народа. Впрочем, я быстро понял, что удивляться нечему: для безработных что суббота, что среда — одинаково выходной день. Поражал скорей контингент — все, как на подбор, здоровые бугаи, словно некий воротила от спорта недавно распустил команду по регби.

— Вы последний? — спросил я двухметрового верзилу с квадратной челюстью, стоявшего у стойки регистрации и рассеянно глядящего на уходящую к кабинету очередь.

Бугай смерил меня ленивым взглядом и пробасил:

— Ага.

Я кивнул и тоже облокотился на стойку прямо за ним.

— Алло, — поднеся к уху трубку мобильника, сказал верзила. — Да на бирже. Собирался я. Говорил. Ну, ты уже спала, походу. Ага. Ну что, пока тишина. Тут народу тьма, все наши. Ну да, вон Федя тут, например, который Сиплого охранял, Валерчик… Ну да, Кабана "секьюр". Моих двое было, ушли уже. К боссу на могилку собирались, может, подскочу тоже. Я ж тебе не нужен пока? Ой, да брось, не нажремся…

Поначалу я решил, что ослышался. Но когда вслед за Сиплым он помянул Кабана, понял, откуда здесь взялось столько громил. Все эти типы были прежде телохранителями того или иного здешнего авторитета. А поскольку авторитетов больше в Городе не осталось, пристроиться им стало некуда, вот они и пошли обычным путем — через биржу труда.

Я невольно стал приглядываться к стоящим передо мной верзилам и даже кого-то узнал в лицо — например, усатого брюнета, который некогда бережно оберегал Крота, сколотившего свой бизнес на паленой водке, а после занявшегося поставками оружия в Чечню и Афганистан. Еще один, Чира, охранял Сиплого, помянутого стоящим передо мной великаном.

Готов спорить, узнай они, что я — Герой, и от меня бы мокрого места не осталось, несмотря на мой богатый арсенал различных приемов. Ведь, по сути, именно я лишил их работы, приносящей нехилый такой кусок хлеба, да еще обильно смазанный маслом и икрой.

Впрочем, злорадство в мои планы не входило, и потому я скорчил невозмутимую физиономию и честно отстоял в очереди два часа, пока меня наконец не пригласили внутрь.

— Добрый день, — неприветливо сказала женщина бальзаковского возраста в строгих очках с толстыми круглыми стеклами.

Была она сухонькая и вредная на вид, с крашенными в рыжий волосами и неподдельным презрением во взгляде. Типичная сотрудница подобных государственных контор, готовая поливать людей ядом за условные десять тысяч рублей в месяц.

— Так, так, так… — проскрипела Рыжая, выводя на экран мое личное дело. — И что же мы тут имеем? Игорь Семенович Добровольский, сорок два года, образование высшее… опыт работы…

Тут она запнулась, потом сдвинула очки на кончик носа и посмотрела на меня поверх стекол.

— Вероятно, здесь допущена ошибка. — Она вроде как спрашивала, но при этом говорила утвердительно.

— Если вы про опыт работы, то никакой ошибки нет, — сказал я. — Опыт отсутствует.

— Ну а… чем же вы занимались эти… двадцать лет? Ну, после окончания "вуза"? — спросила она.

Я открыл рот… и закрыл. Не мог же я сказать, что все это время потратил на то, чтобы очистить город от скверны? И что теперь, искоренив всех до единого злодеев, я хочу просто зарабатывать себе на жизнь, как другие, самые обычные люди, населяющие Город.

— Постойте-ка… — пробормотала Рыжая, наморщив лоб. — А вы часом не… Ну точно! Вы же тот самый сумасшедший… ой, пардоньте, странный миллионер, о котором по телевизору рассказывали? Ну да. Добровольский ведь, а я еще думаю, фамилия знакомая!

— А почему я вдруг странный? — недоуменно спросил я.

— Ну вот хотя бы потому, что как-то умудрились разбазарить свое состояние, остаться ни с чем и прийти сюда, — не скрывая довольной улыбки, объяснила Рыжая. — Ха! Нет, ну надо же! Сам Добровольский!

Это звучало… обидно. Я, конечно, не хотел красоваться своей жертвенностью, но и презрения, по-моему, не заслуживал.

Однако Рыжая все не утихала.

— Как же можно было такое-то громадно состояние вот так запросто, пардоньте, просрать? — Последнее слово она произнесла шепотом, будто боялась, что начальство ее услышит. — Вы ж в этом… в "Форбсе" были даже! И тут на тебе — все коту под хвост… Ну, Добровольский!

— Может, мы все-таки займемся поиском работы? — раздраженно осведомился я. — Я ведь сюда пришел за этим, а не за вашими… нравоучениями.

— Чем займемся? Поиском? — ядовито фыркнула Рыжая. — Постойте-ка, Добровольский… То есть вы всерьез рассчитываете, что я найду контору, которая согласиться нанять сорокадвухлетнего мужика без опыта работы?

— Но у меня ведь... прекрасное образование за рубежом…

— Добровольский, Добровольский, — продолжая улыбаться, покачала головой Рыжая. — Ваш импортный Кембридж, который вы закончили двадцать лет назад, без опыта работы ничегошеньки не стоит.

Она смотрела на меня, как на наивного десятилетнего малыша, утверждающего, что Дед Мороз существует.

— Но… хоть какая-то работа для меня найдется? — спросил я.

— Да вот в том-то и дело, что особо ничего и нет, — развела руками сотрудница биржи. — После того, как Герой расправился с местными воротилами, у нас отбоя нет от взрослых, сильных мужчин под и за сорок. Единственное, что я могу предложить вам прямо сейчас — это вакансия дворника.

— Дворника? — эхом отозвался я.

— Там восемь грязными, ну, будете на руки получать шесть девятьсот с чем-то… Подробности смотреть?

— Может, я лучше потом приду? Через, допустим, неделю…

— Да прийти-то вы можете, Добровольский, — сказала Рыжая с усталым вздохом. — Вот только, поверьте моему опыту, за неделю тут ничего хорошего не появится. Скорей будет так, что вы придете, а уже даже дворник занят.

— И что же мне, идти за восемь в месяц?

— Ну… — Она с трудом подавила зевок и, не выдержав, усмехнулась. — Я, конечно, не представляю, каково это — мести дворы после того, как владел миллионами. Но, опять же, по опыту, скажу, что сейчас времена трудные, безработица высокая. Тут ведь не только телохранители идут, тут и жены, и дети погибших авторитетов… Герой-то их без кормильцев оставил, а имущество конфисковали. Так что вы вот за дверь выйдете, а вдова Кротова следом войдет и займет вакансию. Дворник ведь, он мало, что восемь в месяц, так еще и комнатка на чердаке предоставляется, можно на жилье не тратиться… Скажете, конечно, не бог весть что, и будете правы, но по нынешним временам и это, поверьте, о-го-го!.. Я сама пашу, как конь, а получаю чуть больше двенадцати. — Она многозначительно кивнула. — Ну и потом, если что подвернется, уволитесь и другую вакансию возьмете. Тем же сантехником в ЖЭК! Гайки ведь крутить умеете?

— Умею, — глухо отозвался я.

— Ну так что, будем оформляться? — спросила она, весело глядя на меня.

Я с трудом нашел в себе силы кивнуть.

 

* * *

 

Втянуться в работу дворника оказалось для меня не так-то и просто. По незнанию, в первый же день я взялся махать метлой без рукавиц и уже четверть часа спустя загнал в ладонь занозу.

Пока я, сидя на лавочке у дома, пытался ее достать, издали послышался гул шагов — как будто взвод солдат вывели на вечернюю прогулку. Вскоре я даже начал различать слова… хотя лучше б, наверное, не вслушивался.

— Героя! За! Решетку! — скандировал нестройный хор голосов.

— Преступник должен сидеть в тюрьме! — прокричала какая-то женщина.

Заинтересованный, я поднялся с лавки и побрел к центральной улице Города, откуда, собственно, и доносились голоса.

Покинув двор, я увидел, что по проезжей части идет демонстрация с транспарантами и плакатами. Все они были посвящены мне — либо лозунги "Героя за решетку", либо мой портрет в запрещающем знаке. Что хуже всего, людей собралось до того много, что, казалось, на улицы вышли все жители Города от мала до велика.

Я повернул голову вправо. Там была мэрия. К ней, видимо, и спешили протестующие против Героя люди.

Сложно описать словами, что творилось в те мгновения в моей душе. Те, кого я взялся спасать, те, ради кого рисковал жизнью и расстался с состоянием, которое унаследовал от моих несчастных родителей, почему-то требовали, чтобы меня посадили в тюрьму.

Но почему они хотят упечь меня за решетку?!

— Все должно быть по закону! — проорала женщина лет тридцати пяти, возглавляющая протестующих. — Убил человека — сел в тюрьму! Убил много людей — на пожизненное!

Толпа поддерживала ее одобрительным гулом.

Когда они подошли к мэрии довольно близко, на балкон второго этажа вышел начальник охраны. Окинув демонстрантов хмурым взглядом, он осведомился:

— Что здесь происходит?

— Мы требуем справедливости! — воскликнула женщина.

И снова толпа радостно зашумела.

— О чем идет речь? — подумав, перефразировал вопрос охранник.

— Позовите мэра! — выкрикнул кто-то.

— Да! Да! Позовите мэра!

Начальник охраны оглянулся через плечо, облизал губы и, кивнув, скрылся внутри. Я стоял и смотрел на орущих людей, безумно надеясь, что все это мне просто снится. Поверить, что Город может так ненавидеть своего единственного защитника, было чертовски трудно.

Наконец на балконе появился и мэр.

— Доброго времени суток, мои дорогие сограждане, — дежурно поприветствовал он народ. — Что привело вас сюда в этот…

— Жажда справедливости! — снова возопила женщина.

Только сейчас я вспомнил, кто это такая. Дочь покойного Сиплого, Татьяна Сипцова! Вот так встреча!

— Что вы конкретно хотите? — спросил мэр.

— Чтобы Героя объявили в розыск! — воскликнула Татьяна. — Чтобы он предстал перед честным судом, права на который он лишил моего отца и прочих убитых им людей!

— Я теперь боюсь выходить на улицу после захода солнца! — заявила пожилая женщина с седыми волосами, собранными в пучок. — Вдруг он почему-то решит, что я тоже преступница, и тоже меня… того… — Она шумно высморкалась в носовой платок.

— Мы его боимся, — подытожила совсем еще маленькая (лет восемь-девять) девочка, которую молодая мать в черном пальто держала за крохотную ручку.

Я слышал это все и не мог поверить своим ушам. Разве мог я предположить, что беспринципная борьба с преступностью сделает меня самого злодеем в глазах окружающих? Разве мог подумать, что обычные жители Города будут бояться Героя?

Не в силах больше слушать их жалобы, я вернулся к метле и с утроенной силой принялся елозить ею по тротуару. Однако, несмотря на шум, проклятые, жгучие слова все равно долетали до моих ушей.

— Убийца!

— Маньяк!

— Лицемер!

— А он действительно, кстати, был против бандюков? Или просто прикрывался ими, чтобы ему не мешали убивать?!

Апофеозом всего стали слова мэра.

— Герой и так находится в розыске, — заявил градоправитель, окончательно выбив почву из-под моих ног.

Но этого ему словно показалось мало, и он добавил:

— Он обязательно ответит перед судом за все свои преступления!

 

* * *

 

 

В прежние времена привести мысли в порядок мне позволяла только прогулка по ночному Городу. Я надевал свой геройский костюм, забирался на крышу самого высокого здания — небоскреб "Столичный" — и оттуда наблюдал за раскинувшейся внизу обителью зла. Я мечтал, что однажды освобожу несчастных мещан от этого угнетающего плена.

Но мещанам, как оказалось, куда лучше жилось в былом Городе.

И потому сегодня я смотрел вниз уже с другим чувством — теперь я испытывал недоумение.

Что же нужно вам, обитатели бетонных коробок? Что ждете вы от следующего дня? О чем грезите? От чего хотели бы избавиться навсегда?

Все это оставалось мне непонятно.

Внезапно позади со скрипом открылась металлическая дверь, и я обмер, представив, что на крышу вот-вот высыпет отряд "ОМОН" или "СОБР", чтобы заключить меня в наручники и, затолкав в машину, отвезти в ближайшее отделение.

Но никто не кричал "Руки за голову!" или "Не шевелись!".

— Герой? — спросил робкий девичий голос после небольшой паузы, которая, как мне показалось, длилась целую вечность.

Я нерешительно оглянулся через плечо: возле распахнутой настежь двери стояла девочка лет шестнадцати, из тех, что все знает о сексе и отношениях, но сама еще не пробовала ни то, ни другое.

— Да, я, — с печальной улыбкой откликнулся я и, отвернувшись, добавил:

— Можешь вызывать полицию.

— Но… зачем? — удивилась девочка.

Во второй раз я посмотрел на нее с куда большим интересом.

— А ты разве не боишься меня? — откашлявшись, спросил напрямик.

— А должна? — неуверенно ухмыльнулась она. — Ты ведь все-таки Герой, а не… Злодей!

— Многие жители с тобой бы поспорили.

— Многие жители идиоты. Но это не значит, что я тоже дура.

— Для школьницы ты чрезвычайно остроумна, — заметил я.

Она недовольно надула губы.

— Для школьницы? — переспросила девочка. — Я учусь на третьем курсе в политехе. Мне двадцать в феврале будет.

— Язык мой — враг мой, — пробормотал я, качая головой. — Вот уж точно про меня...

Я снова отвернулся и уставился на далекий город внизу.

— Как тебя зовут? — спросил, заслышав приближающиеся шаги: она отчего-то решила подойти ко мне поближе.

Девочка остановилась — как будто в нерешительности.

— Эмма, — ответила она.

— Как думаешь, Эмма, почему они меня не понимают?

И снова — робкие шаги. Секунд пять — и вот уже она стоит рядом со мной, только что на бортик не садится и ноги не свешивает, как я.

Боится высоты?

— Аж дух захватывает... — призналась Эмма.

— Я специально сюда забираюсь, чтобы все видеть, — с некоей долей гордости рассказал я.

Она уставилась на мой профиль, и я нарочно застыл, почему-то не желая смотреть ей в глаза.

— Так, может, в этом и проблема? — внезапно спросила девочка.

Тут уж я не удержался — повернул голову и удивленно посмотрел на нее.

— В чем?

— В том, что ты смотришь на всех свысока? — спросила она. — Ну, то есть, с высоты. Отсюда обзор хороший, да, но людей-то не видно.

— В смысле... ну, да, но... — Я слегка растерялся от такого заявления.

А потом посмотрел вниз и понял, что действительно не вижу ничего, кроме далеких, кажущихся миниатюрными домов. Максимум, что я мог разглядеть с крыши небоскреба "Столичный" — это свет в окнах, однако кто его включил, мне было неизвестно.

— Но я ведь убил всех злодеев, Эмма, — сказал я глухо. — Почему это не сделало их счастливыми?

— Наверное, потому, что им было плевать на этих злодеев, — пожала плечами девочка. — Я вот например только и узнала о них, когда ты их... ну... того...

— А что же тогда вообще волнует людей? — озадаченно пробормотал я.

— Ну, каждого свое. — Она рассмеялась. — Я вот думаю, как сессию сдать, как найти хорошего парня, где взять денег на карманные... Ну и так, по мелочи — чтобы телефон не лагал, а родители здоровые были и жили долго... Ну или вот сейчас я, допустим, ищу своего кота Феликса, поэтому и поднялась на крышу. Видишь, сколько есть вещей, которые ни от каких злодеев ну вообще не зависят?

Ее слова поразили меня куда больше, чем выкрики демонстрантов у мэрии. Корень всех проблем заключался в моей невольной отрешенности. Я жил вдали от всех, после смерти родителей замкнулся окончательно, никогда не работал и получал, что хотел, просто тратя доставшиеся мне в наследство деньги. Наличие дворецкого, который следил за домом, машиной, гардеробом и техникой, позволило мне всецело сосредоточиться на борьбе с преступностью... которая в итоге оказалась никому не нужна. Количество убитых мной мерзавцев никак не влияло на то, сдаст ли Эмма сессию, найдет ли парня, станет ли для своих родителей гордостью или разочарованием. Точно так же оно не влияли на зарплаты горожан, их удовлетворенность браком, пристрастие к алкоголю или боязнь высоты, которой, судя по всему, страдала моя новая знакомая.

И уж конечно для всех этих людей, которые днем вышли на улицы города с транспарантами и плакатами, я был лишь чокнутым парнем в маске, который не стесняется проливать кровь других. Жители Города не знали всех грехов Сиплого или Крота... да и знать не желали, на самом деле; они видели только вершину айсберга ("он убил несколько человек"), и я был не в праве винить их за эту прихоть. По сути, я действительно тешил только собственное эго, искренне веря, что помогаю другим.

— Не грусти, Герой, — сказала девочка, видя, как я с мрачным видом смотрю вниз. — Город в любом случае стал чище.

— Только этого никто не оценит... — пробормотал я.

— А должны? Я думала, ты это делал не для того, чтоб тебя кто-то похвалил.

— Я думал, признание придет само собой, — произнес я. — Думал, смогу снять маску... а теперь мне даже не позволят выйти на улицу. Меня объявили в федеральный розыск, представляешь?

— Ну так, может, это и к лучшему? — после непродолжительной паузы осторожно спросила она.

— К лучшему?

— Ты уже сделал все, что мог, — пожала плечами Эмма. — Зачем тебе продолжать?

— Но как же те проблемы, что еще остались нерешенными? Людям ведь по-прежнему нужна помощь...

— И что же, ты пойдешь решать за меня матрицы? — усмехнулась девочка. — Или выгуливать собак Клавдии Васильевны с семьдесят второго этажа, потому что она ногу сломала? Герой, для героя ты удивительно наивный. Мне начинает казаться, что ты просто маешься от скуки, а борьба со злом — это единственное, что ты умеешь делать хорошо. Но позволь людям самим решать своим проблемы, иначе они снова деградируют в обезьян.

— Я уже говорил, что ты несказанно умна для своих лет? — спросил я, спрыгивая с бортика на крышу.

— Да. Но тогда ты думал, что я — школьница.

— Что ж, теперь я так уже не считаю, — серьезно сказал я и первым устремился через крышу.

— Ты куда? — удивилась Эмма.

Я остановился и, оглянувшись через плечо, спросил:

— Ну, ты ведь все еще хочешь найти своего кота Феликса? А то я сейчас как раз свободен...

Она улыбнулась мне, я — ей, и мы отправились бродить по крыше, приговаривая заветное: "Кис-кис-кис-кис-кис..."

Как я уже сказал в начале, этот город меня окончательно запутал, но, благодаря Эмме, я немножко лучше стал его понимать.

Да, я имел в виду "запутал".

А вы что подумали?..

 

осень, 2015