Охотники

"Охотники"

Это было лучшее время, нет — это было худшее время, хотя… это было самое обычное время для Англии. Телеграф, железные дороги, кирпичные здания, красные мундиры, высокое чаепитие, Джек Потрошитель, колонии, а ещё они — семейная пара охотников на чудовищ, Лиз и Уил Хантеры. Он — скромен, опрятен, долговяз и немного сутул, любитель кольта и ценитель твидовых костюмов. Она миниатюрна, хрупка, круглолица, изящна, ценительница шелков и острых ножей, в том числе и серебряных. У Хантеров был скромный домик в Нортумберленде, а ещё у них был дневник, этот дневник и попал ко мне в руки, и я зачитался! Я не буду рассказывать Вам Историю, как Гомер, это сделают сами Хантеры, со страниц своего дневника.

Уил. 11 сентября 1897

"Правь Британия"! Эту мелодию выхрапывает Лиз уже третий день. Я боялся самого страшного, что она одержима призраком Белой Дамы, я даже брызнул ей в лицо святой водой ночью, от храпа не помогло. Более того, Лиз не поняла моей логики и закатила истерику с боем посуды, что совершенно недопустимо! Англичане так не поступают! Так не контролировать свои эмоции!

Лиз. То же время, то же место

Будить людей можно разными способами. Лично мне больше всего импонирует поцелуй, на худой конец можно подать завтрак в постель. Но поливать холодной водой — это уж слишком! Отчаянное варварство! Ведь мне как раз грезился бал, вихрь разноцветных шалей, сияние наград на парадных мундирах, раскаты музыки и брызги шампанского…

Да, не сдержалась, ответила за попранные грёзы и совсем немного упустила контроль над языком. И руками. И ногами — в момент, когда пыталась пнуть супруга в нежное место. Но я дама, мне простительные мимолётные вспышки гнева.

Хотя, надо отдать должное Уилу, он не часто устраивает подобные выходки. Чаще мирно посапывает, уткнувшись носом в угол подушки, что представляется мне исключительно трогательным. Чем я временами пользуюсь, и, страдая в полнолуния жесточайшей бессонницей, делаю карандашные наброски. Рисую его спящим. Не приведи Господь, он узнает об этом творчестве!

Что до храпа… в каждой изюминке найдётся своя косточка.

Уил. 15 сентября 1897

Дорогой дневник, долго не мог тебя найти. Третьего дня кинул тобою в нашу кошку Мисси. Эта страшная, блохастая тварь с первого дня меня возненавидела, но то, что она сделала с кобурой, заставляет меня думать, что я поступил гуманно, заменив расстрел броском старинного фолианта. Баллистическая траектория книги позволила мне нанести по условному противнику удар и навсегда отбить желание жевать добрую кожу! Но это лирика, а по факту было вот что. Состоялась охота в музее! Наши доблестные археологи вывезли из Долины Царей пару прекрасно сохранившихся мумий. И всё бы ничего, но одна из них по непонятным для меня и Лиз причинам, не захотела спать спокойно, ночью шастала по коридорам, душила прислугу, но не выла, ибо нечем. Дорогой дневник, не секрет, что у Лиз везде есть родственники — так вот, её дядя оказался смотрителем музея, он же и пригласил нас для деликатной миссии — утихомирить мумию любым способом. Мы были полны сил и азарта, а я ещё и отомстил блохастой террористке, так что, дождавшись закрытия выставки, посидели с дядяй Лиз — Сэмом. Дядя Сэм, усатый, полненький, очень опытный, курил сигару, долго рассказывал какие-то байки про жизнь после смерти, но мы особо его не слушали. А дальше началось: стуки, шебуршания, царапания, но никаких завываний. Заглянув в зал мы увидели её! Одинокая и грустная, в прошлом царица — ныне анорексичка! Я попытался войти в контакт словами: "Мы пришли с миром, нас прислал дядя Сэм!", но получить внятный ответ на мою миролюбивую фразу мне не удалось, наоборот, эта тварь укусила мена за протянутую для рукопожатия руку! Мне стало больно, обидно и просто неприятно (ещё бы — кому понравится покусывание?). А дальше события пронеслись как в авантюрном романе. Мумия попёрла на меня, я же засаживал в неё пули. Но спасла положение Лиз. Она разбила витрину и достала мамлюкскую саблю, после чего в три движения разделала злосчастную царицу Египта, ровно как в ресторане разделывают говяжий язык. Дольки царицы были старательно уложены в разные ящики и засыпаны щебнем. Лиз стала героиней, владычицей клинка! А я остался со шрамом от зубов на правой руке!

Лиз. 24 сентября 1897 года

Едва мы залечили рану на руке Уила, оставленную пакостными зубами мумии и потому никак не желающую затягиваться, несмотря на все мои перевязки и примочки, как дело приняло любопытный оборот. Точнее, в оборот нас с дражайшим супругом взяло любопытнейшее дело, мимо которого мы просто не могли проехать. Хотя едва не переехали, поскольку тело, распластанное на дороге столь туманным утром, заметили в самый последний момент и едва успели остановить экипаж.

Несколькими минутами позже, Уил привёл несчастного в чувство благодаря паре пощёчин и глотку виски. Тот был изранен и ужасающе грязён! Он поведал нам про невиданное чудовище, поселившееся в болоте и заведшее привычку утаскивать путников в трясину. Лакомилось оно там жертвами или же имело иные причины для подобного безобразия — осталось неизвестным. Наш спасённый, как выяснилось, пытался одолеть чудище в честном поединке, но потерпел поражение и вынужден был предпринять спешное отступление.

Оставив Уила заботиться о раненом, я, взяв один из его револьверов, решила навестить болото. Часовая прогулка в крайне нездоровой для женского организма обстановке ничего, кроме хлюпающих сапог, не принесла, и я уже намеревалась повернуть обратно. Однако не успела. Причиной стал болотный выползень, которого местные и величали чудовищем. Отвратная гадина подло накинулась на меня с тыла, и не успела я ахнуть, как оказалась замоченной в жидкой грязи. Выползня моё падение, впрочем, не удовлетворило, и он прошёлся когтями по моему платью, разодрав подол на несколько полос. Это слегка подпортило мне нестроение, поэтому я не пожалела пуль для её убиения, и после недолгой, но яростной пальбы выползень испустил последний вздох.

Вернувшись с победой к экипажу, я узнала прискорбную весть: несмотря на все усилия Уила, местный герой скончался у него на руках. Мы погребли его неподалёку, гордые осознанием, что сумели отомстить его обидчику.

А мне теперь надо найти хорошую портниху и пополнить запас платьев.

Уил. 02 ноября 1897

Я вычистил оба кольта, бритва в моём сапоге была "остра как бритва", также со мной были противоядия от наиболее распространённых ядов. А всё почему — а потому что моя любимая тёща пригласила нас на чай. По взгляду супруги я понял, что возражения не принимаются, и принял единственное верное решение, согласиться и приготовиться.

Я не боюсь свою тёщу! Вернее, я часто повторяю эту фразу перед зеркалом. Шотландские феи никуда не делись, нет! Они мимикрировали под обывателей, леди, джентри, селянок и горожанок. Эта злобная фея уже однажды посягала на мою бесценную жизнь, на нашей свадьбе она попыталась меня задушить! Да, это должно называться так, обнять меня и не выпускать из капканоподобных объятий на протяжении дести минут! А ещё я не боюсь свою тёщу за её лицо! Цепкие глаза инквизитора, пальцы, которые могут гладить кошку, а могут подсыпаться тебе яд в пирожное … Напрасно Элайза столько раз пыталась меня переубедить! Моя тёща монстр и требует подобного же отношения! Поставить её в защитный круг, облить святой водой, а потом ждать, чтобы фея растаяла как голем! А потом повесить над дверью веточку рябины, чтобы её подруги ни в коем случае не пришли к нам домой и НЕ ТРОГАЛИ МОИ ВЕЩИ! Что за привычка трогать чужие вещи? Если кольт лежит на камине, значит это место избрала ему сама Фортуна! И никто не посмеет его оттуда убрать, даже я! Элизабет пробовала пару раз, но после второго предупреждения отказалась от поползновений изменить мироустройство нашего камина.

А ещё не я люблю свою тёщу из-за метро, в котором надо долго ползти до вокзала. Нас окружают люмпены, студенты и откровенная нечисть! Я бы некоторых "камрадов" в их кепках, проверил бы на наличие хвоста и рожек! Помнится, первым нашим общим с Лиз делом была поимка мясника-людоеда, который имел хвост. После Того дела, я понял, что Элиза — это моя судьба. И никакая тёща не заставит меня думать по другому.

Я не боюсь свою тёщу! Дорогой дневник, я не боюсь свою тёщу. Я не боюсь свою… Я не боюсь свою тёщу, я просто в ужасе! У меня холодеет кровь, волосы дыбом и я откровенно робею и теряю волю. Помоги мне, дорогой дневник!

Лиз. 10 ноября 1897 года

Мы с супругом едва завершили утренний туалет, когда в дверь нашего дома постучались. Визитёром оказался солидного вида джентльмен, представившийся местным фермером. По всей видимости, дела на его ферме шли успешно, его пальто было отменного качества, сапоги начищены, усы напомажены, и весь его облик никак не вязался с родом деятельности. Впрочем, более его внешности нас заинтересовала причина визита, и после чашки чаю с бисквитом он поведал, что несколько лет назад овдовел, а теперь его единственная дочь, красавица Саманта, попала во власть дьявола.

Надо заметить, что изгнаниями мы с Уилом занимались не так часто, но некоторый опыт имелся, а потому мы согласились оказать посильную помощь. Точнее, согласился Уилл, и столь поспешно, что я едва не заподозрила, что причиной стало желание полюбоваться прекрасной Самантой. Но отринула столь беспричинную ревность как недостойное чувство.

Сразу после второго завтрака мы собрали необходимые для ритуала принадлежности и отправились в дом фермера. Весьма неплохой дом, если оценивать соотношение количество комнат, внешней отделки и внутреннего убранства. Мой намётанный глаз сразу отметил, что по всему в доме чувствуется женская рука, притом рука горожанки, — скорее всего, предметы мебели были выписаны из Лондона. Не понимаю, зачем фермерскому семейству этот вызывающий китч.

Красавицу Саманту мы обнаружили в её собственной спальне, в весьма неаккуратном виде: в одном нижней сорочке, едва прикрывающей пышное тело, с растрёпанными светлыми волосами и алым блеском в глазах. Она сидела, по звериному поджав ноги, на потолке, неподалёку от затейливого канделябра, и скалила на нас зубы. Мы добротно опрыскали её святой водой, а когда она попыталась дотянуться до моего горла, Уилл отважно кинулся наперерез и прижал рычащую девицу к полу. И держал до тех пор, пока я не дочитала "экзорцизм" и дьявол не вырвался из тела красавицы с ужасающими визуальными и звуковыми эффектами. А после ещё на пару секунд дольше необходимого, прижимаясь щекой к тяжело вздымающейся груди девушки, за что получил сначала гневный взгляд, затем гневное высказывание, а в итоге два дня предосудительного бойкота.

Но, Бог ты мой, как же он храбр! Мой герой.

Уил. 23 декабря 1897 года

Боже, храни королеву! Боже, храни Англию. Я уже месяц страдаю без дела. Стрелял в стену от скуки, настрелял "Regina V", Лиз не оценила моего поступка, устроила мне скандал и разбила пару фарфоровых чашек. А я всего лишь поступил как Шерлок Холмс. Я так же страдаю от безделья! Скоро Рождество, а никаких дел нет! Нет ни привидений, ни волков-оборотней, ни тебе скользких болотных монстров, ни тебе зомби! Что же мне делать? Я страдаю, дорогой дневник. Элизе вот легко, она может мотаться по приёмам, вести светские беседы с подругами, пить чай с оладьями (это такое новое кушанье "аля-русс"), она даже может поехать к маме (Боже, я называю тёщу "мамой", как низко я пал?). А я страдаю, в пятнадцатый раз вычистил и смазал револьверы. Ножами, даже кухонными, можно бриться. Романов я не читаю, а поездки в театр я нахожу банальными и непотребными для охотников! Это расслабляет, и ты можешь стать ватным и беззащитным. Третьего дня сидел в кресле у камина со стаканчиком виски и смотрел на пляшущие огоньки… Что со мной происходит? Раньше я могу весь день бегать по мерзлому Лондону, а теперь? У меня появилось желание обнимать жену, накручивать её волосы на палец и подолгу смотреть ей в глаза!.. (тут запись обрывается, вместо слов — длинный прочерк чернил)

Дорогой дневник! Небеса услышали меня! Какая прекрасная новость пришла телеграммой! На Трафальгарской площади найдено обескровленное тело молоденькой модистки! Я аж запрыгал от радости! (зачёркнуто) Это же просто какой-то ужас! Я аж пустил слезу сочувствия.

Кэб домчал нас за какие-то полчаса. Место убийства кишело зеваками! Что они понимают? Зачем они столпились? Хорошо ещё, что в полиции есть честные, неподкупные, принципиальные сержанты, которые за гинею пропустят тебя к самому месту преступления и отгонят куда подальше репортёришек и ротозеев! Бедная модисточка была бледной до синевы, ни капельки крови! На шее явный след укуса, на лице выражение ужаса, пальцы застыли в жесте "Нет! Не хочу! Не хочу умирать!" Растопыренные маленькие, тонкие, нежные девичьи пальчики (старательно зачёркнуто). Неприятно было то, что следов не было — вообще! Только записка, на которой кровью было написано: "From Hell". Явная подделка! Преступник явно или неосознанно пытался подделать почерк Джека Потрошителя. Но у него ничего не вышло. Но раз поиск по горячим следам ничего не дал, оставалось одно: возвращаться домой, принять ванну, выпить чай и лечь спать, а уже на утро отправляться на поиски! Где-то что-то когда-то обязано случиться с подобными же следами! Пусть не Лондоне, пусть в Дартмуре, в Шропшире, в Девоншире, в Эссексе, в Корнуолле, в Шотландии или в Уэльсе, Ирландии, пусть хоть в самой Австралии — не важно! Я знал, что искать, и Лиз знала что искать.

Дорогой дневник, я жаловался тебе, что мне скучно и одиноко? Я ошибался! Лиз — всё, что у меня есть, я просыпаюсь и засыпаю с мыслями о ней! Я люблю свою жену!

Лиз. 25 декабря 1897 года.

Рождественское утро мы с Уилом встретили на маленьком постоялом дворе в Шропшире. Когда я проснулась, ещё только занимался рассвет. Супруг спал, он накануне знатно отпраздновал Сочельник с хозяином постоялого двора и его многочисленным семейством. Я же, сославшись на усталость, поднялась в номер.

Не знаю, что угнетало меня более всего в это утро: промозглая погода за окном, привычная, но всё же порой навевающая тоску, тишина на постоялом дворе, где в это время мы оказались единственными гостями, или же огорчение от того, что Рождество в этом году никак не может претендовать на звание "весёлое". Впрочем, причиной утренней хандры могло стать и дело, над которым мы сейчас работали и которое, собственно, завело нас в эту глушь.

На столе лежала газетная вырезка, всего за день успевшая истрепаться по краям. Накинув халат, я присела у окна и снова пробежала глазами по тексту заметки, в которой упоминались несколько жертв нашего кровососа, обнаруженные в городке неподалёку от нашего нынешнего пристанища. Одно из тел стала юная молочница, второй жертвой был констебль. Связать этих двоих мы не могли. Зачем вампиру потребовался мужчина в весьма преклонных годах, когда он до того насытился молодой девичьей кровью? Если только констебль стал жертвой случайно, появившись в неудачном месте в не самое подходящее время…

Не знаю. Но факт остаётся фактом — его надо остановить, во что бы то ни стало. Сегодня же после завтрака мы отправимся на место преступления, а к ночи постараемся организовать засаду. Конечно, я стану приманкой, едва ли иная благоразумная леди выйдет на прогулку в поздний час после столь ужасающих убийств, а мой дорогой Уил постарается не допустить моей прискорбной кончины в лапах кровососа. План этот я ещё не обсуждала с супругом, но думаю, он согласится со мной, что это наиболее разумный способ выйти на убийцу. И наиболее безопасный, ведь мы точно знаем, как следует убивать вампира.

Да, кстати. Надо достать рождественский подарок — набор изумительных серебряных кинжалов, коллекционный, с выбитой на них монограммой Уила. Думаю, любимому это понравится. И, учитывая последние события, окажется чрезвычайно полезным.

25 декабря 1897

"God rest ye merry, Gentlemen" в этот прекрасный рождественский вечер пели я и трактирщик, пели долго и с удовольствием. Джин, настоянный на плодах тёрна, веселил изрядно, а уж как хорош был пудинг хозяйки? "Пушечное ядро", было мне и моей супруге приятнее самых аппетитных яств! Увы, Лиз рано отправилась почивать, думаю, чтобы сберечь силы перед Охотой. А я вот пил с трактирщиком и выходил покурить папироску на воздух.

В день убийства модистки мы искали следы. Просто не могло быть такого, чтобы убийца не оставил после себя чего-то. А кто ищет, тот находит! Одна статья вещала о падеже овец на одной ферме в Шропшире (они были обескровлены), другая стать была о том, что множество кур было украдено у селян в паре десятков миль от первой фермы. Но последним штрихом была новости о смертях какого-то старика, девушки и о похищении некрещёного младенца!

Шропшир! Сельская местность, идиллия? Если бы. После Лондона с его туманами, смрадом, проститутками, этот уголок зелени, холмов и ферм был глотком свободы, но, увы, где-то здесь живёт хладнокровный убийца.

О чём я? Каждый раз при выходе на воздух я разбрасывал косточки и семечки перед трактиром. Трактирщик всего однажды неосторожно улыбнулся, и я увидел его страшный секрет — один из клыков был вдвое длиннее. А раз наш гостеприимный хозяин вампир, то мне придётся его убить. Но убивать направо и налево только за то, что один зуб длиннее, чем остальные тридцать один было бы неправильно, а значит нужно быть абсолютно уверенным в своей правоте. Так вот, пока моя драгоценная отдыхала в своей тёплой и мягкой постели, я выпивал, покуривал, пел песни, рассказывал весёлые и страшные истории — чего уж говорить, просто коротал ночь.

Во втором часу ночи, хозяин предложил отправляться почивать, поскольку мы уже изредка поклёвывали носом. Тишина, изредка слышались лишь ходики. Но хитрый Я не отправился спать, а поднялся по скрипучей лестнице и хотел было разбудить мою супругу (да-да, дорогой дневник, мою супругу-приманку), но она и не собиралась спать. Тонкая, точно точёная фигура, в облегающем охотничьем костюме, кое-где проглядывали её любимые клинки. Как мне было удержаться?! Конечно же я сделал ЭТО! Я поцеловал её и потребовал немедленно сунуть за пазуху один из моих револьверов, заряженных серебром! Ну, а потом мы вышли и тихонечко начали красться в сторону чёрного хода.

Лиз. Пятью минутами позднее

Мы крались в ночи, как два разбойника. Я, как и полагается уважающей себя добыче, шагала впереди и делала вид, что едва слышно ступающий в пяти ярдах позади Уил вовсе не со мной. Расстояние следовало бы держать побольше, но он, видимо, боялся выпустить меня из вида.

Чуть скрипнув незапертой входной дверью, я выскользнула на задний двор. Небо крапало мелким зимним дождиком, фонарь, подвешенный на столбе изгороди чуть дальше, маячил нервной желтизной, где-то вдалеке слышался перестук колёс — там проходила железная дорога на Лондон.

А впереди, на совсем уж неприлично близко расстоянии от меня я увидела примечательнейшую конструкцию: нашего достопочтенного хозяина, стоящего на коленях филеем вверх. Он что-то цедил сквозь зубы, а руки его копошились в земле и время от времени метались к поставленной рядышком миске. Подойдя на шаг ближе, я различила его шёпот: "Ах, вы мои хорошенькие, ах, драгоценненькие мои… сто тридцать шесть, сто тридцать семь, сто… куда это ты провалилось, а ну-ка идти к папочке… сто тридцать восемь… сто тридцать девять…"

Какой же всё-таки молодец мой дорогой супруг! А ведь я так и не верила, что зерно может сработать! Правда, кровопийце полагалось бы шипеть от злости, а тот ворковал, точно с цыплятами.

Придав голосу максимальную любезность, я поинтересовалась, что любезнейший изволит делать на улице в столь позднюю минуту, и почему обращён к даме столь неприглядной частью своего тела.

Вампир обернулся, отвергнув последние сомнения в своей кровососущей сущности. Его клыки заметно подросли и поблёскивали в хищном оскале. Из горла донёсся непотребный для всякого джентльмена рык. При этом руки его продолжали шарить по грязи, выискивая заветные семена пшеницы. Видно было, что его раздирают два противоречивых желания: немедленно кинуться на меня и продолжить неспешный подсчёт.

И вот ту я совершила ошибку. Обрадованная, что вампир попался так легко, я необдуманно сделала к нему шаг. Но кто бы знал, что вампиры такие рукастые! Не прерывая своего дела и не двигаясь с места, он ухитрился второй рукой цапнуть меня за сапог. Падая, я выронила клинок, и успела только выкрикнуть имя мужа.

Уил. Пятью минутами позднее

Я, как и любой охотник на нечисть, предпочитаю серебряные пули! Они помогают от многих образцов ксенофауны, да и ксенофлоры то же. Но не в тот раз! Как только проклятый кровосос вцепился рукой в тоненькую ножку моей любимой супруги, я выскочил из-за своего укрытия и начал палить из кольта! Пыщ-пыщ-пыщ-пыщ-пыщ. "Всё!" — подумал я, однако реальность оказалась совсем не такой!

— Идиот, серебро от оборотней! Пиджак мне попортил! Зёрнышки посчитать не даёте. Вы кто вообще?

— Мы охотники на нечисть, тварь, и твоё злодеяние не останется неотомщённым!

Далее проследовала словесная перепалка, которую я приведу в жёстко отредактированном виде без сквернословия или непереводимых идиом. Стоит отметить, что вампир довольно быстро успокоился и отпустил сапог Лиз.

— Какое злодеяние?

— Убийство!

— Убийство? Это точно был не я!

— А кто?

— Понятия не имею! Возможно даже садовник, как в плохом романе!

Весьма грустно было осознать, что мы ошиблись на охоте. Гилберт, а трактирщика звали именно так, позже поведал нам о том, что он из хорошей семьт, вегетарианец и трезвенник, а ж крови в рот не брал — ни-ни! Супруга и детишки хорошо на него влияют, не дают скатиться на социально дно или стать негодняем. Но с ним уже третью сотню лет живёт садовник, хороший малый, но со странностями. Вообще, у каждого могут быть странности — но странность Альберта была в том, что он считал себя оборотнем, хотя и был вампиром. В полнолуние Альберт отключался и мог творить форменное безобразие с разбоем, полным обескровливанием жертв, расчленёнкой и даже пьяными танцами при луне голышом! Какое неуважение к закону и Королеве!

Пока Гилберт рассказывал нам их историю, мы дошли до сторожки садовника и застыли в ужасе! Хладнокровный убийца ждал нас! Он стоял с зажженной спичкой в руке, а от него самого несло газолином. Короткий окрик: "Стой!", вспышка и несчастный полоумный убийца сгорел дотла, без остатка, только чёрное пятно напоминало миру о том, что когда-то хозяйский сад могли нежить чьи-то руки. Потом уже мы нашли предсмертную записку, в который Альберт признался, что совершил не ритуальное самосожжение, а банальное самоубийство, потому что он осознал в какого монстра он превратился, а жить дальше с камнем на сердце ему невмоготу! А в постскриптуме он добавил непонятное: "Скажите Анне, что я всегда любил её"…

Не знаю, что уж там с Анной, но я люблю Лиз, мою музу, мою Диану, мою собеседницу, мою мучительницу и леди. Кто-то может подумать, что я не скопил ничего: ни титулов, ни денег, ни богатства из Индии, ни земли, но у меня есть кольт с серебряными пулями, серебряный же нож — подарок моей супруги, навыки и талант, но главное моё богатство — её любовь. Что же мне ещё нужно? Дорогой дневник, я счастлив!

Послесловие

На этих словах записи завершились. Позже я много расспрашивал, не слышал ли кто-нибудь о Хантерах, не читал ли кто об их удивительной жизни, но всё тщетно. Не нашёл я и домика в Нортумберленде, который мог бы принадлежать этой семейной паре. Охотники растворились в стремительно текущей реке истории, оставив после себя единственный след — дневник. А у меня, невольно заглянувшего за тайные покровы их жизни, навсегда осталось ощущение, что я знал их.

Жена жалуется, что в последнее время ночами я начал выхрапывать "Правь, Британия!" Надо же…