Долина забытых героев

"Жизни лишь только до медных труб, дальше — легенда..."

О. Медведев

 

Пришедший с озера утренний туман стелился над землёй, изредка пропуская багряные предрассветные лучи. Самая трудная для стражи пора: в иное время уже просыпаться бы — так не ложился ещё. Да и разглядеть что-либо в такую погоду даже опытному охотнику вроде Диармада непросто.

Смотреть из его сторожевой будки даже в ясную погоду было не на что — очертания гор, при всей их величии и незыблемости, имели обыкновение быстро приедаться даже самым охочим до природной красоты жителям Бенбале. Да и когда любоваться окрестными пейзажами? Только вот так, в дозоре, да и то... В иное время Диармад, может, и вовсе позабыл бы про сторожевой долг, дал отдохнуть уставшим глазам. И то сказать: кого стеречься? Соседи, хвала богам, далеко, делить с ними нечего. Вот на переломе зимы — дело иное. В холодные годы волчьи стаи, бывает, под самой изгородью кружат. То ли скотину чуют, то ли тепла ищут. Остальное время тихо и спокойно в Бенбале… было. До нынешней осени.

Неспокойное время настало для деревни — и чем дальше, тем хуже. Вернувшись с великой ярмарки в честь Дня Урожая, принесли деревенские старейшины небывалую весть:в горы движется невиданное войско. Мало кто в опасность верил: Диармад, как и его соплеменники, пренебрежительно и с долей презрения относился к безземельным кланам. Но, объединённые чьей-то властной рукой, те оказались грозной силой. Ураганом пронеслись по окрестным долинам, оставив горную деревушку напоследок. Деться-то жителям всё равно некуда. Один из долины выход: туда, вниз, мимо озера, возле которого и стояли нынче захватчики. Здесь, на месте Бенбале, по слухам, планировалось отстроить цитадель, от которой пойдёт слава завоевателей. Они именовали себя виатахами — "маленькими великанами" — и были полны неукротимой решимости обосноваться в округе на долгие годы, а то и десятилетия. Смутно различимые конные фигуры пятый день время от времени замечали у поворота долины. От таких даже в лес бежать да прятаться смысла нет: догонят. А если нет — голод назад вернёт. Вот и сидят жители Бенбале в деревне, носа наружу не сунут. На спасение надежды нет, но прожить подольше всякий хочет.

В белесой дымке наметилось движение, добавило в танец теней новых контуров. Диармад привычно взвёл арбалет, не переставая следить за туманом. Смутная тень росла в лучах восходящего солнца, наливаясь чернотой — и вдруг опала, сгустилась до человеческой фигуры. Диармад позволил себе перевести дух, но арбалет всё-таки не опустил — поверивший внешности в горах становится лёгкой добычей сидхе. Фигура медленно приближалась к воротам, покачиваясь из стороны в сторону от лёгких дуновений ветра. Через два десятка шагов Диармад уже отчётливо различал в фигуре мужские черты. Предрассветный гость переступил с ноги на ногу и мягко осел на землю, непроизвольно дёрнувшись, когда плечо глухо ударилось о твёрдый песок. Диармад бросил последний подозрительный взгляд на туман и осторожно подошёл к мужчине, не сводя с него арбалета. Кожаным сапогом перевернул того лицом вверх — и тут же опустился рядом, узрев знакомые черты.

— Леок! Леок! — Диармад потряс мужчину за плечи, но реакции не добился.

Диармад с трудом взвалил Леока на плечи, поразившись, насколько тот был холодным, и понёс к центральному кругу, поближе к колодцу.

Испытанное средство — три пригоршни холодной воды в лицо — подействовало точно так же, как многочисленные окрики: никак. Этими нехитрыми приёмами познания Диармада о способах вернуть человеку утерянное сознание ограничивались. Оставалось единственное: оставив бесчувственного соплеменника и взведённый арбалет, караульный направился к верхнему краю деревни, где располагался дом старейшины.

Сквозь по-зимнему плотно заложенные торфяными блоками окна струились тонкие струйки дыма, но света не было. Разбери тут: спят в доме или проснулись уже. Ещё и вход не тканью завешен, как у людей повелось, а досками закрыт. Лёгкий нажим результата не дал: подпёртая чем-то изнутри, дверь не открылась. А начни стучать — всех домочадцев разбудишь. Да только выхода другого всё равно нет.

После первых же негромких ударов дверь на мгновение открылась, выпустив клубы едкого торфяного дыма вперемешку с паром. Второй раз за утро Диармад видел, как изнутри сизого облака проступает мужская фигура. "Боги, как же они похожи!" — мелькнула шальная мысль. Старейшина вышел в полном облачении, кутаясь в лёгкую накидку — то ли успел встать до света, то ли вовсе не ложился.

— Леок вернулся, — вместо утреннего приветствия бросил Диармад и, не дожидаясь ответа, направился обратно к колодцу. Старейшина отстал всего на полшага.

— Может, окатить его как следует? –предложил Диармад.Вода, кажется, не помогла при первой попытке — но нельзя же ничего не делать.

— Не надо, — старейшина присел рядом с Леоком, быстрыми движениями ощупывая холодные, как лёд, конечности, лоб и шею юноши. — Он и без того мокрый.

Старейшина принюхался и брезгливо дёрнул щекой:

— И не только от воды. Ему нужно тепло.

Диармид с сомнением посмотрел на ближайшие дома.

— Нет, — старейшина, перехватив взгляд, покачал головой. — Не в таком состоянии. Не в таком виде. Не на людях. Отнесём его в купальню.

Мужчины подняли Леока и направились к окраине деревни, где возле изгороди располагались горячие минеральные источники, скрытые от излишне любопытных глаз частоколом. Некоторое время странная процессия двигалась в тишине, нарушаемой ритмичным позвякиванием браслета на левом запястье юноши. Повязка под браслетом местами пропиталась засохшей кровью.

 

— Недалеко, стало быть, ушёл, — Диармад, которому достались запястья Леока, указал на него подбородком. В тоне стражника сквозило мрачное удовлетворение. — Сбежать, знать, пытался — да мимо виатахов не проскользнул.

— Не увлекайся, — одёрнул его старейшина. — Лишняя болтовня ещё никому никогда не приносила пользы.

— Ещё бы, — Диармад не спускал глаз с Леока. — Всё-таки сын вашей сестры...

Невысказанное обвинение повисло в воздухе.

— Я лично отправил его искать Уэдэре Слиге, Верхний Путь, — старейшина был полон мрачной решимости. — И только он знает, что произошло.

— Вы думаете, он нашёл его? И помощь близка?–сомнение и надежда боролись в душе Диармада.

— А может быть, и нет. Никто не в силах переступить свои границы. И если Леок сделал возможное, так и не добившись цели, никто не станет держать на него зла. Но если он поддался слабости…Если отступил раньше положенного...

Старейшина сбросил с одного плеча накидку, и за поясом в лучах рассветного солнца блеснул длинный дирк.

— "Не в таком состоянии. Не в таком виде. Не на людях", — до Диармада постепенно начал доходить смысл сказанных ранее слов. — Он просто сгинет в горах.

— Если настало его время, — согласился старейшина.

В воздухе появился лёгкий запах серы, означавший близость источников, и Диармад со старейшиной замедлили ход. Они положили Леока на берег ближайшего подходящего по размерам источника и стали аккуратно снимать с него одежду. Охотничью куртку местами пришлось срезать: рубашка под ней была порвана, и куртка присохла к многочисленным неглубоким ранам. Леок по-прежнему легко и редко дышал, находясь в глубоком забытьи. Приходилось спешить: солнце уже показало свой край над поворотом долины, и жители Бенбале понемногу принимались за повседневные дела.

Диармад, раздражённый и обеспокоенный задержкой, резким движением оторвал правый рукав злополучной куртки. Рука Леока выше локтя была небрежно перевязана намертво присохшим лоскутом грязной тряпки. Старейшина внезапно перехватил руку за запястье, приблизив к подслеповатым глазам.

— Цвета, — голос его дрогнул. — Ты видишь цвета на этом платке?

— Жёлтый, коричневый, красный, — Диармад в недоумении разглядывал кровавую ткань, когда на него снизошло прозрение. — Но это же...

— Да, — кивнул старейшина. — Жёлтый, коричневый, красный — цвета знамён виатахов.

Мужчины бережно опустили израненное тело в горячую воду, стараясь не поскользнуться на белёсом налёте, покрывающем берег.

— Что-то случилось там, у озера, — тяжело разогнувшись, старейшина повернулся в сторону восходящего солнца. — Что-то важное: иначе как попало к Леоку проклятое знамя… И почему нет погони?

Тихий, прерывающийся голос заставил его резко повернуться обратно к источнику:

— Там… там больше нет никого. И озеро… его тоже нет.

На старейшину льдистыми серыми глазами смотрел пришедший в себя Леок.

— Что ты…? Что там…? Нет, молчи. Не сейчас, не здесь. Диармад, — голос старейшины окреп, обретая былую уверенность, — срочно его в дом. Да не в родной — не хватает ещё расспросов да пересудов до срока.

— Ко мне можно, — дозорный вовсе не был уверен, что это хорошая идея. Но если надо — значит надо.

— Ко мне, — старейшина был непреклонен. — Да мы и сами доберёмся. Идти сможешь? — обратился он к Леоку. Лёгкий кивок был единственным ответом. — У тебя, Диармад, другая задача. Выбери соратника посмышлёнее — и отправляйтесь к озеру. Выясните, что там, и быстро назад. Да поосторожнее!

 

***

Деревенский день расписан до мелочей, и даже осада не повод от дел отлынивать. Беда, не беда — когда-нибудь закончится, так или иначе. Близкий мороз — суровый наставник, ошибок не прощает. Не успеешь к сроку с делами закончить — можно до весны не дотянуть. Вот и заняты жители Бенбале кто чем: крышу к зиме перекрывают, окна торфом закладывают, мясо коптят… На человека, спешащего куда-то, никто и не взглянет второй раз: негоже в чужие дела нос совать, не по-соседски это. Бежит, тропится Диармад к дому старейшины — значит, не просто так. А наше дело маленькое: что нас касается, расскажут своевременно, а остальное…

Из-за открытой двери, приглушённый расстоянием, звучал голос старейшины:

— … думал, не найдёт Леок Верхний Путь — так хоть участь Бенбале его минует. У одного шансов мимо застав пройти да лагерь виатахский миновать больше. Вот и послал его на поиски: к верхнему озеру — и дальше, в горы. Уверенно говорил, словно дорогу знаю… Знать бы ещё, чем оно обернётся.

Диармад аж запнулся на ровном месте: что скрывать — многие в трусости Леока обвиняли, а оно вон как оборачивается. Но… есть дела поважнее.

— Доброго дня вам, хозяева! — наклонившись, чтобы не задеть головой притолоку, Диармад переступил порог дома. Нужды в поклоне не было: в домах на новый лад проёмы высокие, выше головы, да привычка сильна.

— О, это ты! — пожилая женщина, хлопочущая у очага, с видимым облегчением улыбнулась вошедшему. — Мой-то заждался уже, места себе не находит. Всё ободном талдычит…

— Помолчи, женщина! — резко одёрнул её старейшина, спеша навстречу Диармаду. — Что там? Где виатахи, что у озера? Да не стой ты столбом! Садись, рассказывай.

Подвинув низкую резную скамейку ближе к очагу, Диармад аккуратно положил на колени принесённый свёрток и замер, глядя на дремлющего полулёжа Леока удивлённо и почтительно.

— Ну! — не скрывая нетерпения, старейшина почти кричал.

— Значит, там… там и правда никого нет. И озера тоже, — удивлённо, словно не веря самому себе, начал рассказ Диармад. — От дальних вершин, сколько видно, через лес прямиком к озеру ровно дорогу кто прорубил. Гладкая — не под силу людям такое, точно говорю. По малой долине идёт — как стрела летит. Деревья вдоль уложены, на озеро как копья нацелены. И по той дороге ровно сотни лошадей взад-вперёд гоняли: будто копытами земля перекопана. Путь тот прямо в лагерь виатахский ведёт… да только нет того лагеря. Смели, снесли его в одночасье. Только грязь сохнет, брёвна измочаленные да камни. И в той грязи — трупы. Люди, лошади… не всегда и разберёшь сразу, где кто. Десятки, сотни тел: переломанные; которые мечами, а которые и ветками простыми проткнутые. Вдосталь пищи волкам да воронам. По скалам вокруг словно палицей или молотом били. Долго били, страшно: трещины по камню пошли. А в них… кости там, грязь да обломки оружия.

Утомлённый непривычным делом, Диармад смолк, глядя на Леока.

— Неужели… всё? Конец страхам, бедам — конец?

— Всё, да не всё, — впервые взглянув прямо в глаза старейшине, Диармад продолжил рассказ. — Ещё об одном скажу, ибо люди правду ведать должны, — внезапно он перешёл на слог, приличествующий более бродячему сказителю. — Идёт по той дороге след одинокий, след человеческий. Прямо идёт, не сворачивая, прямо на холм посреди лагеря. А на вершине холма того…

С этими словами Диармад бережно развернул свёрток, лежащий на коленях. Внутри лежало жёлто-коричнево-красное знамя с наискось оторванным углом. Древко было перерублено несколькими ударами топора.

— А это, — молодой человек благоговейно откинул последний слой ткани, — по обух было воткнуто в основание древка.

— Я знаю этот топор! — старейшина бережно прикоснулся к топорищу. — Я сам подарил его Леоку на совершеннолетие. Вот, значит, как всё обернулось…

Короток осенний день, время быстро идёт к сумеркам. Да только молва людская быстрее времени: не идёт она — летит, проносится от двора до двора, от дома к дому. Диск солнца лишь краем зацепился за ближний хребет, а в Бенбале не осталось никого, кто не знал бы новости: нет больше злобных виатахов.

— Не, вы слыхали? Сами боги нам в помощь пришли, вражье войско с грязью смешали.

— Из грязи вышли — в неё и уйдём…

— Да не боги, а предки наши — Ард-Уэхдаран. Великие люди были, знатные воины — не то, что ныне…

Дверь в дом старейшиныне закрывалась ни на минуту: кажется, у каждого жителя Бенбале старше десяти лет нашлось срочное дело, требующее немедленного вмешательства или мудрого совета. А что он при этом норовил задержаться подольше — убедиться, что Леок действительно жив и вернулся с подмогой, услышать небывалый рассказ — так это заодно, раз уж всё равно зашёл.

— Леок! — дверь хлопнула, выпуская очередное облачко дыма и пара. Словно занимая освободившееся место, в комнату ворвалась девушка в простом льняном платье. Замерла на пороге, вспомнив о приличиях. — Доброго дня, хозяева. Простите мне внезапный визит, но…

— Рада видеть тебя, Лорна, — радушию и терпению хозяйки, казалось, нет предела. — Как здоровье родителей?

— Лорни, милая! — на лице Леока, по-прежнему полулежащего в кровати старейшины, впервые за день появилась улыбка. Он даже попытался подняться. — Я так рад тебя видеть!

— Даже не думай вставать! –не реагируя на вопросы хозяйки, Лорна подошла к юноше. Перевязанный тряпицей браслет на её левом запястье тихо звякнул, ударившись о разделяющую ложа перегородку. Девушка вытащила тряпицу, шевельнула рукой и непроизвольно поморщилась: к боли трудно привыкнуть. — Так и знала: нельзя тебя отпускать. Посмотри на себя — в какую передрягу тебя занесло? Да лежи ты! — узкие, но удивительно крепкие ладони прижали плечи Леока к постели. — С вами, мужчинами, всегда так: видно же, что плохо — ан нет, хорохоритесь всё. Тоже мне, герой нашёлся! Сил нет на тебя смотреть!

Лорна в показном гневе отвернулась, но на лице её блеснули непроизвольные слёзы.

— Он и правда герой, — тонкая, едва различимая нотка сомнения в голосе старейшины терялась за гордостью.

— Да что вы такое говорите, старейшина? — в изумлении Леок даже отвёл взгляд от девушки. — Какой же я герой? Вот, скажем, Мурхад, что Уну из болота вытащил и домой довёл — он герой. Или Диармад, — лёгкий кивок в сторону сидевшего рядом юноши, — две зимы назад в одиночку от зимних волков отбивавшийся, пока остальные подоспели…

— Скажешь тоже — герой, — усмехнувшись, Диармад невольно потёр левую лодыжку: зацепил его всё-таки вожак тогда, и теперь к перемене погоды нога противно ныла. — Пришла стая, вот и отбивался: жить-то хочется…

— Всё равно, — упорствовал Леок. — И себя спас, и деревню защитил — герой, конечно! А я что? Сходил в горы да обратно вернулся. У нас полдеревни таких "героев".

— Но ты же… ты же нашёл Уэдэре Слиге, раз помощь подоспела, — слова старейшины прозвучали тихо и весомо. — Ты видел… их?

— Я… я не знаю. Не помню.

— Оставьте ваши скучные разговоры для долгой зимы, — Лорна вновь всецело завладела вниманием юноши. — Поговорим о вещах приятных. О нашей свадьбе, например. Уж теперь-то они, небось, возражать не посмеют. Иначе…

— Не беспокойся, дочка, — грузный мужской силуэт на миг загородил дверной проём. –Так и знал: сюда помчишься. Мы возражать не будем: как достроит Леок дом — так и свадьбу сыграем.

— Так за этим дело не станет! — чувствовавший себя лишним Диармад рад был вставить словечко. — Всем миром подсобим ради благого дела: не чужие люди, чай. До снега управимся.

 

***

Дом для будущей семьи затеяли достраивать всем миром. Каждому, кто среди домашних забот сумел хоть пару минут выкроить, нашлось занятие. Даже дети, прибежавшие из чистого любопытства посмотреть, при деле: свечи на зиму готовят. Кропотливая работа, не для взрослых рук — продеть сквозь тоненькую тростинку фитиль, пропитанный рыбьим жиром. Вот и стараются, соревнуясь: кто быстрее, длиннее, больше… Всем дело нашлось, кроме едва окрепшего Леока. Юноша пытался поучаствовать то в возведении стен, то в подготовке стропил, пока Мурхад, после долгого разговора со старейшиной взявший на себя руководство стройкой, не отвёл его в сторону:

— Вот чего: шёл бы ты… отдыхать, герой. Без тебя управимся, а ты выздоравливай покуда. Негоже больным жениться.

— Леок! Ле-о-о-ок! — мальчонка лет пяти бежал от центрального круга, призывно размахивая руками. — Там к старейшине люди пришли. Чужие. Тебя видеть хотят, — и умчался дальше, по своим делам, гордый исполненным поручением и довольный собой.

"Кто бы, интересно, это мог быть? И зачем им я? Вроде знакомых в других деревнях нет — если только родня какая… Так у кого ж её нет?" Недоумение и любопытство гнали юношу вперёд, заставляя ускорить шаг. Так что к дому старейшины Леок почти бежал. Остановившись перед дверью, он замер на несколько мгновений, выравнивая дыхание. В памяти звучал негромкий голос отца:

— Если старшие зовут тебя — поспеши, но не показывай спешки. Будь скор, но не суетлив.

На десятом вдохе Леок постучался и вошёл в дом.

— Доброго дня вам, хозяева, — поздоровался он. — И вам, гости.

— Леок, мальчик мой, — старейшина, приветливо улыбаясь, кивнул. — Спасибо, что пришёл. Наши гости спрашивали о тебе.

Два немолодых уже человека, одетые немногим лучше оборванцев из безземельных кланов, как по команде повернулись к вошедшему. Цвета их одежды мало что говорили юноше.

— Мы пришли выказать почтение герою, остановившему нашествие, и просить помощи. Наша деревня была одной из первых на пути захватчиков, и… Те немногие, кому повезло уцелеть, скитались в страхе без надежды и крова, пока не узнали…До нас дошли вести о чудесном спасении Бенбале и гибели виатахов.

— Какой же помощи вы хотите от нас? — старейшина, казалось, недоумевает не меньше Леока.

— Позвольте нам жить здесь, вместе с вами. Понимаю: о небывалом просим, да и жилья лишнего нет. Но… мы подумали: если уж вас хранят сами боги и Ард-Уэхдаран, может и нам перепадёт частица благодати?

— Уж мы отблагодарим! — горячо подхватил второй гость. — Можем за скотиной ходить, да и жить там же — всё лучше, чем в лесу.

Поражённый небывалым событием, Леок даже забыл привычно возразить против геройского звания.

 

***

Леок в задумчивости наблюдал за вытянутыми руками. Те мелко дрожали. Он нервно сжал кулаки и шумно выдохнул. Дрожь появилась в первые же дни после возвращения и только недавно начала постепенно отступать. Впрочем, в этот день у неё могли быть совсем иные причины, поэтому молодой человек пытался разобраться в себе до того, как всё произойдёт. Он ещё раз задал себе самый главный вопрос и остался вполне удовлетворён ответом.

Леок готовился жениться на Лорне.

Геалтанас Сиоре — обряд Вечного Обещания — существовал на самой границе язычества и католицизма. Последний уже прочно поселился в умах жителей, но вот сердцами они по-прежнему жили тем, что впиталось с молоком матери. Пришедшим к той с молоком её матери, с кровью предков, с силой железа. В этих местах демоны не спешили прийти на смену сидхе, но мало кто сомневался: через несколько поколений всё изменится, и в мире станет меньше красоты и тайны.

В деревенскую церквушку постепенно набивались жители, что уже само по себе казалось Леоку непривычным и странным. Свадебный обряд считался делом личным. Священник, да жених с невестой, да родители, да пара свидетелей — вот и все участники. И непременно кузнец, конечно. Празднество устраивалось на всю деревню, это да, но вот сам обряд... "Слишком многое меняется, слишком быстро", — с долей недовольства думал Леок. Но тут же, устыдившись безрадостных мыслей, отбросил их. Что ему до свидетелей? Пусть сидят, если хотят: он готов повторить слова клятвы хоть перед всем миром. Сегодня день его и Лорни, а все остальные — лишь беспечный ветер, щекочущий затылок. Когда же двери церкви распахнулись и вошла Лорна, Леок и вовсе позабыл обо всём на свете — столь она была невыразимо прекрасна.

Лорна лучезарно улыбнулась ему и прошествовала к деревянному алтарю, с каждым шагом наполняя сердце молодого человека радостью и нежностью. Шерстяную накидку, защищавшую девушку от утренней измороси, она небрежно скинула на полпути, словно избавляясь от всего лишнего и неважного в "здесь и сейчас".

Церемония началась. Леок, взволнованный и счастливый, почти не слышал священника. Окружающий мир затих и ушёл на задний план, оставив только его и Лорну. От совершаемой свадебной церемонии до него доносился лишь слабый шелест. В нужный момент Леок уловил слова, подхватил гладкую речь...

— Я, Леок Кайл Грэм, беру тебя, Лорна Эшлинг Гейл, в законные жёны. Обещаю любить тебя и заботиться о тебе до конца своей жизни. Обещаю разделять твои горести и радости. Я беру тебя со всеми достоинствами и недостатками и отдаю себя со всеми достоинствами и недостатками. Пока смерть не разлучит нас.

— Пока смерть не разлучит нас, — эхом раздалось напротив.

Священник закрепил эти слова и произнёс заключительную клятву, незримыми нитями связывающую влюблённых. Обряд, впрочем, на этом не завершился. По кивку священника к молодожёнам подошёл кузнец с инструментами и неторопливо снял железные заклепки с браслетов на их руках. Крепко ухватившись за края "раскрытых" браслетов, он коротко ухнул. Напряглись могучие мышцы — и браслеты поддались натиску, разогнулись, обнажая исцарапанные запястья. На внутренней стороне каждого браслета были приварены короткие узкие лезвия, при любом движении причинявшие заметную боль — часть "железной клятвы".

Священник взял разогнутые браслеты и стал зачитывать вторую часть обряда. Напевная речь на языке недавнего прошлого отдавалась в самой глубине Леока, и он с готовностью произнёс ещё одну клятву:

Железо к железу, кровь к крови.

Сердце к сердцу, вечность к вечности.

Под высокой кроной Древа Жизни

До конца дней своих двое будут одним.

Слова звучали чуть слышно: жених и невеста говорили полушёпотом. Небеса уже слышали их клятву. Она прозвучала в день ухода Леока там, в караульной будке, между неловкими поцелуями, слезами и обещаниями ждать — и вернуться. А свидетели… им нет дела до происходящего.

— Двое будут одним, — повторил священник, отдав браслеты кузнецу. — Железо впитало кровь. Подобно вашим жизням, оно утратит былую форму и вернётся к вам на радость и благо. Как два браслета утратят свою остроту и превратятся в одно целое, так и ваши углы постепенно сгладятся, и вы станете семьёй. Сланте!

— Сланте! — отозвались зрители со всех сторон, и Леоку наконец разрешили поцеловать жену. Что он с удовольствием сделал под одобрительные смешки и советы соплеменников.

— Тугим му кре дит гу джо, — на языке второго обряда прошептал он Лорне перед тем как подхватить её на руки и унести в их собственный дом. — Моё сердце твоё навсегда.

Это было самое настоящее Вечное Обещание.

 

***

Тихо и пусто зимой в Бенбале: лишний раз на улицу выйти — тепло из дома выпустить. В морозы да снегопад редкие цепочки следов между домами и вовсе пропадают. Лишь кое-где внимательный глаз заметит тропку, ведущую от дверей до входа в коровник — и обратно. В такую пору со стороны деревню и не разглядеть: всюду, насколько хватает взора, тянутся гряды невысоких холмов под снежными шапками на травянистых вершинах. Иное дело оттепель: тут и в церковь сходить можно, да и к соседям заглянуть.

Долгими зимними вечерами, когда ночной холод проясняет звёзды на небе, даже домашние дела остаются в прошлом. Мелкий ремонт одежды да готовка не в счёт. Самое время для легенд и песен, да только за многие годы всё спето да рассказано. Обычно только дети, подросшие за год, льнут к сказителю: интересно же! Да и теплее так…

В этот год — дело иное. Тропинка к дому Леока и Лорны заметно шире и плотнее, чем к деревенской церкви. Всем интересно про поход послушать, про Уэдэре Слиге и великих предков. То-то забот хозяевам: ему — рассказывать вновь и вновь про горы и долины, ей — за очагами следить да гостей обихаживать. На другие дела времени не остаётся. Леок долго отмалчивался, не хотел свой поход вспоминать. Да детям разве откажешь? И то сказать: дом-то большой. Хоть и сложили деревенские умельцы два очага, а дров да торфа не напасёшься. А больше народу — теплее в доме…

Вот и течёт, вьётся неторопливая речь, из вечера в вечер всё складнее и ровнее. Обрастая деталями и подробностями, неведомыми слушателям. Леок рассказывает неторопливо, чтобы поняли — детям всё-таки. А что взрослые послушать пришли — так не для них сказ.

— … к верхнему озеру только на другой день поднялся. К тому времени виатахи уже лагерем встали — сверху-то хорошо видно. А тут другая напасть: волки за мной увязались. Волк — зверь умный, даже стаей, коли не слишком голоден, на здорового человека нападать не станет. Следит в отдалении, из виду не отпускает — да о себе напоминает: "ау-у-у, человек, здесь я". Не выдержишь, испугаешься да побежишь — и всё. Был человек — стал волчьей едой!

Леок обвёл глазами слушателей. Бывалые пастухи и охотники, сидящие поодаль, степенно кивают со знанием дела: правильные вещи юноша говорит. Полезные. Такой рассказ может, не приведи Господь, жизнь человеку при нужде спасти. Дети так и вовсе замерли, забравшись с ногами в спальные короба. Слово пропустить боятся. В комнате повисла тишина, нарушаемая лишь еле слышным дыханием да мышиной вознёй в постельных подстилках — словно даже грызуны рассказ пришли послушать.

— Так мы и идём: впереди я, сзади и сбоку — волки. Долго идём: ноги устали, спина устала, а стоять нельзя. Внизу помощи ждут, да и волкам только того и надо, чтобы человек остановился. Глянул я — а от дальнего края озера ложбинка узкая вверх тянется. Дно камнями завалено, а стенки ровные да гладкие, как у корыта. Идти трудно, но надо: где-то там, выше, в стране вечного льда лежит Уэдэре Слиге. По ложбинке ручей вьётся, вода в нём ледяная — снега холоднее… Идём, значит. Волки поначалу сзади шли, а как к ледяной стене вышли, так и вовсе поодстали. Я сначала по каменному валу карабкался. Назад глянул — сидят рядком. Морды задрали и за мной следят: авось сорвусь, к ним скачусь. Но боги миловали, добрался. Ещё озеро там, третье: маленькое, прозрачное, а глубокое — хотел камень красивый для Лорни вытащить, а до дна не достал. А над тем озером натурально стена ледяная стоит. Высокая, выше лесных сосен. По той стене ступени вьются, ровно плиты ледяные кто уложил. Да не для человека строили: каждая выше роста мужского, руками еле до верха дотянешься. Ну… полез я, что делать.

Тихо потрескивают дрова в очаге близ коробов: в спальной части они сподручнее — чада меньше, а жара больше. Нужды экономить никакой: гости, чтобы не с пустыми руками приходить, нет-нет, да и принесут пару-тройку поленьев. Течёт, струится неспешный рассказ: вечер долгий, а зима и того длиннее.

К весне в Бенбале не осталось, пожалуй, ни единого человека, не знающего в деталях о походе Леока и его триумфальном возвращении с великой победой. Тем, кто не выбрал времени или постеснялся к молодым в гости наведаться — в основном переселенцам, появившимся в конце осени и обосновавшимся по чужим дворам и коровникам — подробнейшим образом пересказали историю хозяева домов и соседи. Особенно старались давние друзья и знакомые Леока.

Диармад, любезно пригласивший в гости пришлых девушек и уютно устроившийся между ними в коробе, вполголоса рассказывал:

— И вот достиг наш герой центра ледяной страны, где нет ничего, кроме холода и снега. Совсем худо ему стало: сияние даже сквозь закрытые веки пробивается, руки-ноги от холода не сгибаются. Долго ли, коротко ли — да только стало Леоку вдруг тепло и спокойно, словно из зимы в лето попал. Разлепил он с трудом смерзшиеся веки, глядь — а перед ним сам Родерик Кентигерн стоит, предводитель Ард-Уэхдаран, в солнечных своих доспехах. И слышит наш герой голос в голове: "Знать, велика нужда ваша — столь же велика, как воля твоя и мужество твоё. Ныне окончен труд твой, герой. О деревне своей не печалься: вашей беде легко помочь. Ты же с нами останешься. Добро пожаловать в Уэдэре Слиге, Леок!" "Лестны слова твои, Родерик Великий", — ответствовал герой, — "да не с руки по гостям рассиживаться, когда сородичи в опасности. Так что не обессудь уж: обратно мне надо". Поклонился, да назад идти собрался. "Что ж, понятно и похвально желание твоё. Следуй за нами!"

И, завершив наскоро рассказ описанием эпической битвы великих воинов древности с подлыми виатахами и спасением самого Родерика от коварного удара в спину — спасителем выступил, конечно, Леок — Диармид, понизив голос и придвинувшись теснее к одной из девушек, к воспоминаниям перешёл:

— А вот, помню, третьего года случай был. Пошли мы с Леоком как-то на охоту. А надо вам сказать, что в ту пору…

Сидят девушки, слушают. Не шелохнутся, не отодвинутся: интересно же, да и внимание друга героя лестным кажется.

 

 

***

Весна принесла в Бенбале привычные заботы, от которых после долгой зимы не продохнуть, и новые радости. Весть по деревне разнеслась пуще лесного пожара: у Леока в семье прибавление ожидается! То-то радости будет: новый защитник, сын героя появится. А девочка родится — значит… тут фантазия жителей пасовала.

— Разболтала, старая сорока, — обняв похорошевшую ещё более жену за плечи, недовольно ворчал Леок. — Словно кому дело есть до нашей жизни.

— Ты, муж мой, герой! До твоей жизни нынче каждому дело есть.

— Лорни! — не так уж притворяясь нахмурился юноша. — Сколько повторять можно: никакой я не герой! Ну сходил, ну вернулся — дел-то…

— Как скажешь, муж мой. Да только всех не уговоришь. Вот, кстати, — нежность в глазах женщины сменилась лукавством, — ты знаешь уже, сколько женщин ждут твоих детей этим летом? Восемь. Включая Сеону, которая первой тебя в трусости обвинила, и двух беженок.

— Что?! — от изумления Леок даже отстранился от жены. — Ты ведь шутишь сейчас? Нет? Но я же… только с тобой…

— Я знаю, милый. Да только они как рассуждают? Дети их — безотцовщина — не нужны никому, а тут… Потомки героя, не просто так. А уж как прознали, что мы с тобой… ну… до обряда… так и вовсе осмелели: если, мол, ей можно — так чем мы хуже?

— Это сидхе знает что такое! Я сейчас же к старейшине пойду: нечего людям в нашу жизнь лезть. Хватит с них баек о моём житье-бытье, да и с нас хватит.

На улицах деревни весенним днём многолюдно: дел у всех хватает. Крышу после зимы перекрыть, скотину выгнать да на огород сходить… Но каждый встречный выкроит минуту поприветствовать спешащего Леока. Кто поклонится молча, а кто и окликнет:

— Доброго дня тебе, герой! Помощь не нужна ли?

Особенно пришлые усердствуют. Шутка ли: благодаря этому человеку есть у них снова место для жизни и надежда на будущее. А жильё за год с Божьей да соседской помощью отстроим!

Леок почти бежал по улице, кивком головы отвечая на приветствия. Только бы не сорваться, только бы сжатые до боли кулаки никто не заметил. Люди искренне добра ему желают, делами интересуются. Ничего, сейчас он решит разом все проблемы! Вдоль речного обрыва, вниз — а там до нужного дома рукой подать.

— Готов? Раз… два… три!

Звонкий мальчишеский крик заставил невольно улыбнуться, замедлив шаг. Вспомнилось из детства: спешит, вьётся вниз по тропе тонкий след от бочарного обода, пущенного со всей силы. Спешат, догоняют игрушку лёгкие детские шаги. Тут главное — до поворота успеть. Особая доблесть: в последний миг, над самым обрывом чуть коснуться катящегося обода сломанным прутом так, чтобы тот, повернув следом за тропой, выкатился к центральному кругу деревни. Если не успеть, ищи потом свою игрушку на нижних порогах; так ведь ещё и не отпустят.

Детский плач, даже самый тихий, способен вывести человека из самых глубоких раздумий. А услышанный юношей рёв трудно было назвать тихим. "Небось, упустили-таки обруч", — Леок снова ускорил шаг. На повороте тропы пять мальчишек постарше обступили карапуза лет пяти, горько плачущего над обрывом.

— Что, упустил? — участливо просил Леок, присев на корточки.

Малыш вместо ответа протянул вперёд перепачканную руку. Там, над стремниной, в едва зазеленевших ветвях плакучей ивы застрял деревянный обруч.

— Плохо дело. Кто знает, упадёт ли твоя игрушка, а если упадёт — то когда.

В ответ мальчик заплакал сильнее.

— Ну да ничего, сейчас мы твоей беде поможем. Ну-ка…

Для взрослого человека пробежать по нависшему стволу старого дерева и, свесившись вниз, достать злосчастный обод — проще пареной репы.

— Вот, — спрыгнув на землю, Леок протянул застывшему малышу игрушку и потрепал его по рыжеватым волосам. — Да смотри, будь осторожнее.

Улыбаясь собственным мыслям и воспоминаниям, юноша помахал глядящим на него во все глаза детям и продолжил свой путь.

— А вы говорили: "дерево! одной левой!", — убедившись, что Леок их не услышит, один из мальчишек повернулся к остальным. — Ан вона как…

— Да кто ж знал-то? — озадаченно откликнулся приятель. — В другой раз посильнее бы надо, чтоб так просто не достать!

— В другой раз что-нить другое придумаем!

И только младший, бережно прижимая к груди простой бочарный обруч, только что снятый героем с дерева, не участвовал в обсуждении. Он был абсолютно счастлив.

Леок давно закончил свою гневную речь, а старейшина всё молчал, глядя куда-то вдаль. Наконец, глядя на племянника тепло и сочувственно, он заговорил:

— Я услышал тебя, Леок — постарайся и ты услышать. Я стар… Подожди, не возражай, — властный жест остановил готовые сорваться с уст юноши слова. — Мне минуло сорок две зимы, и скоро мой черёд собираться в Уэдэре Слиге, в путь без возврата. До меня уходили многие, и после пребудет так же. Придёт срок — и мы встретимся с тобой там, за ледяными полями. На кого оставим мы наш народ? Посмотри на Бенбале, Леок! Посмотри на наших соплеменников: они работают, не опасаясь за свою жизнь. Посмотри на пришлых — они продолжают прибывать, семьями и группами. Они идут за спокойствием, за миром и надеждой. Всё это даёшь им ты — герой, победивший тысячу врагов. Ты нужен им. Ты нужен нам.

— Всем нужен я. Почему никто никогда не спрашивает, что нужно мне? — горько спросил Леок.

— Такова участь героев.

 

***

— Не могу... — шептал Леок. — Не могу...

Он сидел в комнате, бледный, отданный на милость соседких тётушек. Из глубины дома доносились крики Лорны.

— Не волнуйся, — жена старейшины — дяди Леока — пыталась успокоить молодого человека. — Всё будет хорошо. В эти моменты они все кричат так, словно умирают.

— Я готов отдать за неё жизнь, до последней капли крови, — по лицу Леока потекли слёзы. — Но не могу избавить её от этой боли.

— Она знала, на что идёт, — другая тётушка хладнокровно пожала плечами и привычно, словно ухаживая за ребёнком, сунула Леоку в зубы хлеб с куском мяса и чесноком. Повитуха со стажем, она привыкла видеть беспомощных в таких ситуациях мужчин. Женщина подняла голову, прислушалась, что происходит в дальней комнате, где другая повитуха принимала роды. — Ей гораздо хуже, чем тебе сейчас, но она не сдаётся. И ты уж не сдавайся, дорогой. Ты же у нас герой.

— Герой... — Леок едва сдержался, чтобы не обрушить свой внезапный гнев — на боль любимой женщины, на собственную беспомощность, на сложившееся положение — на окружающих. — Не говорите при мне о геройстве.

Они, казалось, были одним целым. Каждый крик Лорны болью отдавался в Леоке, держа его в постоянном нервном напряжении. Тени постепенно удлинялись, и солнце уже давно уступило дрожащему свету длинных свечей, когда всё кончилось. Крики Лорны сменились другими криками, звонкими, сулящими новую жизнь, и Леок впервые за долгие часы в надежде поднял голову. Он слушал эти новые крики, переходящие в плач, и чувствовал, как внутри что-то уходит — словно вода сквозь пальцы. Боль, раздражение, гнев, тревога — всё это таяло, уступая место новому чувству и новому пониманию — которое, как он знал, теперь будет с ним до конца жизни.

— Ну вот видишь, — пожилая повитуха с облегчением вздохнула — далеко не каждые роды в деревне завершались успешно, и в последние часы даже она начала тревожиться. — Всё кончилось. Теперь у нас есть сын героя. Или дочь героя. Его или её ожидает большое будущее. Ну же! — она замахнулась тряпкой на Леока, сгоняя того с кресла. — Чего сидишь? К жене иди! К ребёнку!

Леок шёл в дальнюю комнату, с каждым шагом осознавая новое положение вещей. Поймав своё отражение в зеркале в коридоре, он на мгновение остановился — на него, казалось, смотрел совершенно незнакомый мужчина. Леок чуть повернул голову, рассматривая этого мужчину, и тот рассматривал его в ответ. Несмотря на молодость, у мужчины в висках уже начинала белеть седина — след путешествия к Верхнему Пути, постоянное напоминание о возвращении.

"Сын героя. Дочь героя". Эти слова эхом отдавались в нём. Сын. Дочь. И вдруг он явственно увидел тень. В его голове мелькали картины. Детский силуэт в поле, на площади, у источников, и каждый раз над силуэтом нависает тень, с которой он ничего не может поделать.

Лорна лежала на постели, уставшая, но счастливая. Рядом с ней лежал бережно замотанный свёрток. Свёрток шевелился. Она скорее почувствовала, чем услышала, как Леок вошёл в комнату.

— У нас теперь есть сын, — как можно более мягко произнесла Лорна. — Дорогой, познакомься с .Кеннетом Дойлом Грэмом.

Кеннет Дойл Грэм, названный в честь двух дедушек, мерно посапывал в материнский бок.

— Мой сын, — дрожащим голосом произнёс Леок. — Мой сын... Мой единственный сын! От моей единственной жены!

Лорна рассмеялась, и её серебристый смех наполнил душу Леока весельем. Он подошёл поцеловать жену и сел рядом, держа её за руку.

— Жизнь моя, — он ласково подул на её разгорячённое лицо. — Нам надо поговорить.

— Ты хочешь уйти из деревни, — она повернулась на бок, чтобы лучше видеть его лицо. — Не смотри на меня так, жизнь моя, я всё-таки твоя жена. И ты не умеешь хранить тайны.

— Это хорошо или плохо? — Леок никак не подозревал в Лорне такой проницательности.

— Конечно, хорошо, — она выглядела умиротворённой. — Всегда полезно знать, что думает твой муж. Ты несчастен. Даже здесь, со мной и Кеннетом, нет тебе покоя. Каждый день ты жертвуешь собой, и поэтому ты герой в моих глазах, пусть ты и не терпишь это слово.

— Твой личный герой? Я готов с этим жить, — улыбнулся Леок.

— Но лучше где-то в другом месте, да? — Лорна провела рукой по его щеке. — Ты мой муж. Я последую за тобой на край света.

— Если я уйду, — прошептал Леок, беря руки жены в ладони. — То вернусь за тобой. Я заберу вас. Слышишь? Обязательно заберу.

 

Вместо ответа Лорна поудобнее устроилась среди покрывал и приготовилась к долгожданному сну. Она уже была на полпути к забвению, когда сквозь дрёму до неё донёсся еле слышные слова Леока:

— Тугим му кре дит гу джо.

 

***

Пришедший с озера утренний туман стелился над землёй, изредка пропуская багряные предрассветные лучи. Повозка мерно подрагивала на ухабах, но это, казалось, совершенно не беспокоило путешественников. Один из них — полный мужчина в оранжевом халате, совершенно нелепом в этих краях, перегнулся через борт и высматривал что-то — или кого-то — в тумане. Наконец он был вознаграждён — из тумана выплыл мужской силуэт.

— Скажи мне, добрый человек, — окликнул его путник. — Это ли Бенбале? Обитает ли здесь легендарный герой, унаследовавший удаль Ард-Уэхдаран?

— Это Бенбале, — коротко ответил Леок и развернулся, чтобы лучше видеть контуры знакомого частокола. На плечах молодого человека покоилась дорожная сумка, в руках его был свежевыструганный посох, а над локтем пламенел цветами деревни вышитый платок — подарок Лорны на годовщину их свадьбы. Леок ещё немного подумал и сел на ближайший камень, с любопытством рассматривая незнакомца в дивном наряде. — Я не знаю ответ на второй вопрос.

Он чуть помедлил и неожиданно для самого себя грустно добавил:

— Хотел бы я знать...