3.Красивый город Лютеция

И вот сидим мы. Беседуем. Обстановка самая располагающая. Стол без серебра и крахмальных скатертей, но накрыто хорошо. Душевно и вкусно. Даже крепкое имеется, хотя местные свою печень убивают обычно порченым виноградным соком. Вином они вводят себя в состояние изумления. Но я приметил самогонку яблочную, обыкновенную и её, соответственно, выпиваю. Комнатка без окон. Какие окна под землёй? Невысокая, метра полтора — не попрыгаешь. Но мы не попрыгать собрались. Из комнатки минимум четыре хода, причём два — куда-то ещё глубже. За столом четверо почтенных месье и я, не месье. И не почтенный. Такое обращение тут зарабатывают тяжкими противозаконными трудами. А мне некогда. В углу остывает труп пятого почтенного месье. Не заладилась наша дружба. Я ему не понравился как-то сразу. Он выразил несогласие с моим присутствием. Дубинкой, тяжёлой и короткой, хотел он избавиться от моего присутствия. Не получилось. За стол мы сели без него. Может, оно и к лучшему. Не знаю. Посмотрим по ходу жизни.

Убыль в своих рядах бароны воров и нищих Лютеции приняли спокойно. Где-то даже философски. Во-первых, могут восстановить гармонию убылью в моих рядах. Они в этом не сомневаются. И даже я почти не сомневаюсь. Выбираться из подземелий старого города, копать и заботливо расширять которые начали ещё при Риме — дело трудоёмкое. Учитывая особенности населения этих лабиринтов — ещё и кровавое. А главное — спокойствие этих славных людей проистекает из особенностей моего предложения. Очень заманчивого предложения. Это во-вторых. Вот и сидим, прикидываем. Кому жить, кому умирать, а кому так — пройти стороной.

— Они сильны. Очень. Просто солдатами. И маги… Их маги сильнейшие в Орденах.

— Заклинатели — дело моё. И это, кстати, сразу отведёт от вас подозрения. Нет у вас магов. Солдат мы минуем. Просто зайдём снизу. Тоннели там есть?

— Тоннели… Тоннели есть везде в нашем славном городе…

— Я слышу в твоём голосе сомнение, сильное такое, обоснованное. Обоснуй и мне. Тоже засомневаюсь. Мне сейчас вроде как всё ясно. Заходим снизу, ваши спокойно, не увлекаясь, режут всех подряд. Я обеспечиваю защиту от волшбы и тоже режу, как без этого. Делаем это тихо, дабы всю резиденцию не переполошить. Доходим, берём кто что, по вкусу и растворяемся в бархатной тьме подземелья.

— Ладно, норы — ладно. Дойдём. — Сидящий рядом с говорившим, богато одетым старичком, громила — дёрнулся было, но промолчал. Не перебил. Интересно… — Но вот солдат внизу может быть много. Встанут в коридорах, щиты поставят и алебардами. Вот и весь налёт.

— Что им там делать, солдатам, внизу? Многим солдатам? Хорошо. Я так понял, то что там, внутри резиденции, делается — тёмный лес для вас?

— Да.

— Будем уточнять.

Сидим, закусываем. Закусывать здесь непривычному человеку тяжело. Запах тут… Сильный запах. Словно что-то большое сдохло и сгнило. Черви его сожрали. И черви тоже сдохли. Я на поле боя завтракал. После трёхдневной битвы. Мне запахом аппетит не отобьёт, но не буду я сюда поесть захаживать. Определённо не буду. И давит, давит что-то. Слабо, но плотно. Не адово, но этот холод и голод в аду были бы на месте. Снизу откуда-то. Может быть. Не знаю. Хватает головоломок.

Всё не так, как представлялось, с самого начала. Казалось: выхожу на почтенных месье, договариваюсь, мы потрошим что нужно — всё. Ага. Сейчас. Всё происходит как положено — с непредвиденными препятствиями и неожиданными сюрпризами. То есть легко мне жить не удаётся. Интересно мне жить удаётся, но ну её вдаль, такую интересную жизнь. Уточню деталь.

— Может, вам это не очень интересно? Тогда я молча встаю и тихо-тихо, по стеночке, ухожу с ваших глаз и из ваших сердец. Резиденций в мире много. Я эту-то выбрал почти случайно. А то, что у вас погиб товарищ, почтенный… Как звали усопшего?

— Жильбер.

— Почтенный Жильбер. Ну, во-первых он сам начал, а во-вторых — я возмещу. Потом. Если вам не интересно.

— Нам интересно. — Хором, трое из четырёх, а четвёртому тоже заманчиво. Но он говорить не любит. Наверное. Предположение моё такое. Очень примечательный такой персонаж, очень сильный, это видно — на мощный костяк намотаны толстенные жилы. Очень тупой, если судить по выражению… Нет, даже не лица — морды. Только что слюнка из уголка рта не свисает. А поскольку он сидит здесь, то не тупой он и даже не тугодумный. Пошептаться бы с ним. Что-то он такое думает поперёк мыслей остальных. Важное что-то. Ладно, позже.

— Мне нужен орденский, весомый: келарь, эконом, рухлядный или их секретари. Секретарь знать может больше начальника. Только не библиотекарь, не надо, совсем. Живой, бодрый, без кровоподтёков. Без единой царапины. И, дяденьки, прошу вас — он должен пропасть с улицы бесследно. Ни одного свидетеля. Совершите для меня это маленькое чудо. И для себя. Я уйду. А вам здесь жить.

Переглянулись. Худой, бледный, неприметный кивнул. Будет мне монах. Всё тогда пока.

— А если я, предположим, ночью перекусить захочу?

Паренёк-проводник аж идти перестал. Прямо застыл соляным столпом. Возвращаться к столу почтенных месье было уже поздновато, а отпускать меня шататься по подземным трактирам — не стоит совсем. Договор заключён. Я теперь — ценный союзник. Беречь нужно, от пыли, сырости и посторонних взглядов. Особенно от взглядов. Это я читал на грязноватом лице моего сопровождающего. Ещё на его лице было написано желание дать мне ценный, но бесплатный совет. Например — не жрать ночью, а спать, например. Но советы он оставил при себе. Воспитанный мальчик.

— Месье, постойте в сторонке, лицо не очень показывайте. Что вам поесть то надо? Тут еда простая. Если есть ещё, ночь. А в этом районе только дневные столуются. Карманники всякие, жулики рыночные.

— Хлеба кусок, мяса кусок. Воды кувшин.

— Вина?

— Сам пей. Там что-то крепкое было, его принеси.

— Кальвадос или фрамбуаз?

— Ого. Разница в чём?

— Кальвадос из яблок, фрамбуаз из малины.

— Яблоки лучше — освежают.

— Хорошо, месье.

Ну вот я и месье. Расту. Дитя подземелий уверенно шагнул в арку, за которой были видны длинные столы и подобие стойки. Народу немного, но народ серьёзный. Угрюмый такой народ, неулыбчивый. Устал весь день по карманам шарить, спать хочет. Мальчишка подошёл к стойке и кратко озвучил заказ. Я так понял, не слышно мне. Хозяин развёл руками и начал, видимо, предлагать замену. Но замены мой путевожатый не принял и просто пошёл от стола к столу, пока не остановился у группы из трёх человек. Видимо, крепкая воровская семья. Муж, жена и, полагаю, ещё муж. А как ещё? Сидят тесно, женщина посерёдке, друг на друга поглядывают с хорошо скрываемой нежностью. Люди собрались покушать, нешуточно так. Видимо они все запасы готового и выгребли. Бутылки, глиняные блюда, трава какая-то съедобная. Парень молча стал открывать бутыли и нюхать содержимое. Нашёл что нужно, закупорил, запихал сосуд в объёмистый карман. Смахнул какую-то репу и лук с одного из блюд. Положил на него кусок мяса, краюху хлеба и поставил кувшин с водой. Всё молча. В это время мужчины просто смотрели в стол, а женщина, как существо эмоциональное и независимое — на подростка. С ненавистью. Молча.

— Девочку вам привести?

Девочка, по здравому размышлению, не помешала бы. Но я видел тутошних девочек. Пока плутал с разными провожатыми по подземной Лютеции. Они сидели в каких-то загончиках. По двое, по трое. Очень рано и очень сильно состарившиеся, с одутловатыми от пьянства лицами. Или молодые, красивые, свежие, но с уродующими ножевыми порезами на лицах. И глаза…Абсолютно пустые глаза. Чем-то опоили, понятно. Их убрали с верхних бедняцких улиц и из роскошных борделей. Непригодных, строптивых, много узнавших. И держали, похоже, для совсем специфических клиентов. На один раз. Не нужны мне эти девочки. Как-нибудь усмирю плоть.

— Нет. Иди себе. Спать буду.

— Хорошо, мсье, только лампу не гасите. Мы не гасим здесь лампы.

А ведь верно. Лампы в тоннелях горели всюду. И в длинных нежилых переходах. И в огромных залах с низким потолком, местный аналог площадей. И в завешанных дерюгой нишах, вроде той, куда меня привёл подросток-провожатый. Это были местные дома. Горели всегда. Везде. Не так чтоб прям всё сияло, но… Масло, деревянное и лампадное, бочками, небось, скупали каждый день. Хотя…местный люд мог денег и вовсе не тратить… Что за масло, кстати, запах какой-то незнакомый? Тьфу. Чего это я. Не моё это дело. Вопросы освещения катакомб обдумывать. Мне здесь не жить.

— Что так? Если свет любите — живите наверху. Его там много.

— Да так… Примета такая. Деды завещали. Не гасите.

— Ишь ты. Тогда понятно. Ну иди. Голову там о потолок не расшиби. Отрок.

— Иду, мсье.

А хоромы мне достались, если примерять к окружающему. Не занавеска — дверь. Стены каменные, не земляные и сухие, вода не сочится, не проступает. Трещины, правда, голову просунуть можно. Если небольшую и сплюснутую. Но через эти трещины не слышно весёлого журчания городской канализации и не идёт мощной волны ароматов от неё же. Не гремит сквернословием и звоном оловянной посуды подземный воровской трактир. Элизиум. Гостевой домик в резиденции Великого Герцога. Не меньше. Даже тряпьё на койке, что стоит у стены напротив входа — стираное. Может быть, даже с мылом. Нужно пользоваться доступной роскошью. А то всё больше — костерок, навесик, да мешок под голову. С твёрдыми угловатыми предметами.

Дверь с засовом. Потайных лазов-люков нет. Точно нет. Правда, кладка стен такая, что в пару минут, при помощи простейших инструментов, типа сильных рук и небольшой железки, можно выйти в любое соседнее помещение. Присмотрелся. Да, можно. Причём и в то, что снизу и то, что сверху. Сундук осмотрел на предмет тайных ходов, но складывать в него ничего, кроме еды, не стал. Нечего, не оброс как-то имуществом. Нестяжатель я, наверное. Выкурил трубку, со вкусом. Очень приложился к фляге. Меч к изголовью прислонил, мешок с навешенным на него нужным туда же. Кинжал передвинул поудобнее для лежачего положения. Задул каменную лампу и лёг. Думать.

Келарь или рухлядный, конечно, очень будет ценный источник сведений. Они знают помещения и тайники едва ли не лучше самого библиотекаря. Да и за библиотекой они и присматривают. Кому ещё? Не библиотечным же работникам в книжках ковыряться. Они свежие новости предпочитают, доносы там, письма перехваченные. Пыльные свитки не для них. Не всегда, правда, порой в свитке пять поколений назад забытом, есть ответ на тайну нынешнею, животрепещущую. Ладно, пусть. Тяжёлое у экономов послушание. Купцы, поставщики, наличные…Купи-продай. Подмажь. Пара монет себе в карман вдруг упала. Алчность проснулась…А тут и остальные семь из восьми главных стерегут. Вплоть до уныния. У остальных-то братьев ордена всё просто. В голове — Свет, в руках — меч. Ну, или что там, железяка, короче, для пущей убедительности. И костры…Порой с провинцию. Прорывов уже не надо. Кстати, под Лютецией пока тихо. Я здесь другое чувствую… Холодное что-то. Очень голодное. Очень знакомое. Непонятно…А крупный нужный брат у меня завтра будет. Достопочтенные месье доверие внушают. Толстяк в шелках, Арто, повелевал нищими. Большие деньги, большая ответственность. Неприметный…Умбре-тень. Этот да. Опасный очень. И дела его неприметны и опасны. Ша, достаточно молодой мужчина, из дворян, судя по некоторым застольным привычкам. Видимо, незаменим при работе в особняках знати. Не знаю. Здоровяк, Гри-гри, что-то вроде командующего армией и, как ни странно, контрразведкой. Ой, нужно мне с ним пошептаться. Ой, нужно…

Темнота, говорят, обостряет слух. Но мне обострения слуха не нужно, чтобы понять, что за стеной кто-то есть. Несколько кого-то. Они появились довольно давно. Вскоре после того как я лёг. И замерли. Ждут чего-то. Чего? Пока усну, что ли? И это, местное ощущение, знакомое-незнакомое, стало сильнее. Ого. Ступни и кисти начали холодеть. Судя по всему, я должен оцепенеть. А исходя из скорости наката — очень быстро и сильно. Света нет совсем. Дверь хорошая, без щелей. В трещины стен тоже ничего не светит. Нет у меня соседей. Ловушка? Почтенным месье это не нужно. Они у себя дома. Тот же паренёк-провожатый воткнул бы сзади в печень чего-то острое. И пошёл бы себе дальше. Насвистывая. Это не Орден. Будь это орден: половина обитателей катакомб стояла бы сейчас в коридорах лицом к стене, а вторая половина — остывала в виде трупов. А меня прижимали бы к полу стеной Силы три-четыре заклинателя. По крайней мере могли пытаться прижать, тут возможны варианты. Жизнь полна неожиданностей. А вот так, из-за стеночки, чары наводить… Не те мальчики.

Цепенеть так цепенеть. Лежу, дышу как положено. Редко и без надрыва. За стеной шевельнулись, сдвинулись и стали споро разбирать стену. Света нет, но я смотрю. Есть у меня такая особенность — в темноте смотреть. И видеть, что немаловажно. То, что мелькает в расширяющемся отверстии — мне не нравится. Совсем. Это не человеческие руки. Пятипалые. С ногтями, а не когтями. Но…Нечего человеку такими руками делать. Лопаты есть для такого. Всё. Отверстие вровень с головой, на метр выше кровати. Достаточное, чтобы протащить взрослого мужчину. И я догадываюсь, кто этот мужчина. Вот. Голова, плечи и медленно тянущиеся ко мне руки. Плавные, текущие движения. Плавно склоняющаяся то к одному, то к другому плечу голова. Черты лица человеческие. Почти. Нос не тот, стёсанный какой-то. Бельмы. Он слепой. Маленькие уши. Тонкие губы. Зубов не вижу. И не хочу. Начинает как-то вползать, вливаться в дыру. К голове, гад, тянется. Что он хочет сделать: придушить, шею сломать или почесать за ушком — уже всё равно. Хватаю левой за правую кисть и, между протянутых ко мне рук, бью кинжалом в левое бельмо. Так. Пауза. За стеной очень высокой ноты короткий свист-выдох. И быстро, но тихо удаляющиеся шаги. Двое. Пожалуй, я за ними не погонюсь. Во-первых, их товарищ висит в дыре и пока я его сниму — все уже будут далеко. Во-вторых — спать хочу.

Гри-гри стоит в дверном проёме и с каким-то недоумением обозревает мою комнату. Я сижу на кровати, курю утреннюю трубку и наблюдаю за ним. Коечку я передвинул к боковой стене. Очень хотелось-таки поспать на соломенном матрасике, а у погибшего голова нависала почти над лицом и руки свешивались до постели. Это нервирует. Это мешает спать. Ночью за телом, или за мной, приходили ещё дважды. И, кажется, трагически гибли. Custos, повешенный мною на труп — дело такое. Не отличает скорбящих родственников от банальных воришек. Потом, судя по свисту и шипению, посовещались-попереругивались и ушли. Волоча павших по полу. В целом — ночь прошла спокойно. Поспать удалось.

— Месье. Там это. Монаха достали. Эконом. Ты, это, сам говорить будешь или пускай мальчики Умбре поспрашивают? Они умеют.

— Сам. Я лучше умею.

При свете двух ламп, моей и Гри-гри, осматриваю ночного визитёра. Хотя смотреть на него не хочется. Безрадостное зрелище. Хоть и любопытное. Прозреваю здесь какую-то зловещую тайну.

— Это кто?

— Не говорим мы о них. Примета плохая. Это, как его, накликать можно.

— Так, вроде, вот уже. Имеется.

— Тебе, это, свет сказали не гасить?

— Было дело.

— Это, погасил?

— Тоже угадал.

— Ну вот и кушай, полной ложкой, можешь даже с собой унести, в тряпочке. А мы триста лет о них не говорим и ради тебя, вроде как, начинать не обязаны.

— Ты "это" добавить забыл.

— Не обязательно. Так тоже, это, складно вышло.

Хорошо. После. Только вот… Много их? — Много — Что едят? — Крыс, трупы, кладбища разоряют. Снизу подкопы делают. Редко утаскивают живых. Лампы. Защита. — Они слепые, какие лампы? — В масло добавляем. Не знаю. Алхимия. Не выносят, лампы на комнату хватает. Пока горит — нормально. — Пренебречь лампой могут? — Если припрёт.Но в последнее время они всё наглее. Люди не ходят ночью по улицам. Не спят на первых этажах. Уезжают из города, особенно из прикладбищенских кварталов.Страшно в городе. Ишь ты. Сложности какие. Так и знал — зловещая тайна. Везёт мне на них. Не хочу. Я пришёл резиденцию Ордена Света грабить, а не город от упырей спасать. Вот грабежом и займусь. Твёрд я в своих убеждениях. Всегда иду прямо к цели. По кривой дорожке.

— Ну, пошли монаха исповедовать.

— Это, погоди, перебрал что ли вчера…Повело как-то.

— На воздухе чаще бывать надо. На свежем.

— Спасибо, это, за совет. Только засунь его себе в задницу.

— Не надо так грубо. Убью.

Здоровяк смотрит на меня. Не шевелясь, не хватаясь за нож на поясе. Что-то быстро прикидывает. Кивает.

— Хорошо, не буду грубо. Только и ты, месье, на людях за речевыми оборотами следи. Моя власть — на уважении лично ко мне построена. Если такой как ты, заезжий визитёр, может со мной словесные баталии устраивать…Другие тоже попробовать захотят.

— Тоже верно. Но это не моя печаль. Труп уберут?

— Это, само собой.

— Заклинание сниму и пойдём.

Четвёртый или пятый человек в иерархии Резиденции. Он что-то такое во мне приметил и сразу закрылся. Не пробить. Монах всё-таки, не заурядный какой преступник. Будем по-плохому.

Помещение рабочее. Никаких излишеств вроде колёс с ножами, железных дев, скамей для кнутования. Это всё для площадей, народ потешить. Кресло с фиксаторами, косой крест для привязывания стоя, стол с кандалами для работы над лежащим. Жаровня. Набор инструментов на отдельном маленьком столике. Место секретаря. Вот это меня немного удивило. Они тут что, ещё и показания фиксируют? Может у них и архивы есть? Вот что значит — большой город, со старыми традициями. Хоть бери почтенных месье, и сажай в ратушу. Не заметит никто подмены. А может как-то где-то и лучше станет. Они уже сытые. И воровать никому, кроме себя, не позволят.

Умбре сел на секретарское место и застыл. Ждать ему, видать, не привыкать. Я сказал "сам", значит сам. Помощнику только вот его не сидится. Мужичок, коренастенький такой, с крестьянским загаром. Видать, не в городе трудился. А среди, значит, полей и лесов. Дитя природы.

— Может быть, в кресло его? Лист железный под ноги, и угольки из жаровни? Час, не больше, и всё расскажет.

— Поджариватель?

— О, месье слышал о нашем почтенном промысле?

— Месье даже видел. Пару домов…

Да, видел. Пару раз мне попадались пустые крестьянские хутора. Богатые, почти усадьбы. В них я находил сидящих в креслах трупы хозяев. Привязанных, с сожжёнными до костей ступнями и голенями. Никакого разгрома, аккуратно снятая половица над указанным тайником. Один выдвинутый ящик комода. Один открытый сундук. И аккуратно, в ряд, уложенные у обугленных ног хозяина, убитые одним ударом в сердце: дети, жена, домашние, батраки. Они брали только деньги и столовое серебро, украшения. Скот потом угоняли соседи. А в дома не лез никто. Всё это они устраивали внизу, на первом этаже, напротив входной двери. Даже жадность местных крестьян пасовала перед этим зрелищем.

— Нельзя, слишком явные следы.

— Но месье, ххэ, в этом деле нельзя без следов.

— Можно. Привяжите его на крест, голого по пояс. Одежду не порвите. Когда его найдут, должно быть похоже, что его никто не трогал. Сердце прихватило. Хотя. Раздевайте совсем. Испачкает он штаны. Ведро воды принесите. И уходите.

— Но месье…

— Делай Жак. Делай. — Умбре сказал это, вставая с места, тихо, почти шёпотом. Но вопросы и вообще разговоры закончились.

Закончили. Оба пошли на выход. Похоже, Умбре решил, что методы дознания, не оставляющие следов, он подглядит в какой-нибудь тайный глазок. Не получится. Все глазки я приметил. Не столько глазами, сколько…Неважно как. Сейчас я их позатыкаю. Нечего тут смотреть. Секреты мастера останутся мастеру. Мне с ними жить.

Подошёл к монаху. — Монах. Монах! Скажи то, что мне нужно. — Закрыт. Силён. Ему даже не страшно. Эконом Ордена оказался вовсе не корыстным, похотливым чревоугодником. Монахом он оказался. Гоняет в голове слоговую молитву Света. И думает, что ничто к нему не пробьётся. Он ошибается. Боль сильнее. Вытаскиваю воткнутую в воротник куртки швейную иглу. Руки на этом кресте очень удобно зафиксированы. Все точки доступны.

— Мой первый вопрос: где в резиденции казарма стражи?

Вот значит как. Они тут не еретиков ловят, их конечно тоже, как без этого. И не ведьм, хотя тоже своим вниманием не обходят. Кстати, тут я их понимаю. Хорошая, сильная ведьма, с Тьмой вместо души — та ещё катастрофа. Орден, оказывается, уже под сотню лет как, пытается извести моих слепых, бледнокожих знакомцев.. Облавы силами солдат ничего не дают. Либо никого не находят, либо не возвращаются. Умные головы Библиотеки связывали фазы агрессивности и фазы робости этих (кстати, сейчас фаза робости, не заметил как-то ночью), с фазами луны, с пятнами на солнце, чуть ли не с ценами на репу на рынке. Психи, конечно, теоретики, но что делать в их положении. Они ничего не понимали. Свет тварей не брал, то есть просто жёг, как обычных градских обывателей, если очень сильное заклинание было. Освящённых мест они не боялись...Разрушить-засыпать тоннели нельзя, залить их маслом и поджечь — тем более. Слишком тесно всё переплетено в этом старом городе. Сгорит он и провалится. Или с начала провалится ,а потом сгорит. И в любом случае эти хлынут на улицы. Страшненькая картиночка...

Я заново набил трубку. Достал бутыль с яблочной самогонкой. Каль-ва-дос: даже говорить приятно. Буду уходить, прихвачу, сколько будет комфортно нести. Картина взлома после допроса отца Эконома, мир его праху, была ясна. Но возник вопрос посложнее.

Кто же они такие? Видящие Ордена — сильные ребята. Но они могли просмотреть паутину вроде той, что попалась мне недавно в одной прекрасной долине. Если это что-то новое. Всё время появляется что-то новое. Нужно начать пить свою алхимию. Час успею поспать-посмотреть. Потом уже только вблизи, если ничего ненасновижу. Скоро спускаться, осматривать место будущего преступления. Заодно огляжусь в царстве этих. Там и порешаю, глядишь и я на что сгожусь. Опять в моей жизни есть место подвигу. Пора уходить из этих земель. Пока памятники мне ставить не начали, посмертно.

Последняя лампа в тоннеле. Массивная, на три фитиля, на полведра масла. Пограничная такая. За ней в катакомбах — темнота. Не Тьма. Совершенно не понятно, откуда взялись эти. Ад не прорывался в Лютецию. Он идёт сюда с юго-востока медленно, неотвратимо. Но медленно. Но неотвратимо. Может и мне придётся вернуться сюда и держать прорыв. Может, даже, я смогу его остановить. Как тогда, на Санторини. Неважно. Сейчас задача другая. Задача сейчас — гулять вокруг резиденции Ордена Света и делать окончательные выводы. Гулять, что характерно, под землёй.

Факел в руке. Хороший факел, промасленный, яркий, долгогорящий и пахучий. Главное — пахучий. Я в это масло добавил к местным алхимическим снадобьям ещё кое-что от себя. Для сытости. Рядом, с таким же факелом, тихо ступает Гри-гри. Больше он никого брать не стал. " Про тебя, это, знает восемь человек. Пусть наш, это, узкий круг посвящённых таким и останется." Идёт он рядышком и понимаю я, что он решил меня прирезать. Какие-то запутанные нюансы воровского кодекса чести тому причиной. Я должен, предполагаю, заплатить за дерзость. Но не сейчас. То, на что нацелилась воровская верхушка , стоит любого терпения. Любой другой Орден отсыплет столько, сколько попросят. Даже если только камни вынуть и продать — всё окупится. Всё. Камни хоть и не гранёные, не гранили тогда камни, полировали. Но размер камней…И легенда. Хотя мне кажется, что это простая подмена. Хорошо, не простая подмена. Подделка не может стоить как вся Лютеция. Две Лютеции. А мне этого не надо. Меня старый папирус и пергамент интересует. Вот точно — нестяжатель я.

Тоннель весь изрыт отнорками. Даже на своде тоннеля видны входы в норы, ведущие вертикально вверх. Из них свисает какое-то тряпьё. Саваны, наверное. Это квартал Орденов, храмов и кладбищ. В этом городе много кладбищ. Много умерших. И много еды для некоторых любителей. Здесь подземная столица этих, их гнездо. Вот прямо сейчас на границе освещённого пространства мелькнула грязная белая физиономия со слепыми бельмами глаз. Мелькнула, свистнула и пропала. Запах горящего масла им и так не нравится чрезвычайно, а тут ещё двое вооружённых. Тяжёлая ситуация. За погибших этой ночью соплеменников они мстить, я так полагаю, не собираются. Нет в их родах обычая кровной мести. Хотя мне всё равно до их обычаев. До того, что там у них — семьи, роды, кланы или Сенат с цензорами и принцепсами...Ничего не вижу, ничто не светится. Не нитей, не источников. Но что-то вот близко, что-то очень знакомое...Смотрю на Гри-гри. Внезапно вспомнился славный, улыбчивый крестьянин Жак. Обладатель редкой профессии. Почтенные месье, обедающие над трупом соратника и друга. И тут я понял, почему я не вижу ничего, с чем обычно воюю. Я понял кто они. То, что я ощущал здесь как холод и голод, это обычная людская составляющая. То, что богословы называют вожделением. Просто усиленная. Они не искорёжены Адом и Тьмой. Только вот когда-то выбрали себе такой уклад и образ жизни. И способ питания. Не знаю, как первые из них приняли такое решение. Видимо, кому-то так — было проще. Выгодно. Вот и остался им голод и холод. Но они просто люди, не демоны. Ничего мне нельзя сделать. Ни-че-го. Порвать паутину, порождающую демонов, не сложно, хлопотно, но выполнимо вполне. Изгнать, если вселились…А что делать с человеком, которому выгодно? Мне их что, по одному отлавливать и учить любви и красоте? Сомневаюсь в результате.Ну и всё. Подвиг отменяется. Вроде пришли.

— Мы у северной стены? А, да, сам вижу. Постой, покрути головой, я тут кое-что выпью и сквозь стенку посмотрю.

Удобно, что внешняя стена подвалов Резиденции ещё и боковая стена старого тоннеля. Может и времён Империи. Заклинание снаружи, заклинание внутри. Просто так стенку не поразбираешь. Мечом нужно будет.

— Здесь малое книгохранилище. Я пробью стену и охранные заклинания…

— Это, чем пробьёшь то? Нельзя ничем пробить, это, тихо в смысле.

— Можно. Есть у меня инструмент. Неважно. Заходим, вы вынимаете изнутри дверь. Восемь вас, говоришь? В коридоре трое направо, трое налево. Ваше хранилище — напротив. Повезло нам. Я снимаю охранное заклинание и обратно, в книгохранилище. Дальше ваше дело.

— Не проблема.

— Гри-гри, если попробуешь меня в подвале убить, то я тебя просто сожгу. Труп твой никто уносить не будет, а монахам его оставлять нельзя. И товарищам своим сообщи.

— Да кто ты? "Сожгу. Стену пробью." Кто?

— Ты сказал уже. Заезжий визитёр.

Помолчали.

— Господин. Что нам делать с этими, они уже внаглую наружу лезут. В городе уже просто жутко. Вы же что-то можете. Нужно спасать город.

— Не знаю. Не моё это дело. Этот город в частности и человечество в целом очень много от чего спасать нужно. А с вами, например, что горожанам делать? Вы вообще уже снаружи...

Через дверной проём вижу только Жака и того парня, который прислуживал нам за столом. Увлечённо, с огоньком, ковыряются они в замке хранилища. Почтенные месье и оставшиеся для меня безымянными подростки-проводники вшестером добивают в коридоре стражу. Всё у них получается. Наверное. Мне-то как-то уже всё равно. Тайная библиотека это один стеллаж. Две сотни футляров со свитками. Книг нет. Кожаные футляры подписаны, это хорошо. Всё остальное — плохо. Арамейский и койне. Патерас Симон, Патерас Симон и снова он, и опять. Зачем его хранить под замком? Василид, Валентин. Эти-то понятно. Иврит. Книга Еноха. Интересно, но я это уже читал. И это всё? Проклятье. Я подозревал, что в этом сообществе учёностью себя не изнуряют. Но так, чтобы в тайной библиотеке не было совсем ничего? Ни-че-го. Дверь в сокровищницу вскрыли. Это я вижу. И стражу добили. Это я, соответственно, слышу. Пора уходить. Пролезаю в круглое отверстие. Соратники будут уходить направо. Значит мне, несомненно, налево. Делаю десяток шагов и вытаскиваю из-за спины меч. Он мне нужен сейчас. Очень. Три десятка этих в глубине коридора. Высовываются из отнорков головы. Двое вот спрыгнули прямо с потолка откуда-то. Волнистое лезвие фламберга начинает светиться. Ох, как я сейчас махну. Только бы потолок не рухнул. За спиной возня, сопровождаемая совсем уж непонятным арго. Слева и справа от меня пролетает что-то горящее. А, понятно, запечатанные бутыли, с примотанными к горловинам тряпками. Полыхнуло. Завоняло. Засвистело-защёлкало-заверещало. И побежало-побежало. Оп и пустой коридор. Кто мои спасители? Ша и Гри-гри. Даже не запыхавшиеся. У Гри-гри окровавленная скьявона в руках, у Ша — мясницкий тесак. Окровавленный. Негармонично они выглядят. Им бы поменяться железом своим заточенным. Но это придирки. Ша кидает мне ещё одну бутыль. А Гри-гри указывает мечом:

— Второй поворот налево. Нормальный поворот, человеческий, не их. Третий поворот направо. Выйдешь в подвале харчевни. Дверь в зал всегда открыта. Лицо не очень показывай и меч свой приметный прибери. Просто иди и всё. Никто там на тебя пялиться не будет. Тем более вопросы задавать.

— Ага.

— И, это, удачи тебе.

Хорошая осень в этих местах. Урожай созрел. В мешке нормальное такое количество кальвадоса. Жара спала. Тяжело было бы идти по жаре обратно к развалинам Рима. Но нужно. Но не хочется. Там Мёртвые земли сейчас. Но там и самый реальный шанс. Не нашёл я ничего в книгохранилище. Почтенные месье, те да, словили свою жирную курочку. Ладно, дело привычное. Только вот Лютецию я толком так и не посмотрел. Жаль. Говорят, после разрушения Рима, она самый красивый город Европы. Время то такое...Приходишь архитектурой любоваться, а там выжженная земля и ночное небо синим светится. И никакого красивого города Лютеция. Такая досада...