Я остаюсь

 

Я всегда любила осень. Желтые листья, шуршащие под ногами, и темное небо над головой. Промозглый ветер, пробирающийся в рукава и ворот пальто до самых косточек. И горячий чай. С медом или малиновым вареньем. Лучше всего, конечно, с имбирем. Любила, сидя на подоконнике, смотреть, как бегут, спасаясь от дождя, неудачливые прохожие. И каждый раз, как в первый, удивляясь отсутствию у них зонтов. Осень. Мягкий плед, уютно согревающий в своих пушистых объятиях, медленно клонит в сон. И становится так легко, так просто на душе, как-будто ничего не происходит, не случается вокруг. Есть только я и чай, плед и кучка промокших воробьев за окном. Почему-то именно осенью мне больше всего хочется быть. Да, именно быть. Жить я не умею. Разучилась.

Разучилась... Как, когда это произошло? Может тогда, когда я перестала контролировать свои способности? Или тогда, когда увидела первую жертву своего провала? А может намного-много раньше?

Когда-то я была счастлива. Нет, не в этом мире. В моем. Когда-то, когда я была обычной девчонкой и в белом платье шла навстречу своему счастью, своему любимому. И сердце выскакивало из груди. Тогда, когда всему миру хотелось кричать о своей любви. Тогда, когда он нес меня на руках в наш новый, пахнущий свежими лаком и краской дом. Когда он клялся в вечной любви, обещая беречь наш с ним мир до конца своих дней. Когда нежно целовал в ушко и шептал всякие глупости, отчего мурашки бежали по всему телу, и я краснела до кончиков ногтей. Сейчас все это казалось нелепым и смешным. И горьким одновременно. Я ушла сама, когда узнала, что он натворил.

Кир, мой любимый Кир, мой нежный и ласковый Кир стал Темным. Его изгнали в Нижний мир, без права на возврат. Я не ушла за ним. Не приняла его выбор. И никогда не приму. Лучше умереть, чем быть Темной.

 

 

«Кир... Почему, почему я не заметила, не увидела этот переломный момент, когда все пошло не так? Не остановила тебя»...

Я возненавидела его. За разбитые надежды и мечты. За боль одиночества и отчаяния. За его слабость и ничтожность. За все, что было и не было, но могло случиться в нашей жизни. Тогда какая-то часть моей души умерла с этими разбившимися надеждами и захлопнувшейся в счастье дверью. Я разучилась быть счастливой.

 

 

 

 

Вон, внизу, за окном девчонка. Такая же промокшая, как эти воробьи за стеклом, бежит, торопится. Может, на свидание? Какое свидание с такой прической?! А она торопится. Дорога … Узкая, всего-то ничего пройти. Постой, дождись же, когда светофор даст разрешающий сигнал. Куда ты спешишь?!

Нет! Почему я сразу не поняла, не почувствовала? Что не так? Я уже чувствую боль, чужую жгучую боль в своей голове и … Отчаяние. Чье? Мое или ее, той девчонки, что не дождалась зеленого света? Не успею. Нет, подожди … Подожди, пожалуйста, подожди. Совсем немного, и я буду рядом. Визг тормозов, боль, крики толпы. Я уже рядом, держись. Закутанная в плед, в тапках бегу по лужам, не замечая холода, сырости. Мне нужно успеть, пожалуйста. Я должна, иначе зачем все это … Нееет … Не успела. Толпа, окружившая ее, не дает мне протиснуться сквозь них, к ней, к ней одной. Она лежит ничком, на холодном асфальте. Руки в стороны, ноги изломаны, раскрытая сумочка, бесстыже вывалив на дорогу все содержимое, валяется рядом. Я наклоняюсь, переворачиваю. А вдруг? Вдруг она жива? Вдруг она будет жить? Пока жива, но взгляд, полный боли и страдания, тихо угасает. Я держу ее за руку.

— Прости, — шепчу ей, — Прости. Я не успела.

Она смотрит немигающим взглядом. Последний вздох. Все.

Домой, скорей домой, умыться, сбросить с себя эту боль. Я не прощу себя. Никогда. " Брось, она не первая и не последняя", — шепчет внутренний голос. " Да! И потому я не живу — я существую. Я могла, могла ее спасти, но не успела".

Так было не в первый раз. Не первый, и не последний. Я должна была перенестись, но не смогла. И поэтому я бежала по лужам в этот дождливый страшный день.

Я — Видящая. Я пришла сюда из Верхнего мира, чтобы спасать жизни детей. Та, кто должна успевать-всегда и везде. Та, кто послана сюда служить людям, их детям. Что пошло не так?

Я вижу. Вижу, когда в моем городе дети в опасности. Раньше я всегда успевала. Я помню своего первого спасенного ребенка. Мальчик, лет трех, залезший на подоконник. Я оказалась рядом за мгновение до рокового шага. Сняла его с подоконника, погрозила ему пальцем, а он, дурачок, почему-то засмеялся. Его мать так ничего и не узнала. Она вошла в комнату как ни в чем не бывало.

— Ой, окно забыла закрыть, — только и сказала.

— Мам, там фея. Фея. Она летает, — малыш тыкал пальцем за шторы.

" Только бы ей не вздумалось проверять", — я стояла ни жива ни мертва.

— Она уже улетела, — мать потрепала мальчишку по курчавой головке. — Пойдем обедать.

Мальчик обернулся и помахал мне. Я помахала ему в ответ и тихо ушла. Если бы я могла перемещаться обратно так же, как и попала сюда, это здорово бы облегчило мою жизнь. Этот день и этого мальчика я запомнила навсегда. Как давно это было...

Впрочем, всех своих деток, больших и маленьких, я помнила. А теперь что-то пошло не так. Я не чувствовала опасности, понимание приходило слишком поздно. Как сегодня. Я больше не могла перемещаться. Что же произошло?

 

 

 

 

Все последние дни я не находила себе места. Наконец, решилась позвонить подруге.

— Вик, это Яна. Перезвони, как сможешь, а еще лучше свяжись со мной. Ты знаешь как. Что-то происходит. Но я не знаю что. Не могу понять, — автоответчик равнодушно записал сообщение, и я повесила трубку.

Вика — одна из Видящих. Другой город, там долго не было Видящей. Нас слишком мало. Мне приходилось следить за двумя городами, но я всегда успевала — раньше.

 

 

Я набрала номер Лили:

— Да? — встревоженный тихий голос подруги окончательно подтвердил мои подозрения, что что-то происходит.

— Лиль, это Яна.

— Ничего не говори. Нам нужно встретится. Я приеду. Сегодня же. Автобус через час. Не пытайся связаться со мной через Мысль. Все, жди, — Лиля повесила трубку.

Встревоженная, я не находила себе места. Что же это такое?

Через три часа мы с Лилей сидели в привокзальной кафешке, спрятавшись за столик возле кадки с фикусом.

— Я звонила Вике. Она не отвечает. Через Мысль тоже пыталась связаться. Пусто.

— Я знаю. Вика погибла, — Лиля замолчала, когда подошел официант. Оглушенная, я не глядя в меню заказала кофе, только бы он скорее ушел.

— Как? Когда? Разве это возможно, тут — на Земле?

— В том-то и дело, что нет. Три дня назад, спасая подопечную от рук маньяка, она сама оказалась жертвой. Тело никто не опознал, родных нет. Куратор на связь не выходит. Мои способности пропадают. Я не знаю, что делать.

— Мои тоже. Послушай, но ведь Видящая не может погибнуть от рук Земного. Это не-воз-мож-но! — я чуть не кричала от догадки.

— Да. Это зачистка. Значит, Чистильщик уже здесь.

— Но за что? — я не понимала. Чистильщик убирает только провинившихся, ушедших на темную сторону. Мы здесь при чем?

— Может, Вика стала Темной? — Лиля сверлила меня взглядом.

— Исключено! Я виделась с ней месяц назад. Никаких следов темноты и в помине. Ты знаешь, даже при первичном контакте с Темными остается черное пятно в Мысли. Этого не было.

— Тогда я не знаю. И Куратор не отвечает. А если это дело Темных?

— Тогда наши уже знали бы об этом, и предупредили нас.

Мы еще немного посидели, так и эдак мусоля одну и ту же тему. В конце концов, Лиля поднялась.

— Ян, мне пора, итак слишком долго отсутствую. Через Мысль пока лучше не общаться. Договорились?

— Да, конечно. Пока, — я поцеловала Лилю в щеку, видя ее, как оказалось, в последний раз в жизни.

 

 

 

 

Через неделю я пыталась связаться с ней, но Мысль показывала Пустоту. Странно, но даже тогда я все еще на что-то надеялась.

— Алло, — в трубке дребезжащий старческий голос, явно не Лилькин.

— А мне Лилю. Она же вроде здесь живет?

— Я тут живу. А жиличка съехала. Куда — не знаю, не спрашивай, дочка. Только вещички все оставила.

— Как оставила?

— А вот так. Небось новые купила, вы молодежь сейчас богатая, на машинах все. Вот старые вещи и выкидываете.

— У нее не было машины, — только и пробормотала я и повесила трубку. Ножевое в сердце. Свидетелей никаких.

 

 

Как же так?Что делать, как оставить город? Даже два? Мой и Викин? Мне нужно узнать, что с Лилей. Попробовала связаться с Куратором, но Мысль даже не формировалась. На связь Куратор не выходил. Открыла справочник, так … Лилин город, телефоны больниц и моргов. Два часа ушли на бесполезные звонки.

 

 

— Да, есть похожая. Вы ей кто? Сестра? Приезжайте тогда на опознание, — наконец ответили мне.

Я ехала в холодном автобусе, как в кокон закутавшись в шерстяное пончо. За окном барабанил противный скользкий дождь. Я люблю осень только с имбирем и теплым пледом.

 

 

 

— Да, это она, — я смотрела на Лилю. И не могла поверить, что больше никогда не увижу ее пронзительные голубые глаза, не услышу звонкий голос и смешливую улыбку.

— Отчего она? — только и смогла спросить.

— Ножевое в сердце. Свидетелей никаких. Вы ведь сестра? А то полиция ищет родственников, вот адрес отдела, тут все. — Врач передала мне сложенный вдвое листок.

— Да, спасибо. А тело? Могу я забрать?

— Да, можете. Только не забудьте про следователя.

— Хорошо, я поняла.

 

 

Конечно, ни к какому следователю я не пошла. Во-первых, я Лиле не сестра, а во-вторых, разве смогу я объяснить ему, всем им, что Лиля — это чистая душа, Видящая из Верхнего мира? А там свои игры Богов. Чем-то мы стали неугодны, и от нас в срочном порядке избавляются, перед этим порядком ослабив, лишив Дара и сил. С такими мрачными мыслями я ехала домой. Что делать и как жить дальше? Защиты просить не у кого, прятаться нет смысла, да и не брошу я город, оба города. Нет, теперь уже три. Надо срочно сообщить остальным Видящим. Если еще есть кому.

Дома я раз за разом пыталась связаться с Видящими, с теми, кого знала. Из восьми отозвались всего три. У остальных мысль выдавала Пустоту. Я рассказала Видящим все, что знала. Просила их быть осторожными, но в душе мы все понимали, что от Чистильщика не скрыться. Нигде и никогда.

 

 

 

 

 

 

Шло время. Ничего не происходило. Напряжение последних дней понемногу уходило. Я перестала просыпаться по ночам, силы начали возвращаться ко мне. Получалось даже иногда перемещаться.

Да, я упустила двоих. Но сделать ничего не могла. Я заставляла себя забывать об этом. Иначе можно сойти с ума. Ведь есть другие, тысячи и тысячи детей, которым без меня никак.

 

 

Однажды, теплым солнечным днем, последним подарком "бабьего лета", я коротала время на скамейке в городском парке, наблюдая за прохожими. Влюбленные парочки, старушки, мамочки с колясками наслаждались вдруг наступившим теплом, и уже с самого утра все лавочки были заняты.

 

Он подошел, сел рядом.

— Привет, — улыбнулся невзначай.

— Привет, — я улыбнулась в ответ.

— Красивые, да?

Я проследила за его взглядом. На лужайке в пяти метрах от нас играли мама с девочкой лет трех. Мама закрывала ладонями глаза, а девочка, смеясь, кричала ей "попробуй, найди", и пряталась за дерево, всегда одно и тоже.

— Да, очень.

— Ты тоже… — он посмотрел виновато, будто сказал что-то неприличное.

— И ты, — ответила я и засмеялась.

Он представился Денисом. Насмешливые зеленые глаза, ямочка на левой щеке, когда он улыбался, темные волнистые волосы, наверняка разбили не одно девичье сердце.

Денис оказался интересным собеседником. После двух часов разговоров ни о чем и обо всем на свете мы отправились гулять по набережной. Он угощал меня мороженным и сахарной ватой. Травил какие-то байки, потом неожиданно декламировал стихи. Мы хохотали, как сумасшедшие, так, что на нас оборачивались прохожие, за смехом и весельем стараясь скрыть смущение и чувства, овладевшие нами. Когда небо затянули серые тучи и полил проливной дождь, мы прятались в старой беседке и целовались под шум дождя и скрип ветра, грозившего вот-вот снести наше ветхое ржавое укрытие.

В тот вечер Денис проводил меня домой и … Остался.

Надолго ли? Я не знала, да и мало думала об этом. Главное — пока он рядом. С ним мне было легче, спокойнее.

 

— Кто ты? — я гладила маленькое родимое пятнышко на его груди.

— Я? Простой, не слишком удачливый бизнесмен, — он блаженно щурился, получая явное удовольствие от моих прикосновений.

— Ну, да … А сколько тебе лет?

— Постель не повод для знакомства, — смеясь он опрокинул меня на спину и закрыл рот поцелуем. А потом … Потом у меня не возникало никакого желания что-либо спрашивать и выяснять. Хотелось просто всегда быть рядом и никогда его не отпускать.

 

Денис иногда приходил, чтобы остаться на ночь. Я по-прежнему о нем ничего не знала. Да и не очень хотела знать. Какая разница, кто он? Бизнесмен, или дворник? Достаточно того, что он рядом. Ему ничего не нужно от меня, мне от него. Мы просто временами скрашиваем одиночество друг друга. Пока этого достаточно. Я чувствовала, видела в его глазах боль. Знала, что когда-то он обжегся. Обжегся больно, раз и навсегда.

 

 

Однажды, когда Денис пришел в очередной раз, вид его был больным и уставшим. Он еле стоял на ногах. На руке кровоточащая царапина.

— Кто так? — я обработала рану перекисью.

— Да так, мужские дела, не бери в голову.

Я положила руку ему на лоб, закрыла глаза. И … Ничего. Пусто. Закрыто. Но если он человек, то такого просто не может быть. Сердце, мысли, по которым я могла бы прочитать его, о нем — все было закрыто. Нет … Не совсем так, я не хотела его читать, хотела лишь помочь, снять боль. А получилось то, что получилось. Догадка еще только созревала, не оформившись пока в зрелое подозрение. Вернее, это я, я сама не давала ей оформиться.

Ночью я больше не пыталась открыть его. Не хотела, хотя могла бы. Ночью любой становится уязвим. Но воспользоваться этим не было сил, желания.

А утром звонок. Еще одной Видящей не стало.

 

 

— Кто ты? — Денис гладил меня по животу, зная какое удовольствие я получаю от этого.

— Я? Простая, не слишком удачливая бездельница. — Я, точно так же, как и он в прошлый раз, накрыла его губы своими, не давая шансов на другие вопросы.

Мы по-прежнему ничего не знали друг о друге. Каждый умело охранял свои тайны, и все эти вопросы были скорее шуточными. Потому что получив ответ, пришлось бы самому его давать.

 

 

Через неделю Денис снова пришел ко мне, еле волоча ноги. На щеке тонкая свежая царапина, испарина на лбу, глаза темные и какие-то больные. Я уложила его спать, не задавая лишних вопросов, зная, что он все-равно не ответит. Всю ночь я не спала. Мысли в голове одна страшнее другой не давали покоя. Так я и промаялась до самого утра.

А ближе к обеду узнала, что вчера не стало еще одной Видящей.

Он допивал чай, собираясь скоро уходить, когда я вошла на кухню с телефоном в руке.

 

 

— Чистильщик?...Ты?

— Я, — он ухмыльнулся.

— Но как? Зачем? Зачем ты здесь? — я понимала, что он пришел меня убить, но что вот так, открыв в сердце дверь ногой, не могла понять.

— Ты знаешь. Брось, тебе я не сделаю ничего плохого, — он встал и попытался обнять меня, я вырвалась.

— Уходи, прошу, — слезы градом покатились из глаз. Я ничего не могла с собой поделать.

— Не могу. Я пришел за тобой.

— Зачем я тебе?

— Подойди, — он снова притянул меня к себе.

— Нет. Не трогай. Ты — убийца. Почему ты не убил меня сразу? Или это особый способ мучений? Вначале влюбить в себя, спать со мной, а потом убить? С ними ты так же, да? Со всеми? Ты мерзкий … — я не могла смотреть на него. На того, с кем час назад делила постель, кому по утрам варила кофе, кого любила все это время.

— Прости, — он как тогда, при нашей первой встрече опустил глаза.

— Прости? За Вику, за Лилю — прости? За все загубленные души ты говоришь прости? Я ненавижу тебя, ты ничтожество, ненавижу, — самая настоящая истерика завладела мною. Я била его, царапала, кричала. Я готова была разорвать его на части, или биться головой об стену, или еще черт знает что. В этот момент я умирала. Второй раз в жизни умирала. Нет, не физически — душевно. Не могу, не хочу. Все, я устала. Я уже не контролировала себя, схватила нож, полоснула по запястью. Второй раз не успела. Его руки перехватили мою, вырвали нож. Я не сопротивлялась больше. Он быстро достал бинт из аптечки, перевязал руку, прижал к себе. Он гладил меня по голове, баюкал, что-то шептал на ухо. А мне было уже все-равно. Лопнуло! Лопнуло и оборвалось.

 

 

 

 

Ночью я решила уйти. Он спал, мерное дыхание выдавало глубокий сон. Я прикоснулась к нему. Стояла, боясь пошевелиться. Я смотрела внутрь него. И не могла поверить. Такого просто не могло быть. Под личиной Чистильщика был другой человек. Тот, которого я любила и ненавидела. Тот, кто испортил всю мою жизнь. Тот, кто был вне закона в Верхнем мире, и здесь на Земле. Тот, кто мог проникнуть сюда лишь с помощью Личины. Он пришел за мной. Он же говорил. А я не поверила. Бежать. Куда? Зачем? Куда угодно, только подальше от него.

Это был мой муж. Муж, который ушел служить Темным. Муж, который продал душу золотому тельцу. Муж, который предал всех и вся. И который так и не успокоился, потеряв меня.

Он открыл глаза. Все понял по моему взгляду. Пара минут трансформации, и Личина была полностью скинута. Ему незачем было больше прятаться и обманывать.

— Яния, — он протянул руку, схватил меня за запястье. Я отшатнулась.

— Кир, как? Как тебе удалось?

— Ты про защиту при переходе на Землю? Все просто, малышка. Во всем виновата одна из ваших Видящих. И ты ее прекрасно знала.

— Кто? — я уже догадывалась о ком пойдет речь, но еще не хотела верить в это.

— Лиля … Она приняла нашу сторону. Она стала Темной. Когда я узнал о ней, в голове тут же созрел план. Хотя, признаюсь, мне пришлось постараться, прежде чем я убил вашего Чистильщика. Оказался живучим, гад. Но я живучее, — он криво усмехнулся и продолжил.

— Приняв личину Чистильщика, я пришел к вашему Куратору и смог убедить его, что половина Видящих — Темные. Доказательство — Лиля.

— Вот почему она не хотела общаться через Мысль. Почему они не смогли раскусить тебя? И что с нашими перемещениями? Почему они не работают?

— Потому что надо мной поработали лучшие из ваших Светлых, — он поправился, — бывших светлых, специалистов. Тем более, я шел к Куратору с добрыми намерениями. Для него я не представлял никакой опасности. Наоборот, никому ив голову не пришло копаться в моих мозгах глубже. А что касается ваших способностей, то все просто. Куратор, до этого являясь проводником с вашим миром подпитывал вас энергетически. А когда он перестал выходить в Мысль, то перекрыл вам доступ к некоторым из них..

— Дальше? Каков план дальше? Ну, убьешь ты всех Видящих, и что?

— Дорогая, ты меня удивляешь … Раньше ты была посообразительнее. Я не мог просто так прийти и забрать тебя. Во-первых вход Темным на Землю закрыт Верхним Миром. Во-вторых, Темные только выиграют от смертей Видящих, без которых будут гибнуть больше детей. Сама понимаешь, чем больше смертей в мирах, тем нам слаще живется. Мы питаемся ими, и , скажу тебе, это самое вкусное, что я ел в своей жизни. Страх, боль, ужас — это то, что мне нужно больше всего.

До этих его слов я молча терпела и слушала, но тут тошнота подкатила к горлу и меня стало выворачивать наизнанку. Я побежала в туалет, он шел за мной. Я хотела закрыть уши руками, чтобы не слышать всего этого ужаса, а он продолжал говорить.

— В-третьих, в череде массового уничтожения Видящих никто бы не заметил пропажи одной-единственной. Я пришел за тобой, — он улыбался улыбкой победителя. Он открыто смеялся надо мной.

— Уйди, прошу, — прохрипела я.

— Маленькая моя. Сейчас тебе станет лучше. Ну, солнышко, я же люблю тебя. Слышишь? Помнишь, как нам было хорошо вместе? Каюсь — грешен. Пробовал заменить тебя, но вовремя понял, что это невозможно. Таких, как ты больше нет.

— Ты сумасшедший, Кир, сумасшедший... Когда ты успел стать таким?

— У меня было много времени, чтобы научиться.

— И что дальше? Теперь ты попытаешься затащить меня в твой поганый мир?

— Да, за этим и пришел. Но вначале добью всех твоих подружек — Видящих, — Кир засмеялся.

— Сволочь, какая же ты сволочь, — я резко поднялась и наотмашь ударила его по лицу.

— Сука! — мой бывший муж схватил меня за волосы и поволок в ванную. Включил ледяную воду, заткнул слив, и подождав, пока вода наберется, принялся как котенка окунать меня в нее, — Ты будешь моей, будешь, будешь …

Я не знаю, как мне это удалось, но, изловчившись, я ударила его ногой в колено. На секунду он ослабил хватку, но мне ее как раз хватило. Я вырвала свои волосы из его рук, какие-то с корнем, но боли не чувствовала. Бритва, где-то на полке я видела его опасную бритву, которую он почему-то не убрал. Хотя прежде делал это всегда. Я еще смеялась над его странной привычкой ею пользоваться, когда давно придуманы электрические, ну или на худой конец, безопасные.

Есть. Полоснула наугад, и побежала. Точнее сказать, поползла.

Догнал, удар в спину. Упала, он придавил к полу ногой. Ваза в метре от меня, жаль, мне не дотянуться.

— Пусти, — я снова хриплю, — Слышишь, я сдаюсь.

— Вот так-то лучше, — он убрал ногу, то ли действительно не ожидая от меня подвоха, то ли получал удовольствие от гонки. Одна секунда — ваза опускается на его голову, а я бегу дальше. Коридор, поворот, кухня. Стол, в столе ножи.

— Стой! — я обернулась слишком резко для него.

— Дурочка, — он еще не понял, что произошло.

 

Я молча смотрю на него. А он улыбается. Как раньше, до того, как стал таким. До того, как стал Темным.

Мне так хочется обнять его, прижать, простить за все. Забыть, все забыть, как страшный сон. Но этого уже не будет. Никогда. Сделанного не исправить, не стереть. И выжечь не получится. Слезы застилают глаза.

— Дурочка, что же наделала? Я же так тебя люблю. Пойдем со мной, — тянет руки.

— Нет, Кир. Прости. Я нужна здесь. Прости, — нож до упора вошел в плоть.

Прощай моя любовь. Больше ты никому не сделаешь больно. А я остаюсь.