Жертва

Если задуматься, в нашей жизни довольно часто происходят странные события. В большинстве случаев мы не придаем им значения, поскольку слишком погружены в рутину ежедневных дел. Но иногда сущий пустяк, выбивающийся из размеренного хода обычной жизни, может так взволновать наше воображение, что мы вспоминаем о Боге и сломя голову бросаемся в ближайшую церковь. Так уж устроен человек. К слову, в частной психиатрической лечебнице в пригороде Кардифа недавно произошла загадочная история. Больница располагается в старинном особняке, про который в народе и раньше ходила дурная молва. Что удивительного, в каждом провинциальном городе есть свое проклятое место, по тем или иным причинам облюбованное темными силами. Есть ли в этих историях хоть крупица истины или причиной их появления может стать любой случай, преломленный изощренным воображением скучающих обывателей? Разобраться в сонме слухов и небылиц бывает очень сложно. В конце концов, каждый сам решает, во что ему верить.

Легенды про старый особняк циркулируют уже боле ста лет. Старожилы города рассказывают, что дом был выстроен в первой четверти 19 века младшим сыном видного члена палаты лордов, чье имя утеряно среди страниц истории. Отец завещал ему небольшую часть своих владений, но это был щедрый дар. Земля здесь плодородная, климат приятный, да и от города недалеко. Поэтому молодой человек немедленно взялся за строительство усадьбы. Он жаждал поскорее заселиться в новый дом. Но строительство — дело не простое, сопряженное с множеством неожиданных трудностей. Так, подрядчик по ошибке привез только часть камней, необходимых для закладки фундамента и на левое крыло материала не хватило. Доставка новой партии заняла бы целый месяц, а дворянин не хотел столько ждать. И он нашел решение.

Недалеко от кромки леса на невысоком холме находилась разрушенная каменная постройка древних времен. Ее составляли большие крепкие камни, сложенные в кольцо по лысой верхушке холма. Они лежали здесь так давно, что никто не осмелился бы с точностью утверждать, какой цели служило это сооружение. Одни предполагали, что на холме некогда располагалось святилище друидов, другие, опираясь на устные предания, говорили, что странная постройка является гробницей языческой королевы. Весь окрестный пейзаж порой представлял собой мрачную картину, по большей части зимой, когда природа особенно скупо раздавала свои краски. Но холм, чьи склоны поросли мхами и мелким темным кустарником, были испещрены странными бороздами, словно шрамами и усыпаны кривыми сухими корягами, меж которыми часто ползали гадюки, выглядел особенно уныло и зловеще. Когда на закате в ясный день солнце медленно опускалось на запад и тонуло в толще расплавленных облаков, его последние лучи попадали в каменное кольцо и преломлялись, создавая множество причудливых теней. Они метались внутри круга, сталкивались, отскакивали, облепляли камни, не в силах выйти за пределы кольца. Их отчаянные попытки вырваться на свободу заставляли весь холм содрогаться. Одна тень была чернее других, она стояла неподвижно, прячась у дальней стены, куда не доходили солнечные лучи. Казалось, что другие тени были лишь отголосками ее злобы, обрывками воспоминаний… Любой, кому доводилось лицезреть эту картину потом долго не мог выбросить ее из головы, словно в этом видении оживали все его потаенные страхи.

Потому многие местные жители стремились приписать сооружению связь с темными событиями далекого прошлого. Их настораживало, что растительность не покрывала вершины холма, которая представляла собой безжизненный пяточек глинистой почвы. Словно земля была чем-то отравлена, смертельно больна и не могла произвести ни одного жалкого сорняка. Да и сами камни были совершенно не тронуты временем, будто их только вчера положили здесь. Эти факты, по мнению обывателей, были наглядным свидетельством проклятия, наложенного на древнее сооружение.

Естественно, молодого дворянина не интересовало прошлое камней, он в первую очередь думал об их практическом применении. Несмотря на возраст, все минералы прекрасно сохранились. Крепкие темные камни, пронизанные красивыми желтыми и синими прожилками, словно реками, они могли послужить идеальным фундаментом для будущего особняка. Поэтому, несмотря на сомнения некоторых работников, дворянин приказал унести камни с холма и использовать их для строительства. Холодные камни идеально заняли свои места и стараниями будущего хозяина, в рекордные сроки усадьба была готова. Как хорош был этот дом! Длинная липовая аллея вела к крыльцу, перед которым расположился изящный фонтан. Белые перила нежно поддерживали широкую гранитную лестницу. Над темными резными дверями сиял фамильный герб. Два симметричных крыла распахивали объятья, принимая желанных гостей. Особняк дышал через высокие окна, украшенные разноцветными витражами. Кусты белой сирени украшали дом как белое платье невесту. А его остроконечные крыши с маленькими башенками стремились ввысь.

Сразу после окончания внутренней отделки наследник въехал туда вместе с семьей, в надежде прожить в новом родовом гнезде до смерти. Но она заявилась к ним на порог гораздо раньше, как незваный гость. Слуги рассказывали, что каждый день с наступлением ночи в левом крыле дома становилось неспокойно. Комнаты наполнялись тяжелым плотным воздухом. Напольные часы начинали идти вспять. И в длинных коридорах порой слышалась чья-то поступь. Прислуга боялась поодиночке ходить в левое крыло, особенно их пугал подвал, из глубин которого постоянно доносился странный скрежет. Казалось, кто-то царапает когтями пол. Один за другим, обитатели дома начали заболевать, причину этого местные жители видели в проделках темных сил. Дети наследника жаловались, что по ночам к ним в комнату приходит какая-то женщина. Она садиться спиной к окну, чтобы скрыть лицо от лунного света и шепчет, что собирается съесть их сердца. Когда дежурившую в детской няню утром нашли мертвой, дворянин вместе с семьей покинули проклятый дом.

По другой версии хозяином особняка был одинокий пожилой композитор, но и он не смог там долго жить. Утверждал, что какая-то тень постоянно стоит у него за спиной, когда он сочиняет и опутывает своими ледяными щупальцами его разум. Пианино звучит совершенно не так, как раньше, словно кто-то другой настраивает его под себя. Дворецкий клялся, что по вечерам из-под половиц вдруг начинает тянуть могильным холодом. В саду не слышится пение птиц, даже пчелы не заглядывают туда. Вскоре слугам начало казаться, что сам дом пытается их выжить. Прожив в особняке несколько лет, композитор не выдержал и съехал. Дом был закрыт на долгие годы.

Доподлинно известно что во время Первой мировой войны в особняке решили устроить больницу. Но, по утверждению сестер милосердия, атмосфера, царившая внутри, очень плохо влияла на здоровье пациентов. Многие жаловались, что им тяжело дышать, особенно по ночам, когда воздух вдруг становился ледяным. Он заставлял легкие людей болезненно сжиматься, отчего они сразу же просыпались. Другие вовсе не могли спать. Неотступное, тяжелое и липкое чувство необъяснимой тревоги не покидало их ни днем, ни ночью. Солдаты утверждали, что после полуночи слышали чьи-то тяжелые шаги, раздававшиеся в глубинах длинных коридоров. Им мерещился силуэт женщины, чье холодное дыхание обжигало виски, словно зло притаилось у изголовья их кроватей. Пациенты больницы не выздоравливали, только заболевали еще хуже. Даже когда на дворе стояла жаркая летняя погода, многие подхватывали воспаление легких. У других вдруг обнаруживалась астма. Больные хотели как можно скорее вырваться из зловещего особняка. Они были уверены, что дом хочет избавиться от постояльцев. Долгое время руководство отказывалось верить в то, что дом проклят, но волна самоубийств убедила власти закрыть больницу.

После этого усадьба пустовала почти семьдесят лет. За эти годы она сильно обветшала и представляла собой мрачную картину. Очертания старого особняка едва виднелись из-за раскидистых крон старых лип, посаженных сотню лет назад. Аллея, по которой экипажи когда-то подъезжали к парадному входу, поросла колючим кустарником. Сплетая свои тонкие ветви друг с другом, он создал непроходимую стену на пути к усадьбе. Из зарослей сорной травы, заполонившей территорию, торчали засохшие остовы мертвых деревьев. А на площадке перед домом разлилось крохотное озеро. Его темные воды, отдающие гнилью болот, захватили две нижние ступени крыльца. Замерший посреди озера дом с потускневшими серыми стенами напоминал утопленника, тело которого медленно плывет по воде. Мрачной чернотой зияли оконные проемы. Словно пустые глазницы, они тайком наблюдали за прохожими. Изредка ветер колыхал обрывки парчовых гардин. Покосившаяся входная дверь тоскливо поскрипывала под тяжестью нависшей над ней крыши. Дожди оставили на стенах особняка длинные темные полосы и разводы. Осенью под порывами холодного ветра дом начинал дрожать, словно одинокий путник, застигнутый непогодой в чистом поле. Крыша дома местами прохудилась и поросла мхом, но птицы не вили под ней гнезда. Пол давно просел, старые доски сгнили и с неизбежным постоянством проваливались вниз. Изнутри из самого сердца особняка еще слышалось тиканье старых часов, которые словно отмеряли чей-то срок. И за все годы, пока дом пустовал ни озорные дети, ни протестующие подростки, ни бездомные нищие не решались переступать его порог. Даже любители легкой наживы обходили его стороной, несмотря на ценности, спрятанные в темноте его холодных комнат и длинных коридоров. И все потому, что местные жители знали — смерть облюбовала этот особняк.

Он бы совсем разрушился, если бы в восьмидесятых годах прошлого века два предприимчивых человека не купили его почти даром, решив открыть частную психиатрическую лечебницу. Кустарник и засохшие деревья были вырублены, озеро осушено, а здание пережило капитальный ремонт. Впрочем, он был не таким уж капитальным. На стенах многих комнат остались отпечатки прошедших лет, и хотя в подвале левого крыла уже не было воды, все его стены были покрыты мхом и плесенью. Тем не менее, лечебница для душевнобольных была открыта и люди с готовностью стали отдавать туда своих родных. Честно говоря, большинство клиентов не рассчитывало увидеть близких здоровыми, желая лишь избавиться от проблем с ними. Поэтому никто не устраивал скандалы из-за самоубийств. Речь ведь шла о сумасшедших, чего еще можно ожидать от них? На место одних больных, приходили другие. Все шло своим чередом. Через тридцать лет существования лечебница заработала себе хорошее имя и люди, казалось, забыли о темном прошлом этого дома. До одного странного случая.

Краски дня медленно меркли, и землю накрывало темное полотно сумерек. Звуки стихали, и в округе воцарялась непроницаемая тишина. Джеймс Льюис сидел на кровати и с ужасом, словно приговоренный к смерти, ждал, когда в здании погасят свет. Он ненавидел вечера за их мрачность, словно кто-то пролил на землю банку чернил, и теперь черная жижа покрыла все вокруг. Вечер представлялся ему в виде старого больного ворона, от которого пахнет смертью. С наступлением ночи прятавшийся в глубинах подсознания страх просыпался и выползал наружу. Как огромный черный паук он опутывал разум липкой серой паутиной тревоги и отравлял сердце ядом уныния. Джим прекрасно знал, что должно произойти ночью, но каждый день надеялся на избавление. Он в напряжении смотрел на часы, мечтая заставить время остановиться. Но секундная стрелка упрямо бежала вперед по циферблату, а за ней неторопливо двигалась и минутная. По крупице они отбирали у Джима надежду. Когда минуло одиннадцать часов, санитары погасили основное освещение, оставив лишь аварийные лампы у выходов. По палате мгновенно расплылись уродливые тени. Они поглотили стул, часы и набросили петлю на шею Льюиса. Ему стало трудно дышать, легкие, словно обратились в камень. Джим прижался к стене, снова и снова пытаясь сделать глубокий вдох. Он как мог успокаивал себя, хватая ртом холодный спертый воздух. Вспотели ладони, и закружилась голова. Страх пульсировал в районе сердца, волнами расходясь по всему телу. Его била крупная дрожь. С каждой секундой паника нарастала.

Только бы Она не пришла. Пожалуйста, путь оставит меня в покое. Почему именно я? За что мне все эти мучения? Я так устал. Устал. Пожалуйста, пусть уйдет!

Причитал Джим, пытаясь хоть что-то разглядеть в окружающей темноте. А она все сгущалась, поглощая звуки, так что Льюис слышал только, как кровь пульсировала в ушах. В непроглядном мраке халат, висевший на спинке стула, превратился в демона, и хищное клацанье его зубов заставило Джима сползти с кровати и забиться в угол. Складки на одеяле зашевелились, змеями подползая к сидящему человеку. И отовсюду на него смотрели десятки бледных фигур, они раскачивались из стороны в сторону, хаотично перемещаясь по палате. Льюис пытался читать молитвы, но постоянно сбивался, его разум был не в состоянии сконцентрироваться. Вдруг краем глаза он уловил движение в противоположном углу. Как серые щупальца, из трещины в стене вылезли тонкие пальцы, а за ними показалась и их обладательница. Она медленно вышла из стены и повернулась в сторону Джима. Льюис закричал, призывая на помощь. Дежуривший санитар быстро среагировал на крики и, увидев скрючившегося на полу пациента, побежал за доктором Себастьяном Стивенсом, единственным кто был в состоянии помочь.

— У него снова приступ! — выкрикнул запыхавшийся санитар.

Врач уже был готов. За считанные секунды преодолев разделявшее их расстояние, Себастьян вбежал в палату. Льюис бился в судорогах на полу, кричал от ужаса, вжимаясь в стену комнаты. Стивенс сел на пол напротив Джима, крепко взял его за плечи и, глядя прямо в его огромные карие глаза, твердым спокойным голосом начал читать собственную мантру:

— Не бойся, пока я рядом с тобой не случиться ничего плохого. Все страхи существуют лишь в твоем воображении, и я не позволю им причинить тебе вред.

Он снова и снова повторял эти слова и в воображении Джима его лицо превращалось в звериную морду, а сам доктор стал огромным тигром, который скалил клыки, защищая своего пациента. В его присутствии исполненная ненависти ночная гостья отступила. Постепенно Джим успокоился. Его дыхание выровнялось, пульс пришел в норму, и он заснул на руках у Стивенса. Подождав еще немного и убедившись, что приступ прошел, доктор положил Льюиса на кровать, а сам отправился к себе, чтобы сделать записи в истории болезни. Ему ужасно хотелось спать, эти ночные происшествия отнимали у него много сил.

Утро приходило в психиатрическую лечебницу нехотя, словно понимая, что даже самый яркий свет не сможет рассеять тьму ее длинных коридоров, маленьких тесных и грязных палат. Приоткрыв веки, Джеймс, лежа на кровати, наблюдал, как солнечный свет прогонял ночные кошмары. С рассветом постепенно отступали и все страхи. По серым стенам палаты начали бегать яркие блики. Льюис ждал, когда звуки пробуждающегося утра тонким лезвием разрежут хрупкую ночную тишину на сотню волн, которые мгновенно превратятся в мелодии жизни. Ему было тяжело даже пошевелиться, за эти десять лет ночные приступы забрали у него все силы. Теперь Льюис с трудом сопротивлялся кошмарам, день ото дня становясь все слабее. Только присутствие доктора Стивенса спасало его от смерти. И Джим каждый день благодарил Бога, за то, что тот послал ему ангела-хранителя.

Льюис находился в лечебнице уже десять долгих лет. За это время он не то чтобы не вылечился, а даже не стал чувствовать себя лучше. Как и в первый день пребывания в больнице Джима мучили галлюцинации и постоянный страх. Правда, вначале его преследовали кошмарные сны, в которых за Льюисом гнались вооруженные люди в масках. И даже после пробуждения, страх перед ними не отступал. Джим постоянно находился в состоянии загнанного зверя, ему казалось, что за ним непрестанно наблюдают чьи-то глаза через маленькое окошко в стене или через замочную скважину. И больной не оставлял попыток их чем-то закрыть. Но потом его галлюцинации трансформировались в навязчивую идею о странной женщине в старинном платье, именуемой Хозяйкой дома, которая каждую ночь приходила к нему в палату и пыталась съесть его сердце. Джим добросовестно принимал лекарства, но лучше ему не становилось. Страх, как паразит, поселился в его мозгу, и никому не удавалось его прогнать. Эти страдания давно свели бы Льюиса в могилу, если бы не доктор Стивенс. Джеймсу казалось, что даже родители не заботились о нем так искреннее, как Себастьян. Он часами выслушивал жалобы Льюиса, подбадривал, поддерживал, сидел рядом, когда больному было особенно плохо, охранял его сон, всеми силами старался сделать жизнь пациента максимально комфортной. Джим постоянно плакал и просил защиты, и доктор помогал ему. Очень быстро Джим привязался к своему врачу и вскоре не мог прожить ни дня без него. Льюис был уверен, что стоит доктору хотя бы на неделю отлучиться из больницы, как Хозяйка особняка непременно убьет больного. И он был так благодарен Себастьяну, что за эти годы он ни разу не взял отпуск, проводя в лечебнице и выходные, и праздничные дни. Джим не знал, была ли у доктора жизнь за пределами больницы. Это было очень эгоистично, но Льюис надеялся, что Стивенс никогда не заведет семью, и всю жизнь будет заботиться только о нем.

Когда утро вступило в свои права, в палату Джима заглянул доктор Стивенс. Он всегда приходил в это время, проверял его состояние и проводил небольшую беседу.

Натянув на лицо улыбку, Себастьян переступил порог палаты.

— Доброе утро. Как спалось? — спросил он.

Джим радостно заулыбался при виде своего врача.

— Доброе утро. Страхи отступили. И все благодаря Вам! Спасибо, — в голосе Льюиса звучала искренняя признательность. Для него Стивенс был чуть ли не героем.

Доктор выглядел смущенным и невнятно пробормотал какие-то отговорки про врачебный долг и тому подобное. Но пациент был по-настоящему привязан к своему врачу, потому что только Себ был способен облегчить его недуг. И Джим каждый день выливал на Стивенса целый поток благодарностей.

— Спасибо Вам доктор. Большое спасибо за все, что Вы делаете для меня! Если бы не Вы, я… — Джеймс запнулся, не в силах подобрать нужные слова. Он говорил без остановки, заставляя своего героя чувствовать себя неловко.

— Как настроение? — спросил Себ. — Расскажи, как прошло твое утро.

Льюис кивнул, собираясь с мыслями.

— Я чувствую себя очень усталым. Даже дыхание дается с трудом. — Джим сделал паузу, а затем стал говорить шепотом. — Мне кажется, смерть приближается ко мне. С каждым днем Хозяйка становится все сильнее. Еще чуть-чуть и у меня не будет сил, чтобы сопротивляться ей, — он посмотрел на Себастьяна. — Доктор, я скоро умру.

Стивенс покачал головой и стал говорить очень спокойно.

— Нет, Джим, этого не случиться. Никогда. Хозяйка лишь плод твоего воображения и она не сможет причинить тебе зла. Просто, повторяй себе это. — Себ пристально смотрел в глаза своего пациента, словно пытаясь гипнотизировать его. — Ты так долго борешься с недугом и сейчас нельзя сдаваться. Нужно сражаться дальше и вместе мы сумеем переломить болезнь. Ты мне веришь?

— Да, — ответил Джеймс после некоторой паузы.

— Приятно это слышать, — улыбнулся Себ, а потом перешел к главному. — Я принес тебе лекарства. Прими их, пожалуйста.

Джим покорно взял несколько таблеток и проглотил, запив водой. А затем снова поднял на Стивенса взгляд своих преданных щенячьих глаз. Закончив утренний осмотр, врач попрощался, обещая ближе к обеду еще раз заглянуть к больному, а после тихого часа по обыкновению отвести Джима в сад.

После завтрака и приема препаратов «тихие» сумасшедшие, которые, по мнению врачей, не представляли опасности ни для себя, ни для окружающих постепенно заполняли больничные коридоры корпуса Б. Они бродили туда-сюда, шатались, забивались в углы, раскачиваясь из стороны в сторону, вслух разговаривали сами с собой. Пациенты напоминали призраков, которые должны покинуть эту землю, но не могут найти дорогу на небо. Заблудшие, сбитые с толку, напуганные. И сотня дверей, ни одна из которых не ведет в рай. Трудно представить себе более печальное место.

После приема таблеток Джима охватила странная эйфория, он почувствовал небывалую легкость во всем теле. Оно словно стало невесомым. Ему хотелось расправить невидимые крылья и взлететь, но окошко в стене было слишком маленьким, чтобы он мог в него пролезть. Тогда Льюис стал ходить по палате, нецеленаправленно и автоматически передвигал мебель, поправлял висевшую одежду. Мысли в его голове путались, рассыпались словно песок, он не мог сосредоточиться ни на чем. Его охватило ощущение нереальности происходящего. Окружающие предметы, казалось, были нарисованы, стоит только провести рукой и мираж исчезнет. Джим даже не заметил, как погрузился в тяжелый сон. Ему казалось, что он тонет в каком-то мерзком липком сиропе, перед глазами плавали пятна, непрестанно видоизменяясь, перетекая друг в друга. Льюису было тяжело дышать. Сквозь сон он бормотал что-то невнятное и размахивал руками перед лицом, пытаясь убрать подушку, которой его душил невидимый враг.

Проснувшись, Джим почувствовал себе еще более усталым и подавленным. Его охватила сильная тоска и уныние. С трудом подняв веки, Джим увидел склонившееся над собой призрачное лицо. Пытаясь прогнать сон, он протер глаза, но видение не исчезло. Вскрикнув, Льюис отскочил к стене, пытаясь найти под рукой предмет, которым можно было бы защищаться. Призрачный силуэт между тем не проявлял агрессии. Он сел на край кровати напротив Льюиса и молча наблюдал за ним. Внешне призрак напоминал древнего старика, но был нечетким и Джим не мог разглядеть выражение его лица.

— Уходи! — жалобно попросил Льюис.

Казалось, призрак улыбается.

— Здравствуй, Джим. Не бойся, я не причиню тебе зла, — его голос был глухим, словно шедшим из-под земли.

Старик был совсем не похож на Хозяйку дома, от него не исходила ненависть. Напротив, он излучал тепло. Это странно, но Джеймсу старик показался знакомым, словно он знал его уже много лет.

— Что тебе нужно? — пролепетал Льюис. Если бы не жуткая усталость, которая сковала каждую мышцу его тела, он давно позвал бы санитара.

— Я пришел попросить помощи, — сказал Старик. Его силуэт колебался, как пламя свечи, танцующее под порывами ветра.

— Кто ты? — спросил Джим. Страх перед призраком постепенно отступал.

Старик захохотал. Его смех был похож на далекие раскаты грома.

— Ты меня хорошо знаешь. Я — дух этого дома.

— То есть ты заодно с Хозяйкой? — осторожно спросил Льюис.

Этот вопрос разгневал Старика. Его силуэт потемнел.

— Она здесь не хозяйка! — крикнул он. — Она моя пленница и должна таковой оставаться навечно!

Не ожидавший такой бурной реакции Джеймс снова вжался в стену. Он еле справлялся с одним призраком, не хватало, чтобы его стал преследовать кто-то еще. Но Дух дома быстро сменил гнев на милость.

— Уже несколько тысяч лет я не даю Ей вырваться на свободу. Я должен оберегать людей от Ее ненависти, но они сами идут к ней в лапы, — силуэт Старика снова стал светлым, похожим на осенний туман. — Я не позволяю ей покинуть дом, но в его пределах, я не могу ее сдерживать. Поэтому все эти годы я старался выгонять жильцов, чтобы никто не пострадал. Но теперь это не в моих силах. Поэтому я и пришел просить твоей помощи.

Льюис слушал очень внимательно и был крайне удивлен таким поворотом событий. Сам он представлялся себе наиболее жалким и беспомощный из всех людей, а теперь его просят о помощи.

— Но что я могу? — спросил он.

Дух дома снова заулыбался.

— Мы должны сделать так, чтобы больницу закрыли, — сказал он, а после паузы добавил. — Для этого ты должен убить доктора Стивенса.

Джим не поверил своим ушам.

— Что?! — вскрикнул он. Когда речь зашла о безопасности Себастьяна, он вдруг осмелел. — Никогда! Он добрый, хороший человек! Только благодаря нему я еще жив!

— Он обманщик! — крикнул Старик. Его силуэт стал черным и практически осязаемым. — Он травит тебя и губит других больных!

— Я тебе не верю! — твердо заявил Джим. Никому не удастся оклеветать доктора Стивенса в его глазах. Как смеет это дух очернять имя этого замечательного человека?!

— Тогда вы все обречены, — заключил Старик. — Двадцать человек уже погибло. Будут новые жертвы, и с каждым годом их становится все больше. Если хочешь остановить Ее, спасти людей и себя самого, тебе придется пойти на эту жертву.

Но Джим упрямо качал головой. Старик приблизился к нему и заговорил тише.

— В саду под корнями старого дуба зарыт топор. Ты возьмешь его, потом уличишь момент, когда охранник пойдет в туалет, прошмыгнешь в корпус и спрячешься в подсобке. Все отправятся тебя искать, а Стивенс останется на дежурство. Поэтому когда наступит ночь, ты пройдешь в кабинет и убьешь его, а потом я помогу тебе бежать, — Дух дома посмотрел на Джима. — Помни, ты можешь спасти многих людей от страшной участи. Но я лишь предлагаю возможность, решение остается за тобой.

После этих слов Дух дома исчез. А Льюис остался в одиночестве и полной растерянности. Он пытался обдумать сказанное, но в последнее время мысли в голове часто путались, а порой возникали совершенно не прошеные идеи и желания. Вот и теперь ему было трудно сосредоточиться, и Джеймс руководствовался в основном эмоциями.

Нет, я не могу причинить вред доктору. Это исключено! Но что если Старик сказал правду и Хозяйка будет убивать?

За время пребывания в лечебнице Джим не раз слышал о самоубийствах и несчастных случаях среди больных и персонала, но он и подумать не мог, что все это дело рук Хозяйки. Но если дела обстоят именно так, получается не только он сам, но и все остальные находятся в смертельной опасности, в том числе и доктор Стивенс. Джиму не хотелось, чтобы Хозяйка мучила доброго Себастьяна. Что же делать?

В разгар его размышлений в палату вошел доктор Стивенс.

— Здравствуй, я думал, ты уже собрался, — удивленно сказал он. — Или ты не хочешь идти сегодня в сад?

Льюис, наконец, вернулся в реальный мир и стал быстро одеваться.

— На улице чудесная погода! Тепло и солнечно. Сидеть в помещении в такой день просто преступление! — весело сказал Стивенс.

Джиму хотелось рассказать Себу обо всем, что с ним произошло, но он боялся гнева Духа дома и того, что доктор ему не поверит. Поэтому он молчал.

— Готов? Тогда пойдем! — воскликнул доктор, и они вместе покинули палату.

Но Льюис не радовался прогулке. Его сердце болезненно сжималось при мысли, что Стивенс может стать добычей злобной Хозяйки дома. Нет, он не может этого допустить.

Когда они спустились в сад, Джим отважился задать вопрос.

— Если бы людям в больнице угрожала опасность, чтобы Вы сделали?

Себастьян был удивлен ходом мысли своего пациента.

— Все, что в моих силах. И даже больше. Не переживай, с тобой ничего плохого не случиться, — сказал он и оставил Льюиса в одиночестве.

Сад представлял собой не менее мрачную картину, чем больница, несокрушимой стеной нависавшая над ним. С противоположной стороны от здания высилась высокая ограда с колючей проволокой, сложенная из больших темных камней. Даже в жару от них исходил неприятный холод, словно это были и не камни вовсе, а могильные плиты, украденные с заброшенного кладбища. Сад был устроен для прогулок пациентов, чтобы общение с природой способствовало их выздоровлению. Но на самом деле, нахождение в саду еще больше навевало на людей тоску. Раздутые трухлявые стволы старых вязов, помнивших первых хозяев дома, были покрыты следами многочисленных недугов. Уже долгие десятилетия они находились в состоянии агонии. А молодые саженцы, призванные со временем их заменить, просто не хотели расти. Жалкие и тоскливые, они напоминали бледные тени. Их тонкие стволы искривились, ветви обессилено повисли, почти касаясь земли. Разбитые по периметру небольшие клумбы с цветами походили на свежие могилы. Никто из пациентов не любил задерживаться в саду. Никто, кроме Джима. Он готов был проводить здесь целые дни, лишь бы не возвращаться в свою палату, где его ждали страх и одиночество.

Сколько еще здесь таких же несчастных, как я? Неужели всем им суждено погибнуть от рук ужасной Хозяйки? Я очень хочу им помочь, но я не могу убить доктора. Он единственный, кто всегда был добр ко мне. Как я могу так с ним поступить? Нет, нет, так нельзя! Но с другой стороны, может ли жизнь одного, даже очень хорошего человека быть ценнее жизней многих хороших людей? Что же мне делать?

Джим огляделся по сторонам, словно искал ответа. Но вокруг него был тот же унылый пейзаж и скорбная тишина. Льюис чувствовал себя несчастным, не понимая, почему принимать это трудное решение должен именно он. Вместе с тем, Джеймс прекрасно понимал, как ему следует поступить, пусть даже этот поступок и принесет ему боль.

Я не могу позволить Хозяйке победить! Я должен ее остановить и спасти всех этих людей! Это будет правильно! Пусть мне придется принести в жертву доброго доктора, но зато я спасу многих других людей. Уверен, Себастьян бы меня понял. Думаю, если бы он знал правду, то согласился бы умереть ради общего блага. Лучше он погибнет от моих рук, от рук друга, который не будет причинять ему сильной боли, чем будет замучен жесткой Хозяйкой. Все, решено!

Джим глубоко вдохнул теплый воздух, собираясь с силами. Глаза Льюиса быстро нашли старый дуб, про который говорил Дух дома. Теперь нужно было в точности соблюсти указания Старика и надеяться, что все получиться. Пути назад нет.

Озираясь по сторонам, Льюис подошел к дубу. На первый взгляд под его корнями ничего не было. Джим опустился на колени и стал руками рыть землю. К счастью, недавно прошел дождь, и почва была мягкой и податливой. Он вытаскивал большие комья земли, вместе с червями и сухими корнями растений. Воздух наполнил запах глины. Постоянно оглядываясь на окна лечебницы, Льюис упрямо рыл землю, пока его руки не нащупали что-то твердое и холодное. Приложив усилие, Джим с трудом вырвал из-под корней дуба большой топор. Должно быть, кто-то из строителей забыл его здесь. Льюис немного очистил топор от грязи, а затем провел рукой по лезвию. Разумеется, оно было тупым. Но зато сам инструмент был очень тяжелым, так что если хорошо размахнуться, и один удар может стать смертельным.

Обещаю, твоя смерть будет легкой и быстрой!

Захватив оружие, весь дрожа от волнения, Джим направился к запасному выходу из корпуса. Там обыкновенно дежурил только один охранник. День клонился к вечеру и Льюис боялся, что не успеет спрятаться до того, как за ним придет доктор Стивенс. Осторожно подкравшись к двери, Джим заглянул в щелку. Пока охранник был на месте. Льюис занервничал. Что если Дух дома ошибся в своих расчетах? По охраннику не было видно, чтобы он собирался куда-то уходить.

Кажется, я влип! Что будет, когда они увидят меня с топором?!

Джим переминался с ноги на ногу, готовый в любой момент броситься наутек. Но охранник неожиданно встал со своего места и направился в ближайший коридор. Сердце Льюиса радостно забилось! Вот он, шанс! Осторожно отворив дверь, стараясь создавать как можно меньше шума, он вошел в здание и на четвереньках прополз мимо поста охраны, пересек коридор, спустился вниз по ступенькам и нырнул в подсобку. На удачу, дверь оказалась открытой, и на своем пути Джим не встретил ни одной души. Видно, Старик присматривал за ним. Затем потянулись длинные часы ожидания. Льюис слышал, как поднялась тревога, и все сотрудники бросились на поиски. Он каждый раз вздрагивал, когда кто-то проходил мимо подсобки, но, как это ни странно, никто так и не заглянул внутрь. С наступлением ночи больница опустела. Путь был свободен.

Когда солнце стало постепенно растворяться за горизонтом, Себ спустился в сад, чтобы забрать Джеймса, но к его изумлению скамейка была пуста. В первые мгновения доктора парализовал приступ беспричинной паники, но ему удалось быстро успокоиться и взглянуть на ситуацию иначе. Возможно, настал конец его мучениям. Джим сбежал! Себастьян опустился на скамейку и принялся лихорадочно обдумывать план дальнейших действий. Прежде, чем объявлять тревогу, нужно тщательно осмотреть сад и, если понадобиться, уничтожить следы, которые могли бы помочь найти беглеца. Стивенс несколько раз обошел сад, обращая внимание на каждую мелочь. Льюис как в воду канул. Единственной деталью, подтверждавшей, что Джим не растворился в воздухе, была небольшая яма, вырытая под корнями старого дуба. Зачем он это сделал? Как ему удалось исчезнуть? Эти вопросы волновали доктора не больше, чем прогноз погоды. В данный момент он ощущал сильный эмоциональный подъем, с его души словно упал камень. Себ всем сердцем надеялся, что Джима найдут еще очень не скоро, а лучше бы никогда. Подождав еще немного, доктор, наконец, забил тревогу, всеми силами изображая крайнюю обеспокоенность судьбой пациента. Даже вызвался лично обыскать подсобки, не собираясь туда заглядывать. Разумеется, руководство больницы незамедлительно приняло все необходимые меры к розыску Льюиса, но тщетно. Видимо, он успел убежать достаточно далеко. Теперь поиски были головной болью полиции.

Оставшись один, Себастьян рухнул в кресло и облегченно вздохнул.

Наконец, я свободен!

В радостном возбуждении он долго ходил по кабинету и даже опрокинул рюмку спиртного. Еще один ход и в этой затянувшейся партии будет одержана убедительная победа. Оставшись на ночное дежурство, Стивенс сел за стол писать заявление об уходе.

Пусть теперь коварные родственнички сами решают свои проблемы! Я больше не стану принимать участие в их делах.

Доктор пребывал в прекрасном расположении духа. Кто из нас не мечтает, чтобы его проблемы разрешились сами собой? А ему, одному из всех, повезло. С этого дня у него начнется новая спокойная жизнь.

Тем временем ночь накрыла землю тенью от вороньего крыла. Старый особняк стал медленно менять свою личину. Внутри него пробуждались темные силы. Все зло, прятавшееся от солнечного света в его углах, выползало наружу. Ненависть, впитанная домом из глубин этой земли, покрыла стены уродливыми струпьями. Сотни теней ползали под штукатуркой, порождая холодящие душу шорохи. Даже при закрытых окнах по коридорам гуляли сквозняки. Странное бормотание доносилось со стороны подвала. Но в один миг все стихло. Особняк затаился, как хищник, поджидающий свою жертву. Никто не услышал, как скрипнула дверь подсобки и со стороны лестницы раздались крадущиеся шаги. Ступенька за ступенькой, они поднимались вверх. Среди окружающей темноты нервно мигали лампы аварийного освещения. По полу прошла рябь, стиравшая грязные следы. Наконец, звук шагов замер перед дверью в кабинет доктора Стивенса.

Закончив заполнять форму, Себастьян поставил размашистую подпись и убрал документ в ящик стола. Дело сделано. Улыбаясь, он поднялся со стула, чтобы совершить ночной обход корпуса. Развернувшись, он нос к носу столкнулся с Льюисом. Огромные карие глаза Джима мертвой хваткой впились в доктора. Стивенс в ужасе отшатнулся. Джим стоял посреди кабинета, с взъерошенными волосами, весь в грязи, пряча правую руку за спиной. Пытаясь взять ситуацию под контроль, доктор спросил дрожащим голосом.

— Где ты был?

Льюис молчал, продолжая буравить Себа взглядом. Хотя Джим уже принял решение, ему требовались силы, чтобы преодолеть последние сомнения и привести в исполнение «приговор». Против воли он вспомнил, как доктор все эти годы помогал ему, и Льюису стало очень жалко Себастьяна. Но одновременно он думал и о тех людях, которым поможет смерть доктора.

Стивенс сделал еще одну попытку установить контакт с пациентом.

— Зачем ты сбежал?

На этот раз Джеймс ответил.

— Простите меня!

В эти слова он вложил искренние извинения по поводу того, что собирался сделать.

— Нечего страшного, главное, что ты вернулся…

— Вы хороший человек и мне не хочется причинять Вам боль, но чтобы остановить Хозяйку и спасти людей, я должен Вас убить. Я уверен Вы меня поймете, — с этими словами он быстро вытащил из-за спины руку, которой сжимал грязный топор.

Стивенс хотел закричать, но неведомая сила сдавила ему горло.

— Мне, правда, очень жаль! — сказал Джим, едва сдерживая слезы, а затем несколько раз подряд ударил Себастьяна по голове, пока тот не упал на пол.

Бросив топор, Льюис повернулся к темному дверному проему.

— Я сделал все, что требовалось! Теперь все спасены!

Утром санитар, зевая, вошел в коридор корпуса Б. Исчезновение пациента, поиски, объяснения в кабинете офицера полиции отняли у него много сил. Билл надеялся получить выходной, но подменить его было некому, поэтому пришлось выйти на работу. Дойдя до середины коридора, он ощутил сильный запах крови.

Неужели какой-то ненормальный снова вскрыл себе вены?

Билл стал одну за другой осматривать палаты, но везде царили тишина и покой. В этот ранний час все больные крепко спали в своих кроватях. Возможно, ему просто показалось. Но, тем не менее, санитар решил заглянуть к доктору Стивенсу, дежурившему ночью и все разузнать.

Тем временем, в городе уже начинала кипеть жизнь. По улицам сновали автомобили, велосипедисты, прохожие. То там, то тут слышался лай собак и сотни других шумов. Казалось, жизнь должна победить мрачную отчужденность старой усадьбы, затянув ее в бурлящий поток событий. Коридор Б заполнил бледный свет пробуждавшегося утра. В ранние часы, когда первые солнечные лучи смягчали цвет пожелтевших стен, этот особняк выглядел вполне уютно. В такие моменты все жуткие легенды казались вымыслом.

Усталость постепенно отступала, и санитар шел вперед, насвистывая веселую песенку. Остановившись перед кабинетом доктора Стивенса, он постучал. Ответа не последовало.

Похоже, доктор спит.

Санитар с улыбкой на лице тихонько приоткрыл дверь и замер. Представшее его взору зрелище ужасало. Весь пол был залит кровью. Посреди темно красной лужи неподвижно лежало тело Стивенса, словно сломанная кукла. Его некогда белый халат приобрел грязно-коричневую расцветку, которая резко контрастировала с почти белой кожей. Поза, в которой навсегда замерло тело, свидетельствовала о тщетных попытках доктора зацепиться за угасавшую жизнь. Голова Себастьяна была похожа на треснувший плод граната, скрюченные пальцы его рук оставили на полу царапины.

Как только санитар пришел в себя, он вызвал полицию. При обыске в кабинете доктора было обнаружено множество наркотических средств, замаскированных под лекарственные препараты. Оказалось, доктор кормил ими своих пациентов. Кроме того, выяснилось, что он и не врач вовсе, а мошенник, за деньги помогавший богатым людям избавляться от своих родственников. Связь доктора с владельцами больницы еще предстояло установить. Пока же было возбуждено уголовное дело по нескольким статьям, Льюис объявлен в розыск по всей Британии, а больница была закрыта. Теперь здание снова пустует, и новые хозяева появиться у него еще не скоро. А в народе опять стали ходить дурные слухи про этот дом. Правдивы ли они? Кто знает…