Восход Нептуна

Бездонный океан мрака титаническим куполом накрывал мир. Звезды бросали ровный, не мерцающий свет, тускло отражающийся от странного льда из газа. Лед переплетался причудливыми формами, похожими на фантазии безумца, вился ажурным узором, переходящим в гладкое стекло, которое сменялось застывшей рябью. Круги и загадочные борозды, начертанные гигантской рукой, переходили в остроконечные горы, похожие на кости дракона.

Чужой мир, под чужим небом.

Совсем неуместно в царстве мрака и льда смотрелась база — несколько корпусов возвышающихся над равниной. Некогда, она занимала значительную площадь, но сейчас об этом напоминали лишь редкие металлические конструкции, уродливыми скелетами выпирающие из-под ледяного панциря.

Выцветшие глаза старика смотрели на ледяной мир через смотровое окно. За десятки лет окружающий ландшафт менялся медленно, но неумолимо. Проклятый лед пожирал базу не спеша, словно растягивал удовольствие. Почти на самом горизонте курились гейзеры. Они вздымались на невероятную высоту, где чудовищный ветер подхватывал измельченную ледяную пыль и уносил прочь. Из-за этого гейзеры становились похожими на древние заводские трубы.

Старик отвернулся от опостылевшего пейзажа. Иссохшие руки сжимали трость, он заметно прихрамывал на левую ногу. Лицо изрезали морщины вперемешку со старыми шрамами. Стандартный военный комбинезон был слишком велик и болтался мешком.

Странная штука судьба, она спасла его от верной смерти, чтобы он закончил свой путь почти в полном одиночестве. Зачем? Глупый вопрос, на который нет ответа. Вспомнился тот день, словно это было вчера. Эх, старость — старость, ты забываешь, что было несколько дней назад, но прекрасно помнишь, что было давным-давно.

***

Какой умник решил построить военную базу в самом холодном месте Солнечной Системы, на Тритоне? И название дал соответствующее — Хель-2. Их полк базировался здесь, повезло, конечно. Ему было тогда двадцать пять, лейтенант Мигель Рагеда.

Началась война и к Тритону подошла «Несокрушимость» — мобильная боевая база. Колосс, собранный из отдельных бронированных модулей, начиненный смертоносными гостинцами. За что они воевали уже не вспомнить. Вроде, как на «Несокрушимости» были мятежники, или мятежниками были они на Хель-2? Чертова память! Помнил только одно — ненависть. Те парни на «Несокрушимости» были дьявольски не правы. В чем? Да, бог его знает.

Перегрузка вдавливала в кресло. Звук двигателя пробирался по корпусу, цеплялся за поверхность скафандра и проникал в мозг изменившимся, неузнаваемым гулом. Гудящий фон постоянно прерывался переговорами по связи или предупреждениями бортового компьютера. Иногда они звучали одновременно, и ничего нельзя было разобрать.

Сознание полыхал от вида диких вспышек. Кто-то из парней исчезал в слепящих шарах. Мышцы от постоянного напряжения сводила боль, до тех пор, пока автоматика не впрыскивала какую-то дрянь, тогда боль отступала, а голова становилась ясной.

— Второе звено, на прорыв!

Еще один удар перегрузки, руки наливаются свинцом, все силы, чтобы удержать штурвал. Можно различить тяжелые черные машины врага — штурмовики «Нимравиды». Штурмовики ринулись на перехват. Небесный мрак расцвел огнями битвы: синий цвет работающих дюз, оранжевые огни летящих ракет, белые вспышки взрывов. Против него оказались два «Нимравида» — один бросился в лоб, отвлекая, давя огнем, надеясь на прочность своей брони. Другой пошел по дуге, обходя, чтобы вонзить смертельный разряд в серебристый борт.

Доли секунды, которые решают жить тебе или исчезнуть в слепяще-белом шаре. По корпусу первого штурмовика заполыхали вспышки взрывов. Мозг еще не успел среагировать, а руки запустил основное орудие — шестнадцатиствольную пушку, вращающуюся машину смерти среднего калибра.

Штурмовик разваливался не охотно, пытаясь огрызаться, но белая смерть разбила его на тысячи осколков. Успел ли пилот катапультироваться?

Корпус дрогнул. Второй противник пошел в атаку. Разворот орудия, огонь! Проклятье, орудие молчит. Заклинило, твою мать! Серебристая машина неслась прямо в тучу осколков первого штурмовика. Бортовой компьютер врубил малокалиберные пушки, уничтожая встречные обломки. Рагеда лихорадочно пытался поймать врага в прицел для самонаводящихся ракет.

— Второе звено, отходим.

— Это девятый, — выкрикнул Рагеда в эфир. — На хвосте противник, не могу стряхнуть!

— Не успеем, — в голосе командира злость и бессилие. — С Хель стартовали «Мастодонты». Прямо в наш район.

Заклинившее орудие, противник на хвосте и «Мастадонты» — тяжелые ракеты, направляясь к цели, одним своим выхлопом сожгут все на пути. Рагеда взвыл.

«Нимравид» отцепился, видимо узнав о грозящей опасности. По радару, со стороны планеты, расплывались красные пятна. Ракеты прошли выше, ярчайшее сияние двигателей чуть не ослепило его — успели сработать светофильтры. Вдалеке, у массива «Несокрушимости» разорвались белые гигантские вспышки, словно рождался новый мир. Последняя была попаданием.

— …жив? — ожила связь.

— Жив, — ответил Рагеда.

— Возвращайся на базу.

Все кончено, он жив! Жив! Рагеда выдохнул и направил машину в сторону врага. Почему? Потому что он один был так близко к противнику, потому что у него была куча неизрасходованного боезапаса, потому что эти парни на «Несокрушимости» были не правы.

Рваный металл светился словно преисподняя. Красный, как зев хищника, провал с раскаленными добела краями. Ракета разорвала несколько блоков и обнажила отсек реактора.Поторопилось командование Хель отвести истребители! Скоро экипаж «Несокрушимости» прикроет уязвимое место штурмовиками, ракетными платформами и начнет восстановительные работы.

— Ты где, Рагеда?

— Возле мобильной базы врага.

— Какого черта, назад! Я приказываю.

Рагеда стиснул зубы. С одной стороны приказ, неисправность основного орудия, поврежденная система наведения ракет. Да и не справится здесь вооружение истребителя. С другой — друзья и сослуживцы. Тысячи людей. Отступи он сейчас и, что дальше? Новая схватка, вновь слепяще-белые вспышки будут пожирать жизни. И кому на этот раз улыбнется бездушный бог войны?

Звенящая тишина. Исчез даже слабый гул двигателя. Где-то, далеко-далеко, продолжала надрываться связь. Рагеда пытался найти верное решение, уже зная, что такого нет. Раскаленный зев притягивал, давая ответ как поступить.

Серебристая машина ринулась вперед, со всей скоростью на которую была способна. Красная пасть «Несокрушимости» надвигалась, пока не заслонила весь обзор. И тогда предательская рука, ударила по кнопке катапультирования.

Как он остался жив? Везунчик, сказали на базе. Да уж, везунчик. Последнее, что он помнил — это посадка. Жуткий удар о поверхность Тритона, не спасли ни маневровые двигатели капсулы, ни специальная пена охватившая тело, мгновенно затвердев, превратившись в дополнительную защиту. Столкновение выбило дыхание, хрустнули кости, боль обожгла мозг и погасила сознание.

***

— Деда.

Старик вздрогнул. Воспоминания растворялись, теряясь в нереальности прошлого. Горячка боя исчезла, кабина истребителя превратилась в помещение корпуса, дикая боль от жесткой посадки сменилась обычным старческим радикулитом.

Перед ним стоял мальчик, с ясным, полым доверия взглядом. Дэниэль, единственный человек, который скрашивал его одиночество последние четыре года. Маленький, наивный ребенок. Мальчик воспринимал их одиночество как должное, он никогда не знал других людей. Весь мир для него состоял из отсеков и коридоров заброшенной станции, а общество из одного дряхлого старика.

— Деда, — повторил мальчуган. — Скоро Нептун появиться, пойдем смотреть.

Их жизнь на базе была наполнена различными ритуалами. Рагеде казалось, что их соблюдение не дает ему окончательно сойти с ума, раскиснуть и потерять волю к жизни. Смотреть на восход Нептуна было одним из таких ритуалов, нарушить который представлялось немыслимым.

— Пойдем, — старик протянул руку.

Маленькая теплая ладонь сжала пальцы и, опираясь на трость, Рагеда захромал к коридору. В коридоре царила полутьма: энергию следовало беречь, кто знает, сколько еще протянет реактор, спрятанный в толще льда. Энергия подавалась только в жилые корпуса и на важные узлы базы.

Стук трости, шаркающая походка Рагеды и легкие шаги ребенка отражались от стен коридора замысловатой дисгармонией звуков. Впереди маячил свет от другого корпуса, отбрасывая блики и изгибая тени.

— Боец, — окликнул Рагеда мальчишку.

— Да, командир, — тут же включился в игру Дэниэль.

— К экзамену готов?

— Так точно! — голос ребенка зазвенел, он знал все ответы на предстоящие вопросы. Ведь это так чудесно — знать все.

— Если вдруг исчезнет энергия?

— Перезапустить генератор, код 5850497.

— А если не запуститься?

— Тогда резервный 6370884.

— Правильно.

Так они и шли по коридору: старик спрашивал, а ребенок отвечал. О первой помощи, о пользовании медкапсулой, о грибнице, о пользовании и содержании вентиляции и о многом другом.

Сердце Рагеды сжималось, когда он думал о том, как мальчик будет жить после того как он, старик, умрет. Пусть он знает все самое необходимое, пока так, в форме игры. Да, старый Рагеда постарается, чтобы Дэниэль смог прожить как можно дольше без него.

— Что нельзя делать ни в коем случае?

— Выходить наружу.

— Молодец, боец, ты знаешь все.

Дэниэль счастливо подпрыгнул.

Они достигли освещенных помещений и поднялись по стальной лестнице. На втором этаже было темно, именно отсюда лучше всего было наблюдать за появлением лазурного гиганта.

***

«Несокрушимость» не взорвалась в слепяще-белой вспышке, так бывает только в фантастике. Она уползала в бесконечное пространство космоса. На предложение сдаться экипаж «Несокрушимости» ответил бранью в эфире, выпустил несколько ракет по Хель-2 и исчез в черной бездне, обрекая себя на долгую, мучительную смерть. Ненависть — тогда она царила в умах людей.

Пока Рагеда валялся в госпитале, к Тритону подошли транспорты и забрали почти всех. У Земли намечалась крупная заварушка. На базе остались немногочисленный персонал, раненые, женщины и дети. Некоторое время еще приходили вести. У Земли произошла грандиозная битва, но кто победил неизвестно. Дольше всего продержалась связь с одной из баз в системе Урана, но и она исчезла.

Еще долго теплилась надежда. Каждый день обитатели Хел-2 просыпались, ожидая, что сегодня-то точно послышится сигнал запроса от прибывшего транспорта. Они придерживались устава, неустанно заботились о сохранности базы. Затем пришло горькое осознание — их оставили. Или, быть может, Земля превратилась в радиоактивную пустыню, и остатки человечества ютятся по дальним уголкам Солнечной Системы.

Оправившись от ран, Рагеда включился в работу. Люди смогли наладить производство пищи и воды, обустроить быт. База постоянно сжималась — от реактора отсекались все новые и новые блоки и системы. Сейчас, через десятки лет, все происходившее кажется не таким уж мрачным. Но тогда, его сотни раз скручивала мысль о бесполезности его поступка. Если бы, он принял иное решение, подчинился приказу или сумел подавить предательское желание жить, все сложилось бы по-другому. И только она, со странным именем Мила, дарила ему силы, прожить еще один день.

На Хель-2 стали рождаться дети, чаще всего мертвые, но нескольким малышам удалось выжить. Затем все рухнуло. Работа оказалась бессмысленной, надежда сдохла под глумливый хохот судьбы. Умерла и Мила.

Болезнь обрушилась на базу, собирая богатый урожай. У медиков не было ни средств, ни знаний, чтобы остановить эпидемию. Люди могли годами жить, не подозревая о притаившимся внутри незримом враге, а затем угаснуть в считанные дни. Болезнь пощадила лишь нескольких детей и его. Почему его? Вновь глупый вопрос, не имеющий ответа.

Дети выросли. Две девушки и парень — Элиза, София и Майкл. Парень был решительным, дерзким и сильным. По закону стаи он возглавил маленькую общину. Рагеда ушел в тень, играя роль советника, но к словам старика молодой «вождь» прислушивался редко.

Затем случилось чудо! София родила и малыш выжил. Маленький, пищащий комочек жизни. Дэниэль. Майкл ходил гордым, словно совершил нечто невероятное. А Элиза не вылезала из его постели, желая получить столько же внимания сколько и ее подруга-соперница. Глядя на эту троицу, Рагеда был счастлив, счастлив от того, что ни один из них не понимал на какое, страшное и бессмысленное, будущее они обрекли новорожденного.

Когда Дэниэлю исполнился год, Майкл решил отметить это поездкой на последнем рабочем каре. Рагеда пытался образумить его, но кто будет слушать дряхлого старика.

— Последи за ребенком, — приказал Майкл. — Мы скоро вернемся.

Натянув защитные костюмы, вся троица погрузилась в кар и выехала на ледяную пустыню.

Базу построили в самой сейсмически безопасной зоне. Грандиозные гейзеры из газа и льда вздымались только на самом горизонте. Но произошло то, что не должно было произойти. Рагеда провожал взглядом удаляющийся кар, когда притаившимся хищником гейзер рванулся вверх. Серовато-белый курящийся столб ударил на высоту двух десятков километров, развернувшись там, он мирно принялся стелиться параллельно почве.

Рагеда не испытывал ложной надежды. Он остался один. Почти один.

***

Синеватое зарево уже заливало равнину. Ледяные глыбы рисовали тенями невероятные узоры. Яркие крошечные вспышки прыгали в хаотичном танце. Крупные кристаллы льда ловили блики и надолго удерживали их, сверкая драгоценными камнями. Скучная серо-белая равнина расцветала всеми оттенками синего, щедро присыпанная сияющей пыльцой света.

Хотелось вечно так стоять и смотреть. Впитывать глазами чуждый пейзаж. Зачем нужна такая красота, если человеческие глаза не увидят ее?

— Деда, — Дэниэль потянул его за рукав. — Деда, скажи, а есть другие люди кроме нас?

Рагеда будто вновь оказался в спасательной капсуле после катапультирования. Вот-вот он врежется в поверхность Тритона, не помогут ни маневровые двигатели, ни чудо-пена. Удар неизбежен. Рагеда боялся этого вопроса. Знал, что наступить время, но каждый день надеялся, что обойдется. Мысли метались, словно блики по равнине, но не было того кристалла, который поймал бы хоть одну.

Нет. И ребенок всю жизнь проживет во лжи, уверенный, что он единственный в мире. С навечно искаженной картиной мироздания, где он центр вселенной. Что будет с ним, если люди вернутся?

Да. Обречь мальчишку на вечную тоску и непонимание. Почему все люди «там», а он один «здесь»? Вдруг он решит отправиться на поиски других людей по смертоносной поверхности Тритона?

Из-за горизонта появлялся горб Нептуна. Полусфера глубокого ультрамарина, изрезанная полосами облаков, штормовые пятна темными провалами разрывали ее поверхность. Призрачной свитой, проглядывали кольца, дымчатым хрусталем они сковывали планету, словно ограждали гиганта от назойливой мелочи. Нептун наползал на небосвод, гася звезды, заливая все вокруг нереальной синевой.

— Смотри, какая красота!

Дэниэль восторженно вскрикнул и прильнул к окну, не в силах оторваться от чарующего зрелища. Пока ребенок восхищенно смотрел, старик угрюмо размышлял. Как же, оказывается, было просто тогда, перед раскаленной пастью «Несокрушимости». Он знал, как поступить и знал, что поступает правильно.

Как быть теперь, что ответить?