Маленькая жизнь Бога
Пришел конец. Бог жил. Красиво любил, много работал и мало отдыхал. Как все… И вот, настал бесславный и скучный конец.
Молодой Бог лежал обессилевший на осеннем уже пурпурном, но всё ещё мягком, одеяле из трав. Над ним скользил бесконечный, потрясающе красивый, в дымчато-малиновых тучах, закат.
Тригбу, такое имя дали Богу люди этого Мира, замедлил естественную для него скорость течения мыслей. Позволил себе думать неспешно, лишь в одной плоскости, уподобляясь, созданным им же, существам. Бог собрался умереть в спокойствии и умиротворении. Медленно. Не смог отказаться от последней слабости, — мыслить на человеческом языке, пусть о чём-нибудь простом и бессмысленном. Например, предаться воспоминаниям…
Вспоминать о главном детище — людях хотелось меньше всего. Но это и оказалось самым трудным. «Ну и ладно, — сдался он». Земля обетованная неспешно вращается сейчас с противоположной стороны маленького спутника. И долго ещё не покажется. Зиврон, до сих пор не заселённый и редко пока посещаемый людьми, явился просто идеальным местом для упокоения.
Создавал Бог весело и легко. Безбрежно тратил энергию. И рождалась она непринуждённо. Мысль склеивала, источники не иссякали. Словно само мироздание истосковалось и сделалось податливым в ожидании появления чего-то нового, особенного.
Планету назвал Зивойей. В честь небольшой и очень далёкой части вселенной, где вырос, возмужал и оформился в Бога. В которую никогда больше не возвращался, но и не мог забыть. Новая Зивойя получилась немного грубой, изрыхленной тысячами каньонов, воспалённой сотнями действующих вулканов. Горячими заплатами разлеглись в центре материка две пустыни. Но так он и хотел. Тем ценнее оказались узкие, растянутые вдоль рек и бесчисленных речушек, зелёные оазисы. А побережье единственного огромного океана получилось сказочно красивым.
Людей Бог создал по элементарному подобию себя. Частица бога в каждом существе — не мыслящая, не осознающая, но включающая в себя изначально всю суть мироздания. Что будет? Сможет существо, пусть и с зачатками живительного разума, использовать её неиссякаемую силу?
Прежде всего, зивойцам он подарил речь, такую чтобы не исказили имени планеты. Оживил маленький Зиврон, ровно настолько, чтоб поманил, но и потребовал от людей потратить не мало сил для заселения спутника в будущем. На Зивойе жить тоже не просто. Мощнейшие извержения вулканов, засухи и наводнения. Пусть. Трудности необходимы для развития.
Первое разочарование обожгло, как ледяной душ в пустыне. Вместо того чтобы трудом и потом покорять, любовно сотворённый для них, мир, зивойцы принялись драться и убивать друг друга за его лучшие куски. Тригбу отмахнулся тогда от сомнений как от мягкой паутины. Нет, вмешиваться в жизнь людей он не желал, захотелось хотя бы попытаться понять их. Сгруппировался, отодвинул большую часть эмоций, оборвал множество пространственных связей. Бескрайний, вселенский мыслительный поток в себе притормозил, вначале позволив ему сделаться тягучим, как застывающая смола. А потом и вовсе завуалировал в глубинах сознания. Активным оставил лишь ручеек, очень похожий на то, чем пользуются люди. И... опустился до человечьего уровня. Насколько смог. Вошёл в первое же подвернувшееся тело.
Опыт оказался интересным. Особенно ограниченность в мыслях и частичная замена их на разговорную речь, вовсе не свойственную Богам. Поразило то, что умственная заторможенность не привела к скучному спокойствию и медленным размышлениям, как он ожидал. Напротив, воспалила, втиснутый в жёсткие рамки, разум, пустила мысли вскачь и породила, непонятной природы, тревогу в душе. Бог сознательно пошел на глупость, уподобился своему, довольно несовершенному творению, человеку. Настолько, что ему пришлось даже задуматься о смысле некоторых, чисто людских изобретений. Например, обозначенного странным словом «самокопательство».
Впоследствии он воплощался множество раз. В мужчин, женщин, стариков и детей. Тригбу и не возвращался уже полностью в своё прежнее божественное состояние. Он искренне хотел понять, чего людям не хватает? Почему из всех видов энергий, опоясывающих, в том числе, и Зивойю, слишком многие черпают из самых грязных и смрадных источников? Почему, когда один спасает, жертвуя собой, другой где-нибудь, в это же время, непременно калечит и убивает? Не по закону природы, где жизнь и смерть — часть мира, а просто так?
Бог воплощался в лидеров больших людских групп, в политиков. Временами даже хотел верить, когда те с высоких трибун солидно вещали о «незыблемых» ценностях, — заботе о людях и целой планете. Но следом неизменно вновь вспыхивала очередная война, и множились убийства.
Однажды он разозлился и поменял их цвет. Северяне слегка порозовели. Южане покрылись лёгкой сизой дымкой. А самая многочисленная группа, что обитала на востоке у побережья океана, приобрела экзотический кофейно-зеленоватый оттенок кожи. Бог надеялся, что так у людей появится чувство общности хотя бы в своих группах. Какое там…
Нет, однажды они объединились. Только не за, а против… Началось с того, что кофейно-зелёные придумали бомбу. Впервые, подобную в силе извержению вулкана. Пока у них зудели руки в нетерпении опробовать её на соседях, те соорудили свою, не менее мощную. Ну вот, порозовевшие с дымчатыми и объединились. Задумали немедленно создать на Зивроне военную базу, чтобы угрожать кофейно-зелёным еще и оттуда.
Боги не умеют свирепеть. Для этого необходимо отречься от самой сущности в себе. Тригбу впервые пожалел об этом. Ибо то, что он испытал, будучи богом, оказалось много хуже. Могучий разум затосковал. Людские примитивные мысли возопили в нём. Бог вовсе забыл, что можно всё исправить став собой. Увяз в человеческих страстях, как малая букашка в болоте. Сделал первое, что придумал, — лишил людей единства языка. Три народа разом перестали понимать друг друга. Заговорили, — всяк по своему. Подумал что это, хоть ненадолго, замедлит их в смертельно опасных играх.
Облегчения не появилось. А отдышаться и отдохнуть было просто необходимо. Наконец, пришла спасительная нужная мысль. Бог огляделся в Мире. Отыскал девочку. Ту, в которую воплощался однажды. Ту, что и молиться то как следует не умела. Говорила: «О, боже мой, как красиво!» — когда нюхала цветы. Или шептала скороговоркой: «Тригбу помилуй, Тригбу помилуй…» — когда чего-то неожиданно пугалась. Но душа её при этом светилась настолько настоящей трогательной чистотой, что Богу большего и не требовалось.
Девочка шла медленно по аллее в маленьком парке маленького городка. Шуршала листьями, нарочно шаркая ногами. Невидимый Тригбу охватил её осторожно, со всех сторон. Собирался сделать это нежно, но вышло всё равно, как добычу хватают, жадно. Постарался сделать так, чтобы она не почувствовала его присутствие. Торопливо впитывал всё сам.
В мягких чёрных волосах играет теплый ветер. Девочка пахнет осенней прохладой и чуточку горячим чаем с молоком. Звучит негромко музыка через наушники в ушах. Подрагивает иногда курносый носик в такт звукам. В чудесной головке покоятся маленькие думки. О том, что дома ещё остался кусочек шоколадки. О маме, которая придёт поздно. «И пусть, зато можно будет надолго устроиться калачиком на старом диване и смотреть сериал, что вовсе не «дурацкий»…
Оп! В глубине Тригбу, где-то даже намного шире, чем просто здесь, схватилось беспокойство. Резануло недоброе предчувствие. Бог увидел, что девочка беременна. Он расширил чувствительность, насколько позволило, им же самим установленное, самоограничение. «Ну да, девочка уже достаточно взрослая для этого. Но, что это? Откуда тревога? Почему?»
Овладение ситуацией происходило слишком медленно. Излишне крепко он вжился в плоскость людского мира. Позволил чувствам стать почти человеческими и не придал значения тому, как от них безмерно устал и ослаб. Но все же, источник тревоги он отыскал. Метрах в десяти, наискосок от аллеи, по которой шла девочка, за коричневыми толстыми стволами тополей сгорбилась крупная мужская тень. И чёрная аура верзилы не сулила ничего хорошего.
Тригбу взмыл над будущим театром действий. Заметил ещё одного парня в сотне шагов на соседней аллее, кажется вполне обычного. Быстро ринулся туда и воплотился в него. Сознание человека успело лишь колыхнуться прозрачным облачком и мгновенно послушно уснуло. На сильных молодых ногах Бог помчался во весь дух. «Не вмешиваться, не вмешиваться… да катись оно всё…», — успел подумать, перескакивая одним махом через низкое ограждение соседней аллеи.
Чёрный, пульсирующий злом, человек уже схватил девочку за руку и что-то рьяно шипел в побледневшее маленькое лицо.
— Стой, гад! Оставь девчонку! — закричал запыхавшийся Тригбу, забывая, что в человеческом теле он так же слаб, как и любой из смертных. Ещё каких-то пять-семь шагов ему осталось до ублюдка.
Чёрный, как будто, и не удивился появлению парня. Извернулся, выкручивая девочке руку и таща её за собой. Цепкость его хватки не ослабла. Только серое худое лицо исказилось по новому ядовитой гримасой. Он что-то цедил хрипучим голосом. Тригбу не прислушивался. Его волновало лишь одно, — как медленно течёт мгновение, отделяющее от того, когда он сможет ворваться в ауру Чёрного и оттолкнуть гада от девочки.
А та, словно только что очнулась, вдруг тонко взвизгнула, затрепыхалась и каким то чудом выскользнула из лап Чёрного. Освободившаяся рука верзилы проворно дёрнулась, но не в сторону жертвы, а куда-то за пазуху. Выхватила нечто короткое, тускло блеснувшее и Черный в выпаде ткнул этим предметом навстречу парню. Тригбу почувствовал телом толчок. По инерции ещё шагнул, уже вступая в круг пакостной ауры Чёрного. Но, тот отпрянул резко назад, отдёргивая руки, и парня полоснула боль. Обожгло в животе. Ног словно не стало под ним, молодое тело безвольно повалилось в хрустящую листву на правый бок. Действие замедлилось перед глазами. Шелест травы стал невыносимо гремучим. Веки сделались огромными железобетонными воротами. И они стремились, во что бы то ни стало, сомкнуться.
Тригбу отчаянно тратил угасающие силы парня на то, чтобы держать газа открытыми. Казалось, уже так много времени прошло с момента, когда девочка вырвалась из лап верзилы, но она так и не успела убежать. Невообразимо проворный Чёрный уже снова настигал жертву, чтобы схватить. Бедняжка пыталась увернуться. Почти обогнула преследователя, но на её пути возникла старинная, с чугунными подлокотниками, скамейка. В этот момент рука Чёрного вцепилась в локоть девочки. Та от рывка поскользнулась и полетела прямо на скамейку. Ударилась.
Тригбу увидел, как маленькая фигурка нелепо скользит в листву у скамейки. Как медленно проступает струйками кровь на бледном лбу. Глаза, широко раскрытые, в которых уже нет ужаса, а только холод смети.
Чёрный грузно отступил, наклонился, что-то подбирая с земли, а потом отвернулся и быстро засеменил прочь. Бог так и не понял, чего чёрному человеку было нужно. Да и какая теперь разница?
Тригбу по-прежнему ощущал, выворачивающую нутро, боль в животе, но ещё острее он чувствовал тихую затухающую жизнь девочки. Последними, самыми жалящими крупицами, стали спазмы в её утробе. Маленький плод тоже боролся и умер позже матери. И… кажется, она о его существовании ещё не знала.
Богу не стало от этого знания легче. Он уже не чувствовал себя вполне живым среди людей. И не подумал покидать тело парня. Зачерпнул силу грубо, болезненно, не вселенскую, а так, за какую смог ухватиться, и рванул прочь с Зивойи. На Зиврон.
Хватит! Слишком много вмешивался в жизнь людей! Пусть теперь выкручиваются сами! А они не смогут, не успеют… «Вот так всегда, — проворчал он про себя, — там где надо, у них ошибки в расчётах и глупость и лень. Да, они знают, что к Зивойе приближается, приличных размеров, метеорит. Но один авторитетный болван посчитал, что гигант благополучно пролетит мимо, и все поверили. Поразительная халатность. Ведь кто-кто, а Бог знает точно, что события непременно изменит совсем небольшой обломок с орбиты. Вот-вот чиркнет он по метеориту короткой вспышкой и непоправимо изменит его курс. У людей останется каких-нибудь одиннадцать часов до катастрофического столкновения. Они просто не успеют ничего сделать.
Пусть! Итак слишком много вмешивался! И сегодня они отбили у него всякое желание. Да он не позволит даже очнуться пареньку, в чьём теле без спроса находится. Мальчик умрёт в тот же миг, что умрёт Тригбу для Зивойи. Бог даже сейчас, чувствуя как жизнь неумолимо утекает из раненого тела, лукавил перед собой. Конечно, Боги не умирают. Он просто уйдёт из этого тела, из этого Мира, отринет навсегда из себя человеческие чувства. Забудет ли?.. Бог не желал об этом думать. От людских дум и эмоций он смертельно устал. Умирать медленно, чувствуя боль в человеческом теле, вспоминая ещё кое-что до тех пор, пока обломок не столкнётся с метеоритом, — вот всё, что он для себя тут оставил.
Бог смотрел на прекрасный закат, не моргая. Позволил телу парня умирать, а мыслям, все еще почти человеческим, медленно затухать, когда над ним неожиданно нависло чьё-то лицо в кислородной маске.
— Парень, ты живой? — сказало лицо.
Бог не ответил, но моргнул. Лицо радостно улыбнулось. На Тригбу немедленно натянули маску, и тело парня куда-то поволокли. Бог, конечно, не растерялся, но ему стало интересно. Такого развития событий он не предвидел. Послушно позволил внести тело в тесное гудящее пространство маленького летательного аппарата. Даже закрыл на время глаза, симулируя потерю сознания, чтобы не пришлось реагировать на глупую улыбку спасителя. Не шевельнулся и тогда, когда боль в животе усилилась. Рану умело обработали. Руки и ноги закрепили на жёстком невысоком настиле, где он лежал, пластичными ремнями. Видимо на тот случай если он внезапно очнётся, чтобы не дёргался. А может и потому, что летательный аппарат уже явно двигался и слегка вибрировал. Так с ложа и соскользнуть недолго, если ты действительно без сознания. В вену на руке парня воткнули иглу и закачивали некую прозрачную жидкость. Тригбу не обследовал её. Божьим чутьём знал, что люди всё верно делают, спасают человеку жизнь. К тому же, у богов нет необходимости в глазах для того, чтобы все видеть.
Тригбу, раз уж люди столь бесцеремонно ворвались в его планы, решил тоже начать перемены. Осторожно принялся делить человеческое и божественное в себе. Раскладывать по полочкам ожидания, чувства, намерения. Не широко, пока, а маленькими порциями. Впрочем, Бог надумал повременить и с окончательным избавлением от всего человеческого в себе. В конце концов, немного времени на эту мелкую возню у него ещё есть.
Спустя примерно час суета вокруг спасённого закончилась. Тригбу в теле парня доставили в один из двух, имеющихся у людей на Зивроне, жилой модуль. Поместили в стерильном, бледно стального цвета, напичканном приборами, хорошо освещённом, но тоже довольно тесном, медицинском блоке. Возле парня, у его вполне удобного ложа, теперь остались только двое. Чересчур улыбчивое лицо, которое первым с ним заговорило, но уже без маски, и женщина. Высокая, красивая брюнетка.
Бог продолжал делать вид, что без сознания.
— До сих пор не понимаю, как мы нашли его? — голос у женщины оказался тоже красивым.
— Я почувствовал, что он там есть. Меня другое удивляет, Рамп. Как он раненый без маски выжил там? Состав воздуха на Зивроне ведь не поменялся! Любой знает, что и здоровый человек без маски и полчаса не выживет. А этот пролежал, бог знает, сколько!
— Ригбу знает, да… — красивая Рамп будто и не слушала. Она задумчиво смотрела на ровное дыхание, якобы спящего, парня, и Богу казалось, что ещё чуть-чуть, и он не просто почувствует, а увидит, как упрямо упруго ворочаются в её голове мысли. Почти ощутил их касание на своём челе. Вот-вот и они проникнут... Но тут улыбчивый снова заговорил:
— Это не совпадение, Рамп. То, что наше с тобой дежурство… то, что я его почувствовал…
— А то, что он раненый, в обычной земной одежде, тебя, Петенька, не волнует? Боюсь даже предположить, как он это объяснит, когда очнётся.
Женщина заговорила, и ощущение необычного контакта у Тригбу прошло.
— Да ладно тебе… ты же тоже все понимаешь. Вот и объясни!
— Ну да, да… — неохотно проворчала женщина. — И я чувствую, что неспроста всё. Мало тебе того, что на нас итак экипаж косо смотрит? — она нервно закусила губу. — Теперь ещё он. Готовься, кстати, объяснительную писать. Отчего на десять минут раньше ушли в полёт? Ну, и зачем от курса отклонились?
Люди замолчали. Бог ничего больше не ждал от них. Знал, что они устали от напряжения, спасая его, а дежурство ещё не закончено. И сейчас они уйдут, но всю ночь будут неустанно проверять парня. И разговаривать станут редко и мало, думая много, каждый о своём.
Тригбу задумался тоже. Казалось бы вот, он нечаянно наткнулся как раз на то чего ждал от людей. Эти двое явно, хоть и не смело, использовали искру бога в себе. Он расширил мысль и отыскал то, что едва не упустил. «Паренёк? Да-да, они правы. В нём тоже что-то есть». Бог углубился мыслями в сущее ещё острее. В вероятности, в настоящее, прошлое, будущее. В одной из ветвей он увидел совсем иное возможное прошлое. В нём парень вовсе не получал ранения.
Тригбу смотрит со стороны, как юноша и без божьего вмешательства стремительно приближается к Чёрному, хрипло кричит и… уворачивается от ножа. Невероятно, но парень ловчее Бога. Стоп, картинка. Бог не смотрит ни на девочку, ни на верзилу. Понятно, что воплотиться в Чёрного он не мог, слишком непредсказуемо столь небрежное столкновение энергий добра и зла в чистом виде. Но вот с парнем необходимо было поступить иначе. «Угу, — хмурится Бог». В долгу он оставаться не привык.
«Ты уж прости, мальчик. Объясняться с людьми про то, как ты тут очутился, придётся. Но, знаю, эти двое не оставят тебя одного. Так что, потерпишь». Бог с лёгкостью покинул и тело парня, и жилой модуль. В последний раз взглянул на Зивронский закат, ещё немножечко похожим на человеческое зрением. Нет, свои планы он не изменил. Вмешиваться в жизнь людей он перестанет. Покинет этот Мир, и... вероятно, не вернётся.
Бог ощутил, как его естество наливается силой, и ширится восприятие. Мысли привычно хлынули полноводной рекой, каждая готовая к воплощению. Зиврон под ним сделался миниатюрной игрушкой. Бог колыхнул пространство перед собой, и маленький обломок там, где нужно, сменил маршрут. Метеорит перестал угрожать людям. Хотя, никто кроме Бога этого и не заметил.
«В расчёте, ребята! Дальше сами, Тригбу у вас больше нет». — Последняя мысль Бога на человечьем языке преобразилась и не словами, а волной вселенского добра помчалась к Зиврону.