Эра Мориарти. Синяя кровь на красном перышке
На крышке громадной золотой табакерки танцевал дьяволенок. Глумливая рожица его выражала абсолютный восторг. Полы зеленого с серебряной искоркой пиджачка подпрыгивали и хлестали танцора по поджарым бедрам. Дьявол отплясывал, накалывая сгустившийся воздух на короткие позолоченные рожки. Они тускло поблескивали, их след сливался в замкнутую линию. Чудные кольца табачного дыма на фоне…
Мысль затрепыхалась в сети. Попалась на уловку неловкого ловчего…
…на фоне массивного с изогнутыми подлокотниками дивана? Непонятный диван вынырнул из прошлого. Важное связующее звено или же… Нет, точно важное, жизненно необходимое…
Но музыка набросилась, завертела и утащила. Притаилось в ней еще что-то и открывалось не сразу. Чтобы разобрать присутствие инородного, наносного, нужно было позволить ей течь сквозь несуществующее собственное тело. Как карамельно-янтарный чай через ситечко. Чаинки застревали внутри, и становилось понятно: в мелодии, будто в горной реке форель, резвились слова. Поначалу их сумбур нагонял тоску. Но вскоре им надоело чураться друг друга, и они выстроились в осмысленные ряды.
Ты долго брел и заслужил приют.
Останься, странник, преклони колени…
Переходя в зловещий шепоток, срываясь на пронзительный крик, захлебываясь и обращаясь в многократное эхо.
И обратится мир грехов и смут
В далекий шепот, шорохи и тени.
А дьяволенок продолжал выделывать коленца, пристукивая по золоту серовато-пепельными копытцами.
Мистер Эдвард Хайд Младший проснулся как всегда внезапно. И тут же пожалел об этом: мир явно не обрадовался встрече. Не успел Хайд разлепить веки, как получил чувствительный пинок под зад. Что само по себе точно не являлось свидетельством дружелюбного расположения.
Когда же глаза раскрылись, стало понятно — навредил ему безобидный на вид пол, устеленный ковровой дорожкой. Все свидетельствовало в пользу этой гипотезы: Хайд сидел, прислонясь к стене, и потирал крестец. А вокруг — ни души. И значит, бить его было некому — сам упал и приложился о половицы, никто не поспособствовал…
На их счастье! Иначе он бы … а что он-то? Разорвал бы на мелкие клочья? Странно, подобные мысли не распаляли, как прежде. Что-то с ним было явно не так! Никчемный инспектор, с которым он вынужден был делить тело, плохо позаботился об их общем достоянии. И теперь что-то в этом теле — то ли на радость, то ли на беду — неуловимо разладилось.
Возможно, со временем ярость возвратится. Вот тогда уже и кровь, и кишки, и стенания. Ему надо подождать, и непременно шмяк, тыдыщ, хрусь и…
Х-р-р-р-р-ясь! Дверь распахнулась, смачно впечатавшись в стену. В комнату с решительным выражением на личике ворвалась красотка в форме констебля. Ее грудь была накрест перетянута потертыми кожаными ремнями. А по обе стороны от этой литеры "икс" набухли два внушительных бугорка. Ух, аппетитная! И где только скромняга Лестрейд прятал от него такую мамзель? Хотя... кажется, он ее уже видел разок. Констебль… Уэллер, что ли?
— Инспектор?! — выдохнула она возмущенно.
Голос ее соответствовал всему остальному: не высок, не низок, а в самый раз, чтобы услаждать требовательный мужской слух. Не дождавшись ответа, да и не задав толком вопроса, она поинтересовалась:
— Как вы себя чувствуете?!
Хайд оглядел себя. Нормально он чувствовал. Покой и умиротворение паслись в голове, еще и лень страшная, будто набил брюхо сырым мясом. Нет, ему хотелось потрошить, но можно и не сию минуту. И не эту самоуверенную прелестницу. В конце концов, всегда успеется.
— Я в порядке, — буркнул он и не узнал своего голоса по причине его непривычной слабости.
— А почему на полу?!
— Следственные мероприятия, — Хайд попытался скорчить суровую мину а-ля инспектор, но не вышло, губы разъехались в хищную ухмылку.
— Вы уверены, что все хорошо?
На мгновение к нему вернулась былая ярость, но моментально схлынула, оставив лишь толику злости.
— Уверен. Еще раз повторить?!
Уэллер пожала плечами и отошла. Хайд нарочито медленно поднялся, пытаясь как можно быстрее разобраться в происходящем. Инспектор Лестрейд имел в душе изъян, доставшийся от отца. Имя ему — безумец Хайд, так и не пойманный Джек. В отличие от папаши, Лестрейд редко давал выход своему зверю, поэтому тот большую часть времени дремал. И теперь, пробудившись, Хайд не представлял, где очутился и что от него хотят.
— А вы интересный мужчина, — прозвучал томный голосок.
В комнате помимо Уэллер находилась еще одна особа весьма женского пола. Волнистые волосы, многообещающий взгляд, декольте, стремящееся в бесконечность — Хайд сразу узнал типаж. Конечно же, шлюха. Или, как выразился бы правильный Лестрейд, жрица люб… нет, даже он окрестил бы ее шлюхой.
Заметив пристальный взгляд Хайда, девица потупила взор и покраснела.
"Сколько я таких зарезал, сколько перерезал, — с тоской подумал Хайд. — Не женщины, а разменная монета".
Он еще раз оглядел комнату и двинул к выходу.
— Заходите еще, — проворковала шлюха.
Хайд обернулся, взглянул на девушку и диван. Диван понравился. Шлюха — нет. Уэллер смерила ее слегка презрительным взглядом офицера при исполнении.
— Никуда не уходите, Розалин, — приказала она.
Розалин, значит? Мда, похабная баба. А вот Уэллер — милашка. Накинуться бы, придушить, посмотреть, как будет корчиться. Хайда вдруг пробрала дрожь, и чтобы скрыть ее, он потянулся.
— Хорошо выспался, — сказал он. И правда, не потягиваться же молча.
— Шутник вы, шеф, — отмахнулась Уэллер. — Мы же всю ночь вместе по Лондону бегали за этим ворюгой.
— За каким ворюгой? — осторожно спросил Хайд и понял, что кубок идиота-чемпиона сегодня достается ему.
Но к счастью Уэллер не придала значения его забывчивости:
— Ну да, понятное дело, за двумя, — поправилась она. — Я имею в виду того, который из Тауэра что-то стянул. А про второго, что в музей вломился, просто доложить не успела. Его сцапали уже, в шестом участке держат.
— Угу, сцапали и держат, — хмуро поддакнул Хайд.
Казалось, стены сдавили его, подобно граням сколоченного не по размерам гроба. Душили затянутой до предела петлей, мешали выбраться наружу из-под гнета. Ведь такая оказия! Лестрейд уступил тело, нужно пользоваться ситуацией. Хайда манил Уайтчепел. Давненько же он не бывал там! И теперь все, что нужно сделать — выйти за дверь… да хоть в окно… сквозь стену! Но как можно скорей!
Однако в коридоре их поджидал рассерженный седой господин. Сам он был сух, сутуловат и невыразителен. А вот пиджак его — малахитово-изумрудно-берилловых оттенков — поистине стоил особого упоминания. Ни у Хайда, ни у Лестрейда никогда такого не было, но оба о таком мечтали. "Убью его аккуратно, чтобы одежку не заляпать", — решил Хайд.
— Что вы там так долго, Лестрейд? — спросил тип в пиджаке. — Я допросил эту шлюху, пока вы сюда ехали. Она ничего не знает. Вдобавок глупа как пробка!
— Мистер Мьюир, — начала было Уэллер, но тот перебил:
— Пусть сам скажет. Его сюда позвали не с проститутками лясы точить. Надеюсь, Лестрейд, вы научились чему-то у своего приятеля Холмса?
Мьюир? Уж не шеф ли это лондонской полиции? Тем больше причин у Хайда было удрать отсюда.
— Отличная идея, сэр! — искренне воодушевился Хайд. — Велите послать за ним. Пусть он все и распутывает!
Хайд не любил проныру-сыщика, но ради такого дела был готов потерпеть.
— Его нет в городе, — кисло сказал Мьюир. — Иначе бы уже позвали. Но, слава богу, у нас есть вы.
А вот это уже плохо. Очень плохо. Уходить надо было срочно, ибо все чувства Хайда кричали: сейчас ты увязнешь по самые ноздри!
— Я вам кое-что расскажу о воришке из Тауэра, — буркнул Мьюир. — Надеюсь, это останется между нами. Официальная причина — банальное ограбление. Но один мой знакомый намекнул, что пропали секретные документы. Дело архиважное, на кону судьба страны, вы понимаете?
Отличная возможность смыться!
— Но, сэр, — кашлянул Хайд. — Если дело такое важное, зачем мы теряем время… в борделе?
— Сначала обнесли Тауэр, — нахмурился Мьюир. — И в ту же ночь бесследно исчезает мистер Стокс, мало того что лорд, так еще и один из высших чинов полиции. Вы считаете это совпадением, Лестрейд? — начальник свирепо прищурился. — Найдите мне Стокса! Или хотя бы объясните, что здесь произошло. А до тех пор отсюда никто не выйдет, вы поняли?
Хайд понял. Понял главное — застрял!
— Мне нужно подышать воздухом, — сказал он, поразмыслив. — Я сейчас вернусь.
— Но вы говорили, что чувствуете себя нормально, — вмешалась Уэллер и все окончательно испортила.
Хайд одарил ее полным разочарования взглядом и процедил:
— Поплохело чегой-то.
— Констебль права, — отрезал мистер Мьюир. — Откройте окно и дышите, сколько влезет.
Хайд убивал людей и за меньшее. Раньше он просто кинулся бы на первого попавшегося и растерзал. Но почему-то именно сейчас он был умиротворен, а вместе с умиротворением пришло и размышление. Да, он по-прежнему жаждал крови, визгов и прочих прелестей, но при этом ему не хотелось оказаться на виселице. Значит, необходимо и дальше поддерживать образ доброго Лестрейда. Кхм… Как там обычно добрые люди говорят?
— Милая Уэллер, — попытавшись растянуть рот в кислой улыбке, попросил он, — напомни мне, душа моя, что нам уже известно?
Хороший ход: выскочка выложит все, о чем он в силу обстоятельств знать не может. И тем самым повысит его шансы вывернуться. Однако Уэллер разрушила его чаянья:
— Инспектор, я не врач, но вижу, вы точно ушиблись.
Маленькая хитрая дрянь! Ее он прикончит вслед за обряженным в пиджак мечты чинушей! Но позже… позже… А вот сейчас нужно было что-то предпринять.
— Так! — рявкнул Хайд, не придумав ничего лучше. — Ну-ка все к стенам!
— Что вы себе позволяете?! — возмутился начальник полицейского управления.
— Это не я себе позволяю, — осадил его Хайд. — Это вы позволяете мне вести расследование, так ведь? А если нет, то я пошел отсюда!
Это был отличный план номер два. Главный полисмен города наверняка мужик злой, выгонит взашей. А там ночь, улица и длинные ножи.
Но "злой мужик" почему-то потупился и отступил.
— Прошу прощения, инспектор. Сами понимаете, дело деликатное...
Твою же мать! Ладно, зайдем с другой стороны.
— Что вы делали в борделе? — Хайд постарался, чтобы его вопрос прозвучал как можно более нагло.
— Выпивали, — ответил Мьюир. — Я, Стокс и Клокуорд.
— Выпивали? — хмыкнул Хайд. — В борделе?
— Хорошо, инспектор, — вздохнул Мьюир. — Я — выпивал. Мои товарищи… не только.
— Расскажите, что случилось.
И тут что-то пошло не так. Начальник полиции гневно взглянул на Хайд и сказал:
— Я понимаю, вам не нравится это дело. Вы ведете себя непозволительно, но я готов это простить, пока вы делаете свою работу хорошо. Однако допрашивать меня еще раз — уже слишком! Пойдите поговорите с джентльменами внизу.
А Мьюир оказался не таким уж тюфяком. И Хайду ничего не оставалось, как взять Уэллер под руку и позволить ей вести себя на встречу с "джентльменами внизу".
— Нет, Уэллер, такие дела не по мне, — сказал Хайд. — Похищения, исчезновения… С ними справится и тупой вояка или обычный констебль. Моя… то есть, наша стихия — кровь и смерти. Пожестче. Только так мы можем показать все, на что способны.
— Тут крови тоже хватает, — хмыкнула Уэллер. — Вспомните комнату, где Стокс пропал. Грёба… я хотела сказать, этюд в синеватых тонах. Кровь, кишки и дрянь всякая. Куда уж жестче-то?
Минуточку, что?!
Улыбка появилась на лице Хайда мгновенно, как прострел в спине, и была она такой же приятной на вид. Хайд прекрасно знал, как выглядит его оскал, поэтому отвернулся к окну — и с соседней крыши снялась стайка перепуганных голубей.
— Ах, да, — промурлыкал он. — Синяя комната. Не мешало бы осмотреть ее еще раз.
— Как скажете, сэр, — ответила Уэллер.
— Ага, это-то мне и нравится, — не удержался Хайд и посторонился, пропуская констебля вперед. Сам он понятия не имел, где комната.
Дверь оказалась заперта, но Уэллер так посмотрела на Хайда, что тот мгновенно все понял и принялся обшаривать карманы. Ключ нашелся в одном из них. Дверь открылась, и... Хайд почувствовал себя обманутым. Да, комната была покрыта слоем из брызг крови, внутренностей и плохого настроения. Но почему-то потроха были голубоватыми. Вонища! И еще куски щупалец на полу. Определенно, жертвой стал кальмар. Это во-первых. Во-вторых, комнату заляпало так, будто бедолага взорвался. Не читалась рука мастера, отсутствовал почерк. Просто лопнувший кальмар. Хайд усмехнулся, представив, каких размеров для этого нужна соломинка, а так же сколь сильными должны быть легкие надувающего.
Нет, определенное очарование имелось, тут Хайд пойти против истины никак не мог. И поэтому он пообещал себе повторить все это, только в красных тонах и без щупалец.
— Лестрейд, долго вы еще?! — окликнул его Мьюир. — Нас ждут!
— Подождут! — рявкнул Хайд.
Что этот старпер себе позволяет?!
— Что вы себе позволяете? — возмутился начальник полиции, заглянул в комнату и быстро скрылся.
И тут нечто, не вписывающееся в картину, привлекло внимание Хайда.
— Странно, — пробормотал он, пытаясь не спугнуть ощущение.
— Да что вы? — хмыкнула Уэллер. — Без дураков? Странно?
Хайд не ответил. Какая-то деталь выбивалась из общего ряда. Где-то закрался изъян, портивший целостность. Хайд присмотрелся к брызгам на стенах. Оно? Нет, тут все хорошо. Замызганное зеркало — прелестная деталь. Треснувшее стекло — дело понятное. Если тут и правда взорвался кальмар, странно, что стекла вообще на месте. Лужи на полу? Ну же! Где ты, маленькая мерзость? На дне сознания зашевелился Лестрейд. Тоже почуял неладное? Хайд, не заботясь о чистоте ботинок, прошелся по комнате, пиная куски щупалец. Ну?! Где?
И оно нашлось. Хайд вытащил из лужи фрагмент странной формы — палочку дюймов двенадцати с пучком перьев на конце. Перья когда-то, похоже, были красными. Голубое на красном… присутствовала в этом какая-то поэзия.
— Уэллер? — позвал он. — Это что за дрянь? Явно не внутренности кальмара, так?
Девушка подошла ближе, сморщилась:
— Это пипидастр.
— Пипи-что-стр?
— Ну, пипидастр. Штучка такая, пыль сметать.
Хайд обтер палочку о плечо Уэллер, прежде чем девушка отшатнулась.
— Что вы делаете?!
— Смотри, — просто сказал он. — На ручке.
— БэЭм, — прочла Уэллер. — И что?
— Не знаю. Может быть, и ничего, — ответил псевдоинспектор и сунул находку ей в руки. — Упакуйте улику. Или что вы… мы там обычно делаем.
Уэллер странно посмотрела на Хайда и вышла из комнаты, держа находку двумя пальцами. А Хайд остался созерцать красоту. Впрочем, надолго его не хватило. Послонявшись немного и дождавшись Уэллер, он решил прекратить оттягивать неизбежное.
— Ладно, — сказал он. — Пойдем потолкуем с этими субчиками. Посмотрим, что они скажут нам о пропавшем мистере Стоксе.
— Думаете, они виноваты? — спросила Уэллер.
— Очень надеюсь, — буркнул Хайд.
Все, кто был в борделе, собрались на первом этаже в зале. Конструкция здания чем-то напоминала колодец с ушами, по стенкам которого вились лестницы, а в ушах прятались коридоры и комнаты со шлюхами.
Пока Хайд медленно спускался, он рассматривал свидетелей, которых предстояло допросить, а они, соответственно, его — невысокого человека с лицом злого хорька.
Крупный мужчина рядом с Мьиром, то и дело теребящий галстук, — видимо, Клокуорд. Рядом со здоровяком на диване развалился бледный джентльмен с тонкими чертами лица. По большому счету, у него все было тонкое, и сам он был чересчур тонким, сказать прямо, даже худосочным. Чтобы повторить великолепие из "синей" комнаты, таких нужно десятка полтора, не меньше. Полулежал он не из-за природной лености, а по причине отсутствующего сознания.
Мьюир упоминал троих. Интересно, кто этот тип? Хозяин борделя? Если да, то с ним нужно поговорить в первую очередь и наедине. Он наверняка знает тайные ходы отсюда. Нет борделя без тайных ходов.
Хайд буркнул:
— С хозяином поговорить бы.
— С хозяйкой, — уточнила Уэллер. — Не выйдет, не смогли найти. Когда мы приехали, я видела ее в холле, а затем… Она сбежала, наверное.
— Повезло ей, — позавидовал вслух Хайд.
— Ничего, — отмахнулась Уэллер. — Поймаем еще.
Хайду понравилась такая непоколебимая вера в силы полиции.
— Ваше имя?
— Артур Клокуорд.
С таким гонором сказал, будто все должны тотчас на колени бухнуться. Ну, держись, аристократишка!
— Цель визита?
Тут-то здоровячок и поник. Нету в лексиконе аристократишек слова "трахаться".
— Потрахаться, — вдруг сказал он, твердо взглянув на Хайда.
Во как. И Клокуорд сразу стал нравиться Хайду чуть больше. "Убью его последним, — решил Хайд, — хотя как получится".
— Расскажите, что произошло.
— Мы сидели и выпивали, — принялся за рассказ Клокуорд. — Затем у нас кончился шнапс, и Генри вызвался сходить за бутылкой к хозяйке.
— Генри?
— Лорд Стокс, — поправился Клокуорд, и лицо его приняло прежнее надменное выражение.
— Ага, продолжайте.
— Его какое-то время не было, и мы с Ричардом пошли его искать.
Тут даже Хайд сообразил, что Ричард — это Мьюир.
— Видели что-то странное?
— Странное? — изогнул бровь Клокуорд.
— Помимо всего остального.
— Хм, — задумался аристократ. — Пожалуй… Когда мы шли по галерее, я увидел, как тот худой человек с саквояжем о чем-то горячо спорит с хозяйкой борделя. Пожалуй, это все.
— А потом?
— Потом я услышал странный звук. Будто по костям продрало. Будто лейбористам в реформах отказали. Ну, вы понимаете.
Хайд сделал вид, что понял.
— Так вот. Звук. А потом крик. Вопль. Такой, будто...
— Лейбористы? — подсказал Хайд.
— Да, — обрадовался Клокуорд. — Будто лейбористов из парламента выгнали!
— Так тихо? — фальшиво изумилась Уэллер, и у Хайда не осталось никаких сомнений в ее политических убеждениях.
— Нет! Громко! Будто лей...
— Мы поняли, продолжайте.
— Ну, значит, мы вбегаем, а там! Все залито... ну, то есть, все!
— Заметили что-то необычное? — по привычке спросила Уэллер, а потом, поняв, что вопрос прозвучал до ужаса глупо, добавила: — Помимо… всего этого.
— Да там все необычно выглядело! — с жаром отозвался Клокуорд. — Это потом уже мне констебли сказали, что кровь — кальмара, а тогда… Даже не знаю. Этого бедолагу будто через наперсток выдавили! А девушка! Вы про странное спрашивали? Так вот она — точно странная!
— Вы о Розалин говорите?
— Да-да. Мы зашли, там все синее, ужас, а она сидит удивленная такая. Другая бы визжала, как... ну, вы поняли. А эта — спокойная!
Чего там орать, подумал Хайд и спросил:
— А что почувствовали при этом вы?
— Я? А что я мог почувствовать? Вся комната в синей жиже, на полу разбросаны куски мяса... В-в-воняет нестерпимо. Не хочу вспоминать. И, да, вот еще, — припомнил, несмотря на нежелание Клокуорд, — платье у нее… точнее, тряпочка, которая вместо платья... оно чистое! Наполовину! Снизу, то есть, грязное, а вверху…
Хайд представил себе картину: спокойная шлюха в наполовину чистом платье. Или в наполовину грязном, это уже от человека зависит.
Сэр Артур перевел дух.
— Понимаете, я видывал всякое, — горячо зашептал он. — В музей разные странности привозили. Квадратные люди, завязанные узлом слоны... Но это... не описать. Вы спрашивали, что я почувствовал? Отвращение, сэр, отвращение.
Вот тут почувствовал отвращение уже сам Хайд. Что этот напыщенный дурак понимает в искусстве?! Кулаки сжались, глаза сузились. Сейчас придет злость, а вместе с ней и обычная сила! Сейчас!
Однако то, что обычно отозвалось бы пожаром, дало вялую искру. Полнейшая импотенция гнева. Все в комнате надвинулось на него, нависло, источая угрозу. Невидимый хвост скорпиона вот-вот пронзит черное, несчастное сердце. На мгновение Хайд зажмурился и запаниковал, но только на мгновение.
— Сэр?
Хайд открыл глаза. Ему нужно было уединиться. Срочно.
— Милая… — начал было псевдоинспектор, но натолкнулся на жесткий взгляд помощницы. Что характерно, взгляд сопровождался румянцем. Не нравится, когда называют "милой"?
— Уэллер, — поправился Хайд. — Где уборная?
Лицо девушки окаменело, и она ткнула пальцем в сторону лестницы.
— Третий этаж.
Третий, так третий. Туалет был просторен и чист, словно в парламенте без лейбористов. Хайд прислонился лбом к стене, стараясь успокоить бешеное сердце, которое так и не пронзил невидимый скорпион.
— Нужно отсюда валить, — сказал Хайд и поразился, как грустно это прозвучало. Неужели он, гроза Уайтчепела, ужас Лондона, бежит, поджав хвост из засраного борделя?! Да, бежит. Потому что здесь с ним творится, не в уборной будет сказано, полное дерьмо!
Безжалостно поправ ногами унитаз, Хайд подтянулся к окошку у потолка. Большое окошко, широкое. Третий этаж — невысоко. Решетки можно выломать. Но хорошо бы он смотрелся: грохот, шум, в уборную вбегают Мьюир и Уэллер… нет, Уэллер бы осталась снаружи. В общем, вбегает Мьюир и орет:
— Хайд! То есть, Лестрейд! Что вы тут затеяли?
— Справляю нужду, сэр.
— Какую, во имя королевы, нужду, Лестрейд?!
— Нужду сломать эти чертовы решетки, сэр.
Да уж...
С печальным вздохом он уже хотел было выйти, но тут его внимание привлек шкаф. Большой прямоугольный шкаф из хорошего дерева. Чего ради его затащили в нужник? Поначалу Хайд и сам не понимал, что такого необычного нашел в нем, пока не учуял тончайший запах смерти.
Дверки не хотели поддаваться, будто кто-то заклинил их. Пощупав, псевдоинспектор обнаружил небольшие клинышки по бокам и один между дверцами.
Осторожно вынув их, Хайд потянул дверцу на себя, и... Внутри шкафа уютно расположилась мертвая женщина. Незабываемое выражение на лице покойной не оставляло сомнений в том, что ее задушили, причем быстро и эффективно — дело рук профессионала. Хотя это бордель, тут не только профессионалы, но и профессионалки.
Одежда не из дешевых, слой пудры на лице — феноменальный. Хватило бы на взвод мимов. Вряд ли клиентка. Скорее, маман. Кто-то убил хозяйку борделя и спрятал ее в шкафу уборной. Хайд прикинул, не позвать ли сюда Уэллер, но, взвесив все "за" и "против", закрыл шкаф и вставил на место клинышки, которые при ближайшем рассмотрении оказались зубцами расчески.
Пускай тетка полежит здесь. Ей уже все равно, а. если тело найдут, расследование затянется.
И тут Хайда осенило. Ему вовсе не обязательно искать пропавшего Стокса! Нужно выдать убедительную версию произошедшего. А с трупом хозяйки выходило очень хорошо — на нее можно валить, как на мертвую. А что? Провинилась и сбежала. Клокуорд сказал, что с ней спорил какой-то тип с саквояжем? Надо с ним поговорить, вдруг его можно записать в сообщники?
Хайд повеселел. Наверное, если он прямо сейчас ринется излагать свои бредни, никто не поверит. Значит, надо соблюсти приличия до конца: поговорить с последним свидетелем. А после — финальная часть плана. Рассказать мистеру Мьюиру небылицу, в которую он сможет поверить.
Когда Хайд вернулся в холл, Клокуорд удалился наверх к своему другу Мьюиру, надо думать, допить бутылку шнапса. "Худой господин с саквояжем" пришел в себя, правда, саквояжа при нем не было. Заморыш сидел на краешке дивана и выражал окружающей действительности свое полнейшее неодобрение: старательно хмурился, кривил тонкие губы и слезоточил на яркий свет.
Проигнорировав вопросительный взгляд Уэллер, Хайд кивнул на заморыша:
— Про него что-нибудь известно?
— Да, Элтон Бабкок, мелкий чиновник в адмиралтействе…
Не дослушав, Хайд вальяжно подошел к господину Бабкоку и выпалил:
— А вы зачем сюда пришли?
Тот смутился, проблеяв:
— За тем же, за чем и все.
— Хорошо, — довольно просиял Хайд. — Тогда о чем вы спорили с хозяйкой?
Доходяга смутился еще больше.
— Она… понимаете, я бедный человек. И очень занятой.
— И со здоровьем беда, — поддакнул Хайд.
— И это тоже. В общем, не так уж часто я могу выкроить время и деньги на девушку…
— Почему не снять девку на улице? — перебила его Уэллер, и Хайд поразился ее прагматичности. Молодец, разбирается в вопросе. Сам Хайд тоже не любил борделей.
— Вы не понимаете, — отозвался тощий тип, кусая губы. — Я всегда хожу к одной и той же девушке. Но хозяйка сказала, что сегодня она взяла выходной, хотя я заказывал вечер две недели назад!
— Все с вами ясно, — сказал Хайд.
— Правда? — поразился Бабкок.
— Правда, — кивнул псевдоинспектор. — Вам просто не повезло.
Ему действительно не повезло. Однако в сообщники к хозяйке его не запишешь. Жаль.
— Именно это я и пытался доказать вашим констеблям! — всплеснул руками неудачник. — Но они отказались меня выпускать! Это какой-то кошмар! Музей кошмаров!
Музей кошмаров? Отлично сказано. Если бы Хайд взялся писать свою автобиографию, он бы так ее и назвал. Кстати… Клокуорд тоже упоминал музей, кажется… Хайд задумался. Что там за литеры были на этом… пипидастре? "Бэ Эм"?
— Так, Уэллер, — сказал он. — Я знаю, что здесь произошло. Поднимемся к Мьюиру, пора раскрыть все загадки!
И они поднялись.
Шнапс держался из последних сил, но поражение было неизбежно. Мьюир и Клокуорд с грустью предвкушали скорую победу.
— Думаю, господин Мьюир, — заявил без предисловий Хайд, — вам следует немедленно уехать.
По лицу начальника полиции Хайд понял, что тот мечтает покинуть бордель. И уже давно ждет этих слов. Но долг и здравый рассудок не позволили ему вскочить с места и последовать совету.
— Я вас не понимаю, — промычал он тоскливо.
Хайд оглядел присутствующих и сказал:
— И понимать нечего. Вызывайте экипаж, я знаю, где сейчас ваш драгоценнейший господин Стокс.
Губы Мьюира начали расплываться в блаженной улыбке, но он сдержался, принял серьезный, деловой вид и сказал официальным тоном:
— Слушаю.
Ну, поехали.
— Вы, сэр, найдете его в шестом участке, что неподалеку от музея.
Пауза, затем в глазах Мьира блеснула безумная искорка ликования:
— Объяснитесь.
— Как сказал бы один наш знакомый — все элементарно, — Хайд фыркнул. — Это все хозяйка борделя и ее помощники. Не знаю, чего они от него хотели, но не добились.
— Не добились? — изумился Клокуорд.
— Подробнее, — проронил Мьюир. — Доказательства. Где сама хозяйка?
— Испугалась расплаты и сбежала. Сначала набросилась на вашего Стокса, обошла наши патрули и сбежала.
— Надо же, такая обходительная женщина! — поджала губы Уэллер.
Похоже, она не особо поверила своему начальнику. Эх, Лестрейд, Лестрейд, змею пригрел на груди.
— Продолжайте, инспектор, — повысил голос Мьюир.
— Она позвала помощников, среди них был кальмар. Одним словом, шайка.
— Зачем ей это?
— Обыкновенный грабеж, или, может, обиделась. Вы ж знаете, барышни тут все впечатлительные, ранимые. А может, информацию какую выведать хотела.
— Инфорамцию у Стокса? — хмыкнул Клокуорд.
Видя, что ему верят не до конца, Хайд удвоил усилия:
— Одно могу сказать. Стокс ваш — герой. Надо же так кальмара по комнате разметать. Просто завидки берут, я б так не смог.
— Но позвольте… Стокс ведь вот такого росточка…
— Да! Вот это молодцы у нас в полиции служат… и это на высших должностях!
Мьюир принял лесть, не моргнув глазом. Да, такое достигается только высоким рангом и годами тренировок среди лучших льстецов.
— А откуда вы взяли, что его в музей занесло? — спросил он.
— Все совпало. Палочка-то с перышками оттуда. На ней инициалы "Бэ Эм" — Британский музей. Наверное, кальмар тоже тамошний. Ваш Стокс понял это и решил разобраться со всем на месте.
— Позвольте, — усомнился Клокуорд. — Кальмар взял с собой на дело эту… палочку?
Хайд пожал плечами:
— У кальмаров щупалец много, может, просто забыл, что в одном зажат пипидастр.
Никто не переспросил. Вот что значит образованная публика.
— Возможно, вы и правы… — протянул Мьюир неуверенно.
— Да точно, Стокс в участке сидит. Его наши же в музее взяли, ошибочно приняли за грабителя. Все просто.
Мьюира терзали сомнения, это было видно невооруженным глазом. В версии Хайда имелись свои недочеты… да что там, она состояла из одних недочетов. Но… начальнику полиции очень хотелось, чтоб рассказанное было правдой. Это и уничтоженный шнапс решили все.
— Хорошо, — предпринял он последнюю попытку, — а как он туда попал? Без верхней одежды и босой?
— Боюсь, сэр, мы потерям драгоценное время, сами сказали. Упустим злодеев!
Мьиюр с Клокуордом переглянулись.
— Хорошо, — сказал начальник полиции. — Мы отправляемся сейчас же.
— А я, сэр? — скромно потупил взор Хайд.
— Оставайтесь здесь, Лестрейд, — возбужденно сказал Мьюир. — Ждите хозяйку. Если что, мы вернемся!
Мыслями он уже тряс руку пропавшему дружку, пожинал лавры. Ему наверняка не впервой оставлять за спиной настоящих работяг. Что ж, пусть порадуется. Хайд для себя решил, что в этот раз не станет ограничиваться проститутками. Пора расширить круг интересов. Он с вежливой улыбкой проводил начальника и его приятеля к экипажу, помахал им напоследок рукой.
На улице дышалось легче, рассудительность поежилась, а жажда крови расцвела. Ночь манила Хайда, и он, конечно, поддастся ей, но позже.
Хайд не любил бордели. А вот шлюх — очень даже. Поэтому перед тем, как нырнуть в ночь-искуссительницу, следовало навестить их. Передать прощальный привет. А начать с той самой простушки Розалин, она сама приглашала.
Немного постояв, Хайд вернулся в опустевший холл борделя. На столике стоял недопитый кофе, заляпанная газета лежала на полу. Уэллер нигде не было видно, как, впрочем, и Бабкока.
— Уэллер? — позвал Хайд, но никто не откликнулся. Это хорошо. Ушла, видать. Бордель тревожно замер: ни стона, ни скрипа. Что ж, шлюху тоже надо постараться убить тихо. И бескровно. Задушить подушкой, может? Эх, какая трата материала!
Пританцовывая, Хайд зашагал вверх по лестнице. Его будоражила мысль о жертве, которая даже не подозревает, что жить ей осталось всего ничего.
Хайд постучал.
— Да, прелесть? — отозвалась изнутри шлюха.
Хайд толкнул дверь и вошел.
— О! — изумилась Розалин. — Инспектор!
Хайд улыбнулся так, что краска на окнах принялась облезать быстрее обычного.
— Не двигаться! — сказали за спиной, и Хайд тут же поступил иначе — обернулся.
Уэллер с сурово нахмуренными бровями наставила на него пистолет.
— Детка, ты от недосыпа умом тронулась? — ласково спросил Хайд. — Перестань целиться в своего инспектора.
Уэллер упрямо мотнула головой:
— Не знаю, кто вы, но точно не Лестрейд. Весь вечер вы вели себя странно: не помнили о предыдущих событиях, хамили начальству... а инспектор Лестрейд — очень добрый и вежливый!
Лестрейд — вежливый и добрый?!
— Мы точно говорим об одном и том же Лестрейде? — сухо просил Хайд.
— Это еще не все! — возразила Уэллер, слегка покраснев. — Настоящий инспектор пришел бы в ярость, услышав, что его поставили на дело только из-за знакомства с Шерлоком Холмсом. А вы... ты даже глазом не моргнули!
Уэллер взвела курок, и пальцы ее побелели от напряжения.
— Кто ты и что сделал с инспектором?!
Хайд тяжело вздохнул, его плечи поникли.
— Всю ночь… — пожаловался он. — Всю эту чертову ночь я вел себя как примерный подданный Ее величества. Нашел пропавшего человека. Даже двух.
— Двух? — нахмурилась Уэллер.
— Я, можно сказать, раскрыл преступление, — плаксивым голосом продолжал Хайд. — Неужели в итоге мне нельзя немного, — он развел руки, — поразвлечься?
Из рукава скользнул взятый со стола нож. Уж что-что, а прятать холодное оружие Хайд умел. Почти так же хорошо, как и метать.
Уэллер среагировала слишком поздно. Сталь ударила плашмя по ее ладони, и выпавший из руки револьвер повредил лак на паркете.
— Начну с тебя!— гаркнул Хайд и сшиб девушку с ног.
Однако Уэллер не запаниковала. Лихо извернувшись, она отбросила руки Хайда от своей шеи, а сама рванула к пистолету.
Хайд двинул ее кулачищем в живот и, схватив за рубашку, оттащил назад.
— Зачем тебе пистолет? — просипел он. — Нам и так будет весело.
Девушка вцепилась ему в ногу, поддела другой рукой ботинок, и они оба грохнулись на пол.
— Я помогу! — заревела писклявой коровой шлюха. — Я сейчас! — и залепетала:
Моя ладонь… В ней твой трепещет взгляд.
И лев смирен, и не прожорлив кречет…
Здесь вырос дом, а вскоре хлынет сад,
И ветер нежно в кронах защебечет.
Тут уже заревел и Хайд, сообразив, что это стихотворение он услышал перед тем, как проснуться. И сомнений в том, что именно оно усыпило хорька-инспектора, тоже не возникло. Спать Хайду не хотелось совершенно. Ему хотелось убивать и одновременно не хотелось. Но сейчас нужно было себя заставить, а в этом Хайд был мастером. Заставлять!
Ты долго брел и обретешь приют.
Останься, странник, преклони колени,
И обратится мир грехов и смут
В далекий шепот, шорохи и тени.
Голос Розалин наполнился силой, завибрировал, зазвучал многоголосием, будто откуда-то из шкафа ей принялись вторить железнощёкие карлики. Хайд почувствовал, как крупицы былой мощи стали испаряться с быстротой разлитого спирта. Удерживать руки Уэллер становилось все труднее.
Останься, странник. Что же ты стоишь?
Песок истому наградит прохладой,
И век твоих прикрытых тьма и тишь
Душе смятенной явятся усладой.
Уэллер навалилась на него, прижалась, будто доведенная до исступления любовница, оплела его ноги своими. Вот только на лице — напряжение и ярость. И кровь, брызнувшая из хрупкого носика, когда Хайд врезался в ее лицо своим лбом. А затем еще разок, для порядка. Девушка ойкнула, и хватка ее мигом ослабла.
Был сердца стук… Умри-усни-забудь.
Мгновение понадобилось Хайду, чтобы сбросить ее с себя. Пистолет валялся чуть поодаль, да и хрен с ним. Успеть бы шлюху прирезать, прежде чем она закончит.
Молчит теперь уставшее, чуть бьется…
Даже ножа не нужно. Один удар по горлу, и никаких клятых стихов. Хайд кинулся к Розалин.
Настанет время, и забрезжит путь.
Он видел, как шевелятся ее губы, как отхлынула от лица кровь, он чувствовал ее страх. Схватил ее за плечо, другая рука змеей бросилась к гортани.
Там все вернется… Или как придется.
И мистер Эдвард Хайд Младший уснул.
Дьяволенок не унимался. Его замысловатые движения становились все развязней. Ускоряясь, он подергивал задом с куцым хвостом, словно невзначай обжег их о раскаленную кочергу. Строя всевозможные рожицы — от маски отчаянья до истерично хохочущего звериного оскала — он хватал себя за жидкую бороденку, желая, по-видимому, еще более проредить ее, а то и вырвать с корнем. Цоканье копыт взлетало вверх и, многократно усиливаясь, заполняло собой щедро предоставленное пространство.
Но внезапно все изменилось: дьявол сгорбился и втянул голову в плечи. Кривенькие ручки и ножки его некоторое время порывались продолжить пляску отдельно от тела. Однако и они замерли, подобно безвольно вялым змеям.
Дьяволенок недолго прятал взгляд под опущенным лбом. Шея его стала медленно распрямляться и потащила за собой рогатую голову. Вместе с тем танцор принялся покудахтывать, словно петух, разгребающий кучу поросячьего дерьма на заднем дворе.
Наконец, он угрожающе протянул руки с синевато-серыми пальцами. Каждый из них венчал маленький коготь… А сам начал быстро приближаться … Вот уже видны стали в его рту желтые изогнутые внутрь и наружу клыки…
Крик, не встретив сопротивления, захватил его целиком. Страх и боль слились и прорвали истончившуюся оболочку небытия.
Дьяволенок укусил его за щеку, которой не было! И боль от укуса сделала ее реальной, насильно выпихнув в сущее.
Инспектор Лестрейд проснулся как всегда — суровым. Вернее, он не проснулся, он словно вышел из-за занавески, где его держали весь вечер. Все видно, все слышно, но ничего не поделаешь.
Уэллер с Розалин не сводили с него глаз, и Лестрейд не смог припомнить, когда еще на него с таким вниманием таращились бы миловидные дамы.
— Констебль, вы в порядке? — спросил инспектор, вставая и протягивая руку Уэллер. Та с недоверием посмотрела на его пятерню и встала сама.
— Это точно вы? — спросила она.
— Он, — обрадовано заявила Розалин. — Я не могла ошибиться.
Лестрейд скривился, будто у него заболело полчелюсти разом.
— Розалин, в прошлый раз вы усыпили меня таким же способом?
— Конечно же, глупенький. И сны наслала, и покой. Вокруг меня все джентльмены становятся кротки как овечки, если я захочу. О, это у меня выходит лучше всего, — она закатила глаза и несколько раз заливисто хохотнула.
— Кротки как овечки?.. — повторил за ней инспектор.
— Но вы не уснули почему-то, — перебила Розалин, пожав хорошеньким плечиком. — То есть, будто уснули, а потом…
— Да-да, я понял, — раздраженно сказал Лестрейд, не желая развивать эту тему. — А зачем вы это сделали?
— Вы были такой грустный. Сказали, что хотите спать…
— И вы решили мне помочь?
— Да, — подтвердила Розалин. — Я ведь фея.
Лестрейд закатил глаза. "Убереги меня господь, — подумал он, — от добродетельных шлюх".
— Вы кто? — переспросила Уэллер.
— Фея, — гордо ответила девушка и слегка подбоченилась. — Я выполняю желания мужчин. Сегодня, например, выполнила целых два.
— Надо думать первым был мистер Стокс? — хмыкнул Лестрейд. — Он попросил вас его отсюда… выкинуть?
— Выкинуть? — с возмущением переспросила Розалин. — Я вам что же — вышибала? Я никого не выкидываю!
— Стокс сам просил его … переместить?
Розалин сделала серьезное лицо и отвернулась.
— Я обещала ничего не рассказывать, — сказала она, но любой бы увидел, что рассказать ей хочется.
— И не надо рассказывать, — сказал Лестрейд. — Я и так знаю, что тут произошло. Мистер Стокс забрел сюда по ошибке, но мадам побоялась выставить его. Он, наверное, был выпимши, жаловался на жизнь, а потом сказал что-то вроде "как мне все это надоело, сил нет, убраться бы к чертовой матери". И вы его… переместили, так?
— Он был такой милый, — надула губки Розалин, — так лепетал пьяненько.
— Отвечайте на вопрос, — вмешалась Уэллер, которая, похоже, не очень понимала, что происходит.
— Я и отвечаю! Он такой грустный был. Даже расплакался чуть-чуть. Говорил, что ему все обрыдло.
— И вы дали ему возможность сбежать? — хмыкнул Лестрейд.
— Да, — вздернула носик девушка. — Случайно. Расчувствовалась. А когда я в слезах, могу и глупость сделать... вот и… переместила.
Ресницы ее затрепетали.
— В музей?
— Не знаю. Я не в себе была, мне его так жалко стало. И вино это...
— Хорошо, а что с кальмаром?
— Его тоже жалко, — огорчилась девушка. — Я его случайно прихватила...с той стороны. Ну… просто расчувствовалась, говорю же. Он… он такой большой был…
— Так я и думал, — выдохнул Лестрейд.
— Инспектор, о чем вы? — спросила Уэллер.
— Позже, — ответил тот. — Уэллер, уведи, пожалуйста, ее отсюда и запри. Она важный свидетель, и нельзя, чтобы мы потеряли и ее.
— Свидетель? — удивилась Уэллер. — Но ведь дело закрыто! Вы же сами рассказали, где искать Стокса.
— Черта с два, — отозвался Лестрейд. — В шкафу клозета сидит труп хозяйки заведения.
— Труп маман?! — ужаснулась Розалин.
— Именно, — подтвердил Лестрейд. — И преступник все еще в здании. Если мы поторопимся, успеем схватить этого бледнорожего фри…
Инспектор еще не успел договорить фразу, а понял, что опоздал. Пистолет Уэллер уже не валялся на полу. Его подобрал тот самый "бледнорожий фриц". Бабкок держал в руках револьвер. Ладони, само собой, были упакованы в перчатки.
— Признаюсь, инспектор, — сказал он, — вы почти обманули меня этим цирком. Я даже поверил, что вы хотите убить Розалинду, поэтому и не вмешался раньше. Однако, — он скривился, — хоть убейте, не могу понять смысла этого спектакля.
— Убейте, я тоже, — отозвалась неприязненно Уэллер.
— Убью, — согласился доходяга, — но позже. Мне интересно, как этот клоун, ваш начальник, так быстро меня вычислил?
— Если скажу, отпустишь нас? — попытался Лестрейд.
— Даже Розалинда не может быть так наивна, — улыбнулся Бабкок. — Конечно, убью. Но перед смертью вам будет приятно блеснуть интеллектом, а я узнаю, на чем прокололся.
— Будто в финале дешевой книжонки, — сказал Лестрейд.
— Не тяните время, инспектор, — поморщился заморыш. — Уверяю вас, есть разница, как умереть: мучаясь от пули в животе или быстро брызнуть мозгами на стену. Я бы предпочел второй вариант.
— Я тоже, — признал Лестерйд.
— И я, — сказала Уэллер.
— И я, — всхлипнула Розалин.
— Договорились, — сказал Бабкок и добавил зло: — Признавайтесь, инспектор, или клянусь фюрером, я всажу вашей напарнице пулю в кишки, и фрау до самой смерти будет очень больно!
И Лестрейд заговорил.
— В синей крови на полу лежал пипидастр с инициалами "Бэ Эм" — Британский музей. Кальмар, которого так нехорошо размазало по комнате мисс Розалин, очевидно, работал там, когда какая-то сила выдернула его сюда. Если эта сила могла на расстоянии в милю забрать кальмара и перенести, то верно и обратное. Стокса выдернули отсюда и отправили в музей за доли секунды.
— Что? — поразилась Уэллер. — Но это невозможно!
— Пока неинтересно, — не впечатлился Бабкок и бросил взгляд на часы.
— Сейчас будет, — пообещал Лестрейд. — В комнате была только кровь кальмара, и значит, Стокс улетел без проволочек. А почему? Из-за разницы в весе или объеме. Иными словами пользоваться этой силой может человек низкого роста или же ужасной худобы. Стокс был… то есть, он почти карлик. С другой стороны — вы, Бабкок, вполне могли бы весить столько же, сколько упитанный, но низкорослый Стокс.
— Та-ак, — протянул Бабкок.
— Когда я обнаружил труп хозяйки борделя, стало ясно: ее убили, чтобы она о чем-то не проболталась. О чем она могла проболтаться? Возможно, ей настойчиво посоветовали взять на работу Розалин. Ту самую, которая, допустим, обладает уникальной силой перемещать людей — и не только — на большие расстояния. Насколько большие? Может ли она отправить человека, скажем, — Лестрейд усмехнулся, — в Берлин?
Бабкок усмехнулся тоже. Лестрейд заметил, что Уэллер усмехаться было некогда, она медленно тянулась за ножом, который выронил во время борьбы Хайд.
— Кстати, о борделях, — продолжал рассуждать инспектор. — Я все думал, почему именно бордель? Почему не поселить Розалин на окраине? И понял: все дело в… — Лестрейд замялся.
— В? — с интересом спросил Бабкок.
— В? — повторила Розалин, а Уэллер ничего не сказала.
— В … совокуплении! — преодолев смущение, сказал Лестрейд. — Чтобы переместиться, с Розалин нужно …
— Совокупляться? — хмыкнул нацист.
— Трахаться! — твердо сказал Лестрейд. — В этом все дело. А чтобы переместить с собой что-то еще, нужно держать это в руках. Например, саквояж.
— Что за бред! — не выдержала откровений Уэллер.
— Не бред, — качнул головой Лестрейд. — Вспомни платье Розалин. Оно было грязным только снизу. А по идее она должна была изгваздаться вся. Значит, ошметки кальмара появились прямо из…
— Фу! — сказали одновременно все.
Инспектор пожал плечами:
— "Фу" или "не фу", а разветвленная шпионская писько-сеть — это серьезно.
Нацист непроизвольно улыбнулся.
— То, что вы, Бабкок, и есть убийца, — продолжил инспектор, стараясь завладеть вниманием заморыша единолично, — стало ясно, когда вы сказали о девушке, к которой все время ходите. Если у нее выходной, что вас задержало? Да еще и ваш саквояж, который то ли был с вами, то ли не был.
— Саквояж, — кивнул Бабкок.
— Да, саквояж. Я тут подумал, если Розалин обладает такой могущественной силой: перемещать карликов и дистрофиков в пространстве, то, скорее всего, ее сила должна иметь какой-то предел. Иначе мир бы давно ходил к шлюхам, чтобы быстро путешествовать. Скажем, она может этим заниматься раз в день. Именно поэтому вы и ждали. Хозяйка сказала вам, что у нее посетитель, это вас разозлило, вы хотели уехать из Лондона как можно быстрее. По крикам и суете вы поняли, что ничего не выйдет, и сделали две вещи: убили хозяйку и спрятали саквояж. Осталось разобраться: что было в этом саквояже.
— Что? — выдохнули одновременно Уэллер и Бабкок.
Раз Уэллер решила принять участие в беседе, значит, нож подобрала или уже близка к этому, решил Лестрейд и сказал:
— По законам жанра, в вашем саквояже просто обязаны лежать чертежи, украденные из Тауэра.
Слова появлялись на свет зря. Весомые и убедительные, они сотрясали воздух и разлетались по комнате хлопьями пепла. Что могли изменить слова? Что они вообще в состоянии переиначить? Ведь главное — злопыхатель вооружен, и значит, всем им уготована незавидная участь: получить по пуле — кому в голову, кому в грудь или куда притащит свинец шальная судьба. Некоторым достанется по две, вот и вся разница. А затем, барахтаясь в лужах крови и корчась от боли, они будут ждать визита неразборчивой безносой дамы в белом саване. Или же, если рясоносцы в Вестминстере лгали о вечной жизни, просто наступления тьмы и забвения.
— Что ж, — сказал Бабкок. — Вы почти все угадали. Розалин — наш проект по старым разработкам кальмаров времен первого вторжения. Для серийного производства не годится — низкий КПД. Но для экстренных случаев подходит.
— Надо же, — без энтузиазма протянул инспектор.
— И насчет писько-сети вы попали в точку.
— Угу.
— А теперь пора умирать, — сказал Бабкок и мило улыбнулся.
Смерть Лестрейда совсем не пугала. Так или иначе, они уже терлись друг о друга задами, а то и засыпали в обнимку. Но вот валяться бесполезным куском мяса и размазывать по груди отвратительно хлюпающие и пахнущие карминовые лужицы… противно, глупо и… и приятно? Приятно?! Откуда это взялось вообще?..
"Конечно приятно, — просочилось из тайников души прямо в мозг. — Особенно, когда кровища чужая".
Инспектор вздрогнул, и Бабкок это заметил. Его бесцветный тускловатый взгляд забегал от одной потенциальной жертвы к другой. Мерзавец не зря беспокоился, его чутье безошибочно определило — к их компании только что присоединился некто. И этот гость…
"Вязкая, тягучая! Разводишь пальцы, а между ними натягиваются тоненькие провисающие нити. Паутина жизни, и плетешь ее ты!"
Лестрейд чуть было не взвыл от отчаянья. Нет, снова это проклятье!
"Куда ты без меня, дурашка? Слаб и беззащитен. Уступи".
Нет же, на этот раз ему не вырваться! Только чудо не дало сегодня свершиться непоправимому. А чудо — капризная вещь, где там повторить.
"Скорей… — взрыкнуло под сердцем обеспокоенно. — Скорей, или будет поздно".
Враг не дремал. Причем сейчас их стало вдвое больше: один держал всех на прицеле. А второй бился о прутья клетки, и те прогибались под его напором. Еще удар еще… Не сдержать…
Нужно было что-то делать, не откладывая ни на миг. Что-то неожиданное, сбивающее с толку. То, что позволит выиграть время. На все остальное Бабкок, наверняка, отреагирует предсказуемо — нажмет на курок. Или же ничего не делать, закрыть глаза и молиться, чтобы вершители пронесли чашу мимо.
"Молиться? — издевательски хохотнул зверь. — Не сметь! Или уж лучше молись, чтоб я не выбрался…"
Но было поздно: инспектор смиренно сложил руки перед грудью и медленно опустился на колени.
Фашист удивленно вскинул одну бровь, палец его на спусковом крючке напрягся. Но стрелять он не стал. Вместо этого презрительно выплюнул:
— Феррюкте, ты думаешь, я куплюсь?
Лестрейд не ответил. Держа руки на виду, он плавно опустил их на пол, покорно склонил голову и залепетал:
— Не убивай, не нужно.
Преодолевая тошноту вперемешку с отвращением к самому себе, он сделал короткий шаг в сторону явно растерявшегося нациста. Мелькнула шальная мысль — чтоб вот так переступить через себя, нужно не меньше геройства, чем под пулю нырнуть.
Каждый миг он ожидал услышать звук выстрела, представляя, как свинцовая капля войдет в затылок и размозжит череп…
Еще шаг. Снова тишина.
…доберется до мягкого мозга.
Еще один…
…разбросает его ошметки по стене…
Шаг…
И нацист не выдержал — мгновенно сократил расстояние и взмахнул ногой. Удар пришелся ровно туда, где должна была вгрызться пущенная им пуля. На мгновение Лестрейд лишился сознания, выворачиваемый наизнанку нестерпимой болью. Но только на мгновение. Ударом его отбросило к дальней стене и впечатало в диван…
С изогнутыми подлокотниками.
Из прошлой жизни.
Связующее звено!
Жизненно необходимое!!!
Рука нырнула под диван, и пальцы нащупали холодный вытянутый предмет. Металлическую сардельку или нечто подобное…Он сжал ее покрепче и потянул на себя. Ме-е-е-дленно, чтоб не заметил нацист. Хорошо бы, чтоб этот доходяга попробовал перевернуть его. Конечно, не руками, до этого не додумается и полный идиот.
"Дай мне! Я смогу! — заревело внутри. — Если нас прикончат, я тебе этого так не спущу!"
Лестрейд не слушал. Он был занят подсчетом ударов собственного сердца. В голове гремело — Уэллер, она же тоже все понимает. Когда нацист поднял пистолет, все остальные оказались у него на виду — стреляй, не хочу. А теперь инспектор той самой грудой бесполезного мяса валялся в стороне. И нацисту придется выбирать — кого отправить на тот свет мгновенно, а к кому вернуться позже. Конечно, если только им с Уэллер не начать действовать одновременно. А как это сделать, лежа спиной к происходящему?
Сдаться и позволить зверю доделать начатое? Уж он-то непременно выкрутится! И попутно выкрутит ноги нескольким десяткам попавшихся под руку. А еще инспектору было ясно — нацист долго раздумывать не станет. Одним выстрелом выключит его из игры. Во всяком случае, он бы, Лестрейд, сделал именно так.
Но Уэллер решила за их обоих. Инспектор продолжал лихорадочно перебирать варианты, когда за его спиной раздалось:
— Но-о-ож!
А затем пронзительное звяканье металла по металлу. Не попала. Но все равно, девочка все сделала правильно. Пускай и раскрыла перед нацистом все карты. Зато Лестрейд теперь знал, что она задумала. И не стал терять драгоценные мгновения — резко повернулся и покатился по полу. Нацист выстрелил, но то ли пуля прошла мимо, то ли предназначалась Уэллер.
Еще один оглушительный хлопок. Звон в ушах и боль в бедре. Повтор оказался более точным. Третий закончит его мучения, к гадалке не ходи!
Но Лестрейд уже смотрел нацисту в лицо. Дело за холодной стальной сарделькой!
В прошлый раз, теряя контроль над собственным телом, он в отчаянии швырнул револьвер под диван — чтоб не достался Хайду. И теперь его потерянное и вновь обретенное оружие глядело нацисту между глаз. Глухо клацнул курок, и со шпионом стало все плохо: пуля зарылась тому в лицо, превращая его в кровавое месиво.
Но не это сейчас было главное: одного взгляда инспектору хватило, чтоб понять — с Уэллер тоже все неважно. Она ползла к нему, подтягиваясь на руках, незрячими глазами зыркая по сторонам. Наверное, первый выстрел нашел цель. На ее боку расплылось темное пятно…
Все честно, каждый получил по пуле. Теперь осталось выяснить, для кого этот презент окажется последним…
Уэллер упала ему на грудь и хрипло выдохнула. Давай, дуреха, дыши!!! Еще, нужно еще!
Не терять сознания, не терять, не терять. Пес с ним, с чемоданом, дьявол с секретами! Их и без него найдут, главное самому выжить и девочку спасти. Дышать, дышать.
— Давай, Уэллер, не вздумай умирать!.. — Хрип. — Должна ж ты научиться… швырять ножи!
Уэллер не ответила, но, похоже, умирать бросила.
Лестрейд, проваливаясь в темноту, слышал грохот сапог по гулким половицам. Наверное, констебли услышали с улицы пальбу и прибежали. Может, и врача сейчас позовут. Перед тем, как мир исчез, инспектор успел подумать, что все просто обязано закончиться хорошо.
И оказался прав.