Дикари

Женька с немым удивлением наблюдала, как мельчала уходящая вниз улица под её ногами. Дома становились спичечными коробками, люди — пёстрыми муравьями. А торговый центр, сверкающий стеклянным фасадом, обернулся супер современным муравейником в стиле хай-тек.

Сначала она пыталась закричать, но безуспешно. Рот открывался, вот только звук словно кто-то отключил. В горле саднило, царапалось. От напряжения накатывали слёзы и застилали открывающуюся панораму. Наконец, Женьке надоело хлопать ртом: «Как рыба, ей-Богу». Земля тем временем была всё дальше. Пеший тротуарчик, по которому Женька не так давно вышагивала, истончился в ниточку и запутался в паутине дорог.

Минуту назад она спокойно предавалась греху уныния. И только прониклась жалостью к себе, как что-то непонятное схватило её за подмышки и плавно потащило вверх. Именно потащило. Лёгким подъёмом это не назовёшь. Да и парить в облаках, как пёрышко, она навряд ли смогла бы — не той комплекции.

«И сколько ещё? Куда меня несут? — мысли с бешеной скоростью сменяли друг друга. — Такую работу мозга да на экзамене…» Но всё-таки больше всего Женьку волновало даже не то, кто её несёт, а что там она читала про болезнь дайверов? «У них вроде как кровь закипает при резком поднятии… Я, конечно, не с глубин поднимаюсь. Но кто ж его знает, — задумалась Женька, — вдруг тут тоже давление или что там меняется? И почему у меня башка дырявая? Ничего не помню. Надо было учиться лучше!.. Интересно, а могли мы такое проходить?»

На мгновение ей показалось, что закладывает уши. Тяжело сглатывая, Женька прислушивалась к своим ощущениям, её взгляд упал на руки — на фоне крошечного микрорайона они смотрелись гигантскими лапами. «Так, я уже пухну… Мамочки! Что там ещё было? В ушах булькает. Наверно, кипит…»

Вдруг над головой что-то действительно булькнуло. Да так, что слух тоже куда-то пропал, отключился от греха подальше. Перед Женькой появилась фигура гуманоида — это слово само по себе всплыло в памяти, и Женька на секунду ощутила неимоверную гордость за свою эрудицию, но только на секунду. Всё-таки перед ней стоял гуманоид, не человек. Бесспорно, он чем-то похож на нас. Чем-то… Голова, скажем, имеется одна, руки, ноги. Даже телосложение довольно приличное, поджарое, Женька бы сказала — «спорт-люкс».

А совсем недавно — да что там недавно? — каких-то десять минут назад Женька думала, что её жизнь скучна, бесцельна и пуста, как коробочка из-под конфет. Опустив нос и уткнувшись взглядом под ноги, она плелась на очередное собеседование. Поддаваться радужным надеждам она уже давно перестала. Отказ за отказом — чего ещё ждать? Это же логично. Когда учишься через силу, без интереса, в голове мало что остаётся. Кое-как отмучив пять лет обучения на экономиста, Женька вышла на рынок новоиспечённых специалистов с корочками в руках и с опилками в мозгах. Рвения к работе не прилагалось. Да и откуда ему взяться? Быть экономистом — не похоже на мечту всей жизни. А бухгалтером и подавно. И, как назло, только они и требуются. Словно без них мир рухнет, экономика встанет! Но это ладно. Ужаснее всего, что Женька и понятия не имела о мечте всей своей жизни. Знала одно — это точно не дебеты и не кредиты.

О чём ещё может мечтать девушка в её возрасте? О любви, конечно! Да где ж её взять? Не на сеновале же. И кто на такую посмотрит? Женька всегда стеснялась своих пышных округлых бёдер. Прятала их под балахонами, утягивала в тесные джинсы. Только принцы так и не смотрели в её сторону. Не Барби, чай. Внешностью не примечательна — значит, надо брать другим.

Увлечений Женька перебрала несметное множество — и сама уже припомнить не могла. Где только себя не искала. Дрыгала ногами на латинских танцах, пыхтела в тренажёрном зале, вышивала крестиком. Даже в художественную студию ходила. Итог один — перегорало, надоедало и забывалось. «Что же я, совсем негодная, что ли? — вздыхала Женька. — Непостоянная какая-то. Ну, точно — пустышка!»

Как только Женька утвердилась в мысли, что жизнь не удалась, так вот тебе раз! Как по заказу. Гуманоидов вызывали?

— Меня зовут Гаа, — протянул мелодичный голос.

Тёмные, невероятно блестящие, глаза на перламутровом лице выражали почтение. Неторопливое движение губ, медлительная мимика — всем видом гуманоид показывал, что спешить теперь некуда.

«Лица у них какие-то рельефные», — Женька молча разглядывала Гаа. Голова у нового знакомого и, правда, была интересной, напоминала многогранник — он сверкал и живописно переливался при каждом движении. Кожа, как внутри морской ракушки, с нежным розовым оттенком. А в глазах — бездонный космос. Смотришь — и словно бесконечная вселенная перед тобой раскрывается.

Хотя… Женька смутно представляла себе, как выглядит вселенная. Так же смутно представлялась ей и бесконечность. Но красота ночного звёздного неба её завораживала, как и многих собратьев по роду. Вид сверкающего полотна, то ли синего, то ли чёрного, вызывал у Женьки чувства прекрасной недостижимости. Все любуются, а завладеть никто не может. Звёзды сияют себе и сияют. Без всякой цели. Ну, как ей казалось. Звезду же никто не спрашивал, хочет она гореть или нет. Горит себе в удовольствие. Все ждут от звёзд чего-то: кто конца света, кто разгадку бытия, а им — всё равно. Вот так бы и Женьке — жить просто в своё удовольствие. Так нет же! Надо кем-то становиться, надо что-то собой представлять, чем-то заниматься, работать, в конце концов!

— Меня зовут Гаа, — протяжно повторил гуманоид.

«Ну, да. Похоже, надо что-то ему ответить. Подумает ещё, что люди того… туповаты», — и Женька напряглась. Во рту пересохло так, что язык прилип к нёбу. Будто песка наелась.

— М-меня зо-о-овут Шэ-э…кх-кхм… Же-ня! — выговорив эту сложную комбинацию, она с облегчением заглотнула новую порцию воздуха и уставилась на пришельца.

Всё казалось нереальным. И не понятно, бояться или чего там ещё можно делать? Радоваться тоже вроде нечему. «А может, сон это? Да уж, как же… Шла-шла и уснула. Привет, палата номер шесть! О! Палата номер шесть, это ж надо — вспомнила!»

Женька ощущала, что её мозг, дабы не сойти с ума от происходящего, устроил бурную деятельность. И она никак не могла справиться с разнопёрой чехардой из каких-то обрывков мыслей, воспоминаний, всплывающих в сознании: «прям как… кхм… бревно в воде».

Гаа поклонился в знак почтения, лёгким кивком пригласил следовать за ним. Она покорно пошла.

Женька озиралась по сторонам — серые стены тянулись узким и извилистым коридором. Словно лабиринт, наверно, специально, чтобы никто дорогу не запомнил. «Впрочем… запоминай — не запоминай, даже если вырастут крылья, навряд ли найдёшь», — заключила Женька при мысли о недавнем полёте.

Тусклый свет серебрился на зернистой поверхности потолка, полов. Казалось, всё вокруг припудрили блёстками. Даже комбинезон Гаа мерцал впереди, как тысячи маленьких звёздочек.

Как только фигура проводника стала утопать в лучах света, Женька смогла отвести взгляд от завораживающего мерцания и обнаружила, что тоннель расширился. Комната без единого угла, вдоль стен вереницей тянулись кресла. На ум Женьке почему-то пришёл круглый стол короля Артура, но она сразу же отмахнулась от странного наваждения. Да и невесть откуда взявшаяся эрудиция начала утомлять. Более всего её занимала мысль — откуда здесь столько света? Ведь ни одного окна!

Напротив неё в одном из кресел сидел дедок: довольно сухой, сгорбленный, трясущейся рукой поглаживал длинную и тоненькую бородку. Время от времени клевал рыхлым носом, вздрагивал и влажными глазками осматривал помещение, словно видел его в первый раз. Потёртая фланелевая рубашка, явно не с его плеча, была аккуратно заправлена в брюки. Чуть поодаль сидел подросток, парень лет эдак двенадцати-тринадцати, и не сводил глаз со своего планшета. Таких Женька видела регулярно, осторожно обходила, если уж попадались навстречу. Снесут — чего доброго. У них один вектор — вперёд. А всё остальное сознание в планшете. И как они умудрялись не расшибить себе нос, она искренне недоумевала.

Гаа снова почтенно поклонился и указал рукой на кресло. Женька решила не спорить и присела. Гуманоид удалился. «Наверно, это какой-то зал ожидания, — думала Женька, — только вот чего мы тут ожидаем?»

— Эй, дедушка, вы тут давно? Где мы, не знаете? — Она почему-то говорила шёпотом. Звук собственного голоса напугал бы её сейчас не меньше гуманоида, вполне воспитанного, надо признать.

Дед, конечно, не расслышал. Пришлось Женьке собрать всю свою волю в кулак и подсесть поближе.

— Дедушка, эй! Вы меня слышите?

— Ай? Чой? Хто ты? — Дед вытаращил на неё свои мизерные глазки, будто меньше всего на свете ожидал увидеть здесь именно её.

— Женя я. — Глаза деда потухли. По всей видимости, такой ответ его вполне удовлетворил. Рыхлый нос снова нацелился в куцую бородку, но Женьку этот вариант не устраивал. — Э-э! Дед, постой! Где мы?

— Х-хто?

— Ну мы, мы! Вы знаете, где мы? Что это за место?

Дед осмотрелся. Сознание призрачной тенью промелькнуло в его взгляде.

— Свят, Свят, Свят! — Затрясся он, неистово начал бить себя по лбу троеперстием. Откуда-то прорезался голос, визгливый, подкошенный старческой хрипотцой. — Бесовщина! Святый Боже! Бесы клятые!

Женька вмялась в кресло и обмерла. Дед же свалился без сил на своё седалище и продолжал бормотать:

— Да воскреснет… и расточатся врази Его…

Минуту спустя он совсем успокоился и снова начал клевать носом.

Женька осторожно, стараясь не издавать лишних звуков, дабы не тревожить покой странного старца, отсела подальше… от греха.

В комнате повисла тишина, словно тугой, липучей взвесью. Она сжимала виски, давила на плечи. Если бы не доносящиеся звуки компьютерной игры подростка, Женька и вправду подумала бы, что проходит первый круг мытарств.

— Красава! — воскликнул мальчишка, довольно шмыгнул носом и снова сосредоточился на экране планшета.

Статная фигура Гаа появилась перед глазами, словно возникла из воздуха. Женька была даже рада столь спасительному явлению. Уж лучше адекватный гуманоид, чем выживший из ума дед и заядлый геймер.

— Женаа, с вами будет говорить старейшина Тхаа.

— Какая ещё жена? Я не жена! Ещё чего? Женька я, Жень-ка! — От возмущения даже голос прорезался.

Гаа опустил голову.

— Простите, Жень-каа! Старейшина нас ждёт.

Снова перед ними завилял своим узким хвостом-лабиринтом всё тот же коридор. И, словно змей живой и коварный, вывел их совсем в иное место — к порогу небольшой комнатки, залитой серебристым светом. Напротив входа в тесном кресле сидел второй гуманоид. Хрупкий старец на вид. Шея тонкая, плечи узкие, лицо менее сочное, не такое налитое и рельефное, как у Гаа.

Женьку занимала одна мысль: в детстве учили, что если развернуться и пойти по обратному пути, то придёшь туда, откуда ушёл. Всё просто! И эта прописная истина всегда работала. Но не тут… Других ответвлений и дверей в коридоре Женька не видела. «Где же тогда вход? Или выход? Уж не знаю, через что я сюда попала, но здесь точно выхода нет!»

— Приветствую тебя, Жень-каа! — протянул второй гуманоид.

Голос у него будто вибрировал в воздухе, как струна, взволнованная лёгким касанием.

— Здравствуйте! — ответила она.

— Меня зовут Тхаа. Я старейшина народа Заа. Давно мы наблюдаем за ва-а-шим родом. Скажи мне, кто ты? — Старик пристально посмотрел на неё. Женьке показалось, что лицо его излучает мягкий золотистый свет.

— Я? Женя…не знаю, просто человек.

— Хм… Но и те остальные гости на-а-ши тоже люди. Но кто ТЫ?

Хороший вопрос. Если бы ещё и самой знать на него ответ…

— Не знаю, — она помялась, втянула голову в плечи и добавила, — никто.

— Стра-а-нно, — протянул Тхаа. — Тот взрослый человек ста-а-рцем мудрым ощущает себя и уверен, что жизнь зна-а-ет. Но диалога интересного и содержательного не вышло у на-а-ас. Человек юный — геймером крутым и чемпионом себя называ-а-ет. Но всё, что интересовало его — какую такую игру он скача-ал, что эффект получился — как назвал он? — «полного погружения».

Женька едва подавила смешок.

— Смешно тебе, Жень-каа. Но у тебя гораздо больше вопросов накопилось.

— Кхм… Откуда вы знаете? Я же ничего не говорила?

— Чтобы слышать, не всегда-а нужны уши. И чтобы видеть, не всегда-а нужны глаза.

Женька в недоумении посмотрела на Гаа, и он пояснил:

— Наш народ познаёт мир духом. Мой дух слышит голос твоего, и этого достаточно.

— О-охх… — вырвалось у Женьки.

— Вы — стра-а-нный народ, — продолжал Тхаа, — не слышите себя, хотя Хомо Сапиенсами называетесь. Пищу вкушаете, которая организму не нужна-а. А потребную избегаете. От этого до невиданных размеров раздуваются ваши тела-а.

Женька невольно схватилась за края туники, оттягивая их ниже, к коленям. Спрятаться бы в ней целиком — до пят!

— Вы мозгом облада-а-ете невиданного потенциала, — продолжал старейшина, — но при этом не пользуетесь им и себя не знаете. Вот ты, Жень-каа, «пустышкой» себя считаешь. Обидное это слово, по-вашему.

— Ну, так уж сложилось, — начала было мямлить она.

— Посмотри, Жень-каа! — Тхаа протянул руку в сторону, где до этого момента серебрилась стена. — Это члены нашей команды.

— Но это же просто цветы…, — удивилась Женька.

— Да! Созерцать и наблюдать они умеют. Или иначе ты счита-а-ешь?

Отчего-то Женька смутилась. Уверенность в чем бы то ни было растворялась здесь, как та серебристая стена. Но ведь за ней оказались цветы — простые и красивые…

— Просто они неодушевлённые — это всем известно, — начала Женька, — они не могут созерцать, думать.

— Интересная наука у вас… Полюса-а разные соединяет в себе — понятия души и духа отрицает, но предметы на одушевлённые и нет разделяет.

— Я не сильна в науках, — попробовала оправдаться Женька.

Тхаа посмотрел на неё потухающими глазами. Свечение, исходящее от лица его, поблекло. Вздохнул старейшина и добавил:

— Дикарями ты на-ас считаешь? Невеждами, разгова-а-ривающими с цветами? Что ж… Гаа тебя поближе познакомит с нашими друзьями. С тобой позже поговорю.

И глаза его сомкнулись. Свечение погасло. Казалось, старец потух и высох, как фитилёк свечи.

 

 

— Эх, сейчас бы шоколадку с чаем, — вздохнула Женька, глядя на бутоны.

Освежающая прохлада дивного сада, влажное дыхание земли пробудили здоровый человеческий аппетит.

— Твоему организму не нужен шоколад! — возразил Гаа.

— Но мне-то хочется!

Щепетильный народ Заа привык слушать голос своего духа и, что немаловажно, разума. Поэтому они искренне недоумевали, зачем вкушать то, что не отвечает физиологическим потребностям организма. И как ни старались они уследить логику поведения Хомо Сапиенсов, всё равно не брали в толк — ну, что это за «хочется» такое?

— Хочется? — повторил Гаа. — Я не понимаю, как это. Вы говорите так много слов, значение которых и сами не знаете. Вот, например, любовь — все объясняют по-разному, а слово одно.

«И правда, слово-то одно», — подумала Женька и стала рассуждать:

— Ну, любовь ведь разная бывает. Между мужчиной и женщиной, например.

Гаа внимательно смотрел на собеседницу, не перебивал.

— Ну, это когда хочешь всё время быть рядом с любимым человеком. Ну, там, чтобы ему хорошо было, — Женька запнулась. Больше, как назло, ничего в голову не приходило. — Хотя, не знаю, как это… Я ещё ни в кого не влюблялась.

— Мне всё равно не понятно. Но теперь я точно знаю, что и вам тоже.

И тут Женьку осенило!

— У меня ведь шоколадка с собой была! Где моя сумка? Сейчас ты сам попробуешь и всё поймёшь!

Женька почему-то была уверена, что попробовав раз, непременно захочется ещё. Ну, кто его не любит? Это же шоколад!

Гаа рассудил, что идея разумна. Вреда от подобного эксперимента не будет. Похоже, народ Заа очень ответственно подходил ко всему. Изучение людей — не исключение.

— Ну, что? Вкусно? — выжидающе спросила Женька.

Гаа жевал тщательно, медленно. Даже причмокнул пару раз. Одного укуса для серьёзных выводов ему не хватило. Шоколад оказался очень непредсказуемым веществом. Твёрдый на ощупь, он быстро таял во рту и растекался нежной сладостью. Глаза закрылись, и нега заструилась по телу.

— Вкусно, — коротко ответил Гаа.

Женька была довольна.

— А теперь я познакомлю тебя с ними, — собрался с мыслями Гаа. — Вы живёте бок о бок, пора бы узнать друг друга поближе, — добавил он, обращая свой взгляд в сторону пышных и ароматных соцветий.

В саду были собраны растения всех мастей — иных Женька и не видела никогда. Необычайные, диковинные орхидеи смотрели на неё цветками-бабочками. А по соседству собрались в задорную кучку жёлтые головки полевых ромашек.

Знакомство получилось интересным. Гаа поведал о том, что у животных и растений есть дух: «Он шепчет каждому, стучится в сердце, но сердца закрыты». Люди не умеют слушать. Сродни забытому ребёнку духи ждут, смиренно и терпеливо, что обратит к ним человек свой внутренний взор. Это единая, живая материя. Она не терпит забвения, не терпит немоты.

— Ой-ой, он кивнул мне бутоном!

Женька же, разглядев в гуманоиде благодарного слушателя, взахлёб рассказывала о наболевшем. Тут и душещипательная история о неудачных попытках найти себя; и внутренняя борьба на тему «как не хочется работать экономистом»; и драма в двух действиях без антракта о том, как трудно было учиться.

Конечно, в прекрасной перламутровой голове Гаа не сложилось полной картины о трагической судьбе девушки. Он, как истинный представитель народа Заа, не мог понять всех глубинных душевных метаний, свойственных Человеку Разумному. Наоборот, в том, что люди называют чувствами, гуманоид видел нечто пугающее своей нелогичностью и импульсивностью. Природу данного явления раскусить Заа пока так и не смогли. Но зато Гаа объяснил бедной Женьке, что его народ — единое существо. И каждый из них воспринимает себя частью целого. В их мире нет личных желаний, нет проблем с поиском себя.

— Слушай свой дух, и он укажет тебе путь.

— Да-да! У нас говорят: слушай сердце. Но как?.. И всё-таки я не понимаю, — вздохнула Женька, — как это — без желаний? Пусть ты часть целого, но ты же не Тхаа? Ты — Гаа.

О времени Женька не задумывалась. Ей не хотелось. Впервые её кто-то слушал, внимательно, с искренним интересом. Её — Женьку. Не экономиста! Не художника! А её — простую Женьку, которая не знает, кто она.

 

 

— Деда, деда! Не пугайтесь! Он хороший, — воскликнула Женька при виде несчастного деда, который снова собирался разбить себе лоб, открещиваясь от беса-Гаа.

За оживлённым разговором Женька и не заметила, как они снова очутились в круглом зале ожидания. Старик застыл в недоумении. На высохшем лице зиял беззубый рот.

— Это не бесы, деда, — продолжала успокаивать Женька, — его зовут Гаа. Ему понравился шоколад. Правда, Гаа?

— Да! Это правда. — Гаа слегка поклонился и виновато посмотрел на старика. — Очень удивительный продукт. А у вас есть любимый продукт? Вам чего-нибудь хо-чет-ся?

Последнее слово Гаа произнёс чётко и протяжно.

— Водочки бы щ-щас, — выговорил дед и сполз на кресло.

— Хм… Мы анализировали водку и пришли к выводу, что от этого продукта больше вреда, чем пользы, — Гаа сделал небольшую паузу и добавил, — но, возможно, как и шоколад, он весьма вкусен? Пожалуй, устрою вам праздник! — неожиданно заключил Гаа. — А вам чего хо-чет-ся, молодой человек?

Крутому геймеру захотелось пиццу побольше и сникерс: «Или два… Не-не, три!»

 

 

Водочка пошла хорошо. Впрочем, и пицца под водочку тоже весьма неплохо. Женька ограничилась шоколадками и придавалась мыслям — радостным, приятным. Глаза деда осоловели где-то далеко, там же чавкал сопливый подросток. Она же была в ином измерении — где цветы говорят, а её слушают.

Когда градус изрядно поднялся, в мудром старце проснулся богатырь-мужик русский:

— Э-эх, нечистая! — Вырвался клич, и вслед за ним в стену полетело кресло.

К всеобщему изумлению, стена проглотила кресло без шума, треска и обломков.

— Я же г-грю, черти! — И с замутнёнными глазами дед пошёл штурмом на стену.

— Ни фига се! — Лицо подростка вытянулось. — Вот это эффект! Наконец-то, миссия! Бей их! Давай, дед, давай!

 

 

Женька рыдала на коленях вокруг выкорчеванных, разбросанных и затоптанных цветов. В трясущихся руках она сжимала увядший бутон — вчерашнего друга. За её спиной, понурив голову, стоял Гаа.

— Они же живые, вы слышите — живые! — вопила Женька.

Дед с ужасом глядел на поле брани, потом на Женьку, на Гаа. Не выдержав, схватился за голову и застонал:

— У-у-у! Бес попутал. Прости, Х-хосподи!

— Люди опасны, — произнёс Гаа.

Тут же, словно из воздуха, возникли два стеклянных купола. Один заточил в себе дедка, другой накрыл ошарашенного подростка.

— Боюсь, старейшина не станет оставлять… — добавил Гаа.

— К-как? — Заплаканными глазами Женька уставилась на Гаа. — Что значит, не станет оставлять? Кого? А с ними что?

Гаа не уточнил. Он лишь смотрел на Женьку своими бездонными глазами, где скорбь всей вселенной отсвечивала слезами-звёздочками.

— Так эт чо? Не игра, что ли? — Геймер крутил головой, то и дело шмыгал носом.

— Я хочу поговорить со старейшиной, — заявила Женька, встав на ноги.

 

 

Старейшина смотрел на Женьку с укором, крепко сжав губы. И никакого свечения, один лишь холодный перламутровый блеск…

Женька чувствовала себя школьницей, которую при всех отчитывают за двойку у доски… у доски позора.

— Ты хотела мне что-то сказать, Жень-каа? — наконец-то произнёс Тхаа.

— Д-да, — неуверенно начала она, — мы не такие страшные и глупые… Нас много, есть и хорошие люди. Вы же не знаете всех!

Тхаа всё так же молча смотрел на визитёршу.

— В конце концов, это наш мир, наша планета! — вырвалось у Женьки.

— Это не только ваша планета. Это и наш дом, — отозвался Гаа. До этого он тихо стоял неподалёку, не смея встревать в беседу.

— Как это?

— Мы живём здесь — на планете, которую вы зовёте Землёй. Наш мир многомерен, он скрыт от вашего восприятия. Но мы гораздо ближе, чем может показаться.

— Чего-то я не понимаю…

Гаа подошёл с листом бумаги.

— Смотри, Жень-каа, — тихо протянул он, — это лист, простой плоский лист.

И на этом простом плоском листе Гаа нарисовал знакомую до боли картинку с осями координат и квадратом-кубом.

Женька напряжённо наблюдала. Сейчас она, как никогда, сожалела, что плохо училась в школе. Но ей всё-таки удалось что-то там вспомнить про двумерное и трёхмерное пространство.

— И к чему это?

— Я нарисовал куб, но он всё равно — лишь плоский рисунок на листке. Для него существует только эта плоскость. Также и вы — можете представлять и изображать, но вырваться за пределы трёх измерений — навряд ли… — помолчав, он добавил. — Сейчас мы не мешаем друг другу. Эта планета способна приютить многих. Но ваша наука подобралась слишком близко. Вы уже начали задумываться о четвёртом, пятом измерении. И это нас волнует.

До недавнего времени народ Заа думал, что встретиться с представителями иных миров им не суждено. Может, так и было, пока не нашлась природная аномалия. Само уже слово Женьку изрядно напугало, хотя она никак не могла вспомнить, что же всё-таки оно означает. Но виду не подала. Наоборот, как можно выразительнее насупила брови и как бы между прочим, исключительно уточнения ради, бросила:

— Какая-какая аномалия?

— Это место. — Гаа обвёл глазами помещение. — Мы нашли его и обустроили. Отсюда наблюдаем за людьми и… — Гаа замолчал.

— Склонен к агрессии ва-аш народ. Не слышит он мирового духа-а, — заговорил Тхаа. — Желания личные довлеют над интересом общего. Неразумные жела-а-ния. И стра-а-шно мне подумать, что когда-нибудь найдёте вы разгадку измерений.

Тхаа вздохнул и добавил:

— Очень страшный народ вы… Лучшего из нас удалось изменить ва-а-м. Наказание ждёт Гаа, приговорён он к вечному забвению духа-а.

— А его за что? — Женька сжала кулаки. Только на кого обрушить гнев, так и не решила. Но Гаа… Причём тут Гаа?

Ну как могла Женька понять, что безобидное для людей буйство охмелевшего деда навело немало ужаса на бедных Заа? Эти несчастные существа воспринимают любую форму жизни как себе подобных. Если бы они знали о Джеке Потрошителе, то наверняка представляли его в виде пьяного дедка, что сейчас хватался за голову в стеклянной тюрьме. А недальновидный поступок Гаа и вовсе не укладывался в рамки их разумных представлений о мире.

— Нельзя оставлять, — продолжил было Тхаа, но тут Женька не выдержала.

— Послушайте, Тхаа, — взорвалась она, — да, мы другие. Пусть мы — дикари, не слышащие своего духа, не способные видеть целого. Но мы не так плохи. — Женька вдруг почувствовала себя великим комбинатором, толкающим речь о кораблях, что бороздят просторы Вселенной. Она даже вытянулась во весь рост, плечи расправила и с не меньшим энтузиазмом продолжала. — Да и ведь мы не единственные живые существа в трёхмерном мире! На наше место могут прийти другие, более ужасные и кровожадные. Посмотрите, Тхаа, — продолжила она, протягивая перед собой листок бумаги, — мы ведь такой же лист на ваших ладонях… Да и вообще, какое право вы имеете уничтожать всех людей?

— Людей? — Глаза старейшина расширились. — Мы не собира-а-емся их уничтожать.

— Н-нет? — удивилась Женька, — но как же? Гаа сказал, не станете оставлять…

— Это место, — договорил Тхаа. — И тех двоих безумцев, конечно, тоже ждёт наказание. Они опасны для всех.

— Что с ними будет?

— Мы освободим дух, что заточен в безумном разуме.

— Что?! Ну, это же просто старик и ребёнок! — Руки задрожали, в голове заухало, закружило. — Лучше уж меня накажите, из-за меня всё произошло.

Тхаа смотрел молча, слушал внимательно. Золотистый свет забрезжил от его лица, тёплый, мягкий.

— Возможно, мы недостаточно изучили ва-а-аш народ, — задумчиво произнёс Тхаа. — И ты готова-а к этому?

— Да, — ответила Женька.

 

 

Подросток переминался с ноги на ногу и нетерпеливо поглядывал на свой планшет. Но Женька запретила играть. Хотя бы сейчас. Пока не доберётся до дома. Он, конечно, всё равно ничего не увидит — никто не должен видеть. Но, всё же, пусть хоть на минуту отвлечётся от своих стрелялок. А то так и жизнь проморгает.

Дед совсем ссутулился и всё не решался заговорить. Вид у него был виноватый, подавленный. Крохотные глазки бегали и никак не могли задержаться на Женькином лице.

— Неправильно всё это, — промямлил он и наконец-то заглянул ей в глаза. — Как же так, дочка? Я ж всё учинил…

— Не переживайте, дедушка! Всё хорошо будет. Вы лучше вон за ним присмотрите.

На этот раз тишина не давила. Стены опустели, но Женьку это не пугало. Она посеяла семена и ждала всходов новых друзей — членов команды, её команды.

Как ни странно, но здесь, на этой зыбкой границе, вдали от людей и прежних забот она нашла себя. Теперь Женька знала ответ на самый сложный вопрос. Она — человек, смотритель мостика, связующей ниточки двух миров, которым не суждено было встретиться. Старейшина не стал освобождать её дух. Возможно, он счёл Женькин разум не таким уж безумным. И аномалию тоже решено было оставить. Всё-таки странный народ — Хомо Сапиенс. Сложный. Стоит присмотреться к нему получше. Да и смотритель не помешает.

— Я уверен, когда-нибудь ты услышишь их голоса.

Женька обернулась. Около свежих посевов стоял Гаа.

— Разве ты не ушёл? — удивилась Женька.

— Я остался. Навсегда. — Он улыбнулся, легко и свободно, как улыбаются люди.

— Это твоё наказание? — Робко спросила она.

— Нет. Просто я захотел остаться с тобой.

В тёмных на белом перламутре глазах отражалась она — Женька из дикого племени Хомо Сапиенс.