Отмычка

 

I

Он извивался всем телом, рвал, бил и кусал невидимые оковы, пытаясь вырваться из плена. А туман душил, сгущался, брал в тиски и не отпускал. Хотелось кричать, но лишь ртом ловил вязкую пустоту, как рыба, выброшенная на берег.

Вот рывок, усилие, и глоток свежего воздуха проник в лёгкие. Луи услышал свой вопль, очнулся и понял, что летит — падает в потёмки, в неизвестность.

Приземлился быстро, распластавшись на бетонном полу. Дыхание сперло, в глазах заплясали огоньки.

Застонал, откашлялся, отдышался, с трудом приподнялся и сел. Спиной оперся о холодную стену, пальцы нащупали неровную каменную кладку.

Побаливало в ушибленных местах, но кости целы. Повезло— выкинуло не очень высоко над землёй или под землёй, или…Луи осмотрелся — темнота. Он не понимал, куда его забросило, но точно знал — надо скорей выбираться из этой темницы, мешкать опасно при любом раскладе. И словно в подтверждение сверху донёсся шум. Посмотрел наверх: мрак и неизвестность. Луи вскочил и принялся искать выход, но, куда бы ни сунулся, везде натыкался на стены.

Звук усилился: гул, скрежет метала, перестук железа. Что-то стремительно неслось к нему. Рефлексы сработали раньше, чем сообразил, что случилось. Мышцы бросили его на пол, а руки непроизвольно прикрыли затылок.

Когда думал всё — кранты, что-то громыхнуло над ним и замерло.

Тишина.

Луи открыл веки и зло выругался:

— Лифт! Мать его! Лифт!

Он прислушался. Из кабинки никто не вышел и в неё не вошёл. Двери не отворились.

Луи поднялся. Положение не завидное. Вокруг твёрдые стены и нависал тяжёлый ящик, занимая всё пространство над головой.

— Замуровали, демоны! — в сердцах воскликнул узник шахты лифта. И тут же раздалось гудение, подъёмник дёрнулся и рванул обратно во тьму.

Кто-то где-то явно забавлялся.

***

Ночной мегаполис мерцал огнями фонарей, витрин и реклам. Она стояла на крыше высотки, восхищаясь видом. Внизу по улицам носились светлячки — машины, по тротуарам семенили пёстрые мурашки — прохожие, из-под асфальта тянули вершины к небу многоэтажки, перемигиваясь светом окон.

Казалось — весь мир у её ног и она хозяйкой возвышается над ним. Но стоило взглянуть выше и великолепие не спящего града блекло перед величием Вселенной. Она взирала с небес мириадами звёзд, даже не замечая жалких людишек, как те не видят песчинок под ногами. А полная Луна иронично улыбалась, мол — дети, что с них взять.

Как же чудесно вот так стоять на краю — между небом и землёй, меж двух миров. Хотела забыть всё, что случилось за последние дни. Прокричать что-нибудь ничтожным созданиям, посмотреть в зрачки великим Звёздам, сделать шаг и… взлететь.

Но убить воспоминания не получилось. Они рвались наружу из плена разума, выпускали на волю слёзы, что струйками катились по бледным щёкам и высыхали на ветру.

***

Луи держался за свисающие тросы, к которым крепился противовес — с десяток тяжёлых пластин метала скреплённых меж собой. Без них лифт не поднять и не опустить.

Глаза привыкли к потёмкам. Где-то сверху пробивалось немного света, разбавляя тьму.

Правой ногой он дотянулся до куска арматуры, торчащей из стены напротив, и стал ступнёй на железку, левой цеплялся за трос. Так и завис. Но уже легче: хоть какая-то опора. Осталось достать до железной ручки…

О таких лифтах с распашными дверцами он только слышал. Их ставили ещё при царе Горохе. Пассажиры открывали и закрывали как внешнюю дверь, так и створки самой лифтовой кабины. Именно до уровня внешней двери Луи и долез, кляня всё на свете. Тонкий стальной канат стёр ладони в кровь. Подобие рукавиц, что он смастерил из футболки и носков, мало помогли.

И вот, наконец, ухватился за ручку, отпустил трос и всем телом прижался к стене. Порог оказался на уровне груди, ручка — выше.

Теперь Луи цеплялся одной пятернёй за спасательную рукоять, и ногой стоял на арматуре. Остальными свободными конечностями старался удержать равновесие.

В шахте было прохладно, а из одежды на нём остались джинсы и кроссовки, но пот заливал глаза. Солёные липкие струйки стекали в рот, обжигали свежие ссадин и царапины на лице. Хотел пить, а лучше нырнуть в прохладную воду с головой. Как мало иногда нужно для счастья.

Он, стиснув зубы, цеплялся израненными пальцами правой руки за небольшие выступы кладки, впиваясь ногтями в камень, а левой пытался нажать на ручку и открыть дверь. Безуспешно.

Мышцы ломили, кожа саднила, кости ныли. Отдышавшись, попробовал снова. Что-то в замке щёлкнуло. Луи толкнул железную створку, рискуя, свалиться. Та скрипнула и приоткрылась. Из щели хлынул свет. Луи сдвинул её на несколько сантиметров, пока не образовалось достаточно места в проёме, чтоб можно держаться за создавшийся выступ.

Он попытался снова пихнуть дверь, но ступня соскользнула, и Луи повис, чудом успев удержаться за выступ порога.

Сверху донёсся знакомый гул подъёмной машины.

— Твою ж душу!— ругнулся он и стал быстрее карабкаться обратно.

Придётся торопиться.

Мимо пронёсся противовес. Он напряг натопленные мышцы до предела. Подтянулся. Руки, казалось, сейчас отвалятся. Гул нарастал.

Вот его грудь над порогом. Он ощутил лёгкий ветерок, гонимый спускающейся кабиной. Луи поддался вперёд и что есть мочи ударил в дверь, чем мог — лбом. Та отворилась шире.

Скрежет металла звучал совсем рядом. Верхняя часть туловища Луи высунулась из шахты. Оставалось ещё немного. Он закинул ногу в проём, вложив остатки сил в рывок, и всем корпусом налёг на дверь.

Подъёмник бухнулся и замер. И на этот раз из кабины никто не вышел.

***

В то злосчастное утро получила е-mail от бывшего. Порвала с ним месяц назад. Типичный мажор — сынок папаши, что нёс золотые яйца. Видно парень никак не мог осознать, что его, такого замечательного взяли и бросили.

В письме просил кое на что глянуть. Прислал ссылку на какой-то сайт. Перейдя по ней, она обнаружила свои фото в стиле НЮ.

Этот напыщенный индюк, снял её, когда она отключилась после очередных плотских утех. Извращенец! Просмотрела адреса рассылки: друзья, партнёры, коллеги и подчинённые. Даже отцу отправил. Мразь!

Но это бы пережила, сама виновата. Использовала его как секс машину. На большее тот не годился. А на отношения, любовь времени не находила. Да и какая любовь? Нет её — одна влюблённость и временная романтика, после которой связь, называемая браком, что в итоге заканчивается разводом, в лучшем случае.

Стыдно, обидно, гадко. Но обсудили, осудили и забыли бы со временем. Скверная минута славы канула бы в небытие. Да если бы только это…

***

Луи не знал, сколько времени пролежал на мраморном полу. Когда свет перестал причинять боль глазам, он осмотрелся и понял, что очутился в просторном холле с выкрашенными в бежевый цвет стенами и парой чёрных кресел вдоль них. Подвесной потолок сиял яркими лампочками. В конце зала, блестела зеркальная раздвижная дверь. Над ней красовалось электронное табло с надписью: "Выход". А налево от лифта притаилась ещё дверь, но скромнее — пластиковая, с прилепленной зелёной табличкой: "Лестница".

Современный интерьер никак не вязался с допотопным лифтом и средневековой шахтой из камня.

Постанывая, он поднялся. Расправил спину, хрустнув позвонками, перевязал ладони остатками футболки и заковылял к пластиковой двери. За ней оказалась широкая винтовая лестница с каменными ступенями и деревянными, ветхими перилами, освещаемая огнём факела, прикреплённого к стене.

— И кто ж так строит? — усмехнулся Луи и шагнул за порог.

Он осторожно переступал с одной ступеньки на другую. В правой руке коптел факел. На стенах колыхались причудливые тени.

Луи оглянулся. За ним, внизу, из дверного проёма спокойно лился электрический свет. Он чуть не поддался соблазну вернуться и подняться на лифте. Но кто знает, что там могло в нём засесть. Прямой путь — не всегда безопасный. Это он знал не понаслышке.

Вдруг послышался писк, царапанье и шуршание. Луи прислушался и понял: это был перестук о камень сотен когтистых лапок, и почти сразу увидел, как из тьмы нисходила на него серая масса.

Мыши. Много мышей. Очень много.

Он быстро попятился назад, но остановился и прижался к стене, решив пропустить этих убегающих неведомо от кого или чего пожирателей сыра и зерна.

Но грызуны и не думали мчаться мимо, а кинулись к ногам. Они не убегали в панике, как он решил, а нападали. С остервенением вгрызались в подошву кроссовок и неистово скреблись лапками о ткань джинсов.

Он еле успевал стряхивать их, отступая вниз. Направив конец факела к ногам, стал водить им из стороны в сторону, отгоняя яростных зверьков. Передние ряды тех и рады бы убраться от жгучего пламени, но сзади неистово напирали другие собратья, гонимые неведомой силой и странной жаждой убивать.

Раздался пронзительный писк. В нос ударил запах палёной шерсти и горелого мяса. Это на миг внесло сумятицу в неровные строи нападавших животных.

А Луи уже бежал. Несколько малых тварей всё же очутились на нём. Карабкались по штанам, царапали голую кожу живота и спины. А одна юркая особь забралась под штаны и взбиралась по обнажённой ноге к самому сокровенному.

Он на бегу расстегнул брюки, остановился, снял их, скинул обувь и швырнул всё, вместе с наглым мышонком, в толпу озверевших его сородичей, что буквально хватали Луи за пятки.

Полоска электрического света виднелась совсем рядом. Но тут ступня предательски подвернулась на неровной ступеньке. Луи кубарем скатился вниз, и в который раз за сегодня пропечатался лицом о пол.

Из глаз посыпались искры, а рот судорожно глотал воздух, который буквально выбило из лёгких. Серая орава вмиг накрыв Луи сотнями телец. Десятки острых зубов рвали кожу и тысячи коготков беспощадно её раздирали...

***

А днём звонок от отца. И вместо нотаций услышала новость: умер Пит, вернее — убили.

Единственный кто по-настоящему мог успокоить, поддержать, выслушать и понять ушёл навсегда.

— За что его-то? — в который раз спрашивала себя. — Почему он?!

Смерть матери она и то перенесла лучше. Наверное, потому что была готова. Та увядала от рака у неё на глазах. Противный запах лекарств до сих пор снился ей в редких кошмарах.

А Пит… Нет, он не заменил мать, но помогал как мог и в горе и в радости. Он стал больше чем друг, лучше, чем брат и любил, наверное, сильнее мужа, если б таковой имелся.

Знали, куда бить. Завистники, конкуренты, враги. И "бывший" может не случайно объявился. Улучили момент. Удар под дых тогда, когда силы и нервы на исходе. За последний год покой даже и не снился.

Она оказалась умнее, изворотливее и жёстче других. Такие правила игры в бизнесе и в жизни. Была на пике успеха, на пределе возможностей и вот… расплата.

***

Мыши исчезли, не закончив убийство. Луи перестал орать. Всё тело горело болью. Из множеств ран сочилась кровь.

« Что же их остановило?» — гадал он, постанывая и пытаясь подняться.

И услышал в ответ шипение.

Потухший факел Луи чудом не выронил и теперь сжал покрепче древко — какое-никакое, но оружие, за не имением лучшего.

Свет из приоткрытой двери освещал часть лестницы.

Он присмотрелся и увидел их. Ладони взмокли, и неприятно засосало под ложечкой. По ступенькам сползало несколько десятков чёрных кобр.

— Зверинец! Блин! — сплюнул он и выбежал в зал, захлопнул дверь с надписью "Лестница" и в изнеможении сел на пол, опершись о стену. Холл всё также пустовал.

Как только Луи перестал двигаться, усталость и боль снова дали о себе знать. Будто миллионы иголок врезались в истерзанную плоть. И он, стиснув зубы, поднялся. Сейчас отдых стал мучением.

Лифт не уехал. Луи приоткрыл створки кабинки. Пустая. В неё от силы влезало четыре человека. Посреди потолка сияла обычная неприкрытая флаконом лампочка "сороковатка". На панели управления имелось всего две кнопки: "1" и "2". Он закрыл двери и нажал на двойку. Подъёмник дёрнулся и понёс его куда-то. Через минуту снова дёрнулся и остановился.

Луи осторожно открыл дверцы. Змей, мышей и иных тварей за ними не оказалось.

В нос ударил едкий запах лекарств. Он ступил босыми ногами на грязный линолеум мрачного коридора.

Его освещала одинокая лампочка, висевшая в самом конце. До неёдобрых сотни две метров. А также разрезали тьму тусклые лучи, проникавшие из открытого лифта. Луи рассмотрел жёлтые стены с осыпавшейся местами штукатуркой и когда-то белый, а теперь посеревший и усеянный сеткой кривых трещин потолок.

Меж этими очагами света зияла темень. Коридор казался пустым и заброшенным…

Сжав покрепче рукоять факела, Луи ступил в сумрак и пошёл, на далёкий электрический огонёк.

«Что-то не так, — думал он. — Тихо. Подозрительно тихо. Как-то, даже, удушливо тихо. И специфический аптечный запах исчез».

Чем дальше двигался вглубь коридора, тем меньше различал пространство пред собой. Тьма сгущалась. А заветный огонёк не приблизился ни на йоту. А затем громыхнуло. Он вздрогнул и обернулся. Сзади — потёмки и безмолвие. Кто-то или вошёл в лифт, или остался снаружи, захлопнув двери.

***

Сначала жаждала крови и мести. Но гнев поутих, слёзы закончились, алкоголь больше не пьянил. Пришло понимание и отрешение. Мир не изменить. А Пита не вернёшь, взорви хоть всех на планете.

Все цели, желания и достижения стали вдруг такими пустыми, ненужными, и она плюнула на всё и всех и решилась… И вот стоит здесь — на краю.

Нет, не сможет. Боязнь высоты, страх смерти. Как бы ни болело в душе, ужас перед неизвестностью казался сильнее. Или нет?

Она ступила ближе к пропасти. Расставила руки в стороны. Ветер развеял полы платья, растрепал волосы. Ну! Ещё немного…оттолкнуться и... взлететь.

— Далеко собрались? — прервал её взлёт хрипловатый мужской бас.

От неожиданности она действительно чуть не полетела, вернее не слетела навстречу асфальту.

***

Путь к отступлению обрезан…Теперь Луи ступал медленно готовый в любой миг защищаться, драться иль удирать от неведомого врага. А в том, что такой имеется, он не сомневался. Мышцы и нервы напряглись до предела. Хотелось поскорей унести ноги из этой темени. Но нельзя. Тише идёшь, дальше будешь или позже сгинешь.

Босая нога вступила во что-то липкое и вязкое.

«Дерьмо!» — выругался он мысленно и замер. Вторая нога зависла в воздухе, так и не завершив шаг. Луи несколько секунд стоял в таком положении, точно кто-то нажал стоп-кадр, и прислушивался. Ни звука, лишь сердце в груди нарушало безмолвие.

Вляпался не в фекалии, да и запаха не ощущал. Но как выяснилось позже, лучше б действительно угодил в испражнения.

Еле оторвал ступню от клейкой жижи, он резко кинулся в бок и припал к стене, чтоб прикрыть тыл, но почувствовал, что голой спиной влез в такую же «жвачку».

— Чёрт! — прошипел он и хотел ринулся обратно. Но что-то внезапно закрыло заветный свет. На миг он ослеп — резко попав в полную тьму. Рядом зашуршало. Волосы на голове зашевелились. Страх сильнее вжал его стену.

— Тварь, трусливая! — заорал Луи, или что бы напугать невидимого противника, или чтоб самому не так жутко было. — Убью, падла!

Он неистово махал перед собой палкой, ругаясь и сыпля проклятия.

— Только сунься! Урою! Гнида!

Тело, заслонявшее далёкую лампу, переместилось. Луи решил бежать к спасательному свету, наплевав на осторожность, но не смог — прилип намертво спиной к бетону.

Опять шорох, совсем рядом. Луи ударил на звук. Древко угодило во что-то твёрдое, а в следующий миг жалкое оружие вырвало из рук, и чей-то силуэт вновь заслонила огонёк далёкой лампы.

— Не возьмёшь сука! — рычал он и рассекал воздух руками, колотил ногами пустоту и пытался оторваться от стены, как муха, что попалась в клейкую ленту и отчаянно дрыгала лапками.

Адреналин зашкаливал в крови, и Луи почти не ощутил боли, когда кожа начала отдираться от мышц спины. И тут кулак ударил кого-то.

— Что, съел?!! Сво…— И осёкся из-за резкой боли в животе. Он ощутил, что в него воткнули что-то твёрдое. В глазах потемнело, обмякло, но сознание не покинуло разум. Луи впал в полудрёму, а мысли смешались в какой-то сумасшедший бред.

***

— Чтоб тебя! — она отскочила от края крыши. — Блин! Я же могла!.. — стала бранить пришедшего, но, разглядев его, умолкла.

К ней твёрдой походкой шёл широкоплечий мужчина в длинном тёмном плаще. Нахлобученный капюшон и чёрные солнцезащитные очки, в которых отражалась Луна, частично скрывали лицо. Обувь и перчатки на нём были также цвета сажи.

— Принесли? — спокойно спросил человек.

Она кивнула. Незнакомец, также молча, протянул руку с раскрытой ладонью. Девушка извлекла из сумочки конверт и вручила ему.

Как по волшебству в пальцах пришельца блеснул огонёк. Он осветил фонариком внутренность конверта, кивнул и спрятал его вместе с фонариком в правый боковой карман, а из левого вытянул прозрачный пакетик и отдал девушке.

***

Голова кружилась, живот болел, его мутило, в горле пересохло. Луи огляделся, перед глазами всё плыло, но он понял, что находиться в том же коридоре. Теперь тот освещался лампами, что свисали с потолка по всей протяженности.

Он осмотрел себя. На животе зиял напухший синяк с глубокой раной посредине, как от неудачно сделанного укола огромной иглой. Руки облеплены какой-то толстой клейкой паутиной. Такая же паутина устилала всё в радиусе нескольких метров за ним. Наверное, кто-то, отлепил его от стены и переложил на не загаженный липкой дрянью пол.

— Что за гадость? — простонал он пустоту, и та ему ответила звонким голосом.

— Оклемался, гляжу, а я уж думал — помер. Благо вовремя подоспел. Лишь жалом успел проткнуть, окаянный!

Луи оглянулся на голос. У дверей в конце коридора, куда он так и не дошёл, каких-то метров десять, стоял маленький человечек, ростом где-то ему по пояс. Полурослик опирался на черенок плоской лопаты, какими, обычно, снег счищают.

— Ты кто?— прошептал Луи и на всякий случай поискал взглядом свою палку, но её нигде не было видно.

— Я то?— незнакомец озирался, словно тут ещё кто мог быть, — Коридорный! — с его молодого, почти детского лица не сходила улыбка, даже когда коротышка говорил.

— Фамилия? — вставая, спросил Луи.

Зрение восстановилось, и он внимательно разглядел карлика. Одет тот был в бело-серую полосатую пижаму. Голову украшал колпак, из-под которого торчали круглые уши-локаторы.

— Профессия, — сквозь белоснежную улыбку, ответил новый знакомый и добавил. — А величают Рошом. — В его маленьких юрких очах, что спрятались под густыми чёрными бровями, плясали озорные искорки.

— А я Луи, — буркнул Луи и спросил, — домовой что ли?

— Да как нашего брата только не кличут: домовыми, барабашками, бабайками и гномами порой обзывают. Чудной народ.

— Чудной, — окрепшим голосом подтвердил Луи. Мысли немного прояснились.

— Но я — Коридорный. — Уточнил домовой и прислонил лопату к стене.

— Что же ты Рош, бардак развёл. Хрень вон всякая на людей бросается. — Он медленно со стоном поднялся, выпрямился, пошатнулся, но на ногах устоял.

— Так это, того, — виновато опустил глаза барабашка. — Не поспеваю за всем. Коридоров много, а я один. Помощников не шлют, уж второй век добиваюсь у старейшин. — Он размахивал руками, показывая на невидимых старейшин.

— А зараза та, куда девалась?

Он хромая медленно ковылял к гному, держась одной рукой за живот, второй опирался на стену.

— Паук то? — спросил Рош. — Да сгинул куда-то. Света испужался. Они явятся, загадят тут всё, а после растворятся. Так и живём вот, — вздохнул Рош, разводя руками, мол, что я могу сделать.

Луи подошёл почти вплотную к Коридорному.

— Спасибо, что выручил! — искренне улыбнулся Луи маленькому весельчаку. Нагнулся, кривясь от боли, и протянул ему руку.

— Да что я, это ты не серчай, что так вышло! — пожимая ладонь, ответил гном.

Рукопожатие карлика оказалось на удивление крепким.

— Сам виноват. Работа у меня такая — влезать во всякое дерьмо.

— Ну, у каждого свои пути, — пожал плечами Рош, поправил колпак и подтянул штанишки. — Чёт заболтался я с тобой, а мне прибраться надо. — И коридорный побрёл к загаженному паутиной месту. Потом оглянулся и махнул рукой на прощание.

— Бывай Луи. Мож свидимся.

Луи кивнул в ответ:

— Может. Коридоров много. Ты главное свет не экономь.

Но Рош, уже не слушал его и усердно счищал лопатой липкую паутину. А он остался стоять один напротив двери.

— Ну, вот и добрался, — подумал Луи, — дополз.

Он потянул за ручку. Не заперто…

***

— И это всё? — она покрутила в пальцах продолговатую маленькую капсулу синего цвета. — Такие бабки за эту фигню?

— Одной дозы вполне достаточно, — кивнул тип в чёрном,— товар качественный. Поверьте, репутация для нас — всё!

— Да выбора то нет. Остаётся верить, — вздохнула она, — хоть и некому-то верить.

— Выбор всегда есть! — кинул незнакомец и развернулся, чтоб уйти, но почему-то оглянулся и спросил. — А из-за чего-то хоть?

— Из-за него, — помедлив, ответила девушка.

— Предал?

— Умер.

— Бывает.

— Угу, — подтвердила она.

— Мужик видно был стоящим.

— Нет. Пит просто был лучшим в мире псом.

— Что? — изумился он.

— Пит был овчаркой…— Отрешённо молвила девушка.

***

Луи накрыла тишина. Не слышал даже своих мыслей, а пред глазами всё стало белым-бело не от тумана, снега или дыма — пространство обволокла режущая глаза белизна. Но постепенно она растворялась и, как при проявлении фотографии, вокруг начали проступать неясные контуры зелёных стен.

А после, словно кто-то включил разом изображение и звук. Луи увидел, что очутился в просторной круглой комнате, обставленной широкой кроватью, мягким креслом, трюмо с огромным зеркалом. Из распахнутого окна лился солнечные свет, доносился запах моря и шум прибоя, а перед ним стояла девушка с чёрными, спадающими на плечи, волосами.

Его сначала оглушил вопль, а затем обескуражил вид той, кто испускала из пухленьких губ сей ор. Он был готов ко всему, но не к виду голого и соблазнительного стана юной девы. Девица и не думала прикрываться. А ему ничего и не оставалось, как любоваться её стройными ножками, округлыми бёдрами, спелой грудью. На румяном, с правильными чертами, лице не было макияжа, но выглядела она лучше любой модели из глянцевых журналов.

Барышня перестала кричать, и ошарашено глядела на него большими зелёными очами.

— Твою ж кочерёжку! — только и сумел выдавить Луи.

От звука его голоса девушка вышла из оцепенения, быстро стащила простыню с кровати, стоявшей у окна, попятилась, остановилась и неожиданно топнула ногой. В полу возле неё образовалось отверстие. Девушка, не задумываясь, прыгнула в него и пол снова сомкнулся. Луи, молча, проводил её взглядом.

Он подошёл к тому месту, где она исчезла и неожиданно для себя понял — боли в животе больше не чувствует, и заметил, что раны и царапины на нём затянулись. Значит, переход из коридора в эту спальню занял не несколько секунд, как ему казалось. У пространства и времени здесь свои законы.

Присмотревшись, Луи заметил в полу небольшую кнопку. Нажал пальцем ноги. Ничего не произошло. Постучал в половые доски ступнёй, они оказалась полыми. Он прислушался. Тишина. Но Луи знал — она где-то там. Притаилась. Прислушивается. Любопытство своё возьмёт, нужно подождать, а спешить ему не куда. Он нашёл то, что искал, вернее ту.

***

Она снова осталась стоять одна на крыше, сжимая в руке пакетик с синей капсулой и взирала на ночной мегаполис. Возможно в последний раз.

Конечно, не только из-за гибели Пита, пошла на это. Раньше была цель: достигнуть успеха, стать звездой в своём деле, доказать себе и всем что она лучше, сильнее и умнее многих.

И вот выросла, добилась чего желала, но не ощущала удовлетворения, не чувствовала себя счастливой. Вроде бы, что ещё надо, с большим капиталом можно всё.

Кто-то говорил: деньги нужны для того, чтобы о них не думать, но как бы ты не был богат и не задумывался о своих финансах, всё равно оставался у них в плену.

Деньги дают временную свободу, но не душевное равновесие, не важно: принц ты или нищий. Да и она, как ни крути, работала на деньги, а если перестанет, то они закончатся, рано или поздно, и её звезда погаснет. Но теперь у неё появился шанс купить за них полную свободу, заплатить раз и навсегда уйти туда, где они больше не понадобятся и никто не воткнёт нож в спину.

II

Луи сидел на полу и ждал.

— Ты кто такой?— донесся, наконец, откуда-то снизу её взволнованный голос.

— Луи, — спокойно ответил он.

— Кто? — переспросила девушка, в её голосе слышалась растерянность.

— Ты уж извиняй, что врываюсь, да ещё почти в неглиже,— не обращая на её вопросы внимания, заговорил Луи. — Но занятие у меня такое — входить без спросу. Ты же Аня? Верно?

Молчание.

— Меня послали за тобой, — продолжил Луи, — и я хотел…

— За мной? Кто? — прервала девушка.

— Верблюд в пальто! — буркнул Луи, оглядывая помещение, где его заперли. — Отец твой нанял. Переживает старик!

На потолке красовалась картина — мозаика с изображением немецкой овчарки.

— Не думала, что сюда можно вообще попасть кому-то. — Более твердым голосом сказала девушка.

— Мало кто знает. Таких как я — не много.

Под полом снова тишина. И Луи опять заговорил первым.

— Аня, ты думала, сбежишь и всё наладиться? Но как я погляжу, даже собаку не смогла здесь воскресить, а такую мозаику можно и дома налепить.

— Заткнись! Слышишь! Не тебе судить! — прорычала она.

— Не кипятись! Уйду я. И не буду тебя силой тащить, да и не в моих возможностях это, — заверил Луи, — отсюда уходят добровольно, в принципе — как и приходят.

— Вот и проваливай туда, откуда явился! Ты же ничего не знаешь, а лезешь в душу! — продолжала кипятиться Аня.

— Нет. Ты ошибаешься. Я кое-что знаю! — тоже повысил тон Луи. — Знаю, что одна гордая, наполовину осиротевшая девушка, захотела стать сильной женщиной. Но у неё получилось лишь носить маску стальной леди. Хотя, да — всех удивила, даже папаню. Он то, позволил ей управлять частью бизнеса, что б отвлечь дочь от тяжких мыслей, после смерти матери, а она втянулась в работу и почти превзошла родителя в деле. — Луи пересел на стульчик, что стоял рядом с кроватью у трюмо. — Но её отец не хотел, чтобы дочь стала такой, как он. А желал, чтобы она росла обычной, пусть даже разбалованной девушкой, которая сыграла бы пышную свадьбу с богатеньким Буратино, мечтал, что родит она ему пару внучат и у него вновь будет почти полноценная семья.

— Замолчи! Ничего ты не понимаешь! — закричала Аня.

— Возможно, и не понимаю! — вещал дальше Луи. — Но знаю, что не оправдала ты папашиных надежд. Трахалась, презирала отношения и любовь и всё тягалась с акулами бизнеса! А в глубине души, в которую я тут лезу, ты всё та же хрупкая девочка, что живёт в тебе за маской "бизнес — вумен" и которая до сих пор боится темноты, мышей, змей и пауков, чтоб их черти съели! — Луи неприятно поморщился. — Верит в домовых, не любит больниц, старые лифты и вот живет теперь в башне! — он оглядел округлую комнату и продолжил. — Ты мечтала встретить настоящего мужчину, который укротив в тебе львицу, полюбил бы и ту вторую, нежную и романтическую половинку твоей сущности. Но таких сильных и проницательных укротителей оказалось мало, и те желали не тебя, а твои деньги. И в итоге осрамили на весь свет, убили твоего пса и убрали с пути тебя, а там и до папаши доберутся. Он уже не такой матёрый волк как раньше!

— Да пошёл ты! — еле слышно проговорила девушка.

— Я то, пойду, Анна! Но сначала давай поговорим спокойно, а тогда или я исчезну, или мы уйдём вместе. Да и как-то неудобно общаться через пол.

— Да, что тут говорить! –уверенным тоном сказала она. — Ты прав, но не во всём. Это не мои враги убили Пита. Это отец. Он действительно хотел, чтобы я родила ему внуков, выскочила замуж за сына его делового партнёра и отошла от дел. Семейный бизнес бы вырос и укрепился новыми вливаниями. — Её речь становилась быстрее. — И ты ошибся. Папа ещё тот матёрый волк и им останется до гроба. Ему плевать на мои чувства, а лишь важно то, что хочется ему. — Она на миг умолкла, собираясь с мыслями.

— Да он допустил меня к делам, сделал, так что бы всё подумали, что он уже не тот, и управляю всем я. Пустил пыль в глаза и теперь, уверена, пожинает плоды, вернувшись неожиданно в строй. Но он не предусмотрел, что я выкину такое. Поэтому и нанял тебя. Я ему ещё нужна — второй дочери на выданье-то не вырастил.

— Ты уверенна в этом?— нахмурился Луи.

— У меня было много времени подумать. Никто лучше него не знал мои слабости, и один он мог улучить самый подходящий момент для удара, когда я была измотана морально и физически.

Теперь долго молчал Луи. Часть пола снова раздвинулась.

— Спускайся! — позвала девушка,— а то и правда — не удобно разговаривать так.

***

— И как тебе здесь? — спросил Луи, ёжась от прохлады. Ветер дул с моря, а на нём из одежды одни трусы. Девушка стояла рядом, закутанная в простыню.

— Как будто вернулась на родину, после долгой разлуки, — пожала плечами Аня, разглядывая его крепко сложенное тело в шрамах и ссадинах.

Они находились на смотровой площадке высокой башни. Когда-то это был маяк, а теперь жилище девушки.

С одной стороны океан разбивал волны о каменные стены строения, а с другой простирался продолговатый остров. Маяк, таким себе наконечником, венчал один из его берегов.

— Нельзя же жить в грёзах. — Луи разглядывал остров в телескоп, который стоял тут же прикреплённый к штативу.

Он раскинулся перед ним как на ладони: продолговатый не ровный овал. Противоположный берег прикрывали невысокие горы. У их подножья из долины, частично скрытой низкими облаками, брала начало широкая река, разделяя укрытую пышной растительностью поверхность острова практически пополам. Ближе к маяку русло расходилось на сеть мелких речушек, что вливались в солёные воды моря или океана.

— Это не грёзы! — покачал головой девушка, — это теперь мой мир, мой дом.

— Не твой, Аня. Ты его слепила своим разумом из готовых мирков, созданных фантазией других. Но признаюсь, слепила чудно, — не отрываясь от созерцания земли, сказал Луи и напел про себя. — Весь покрытый зеленью, абсолютно весь…

Берег острова разрезали несколько уютных бухт. В одну из них входил красивый парусник с алыми парусами. В другой гавани стояло на якоре ветхое судно, на мачте развивался чёрный флаг. Луи видел, как по борту полз крокодил, а на палубе дети дрались со взрослыми разбойниками. У одного из пиратов вместо руки блестел крюк.

— Художник срисовывает готовое, но картина у него получается другая: с его душой. А здесь — моя душа! — не унималась Анна.

— Но всё это — сон твоей души. Ты же живёшь в иллюзии.

— А ты? Ты уверен, что та, твоя жизнь не чей-то сон? Да и если иллюзия существует, она тоже часть реальности, а значит реальна!

К одному из берегов этого таинственно острова по воздуху несло воздушный шар с несколькими людьми в корзине и Луи был уверен, что где-то там, недалеко от того места, куда упадёт шар, в подземной пещере нашёл последнее пристанище капитан "Наутилуса".

— Но я и ты родились не в этом сне. Там наш дом, родина, кем бы она ни была придумана.

— А здесь я свободна, независима и никто не причинит мне боль и не предаст. Никто! И я существую, раз ты со мной общаешься! — её голос звенел на ветру.

На реке Луи разглядел пароходик. Он как раз подплывал к небольшому городку, что раскинулся, у её берегов. Луи сфокусировал телескоп. Картинка стала ближе и чётче. Ниже по течению плыл плотик под самодельным парусом. Им правило трое мальчишек. Один из них в грязных лохмотьях и шляпе, пыхтел трубкой.

— А я Гека Финна таким и представлял, — сказал он невпопад, и добавил серьёзным тоном. — Свободна говоришь? Но смерть-то никто не отменял. От неё не схоронишься во сне. И этот сон — иллюзия свободы. Ты проспала всего полгода и если проснёшься, то сможешь жить и жить, организм восстановиться.

— Полгода? — нахмурилась она.— Я думала, месяц прошёл.

— Время обманчиво. Как и всё вокруг. Но смерть достанет везде.

— Да плевать! Я чувствую себя свободной, а остальное слова, тлен, долбаная философия!— Её звучный и в тоже время вкрадчивый голосок погрубел и сорвался на крик. — И какая нахрен разница, где жить и умереть?!! В своей иллюзии или в чьей-то: Бога или Дьявола, или кто нас там создал.

— Как знаешь, — кивнул Луи, не обращая внимания на психи собеседницы. — Но, даже в чьей-то иллюзии, можно прожить свою жизнь, познать новое, ощутить то, что здесь ты никогда не узнаешь.

— Что? Страдание? Боль? Предательство и несправедливость? Зависть, злобу и ненависть других… горькие слёзы?

— Или слёзы радости, когда твоё любимое дитя впервые улыбнётся или назовёт мамой. — Он снова рассматривал в телескоп кусок береговой линии, что почти подходил к самому маяку. Там по песку шёл мальчик. Ветер развевал его длинный шарф, а рядом с ним семенил рыжий зверёк.

— Но те же дети отрекались от родителей, — вела дальше Аля.

— На то и есть тьма, чтоб видеть свет. А чёрное можно закрасить белым, а не прятаться во снах!

–Чушь всё это! Зачем видеть тёмное, если мне и светлого вполне хватает? А искать можно вечно, а вечности у нас нет.

— Нет, — вздохнул он, — права ты — чепуха всё это. И я тут, потому что для твоего отца пока существует один реальный мир, где ты родилась и росла.

Девушка облокотилась о перила и уставилась вдаль острова.

— Ну, вот и передай ему привет!

Аня резко сбросила с себя простыню, взобралась на ограждение, отделяющее их от пропасти, и сказала:

— А вот такого в том мире я бы не смогла сделать! — и бросилась вниз.

Луи перегнулся через перегородку и проводил взглядом парящую над лесом деву. Волосы волнами развеивались на ветру, руки раскинуты в стороны.

Девушка летела к горам, тучи там над долиной развеялись. Он заметил в объектив телескопа, как над верхушками деревьев, на длинных зелёных шеях мирно покачивались головы давно вымерших ящеров.

III

Снова вязкий туман не отпускал. А силы на исходе, энергия иссякала. Но главное не сдаваться, не останавливаться. Оставалось чуть-чуть пройти, проползти и выкарабкается. Он вгрызался всем своим естеством в густую пустоту, что окутала его вне пространства и времени. И она поддалась, отступила… Луи открыл глаза и оторвал свои уста от губ девушки, лежащей рядом с ним.

Подняться получилось не сразу. Встал с кровати и сразу упал в кресло, что стояло рядом, утонув в мягких подушках. Усталость окончательно овладела телом и разумом. Голова раскалывалась. По нему будто бы несколько раз проехался каток. Ощущал себя даже не выжатым, а высушенным лимоном.

Взглянул сквозь полу прикрытые веки на электронное табло часов, стоящих на тумбочке. Прошло меньше минуты здесь, пока он часами блуждал коридорами её сонной души.

От поцелуя спящая красавица не проснулась. Да и не была она особо красивой. Это во снах всё ярче.

Луи видел её при свете дня: светлые выцветшие волосы, бледное широкое лицо, продолговатый нос над тонкими губами, худощавое сложение. Не в его вкусе точно. Кожа да кости. Но хорошо, что Аня — девушка, клиенты-то попадались и мужского пола, а путь в недра души человечьей, как ни крути, один — через поцелуй.

В спальне царил полумрак. Из открытого окна веяло летней прохладой ночи. В комнату заглядывал рождающийся месяц в окружении звёзд, распустившихся на тёмном лугу неба.

***

Поплавок одиноко покачивался на серой глади водоёма. Бледное покрывало тумана испарялось на глазах, раскрывая спокойные воды озера.

За лесом, что плотной стеной окружил берег, пробуждалось светило. Оно потягивалось яркими лучами, прогоняло теплом прохладу ночи.

В щебечущий хор птиц вступали новые голоса. Каждый пел свою арию в этой утренней опере, в сопровождении лягушачьего оркестра, что засел в камышах.

Слушая рассветную симфонию, рыбак сильнее сжал пальцами удило. Красный округлый поплавок пританцовывал. Ещё миг и миниатюрный буёк нырнул под воду. Леска натянулась. Человек стал подсекать. Но, что за рыбина попалась на крючок, не узнал…

***

"Хорошо жить загородом, — думал он, глядя в окно, — тут по ночам видно кусочек Вселенной. А на неё можно смотреть вечно, если бы вечность у него и правда была".

До рассвета ещё далеко. Луи закрыл веки, но проклятые мысли не давали уснуть.

Снова задавался вопросами: кто и зачем наградил его таким даром? И не случайно же появились способности именно сейчас, когда люди нашли лёгкий способ убегать от реальности в летаргический сон. Конечно, не всякий мог позволить себе это, но раньше и компьютер не у каждого был. Дело времени. Всё больше народа убегает от серых будней в свой личный мирок.

Видимо Мирозданию, не нравиться, что люди бегут от него. Бросают свою колыбель. Вот Мир и создал таких как Луи. Чтобы те возвращали жизненно необходимых ему обитателей.

Все его клиенты просыпались, кто сразу, кто позже, после посещения. Почему? Уговорить вернуться, никогда не получалось. Он всегда возвращался один.

А может им не так приятно жить в своём сонном мирке, когда понимают, что и там могут достать. Или всё же Луи просто делает лазейку для щупалец Мироздания, и оно само вытягивает их из сна.

Ему не хотелось осознавать того, что он жалкая отмычка в руках Мироздания, Судьбы, Бога или Дьявола.

Зачем пытается вытащить их из сна? Ради денег? Большие деньги — стимул приличный, но не то. Ради удовольствия? Возможно. Погружаясь в кого-то, его ждало непредсказуемое, смертельно-опасное приключение. Придуманную реальность мозг принимал за чистую монету, но это не останавливало его азарта. А скончаться можно, подавившись хлебной крошкой.

Манило неизведанное, будоражило осознание то, что он в силах перебороть свой страх и пробиться через тернии чужих ужасов к недоступному простым смертным месту. Там он был, как бы, героем, но для себя. По сути, он никого не спасал, люди добровольно уходили в летаргию, а ему платили другие за то, чтоб он их будил.

Луи не раз хотел завязать и скрыться в укромном уголке планеты, в своём "прекрасном далёком", послать весь мир с его создателями и созданиями в небытие. Но, где бы ни прятался, всякий раз почему-то тянуло обратно. Или кто-то, или что-то звало, влекло в потёмки чужих душ.

Нет. Бред. Надо выспаться, отдохнуть, а остальное не важно, всё потом…

Луи как всегда не уловил момента, когда стёрлась грань меж явью и сном, и он провалился в туманную дрёму, сидя в чужом кресле, в чужом доме у изголовья спящей непробудным снов девушки.

***

Деревянную лодку сотрясло от удара в днище и сильно качнуло. Рыболов чуть не сиганул за борт, но устоял, обронив удочку.

Из глубин озера что-то выплывало, подымая утлое судёнышко на своей крупной спине. Лодочка не удержалась, и начала сползать со скользкой металлической кожи. Удильщик метнулся вправо, челнок ушёл влево.

Длинный, как огромная сигара корпус субмарины показался над поверхностью. Со стальных боков с шумом стекала вода. Стайка птиц на берегу перепугано затрепетала крыльями и взмыла ввысь. Живая музыка стихла.

Человек вынырнул. С сожалением поглядел, как тонет его лодочка, и ошалело окинул взором подлодку, невесть откуда взявшуюся...

***

Луи разбудили первые лучи ожившего солнца, что струились из распахнутого окна. Девушка всё также лежала и тихо сопела. Он встал, и направился к двери.

По дороге бросил взгляд на зеркало, что висело на стене. Да, вид не очень: помятая рубашка, растрёпанные волосы, тёмные круги под глазами, да и двухдневная щетина совсем не украшала. Словно из запоя выполз.

— Луи? — позвала она.

Обернулся.

"А глаза действительно зелёные, но и не такие крупные", — отметил он про себя.

Аня слабо улыбнулась, и её лицо ожило, сбросило застывшую маску. Не было оно таким идеально как там, но сдавалось простым, настоящим, что ли.

— Уходишь? — хрипло уточнила Аня. Речь давались ей с трудом.

Луи глядел на девушку. Она переменилась — помолодела. В свои двадцать девять ещё минуту назад выглядела на все тридцать пять, а теперь и двадцати пяти бы не дал. Душа выспалась, отдохнула и тело расцвело.

— Налеталась? — вопросом на вопрос ответил он и физически почувствовал, исходящее от неё тепло. Не телесное — внутреннее. Оно лилось из глаз, проходило сквозь улыбку и вылетало словами.

— А как тебя зовут по настоящему? — также проигнорировала его вопрос она.

— Лёня, — признался он, — но ты никому не говори. Имидж мне испортишь.

— Имидж не именами, а поступками портят, — сказала Аня, скривив губки и, прищурившись, смотрела на него. От такой несимпатичной гримасы лицо, на удивление, стало ещё более приятным.

— Но солидности поубавит, — заверил Луи, любуясь девушкой.

— Лёня, — обратилась она,— а ты можешь тогда не говорить отцу, что я проснулась?— Аня приподнялась и попыталась сесть, но обессилено бухнулась на подушку.— Я не хочу его больше видеть.

— Хорошо. Но что ты будешь делать? Снова уснёшь?

— Нет. Уеду.— Она с надеждой глянула на Луи и спросила, — ты случайно не знаешь каких-то укромных мест в этом мире?

Луи задумался, внимательно посмотрел на Аню. А ведь сейчас он может помочь реально и хоть раз стать чуточку героем для кого-то и не за деньги. Он загадочно улыбнулся, подморгнул ей и ответил:

— Да есть тут одно на примете…

— А ты в моей башне посимпатичнее был!— подмигнула она озорно в ответ.

— На себя посмотри, Белоснежка, липовая! — притворно насупился он, и оба засмеялись.

***

Со скрипом открылась крышка люка. Из недр подводной лодки вылез низенький полноватый мужичок в распахнутой "гавайке", в бриджах цвета хаки и в кожаных бёрцах.

Его одеяние было порвано и прожжено в нескольких местах, нос весь в засохшей крови, один глаз заплыл, на левой щеке зиял глубокий порез.

Он выпрямился и замер, любуясь открывшимся его взору пейзажем: у самого берега ютилась деревянная хижина, над ней стеной нависал лес, отражаясь в сероватом зеркале озера и, над всем этим, занимался багрово-жёлтый рассвет.

И лишь после незнакомец приметил человека в воде и тут же заговорил звучным голосом.

— Пардон, что врываюсь в твой сон! Но отдых придётся прервать!

Рыбак забарахтался в воде, закричал и… проснулся. И тут же получил удар в бок.

–Тише ты! — зашипела на него Аня, — рыбу спугнёшь! — и вновь принялась внимательно следить за поплавком.

Луи осмотрелся. Всё спокойно. Лодка мирно покачивалась на водной глади. Над озером безмятежно вставало солнце. На берегу просыпался и умывался росой лес, а он все также сжимал удочку.

Луи мотнул головой. Это сон, всего лишь сон или…