Деньги любят счет
Очередь не иссякала. На длинной тропинке, спускавшейся к реке, стояло человек пятнадцать. По теперешним временам — довольно много.
В причалившую ладью помещалось восемь человек. Харон оттолкнулся веслом от мостков и зычно сказал:
— Передавайте за проезд! Сдачи не даём!
Над туманной Летой его голос разнёсся далеко-далеко. Оставшиеся на берегу примолкли, затосковали.
Переплыть Стикс — дело нехитрое. Час туда, час обратно... и так без отдыха.
Но всё-таки удаётся и дух перевести. Вот как сейчас, переправив партию упокоенных, Харон не стал сразу браться за вёсла. Он уселся на дно ладьи, скрестив ноги в потёртых сандалиях, и принялся считать деньги. Медные, серебряные, золотые, костяные… квадратные, треугольные, кругляши… Это и успокаивало, и отвлекало и расслабляло. Если только он не находил недостачу или излишек. Приходилось писать заявление, нести в канцелярию, искать недоплатившего или переплатившего, временно восстанавливать ему память, чтобы убедиться в факте неточной передачи денег… в общем, сплошная рутина. Но когда с платой за последний проезд было в порядке, душой Харон всегда с удовольствием отдыхал над перекладыванием монет.
…А раньше, помнится, и денег не было в помине. Тоже ведь были времена. Теперь не так. Теперь и богов-то забывать стали. Скоро вот забудут совсем, и тогда воды Стикса уж никто тревожить не станет. Как и другие берега мёртвых… разные…
Вдруг ладью заметно качнуло. Откуда-то подул ветер — свежий такой, пахнущий незнакомо и странно. Отродясь тут не было ветра. Стало как будто светлей. Словно зарево какое-то вдалеке увидел перевозчик, но не алое: зеленоватое.
Грохнуло, ахнуло, прокатилось эхом по тёмным пещерам, отозвалось на том берегу удивленными отголосками. Ах-ах-ах…
Харон близоруко прищурился. И увидел, как в него летит что-то чёрное… размером с голову.
А может со страху показалось.
Где-то вдалеке нечто чёрное, пролетев мимо, взрыло берег. Что такое? Перевозчик приложил ко лбу руку и на фоне зеленоватого свечения в сумраке Аида увидел парусник. Незнакомый, очень необычный: высокий и о трёх мачтах сразу. Парусов видимо-невидимо. Даже вроде как по бокам паруса. Во как.
Харон разглядывал корабль без страха. Какой страх, если тебя ни убить, ни оглушить? Незваные гости, пожалуй, могли исхитриться и сделать больно. Но с другой стороны: а зачем?
Перевозчик тут же подумал и о другом. Недозволенное проникновение… Попытка устроить кому-то побег? С такой огромной посудиной, с грохотом и светом? Жажда приключений? Хорошенькое же приключение, если неизвестно, получится ли у авантюристов выбраться…
Пока размышлял — в борт ладьи, вырвав несколько щепок, ударил и зацепился за край трёхпалый крюк. Неизвестный человек в странной одежде верёвкой притянул к паруснику ладью Харона и спрыгнул к нему, рискуя пробить ногами дряхлое днище.
— Ты чего? — возмутился Харон, замахиваясь на незваного гостя веслом. — Сломать мою лодку задумал, окаянный?
Резкий звук, и из руки незнакомца изрыгнулось пламя. До Зевесова огня ему было далеко, но у Харона в руках переломилось весло. Удар оказался такой силы, что остатки весла он даже удержать не сумел — выронил.
— Сидеть, старикан, — сказал гость. — Лопни моя селезёнка, если я не пристрелю тебя на месте за ещё одну попытку меня остановить.
— Ты живой? — изумился перевозчик. — Зачем пришёл ты сюда, смертный? По какому такому делу тревожишь сумеречное царство Аида?
— Молчать, старая ракушка, — направляя на Харона штуку, из которой вырвался огонь и гром, рявкнул странный человек. — Как истинный джентльмен удачи, я не убиваю стариков и детей… если они ведут себя тихо! Отвечай: здесь был одноногий усопец по прозвищу Грека-калека? Такой… с одним глазом и пятью пальцами на двух руках?
— Экий бедолага, — подивился Харон. — Вроде какой-то хромый и кривой присутствовал. Отвёз я его. Получить назад можно, но непросто… до Аида добраться, просьбу подать, если не поможет — жертву обязательно…
— Я тебя щас самого Аиду в жертву принесу, плесень трюмовая, — обиделся джентльмен удачи. — Не надо мне его назад получать! Где монеты, что на его глазницах были?
Харон тряхнул кошелем.
— В рот мне мачту… — растерялся джентльмен удачи. — А где… те… две?
Перевозчик не знал, что и ответить. Другое дело: отдавать монеты запросто так он был не намерен.
— Мне всего-то две монеты нужны, что у того старика были, — теперь незнакомец подрастерял свой гонор. — Давай вытряхивай добро. Мы задолжали Дейви Джонсу. Этот старикан шутить не любит.
— Я тоже не слишком люблю шутки, — признался Харон. — За каждую монету ты мне будешь должен по курсу. И рассказ. А пока я слушаю, путь кто-нибудь с твоего корабля возьмет лодку и перевозит души. Негоже им долго топтаться.
— Я Балтазар Педро Луиза Вальехо Мария Ромеро, пират в третьем поколении, — так начал свой рассказ джентльмен удачи, — мой дед наводил ужас на Средиземное море, а отец промышлял в Атлантике. Свой корабль я получил, когда грабил вместе с отцом. Однажды мы попали в бурю — я и он, на своих могучих бригах! Тысяча чертей, что это была за буря! Мы не чаяли выбраться живыми. И мы бы не выбрались, если б не странный корабль, паруса которого были словно сотканы из тумана. Карамба! Чтоб мне провалиться в преисподнюю, если это был не Летучий Голландец!
Тут Балтазар слегка задумался, нашарил на поясе флягу, хлебнул и продолжил.
— Но мы уже в преисподней, и это был корабль-призрак Дейви Джонса. Нас всех вытащили с тонущего брига на палубу, покрытую слизью и водорослями. И предложили выбор: или мы отправляемся на дно морское, где нас сожрут рыбы, или становимся членами команды Летучего Голландца. Мой отец и часть матросов отправились кормить рыб. А я вот дрогнул душой, и не я один! Так мы стали командой этого дьявола Джонса! Багор мне в печень, если это была легкая служба! Но однажды Дейви Джонс сказал так: «Ты, Балтазар Ромеро, лучший мой пират! Твое сердце не знает страха, а руки чисты. И голова у тебя ясная, даже когда ты выпьешь бочонок лучшего ямайского рома. Карамба! Через неделю истекает десять лет, как я хожу в море. Я могу выйти на сушу… и моя команда отправится со мной. Бери один из кораблей со дна морского, и будет он как новый. Бери его и отправляйся на Тортугу, где мы будем гулять всё отпущенное нам время... И чтобы не было, как в прошлый раз, когда шлюхи разбежались от нас, кабаки оказались заперты и даже простые пираты куда-то спрятались. Пусть всё будет готово: и вина, и еда, и женщины. Вот деньги. И запомни: не вздумайте утаить ни монетки. Я узнаю!» И я с командой отправился на Тортугу. Выполнили всё полностью! Но какая-то дрянная собака, клянусь честью, я выпустил кишки всем по очереди, но так и не узнал — кто это был… прикарманила сто монет из сундука с деньгами Дейви Джонса. Боже, как я проклинал его, этого неизвестного, но очень плохого человека! — пират воздел руки к своду огромной пещеры, заменявшей здесь небо.
Тут Харон не выдержал и кашлянул, недоверчиво глядя на Балтазара.
— Да, так и было, — смущенно потупил взгляд пиратский капитан. — Клянусь своими манжетами, сам я не взял ни ломаного луидора…
Но пальцы его словно сами собой воровато зашевелились, сомкнулись на завязках большого кошеля, лежавшего на коленях у перевозчика, и потянули мешочек к пирату. Харон перехватил кошель.
— Потом! Рассказывай дальше, складно врёшь!
— Клянусь дедом и прадедом, что в моём рассказе нет лжи! — неуверенно сказал Балтазар, глотнул из своей фляжки и продолжил рассказ. — И вот когда Дейви Джонс со своей командой вышел на берег, он пошёл в условленное место и пировал там. Но когда забрезжил рассвет, хмельной капитан Голландца поманил меня пальцем к себе. «Сколько в сундуке было монет?» — спросил он меня. Я знал только приблизительно, но сказал: «Тысяча». «О нет. Там было шестьсот шестьдесят шесть золотых и триста тридцать три серебряных монеты. А заплачено по счетам всего пять сотен. Где остальные деньги?» Дрогнувшей рукою я подал Джонсу сундучок. Там было около сотни сребряков. Остальное оказалось похищено. Вот так наш корабль и оказался здесь… Ибо мы собираем все те монеты, которые были украдены с Летучего Голландца, и срок наш подходит к концу.
— И много осталось? — спросил Харон, посмеиваясь.
— Две, — капитан пиратов протянул руку за кошелем. — Я много где побывал. На дне морском и в облаках. В портовых кабаках и во дворцах. Монеты прятали и выбрасывали в окно. Триста девяносто пять монет, шутка ли! Но я нашел триста девяносто три и сейчас возьму ещё две.
— Но… постой, Балтазар… — Харон усмехался в бороду, но кошель уже развязал. — Разве ты не ошибся в счете?
— Джентльмены удачи умеют считать, — гордо ответил пират, допивая последние капли из фляги.
— А что будет в случае ошибки?
— Ошибки быть не может, лопни моя селезёнка! Клянусь честью, я в уме сотни раз пересчитывал монеты так и эдак!
— Но всё-таки? Добавишь из своего кошелька?
— Как бы не так. У Дейви Джонса особые монеты. Абы какие не подойдут… Хоть одной монеты не досчитается в этот раз — и всё, поцелуй меня электрический скат. Песенка наша будет спета.
— Отправит за недостающим золотом?
— Увы, — развел руками пират. — Наше время вышло. Дейви Джонс просто расстанется с нами и будет искать новую команду, раз мы такие нерасторопные. А мы отправимся в пучину морскую.
Балтазар долго рылся в мешочке с деньгами, потом, наконец, выудил то, что искал.
— Вот они, родненькие.
Харон попытался ещё раз вразумить пирата, но тот, довольный находкой, не слушал. Он дал перевозчику два золотых взамен прежних, позвал людей из команды, которые уже перевезли на другой берег несколько душ, и сел на свой корабль с множеством парусов.
— Ещё один вопрос! — крикнул ему Харон. — В какую страну мертвых ты собираешься попасть после смерти, пират?
— Да хоть в какую! Пирату закон не писан. Хочешь, к тебе пойду гребцом? — Балтазар расхохотался. — Но тебе придется ждать меня целую вечность! На борту Голландца все бессмертны!
И корабль его уплыл.
Харон же взял в руки вёсла и поехал к переправе.
Он очень хорошо умел считать монеты и знал, что скоро свидится с Балтазаром Педро Луиза Вальехо Мария Ромеро.