Чёрная одиссея "Янсона"

Джесси разбудили голоса в гостиной.

— Эва! Так нельзя! — услышал он отца.

За окном ещё темнела ночь, ни одного огонька во всём посёлке, и лишь вдали мерцала точка маяка.

— Этот человек здесь не останется!

Джесси наскоро оделся, выбежал на звуки. Кроме родителей в комнате оказался какой-то незнакомый мужчина, вальяжно развалившийся в кресле. Платье у него было дорогое, но в беспорядке, лоснящееся от грязи и тёмных пятен. Лицо обветренное, медно-красное, а руки длинные и крепкие, с широкими ладонями, которыми гость придерживал шляпу.

— Дорогуша, этот дом наполовину сложен и моими руками, — пробурчал незнакомец.

Он повернулся, заметив юношу:

— Джесси! Сколько лет, сколько зим!

— Дядя Лукас! Ты вернулся!

Они обнялись. Последний раз дядя приезжал три года назад, когда Джесси ещё не исполнилось и четырнадцати. Шумный, насквозь пропитый джином, он вселял ужас в богобоязненных соседей. Дядя игнорировал церковь, поносил пастора, магистрат и испанцев, кои и были у него виновниками чуть ли не всех бед на свете. Но всякие его выходки неизменно прощались за службу у какого-то важного капера.

— Всего лишь проездом. Море зовёт.

— Ну, вот и решили, — сказал отец.

Мать хлопнула дверью и ушла в свою комнату. Проходя мимо, Джесси услышал горячую молитву-причитание. «Отведи от нас чашу сию», — шептала она. Сёстры и младший братец остались с матерью. Дяди они чурались как прокажённого. Сама она вышла только к обеду — с опухшими от слёз глазами.

За столом отец был бледен и непривычно молчалив.

— И как там? — деликатно спросил он, чтобы разорвать образовавшуюся после молитвы тишину.

— Как обычно. Намазываем испанцев на хлеб вместо масла, — рыкнул дядя Лукас и громоподобно рассмеялся. — Тебе не понять! Братца интересуют только конторские книги. Сам сухарь и детей засушил.

Джесси ухмыльнулся. Он терпеть не мог учёбы и все эти отцовские канцелярские штучки. Как вообще можно заниматься расчётами, когда море шумит, вздымается у самого порога и манит, манит безбрежными просторами! И где-то там, за горизонтом, флот республики сражается с испанцами, англичанами и прочими нечестивцами, но здесь, в посёлке, до этого никому нет дела. В море уходили только за рыбой.

— Прошлым летом занесло нас на Восток. А там у всех местных баб … поперёк! Вот смеху-то было!

Мама вскрикнула и зажала уши младшему сыну.

— С меня хватит этой… Гоморры! — сказала она и увела детей из-за стола. Но Джесси остался. Визит дяди-капера стал самым ярким событием за три года.

— Да ладно фарисействовать! Раньше все вообще голенькими ходили. Если не веришь, спроси у пастора, что б его дьявол драл! Но я ещё до главного не добрался. Взяли галеон, полный золота, да всё пропили, а остатки пустили на дно, чтобы морского чёрта задобрить. Возвращались мимо Зелёных островов. Ночью приспичило отлить. Я к фальшборту привалился, штаны спустил и вдруг... чья-то рука! Холодная как у мертвеца! Но дело своё знает! Русалка, мать её так! Мы недурно повеселились, а потом она соскользнула обратно в море. Кто знает, может у меня теперь и под водой есть дети?

И он заразительно засмеялся. Улыбнулся даже хозяин дома. В отсутствии жены за столом он несколько расслабился.

— Лукас, прости за это! Поверь, я не забыл, что ты для нас сделал.

— Братья остаются родными, только пока не женятся, — ухмыльнулся Лукас и потрепал хозяина. — Завтра я уеду.

— Так скоро? — расстроился Джесси. И вдруг, сам не ожидая, воскликнул. — Возьми и меня с собой! Я тоже хочу бороться с испанцами! И ходить в море… просто невыносимо жить рядом и в тоже время так далеко.

Отец разом осунулся.

— А я так хотел сделать из тебя приличного человека, — пробормотал он. — Видимо кровь сильней.

Дядя посерьёзнел:

— Ты точно решил? Поверь, это тяжело. Ступишь на палубу, дороги назад не будет.

— Трудности меня не пугают! — заявил Джесси.

Так он стал капером на службе республики. Мало сказать, что семья расстроилась. Мать даже пообещала пожаловаться в магистрат, если Лукас ещё хоть раз появится на пороге. Проводы оказались короткими: Джесси собрал небольшой вещмешок, обнялся с семьёй. Дядя нанял извозчика. Сёстры ревели в передник матери, а младший надулся и подчёркнуто надменно смотрел в противоположную сторону.

На дрожках путешественники добрались до соседнего городка, где дядя Лукас зашёл в высокий каменный дом, украшенный светильниками, и попросил подождать. Пока Джесси зевал у крыльца, к нему подошла незнакомая женщина с огненно-рыжими волосами. Несмотря на возраст, её лицо ещё сохраняло остатки красоты, хотя природа и брала своё: морщинами, мешками под глазами и серостью кожи.

— Стесняешься зайти? — улыбнулась она, показав ямочки на щёках.

— Жду дядю.

— Лукаса? Опасный же у тебя родственничек! Знаешь, как мы познакомились? Когда я была твоей ровесницей, меня собирались отдать в монастырь. Мы сели на корабль. Волею судьбы, там оказалось несколько юных девушек готовящихся посвятить жизнь Господу. У бухты Сен-Мало голландцы взяли нас на абордаж. Пиратам очень хотелось поразвлечься, но капитан сказал, что за девственниц платят больше. Поэтому парни решили поберечь самых красивых и ограничиться одной несчастной. А я, мальчик, не была самой красивой.

Женщина вздохнула.

— С непривычки я заболела и потеряла «товарный вид». Капитан распорядился выбросить меня за борт. Но Лукас сжалился и взял меня в качестве своей доли, а после путешествия привёз в этот город. Я стала тут работать и теперь держу заведение, помогаю Лукасу «очищать» его деньги. Раз в год он возвращается за процентами и забавляется с девочками.

За спиной юноши хлопнула дверь. Вышел дядя, мельком глянул на женщину, фыркнул:

— Зря стараешься! У парня за душой ни монеты.

Джесси густо покраснел и торопливо сел в дрожки. Кучер тронул вожжи, погнал лошадей в порт. От моря привычно тянуло солью и гнилыми водорослями.

Гавань полупуста. Единственный большой корабль стоял на рейде приблизительно в тысяче футов от причала. Его две мачты со спущенными парусами напомнили юноше голые палки зимних ясеней.

— Наш? — распахнул рот Джесси.

— То ещё корыто, — буркнул дядя и пояснил. — Шнява! Терпеть не могу! Кое-как держится на воде и медленная, словно твоя черепаха. Трюм, правда, большой.

Лукас взял у возницы лампу, просигналил на корабль. Их заметили — со шнявы спустили шлюпку. Она подошла к причалу. На вёслах сидел усатый смуглый мужчина в алой феске.

— Это кто? — спросил-прокаркал он с сильным восточным акцентом.

— Мой племянник. Джесси, это Хосни!

— Для тебя, малыш, ходжа Хосни, — хмыкнул гребец, проигнорировав протянутую руку. Прикрикнул. — А ну-ка быстро прыгнул на вёсла!

Со стороны могло показаться, что шлюпка, словно морская птица, летит на гребнях волн. И только Джесси знал, как больно грести. Руки, непривычные к тяжёлому труду, покрылись мозолями, плечи гудели от усталости. Но он только крепче сжал зубы и сосредоточился на вёслах.

Шлюпка почти вплотную подошла к кораблю. «Янсон» — прочитал Джесси белую надпись по правому борту.

— Вот мы и дома! — сказал дядя и первым полез по спущенной верёвочной лестнице. Крикнул с высоты. — Во всём слушайся Хосни! Он теперь для тебя и брат, и родной отец.

Лукас представил племянника команде и ушёл по своим делам. Джесси остался один с совершенно чужими людьми. Не меньше половины команды состояло из арабов или турок и далеко не все из них разговаривали по-голландски. Кто равнодушно, кто с презрением разглядывал паренька.

— Зачем мне лишний рот? — спросил Хосни. — Ты слишком стар и неловок для юнги.

— Так научите! — заявил Джесси. — Я старательный!

Ходжа сощурил глаза.

— Как хорошо ты плаваешь? — спросил он и, не дождавшись ответа, столкнул его за борт.

Джеси тяжело плюхнулся в море и сразу же нахлебался воды. Одна за другой накатывали волны, притапливали, не давая набрать воздуха. Глаза ослепли от соли, а в голове била одна-единственная паническая мысль, что всё, приплыли. Бесславно, позорно. Но природа брала своё, и Джесси вынырнул на поверхность, уцепился в сброшенный конец. Только забравшись на палубу, он вдруг понял, что смертельно устал и замёрз.

Никто и пальцем не шевельнул ради его спасения. Ходжа возвышался над юношей, скрестив на груди руки.

— Здесь выживают только те, кто никогда не сдаётся. Понял?

Джесси кивнул, и его тут же вырвало водой.

— Мы поладим, — объявил Хосни. Что-то рявкнул команде на чужом языке, и зеваки мигом исчезли.

Начались рабочие будни. Большую часть дня Джесси помогал матросам на палубе и учился. Как правильно затягивать узлы, следить за ветром и ставить парус, спать в раскачивающемся гамаке и понимать товарищей. Можно было стать первым матросом на флоте республики, но это бы ничуть не помогло выжить в обществе столь малосимпатичных личностей. На фоне приятелей даже дядя Лукас казался изысканным герцогом Альба. Ходжа Хосни, помощник боцмана и наставник, был груб, но справедлив. А остальные… Казалось, что Создатель палец о палец не ударил ради их появления на свет. Это были самые настоящие дьявольские создания, как пастор описывал соратников Антихриста. Неграмотные, жестокие, грубые и бесконечно порочные. На вторую ночь Джесси проснулся от какой-то возни в углу. Когда глаза привыкли к темноте, он увидел толстяка кока, прижавшего юнгу к стене…

В две склянки капитан «Янсона» Мурат Рейс устроил смотр команды. Это был высокий, плечистый турок с проницательными серыми глазами.

— Глядя на вас, я не могу поверить, что какие-то дураки называют берберов самыми грозными пиратами, — произнёс Мурат на чистом голландском. — В жизни не видел большего скопления пьянчуг.

Матросы засмеялись. Джесси нахмурился. Какие ещё берберы на корабле республики?

— Для вас у меня две новости: хорошая и плохая. Первая: мы покидаем Северное море и больше не вернёмся в Канал.

Пираты заулюлюкали.

— Плохая в том, что вместо заслуженной виселицы, вы, горькие пьяницы, в ближайшем будущем неплохо подзаработаете. Боцман, позаботьтесь о полной готовности новичков и наших голландских товарищей! И раздайте, наконец, снаряжение!

Серьёзное оружие Джесси не доверили.

— Топорика тебе пока хватит, — успокоил дядя Лукас, оторвавшись от игры с приятелями. Карты занимали всё его свободное время. — А пистолет или мушкет купишь с доли.

«Янсон» держал курс на северо-запад. Массивная шнява лавировала по ветру между поднимающимися бурунами волн. Пару раз на горизонте замечали парус, но капитан тут же менял курс и увеличивал дистанцию.

— Зачем прятаться, вдруг это испанцы? — удивился Джесси.

— Тем более, если это испанцы, — объяснил ходжа. — Мурат не потому стал капитаном, что кидался на первого встречного.

Постепенно Джесси привык к своей новой жизни. Конечно, здесь всё было не так, как рассказывал дядя. Русалки не подлезали к фальшборту, и золотом пока не пахло. Он не увидел ни одного испанца и не пил джин.

— Дядя, — как-то спросил юноша. — А почему на корабле столько турок?

Лукас пожал плечами:

— Правильный вопрос звучал бы иначе: почему на берберском судне так много голландцев?

— Берберском? А почему тогда «Янсон»? И что мы тут забыли? Как мы вообще ещё живы? — воскликнул Джесси.

— Тише, малыш! Ты задаёшь слишком много вопросов. Корабли по традиции носят имена капитанов. А как думаешь, раньше звали первого капера республики? До того как он попал в плен к берберам и принял ислам? Не переживай! Раньше мы зубами ловили ядра и жевали селёдку. А теперь деньгу зашибаем. Понимаешь?

— А договор? Дядя, у них же нет договора с республикой?

Лукаса перекосило:

— Кому нужна эта страна, когда у нас сам султан в друзьях? Мы ходим, где хотим, никому не кланяемся, берём, что понравится. В Алжире нас ценят. А здесь? Выпил — штраф! Станцевал — штраф! Пропустил мессу — тюрьма! Всю жизнь работать, спину гнуть… не смеяться, бормотать всякие стишки под нос и надеяться, надеяться, что Бог, видите ли, любит тебя и не обречёт на посмертные страдания! К чёрту всё! Но мы честные каперы, только договор у нас с Алжиром.

И только тогда Джесси понял слова, что назад дороги не будет. Вместо службы на славу республики, он по глупости оказался на берберском пиратском судне. Берберы считались врагами всего христианского мира. Их корабли не принимали ни в одном цивилизованном порту. Страшно было подумать с помощью какого коварства и подлости «Янсон» вообще оказался в Голландии. Вот почему он тогда стоял на рейде и не отпустил команду на берег!

Мурат Рейс вывел шняву к какому-то лесистому островку. Команда провела несколько дней в бездействии.

— Ждём остальных, — ходжа объяснил Джесси.

Вдвоём они смотрели на отлив и открывшееся дно, полное рытвин и камней.

— Ты ведь верующий? — задумчиво спросил Джесси. — Я видел, как ты молишься. День за днём, в одно и то же время. Но если ты верующий, почему тогда находишься на «Янсоне»?

Хосни ничуть не обиделся:

— Наш пророк, Мухаммед, был родом из племени курайшитов. А знаешь, как оно возникло? Предок Кусаййа получил состояние, убив и ограбив эфиопского купца. Выгодно вложил деньги и сам стал водить караваны. Представь, всё племя это его потомки! Кто знает, может таким путём и от моего семени когда-нибудь появится святой?

Приятели осклабились.

— Если ты ходжа, значит, видел Каабу?

— Издали, но это тоже считается. Близко подходить опасно. Представь огромный чёрный квадрат и сотни тысяч паломников. Они ходят кругами и кидают вдаль камни. И чем сильнее запустишь, тем больший грех спадёт с плеч. Я тоже кинул. Вроде никого не задел. А так каждый год сотню-другую людей калечат. Вот уж точно, на кого Аллах пошлёт.

Дни тянулись медленно и однообразно: прилив-отлив, восемь склянок, меланхолично отмечающих вахты, работа, тренировка. И никакой выпивки до завершения рейса. Прошла целая неделя, прежде чем в бухту пожаловали новые гости. Это были три узких, быстроходных каракки. Ветер раздувал их хищные, косые паруса. Сигнальщики обменялись инструкциями. К всеобщей радости «Янсон» снялся с якоря и встал в голове кильватерной колонны. Ветер был попутным, поэтому шнява быстро набирала ход.

Не отрываясь, Джесси с ужасом следил за новыми кораблями. Судя по многочисленным тюрбанам и фескам матросов, на них вообще не было европейцев.

— И куда мы теперь? — нахмурился он.

Хосни довольно улыбнулся.

— В Исландию за рабами. Не удивляйся! Это верное дело. На остров ни разу не нападали, и там нет ни войск, ни укреплений.

— А потом что? Получим выкуп?

— В некотором роде. В Алжире отличные невольничьи рынки.

Хуже и быть не могло! Джесси становился пособником берберских работорговцев. Теперь он никогда не попадёт в рай, и после смерти будет вечно мучиться в адском пламени.

Юноша поведал дяде о своих сомнениях, но тот лишь отмахнулся:

— Я тебя предупреждал. Теперь делай, что говорят или сам попадёшь на рынок!

Как христианин Джесси должен был принять мучительную смерть. Но он слишком хотел снова увидеть маму и отца, сестрёнок и даже брата-заучку. Поэтому лишь вздохнул, скрипнул зубами и вернулся к работе.

Однажды вечером флотилия вошла в какую-то бухту. Скалы наступали на море, и только узкая прибрежная полоска и склон были пригодны для жизни. Один за другим корабли вставали на якорь. Матросы бросились спускать шлюпки.

На пляж высыпали окрестные жители. Даже издалека было видно, что большинство из них женщины и дети. Оружия никто не держал.

— По местам! — скомандовал Мурат.

Джесси, вооружённый топориком, сел в одну шлюпку с дядей Лукасом и ходжой Хосни. Только гордость не позволила ему расплакаться. Он-то мнил себя борцом за свободу республики, а всё закончилось душегубством.

Высокий прибой раскидал шлюпки. Только мастерство гребцов удерживало их на плаву.

Зеваки, казалось, не понимали происходящего. «Ну чего же вы стоите? Бегите!» — едва не крикнул Джесси. Поздно. Их лодку дернуло, и её нос уткнулся в каменистый берег.

— За мной! — приказал Хосни и увлек пиратов.

В несколько прыжков берберы настигали поселян, выкручивали бедолагам руки и тащили к лодкам. Мужчины пытались сопротивляться, но от безоружных не было толка. Одних зарубили, другие смирились.

Лукас за волосы тащил упирающуюся исландку. Короткий удар под дых и сопротивление прекратилось. Дядя повалил девушку, задрал ей юбку. «Вот тебе и пиратская любовь», — с горечью подумал Джесси.

Из-за внезапности мало кто сумел убежать. Но даже редким счастливчикам негде было спрятаться. Слишком мал островок. Пираты неторопливо обходили дома, рыскали в пещерах и расселинах в поисках беглецов и тащили их обратно на пляж. Пленников тут же отправляли на корабли.

— Как долго это продлится? — спросил Джесси.

Ходжа пожал плечами.

— Пока не набьём трюм.

Всё самое ценное пираты перетащили к лодкам. Посёлок опустел. Но и после разграбления в нём оставались жители. Перед церковью берберы собрали стариков, больных и старых женщин.

— Что с ними делать? — спросили у капитана. Тот не колебался ни минуты:

— Свидетели нам не нужны.

Пленников заперли в церковь. Лукас с приятелями привалили дверь и ставни. Ходжа развёл огонь.

— Но это же христиане! — воскликнул Джесси.

— С чего мне жалеть лютеран? — фыркнул Лукас и, посмеиваясь, закинул головню на крышу.

Одна, другая… Кровля занялась. Внутри истошно кричали задыхающиеся люди.

— Пойдём! — дядя потащил племянника. — Сейчас подберём тебе подружку.

Уходя, Джесси обернулся. Солнце уже закатилось за горы. Чёрный дым столпом поднимался к темнеющему вечернему небу. Крест церковки объяло пламя. Всё смолкало: люди уже не кричали. И только угли жадно трещали и ещё, когда упала крыша, вдруг взметнулись тысячи искр. Будто невинные души возвращались на небо. И Джесси подумал о Господе. Как изменится, вернётся, отмолится. Но искры тухли вместе с его порывом. Всё пустое и назад нет дороги. Что толку в молитвах, когда пролита кровь?

Исправить: спрятаться в пещере, а потом… как крыса жить на чужом пепелище. Что сделают с ним исландцы? Побьют камнями? Повесят? Пират — враг рода человеческого, меченый. Нигде не будет ему покоя, пока, наконец, не настигнет неотвратимая кара. В этом мире или загробном. Но пока можно пить. Травить байки про золотые клады, охочих красоток и русалок, победы на море. Поддерживать образ. Лишь бы никто не догадался, что внутри пустота. Мертвечина.

На разорённый посёлок спустилась ночь. При свете догорающей церкви какой-то пират насиловал женщину. Сегодня он не был первым, и она уже не кричала — хрипела. Пьяная орда затянула лихую песню…