Любимица бури

Стоны из трюма стали доноситься, стоило "Беатриче" миновать двадцать седьмую широту. Тони сидел на палубе, сдирал чешую с рыбины и слушал жалобное, на одной ноте "ааа". Должно быть, "ааа" было громким, но поднявшийся вчера ветер свистел и выл, бил в паруса и трепал красный флаг на мачте. Ветер стонал громче.

— Чего застыл, парень? — здоровый татуированный Эдди походя стукнул ручищей Тони по спине, и от этого крепкого дружеского жеста тот чуть не ткнулся носом в рыбу. — Опять затянешь с обедом — разделаем тебя самого и съедим.

Тони заработал ножом с удвоенным усердием.

Он уже скинул ободранную рыбу в ведро, а стон все не стихал.

"Прямо под решеткой лежит, — подумалось. — Не поленился же, дополз".

Поглядеть тянуло, и Тони, отставив ведро, подошел ближе.

На полу, точно под решеткой, на боку лежала черная рабыня. Руками она закрывала голову и стонала словно под ножом палача. Рядом с ней сидела седая рабыня, раскачивалась из стороны в сторону и смешно махала руками.

Должно быть, она увидела тень Тони, запрокинула голову, вскочила, протягивая к нему руки.

— Вота! Вота!

Тони отшатнулся, такими нечеловечески жуткими показались ему белки глаз на черном лице. И услышал сдержанный смешок за спиной.

Мистер Сит подошел, оставшись незамеченным, в два шага оказался рядом.

— Капитан, сэр, — только и смог выговорить Тони. — Она читает заклятия!

— Вота! Вота! — зазвучало громче и отчаянней.

Капитан смотрел некоторое время то на причитавшую женщину, то на вторую, скрючившуюся внизу. Давно небритое красное лицо застыло.

— Она хочет воды, — наконец сказал мистер Сит.

Тони подождал немного, но капитан молчал.

— Принести бутыль? — отважился уточнить, когда понял, что продолжения не будет.

Капитан повернулся к нему, смерил испытывающим взглядом. Тони невольно подался назад, стараясь не смотреть в липкие черные глаза. Мистер Сит усмехнулся.

— Раб — не человек, но орудие говорящее, — коротко кивнул в сторону трюма. — Кому нужно хрупкое орудие? Слабые умрут, за сильных заплатят тройную цену. А тебя…

Тони сглотнул.

-… Чтоб духу твоего здесь не было.

В спину клюнуло холодом.

— Да, сэр.

На деревянных ногах Тони двинулся за ведром с рыбой, отважился украдкой обернуться.

Капитан не спеша расстегнул штаны. В трюм полилась болезненная бурая струйка.

Стон захлебнулся.

 

— Мы в прошлом году ходили к Тортуге, мистер Сит хотел присоединиться к походу на жемчужные прииски, — разглагольствовал юнга, споро переворачивая поджаренные рыбьи тушки. — Но не пошел. Сказал, что налетит буря. А другие не поверили и утопли все. Даже шлюпки не осталось.

— А он откуда знал? — Тони протирал нож полотенцем и думал, что здесь ему в помощь достался не такой уж паршивый мальчишка, как говаривал Эдди. И работает хорошо, и байки от души травит.

— Никто не знает, — юнга заговорщически понизил тон. — Но я видел однажды. Ночью в штиль, помню, вышел на палубу, а там капитан у борта стоит. Весь красный, как тот рак. Я к нему, "Капитан, что с вами?" — спрашиваю. А он как не слышит. Глаза закатил, одни белки выпучены, вперед склонился, словно слушает кого-то. Это русалки ему из пены о бурях нашептывают, точно вам говорю.

— Да ты брешешь! — Тони расхохотался. — Горазд же ты трепаться. Потому на кораблике и держат, а?

— Ничего не потому, — насупился юнга. — Я готовлю хорошо… ой!

Последние перевернутые рыбки покрылись черной корочкой вместо золотистой.

 

Попутный ветер дул три дня. Стоны из трюма перемежались криками и нечеловеческим воем. Так волки поют в лунные ночи.

Потом капитан велел: "лево руля!"

— Зачем?! — изумился рулевой. — На экваторе будем за трое суток. Не ветер — мечта.

— Прямо по курсу к вечеру будет буря, — черные колючие глаза заставили сомневавшихся потупиться. — Или хотите проверить на своей шкуре?

Желающих не нашлось.

Вечером по правому борту небо полыхало зарницами, и крупная зыбь неслась от горизонта до горизонта. Ветер бил в паруса почти свирепо, но туча, бессильно скалясь молниями, обходила "Беатриче" стороной.

Тони проснулся посреди ночи от непривычной тишины, вышел на палубу поглядеть, ушла ли буря.

Стона не было. И ветер шептался с парусами, не порываясь более сорвать измочаленный флаг. Духота стояла невыносимая, словно все вокруг, даже само небо, раскалилось добела. Углями тлели звезды.

Тони прошел вдоль борта от кормы до носа, перекинулся парой слов с рулевым, потом вновь до кормы, глянул в сторону трюма, куда старался даже не выдыхать после приказа капитана. И остолбенел, язык к нёбу прирос.

Она стояла на решетке, босая, плескались в невидимых шквалах ее прозрачные одежды, в белых волосах жили все ветры всех морей. С рук ее текла вода, капли падали, падали… Она смотрела вниз, где черные рабы ждали продажи или смерти.

Словно почуяв взгляд Тони, она подняла голову. Тысячами молний сияли белые глаза.

— Молчи, — сказала, словно ветер просвистел, и побежала. Вспрыгнула на борт, потом — на воду, и пошла как по земле. Попутный ветер ударил в паруса, в последний раз сверкнули молнии за горизонтом, и все погасло.

 

Через семь дней ветер стих, вместе с ним пропал и стон из трюма. И все семь дней перед глазами Тони стояла женщина в белом с жуткими светящимися глазами. Но прекраснее ее не было на свете. А стоило ему открыть рот, чтобы рассказать о ней хоть кому-нибудь, хоть тому же всегда подвыпившему Эдди, как ветер шептал: "молчи". И по спине вновь пробегал холодок, и ночью ли, днем ли зажигались всё видящие белые глаза.

— Надо спуститься в трюм, вытащить труп, — Тони чистил рыбу у борта, когда бас Эдди точно обухом дал по темечку.

— Какой труп? — тупо переспросил Тони.

— Слышишь — не стонет? — Эдди помолчал, точно приглашая прислушаться. — Эта черная, которая стонала, померла, наверное.

— Иди к черту, — Тони покрепче ухватился за нож, остервенело обдирая рыбину. — Труп на корабле — не к добру. До порта дойдем, там и вынесем.

— Трус, — Эдди сплюнул в море. — Это же рабыня. Не труп, а этот… как там мистер Сит говорил? Сломанный инструмент. Если в трюме оставить, все остальные тоже слягут.

— Вот сам и иди за ней, — окрысился Тони. — Что, один не справишься?

— А ну как наружу полезут? — Эдди мрачно смотрел исподлобья. — Эти черные хитрые и дерутся похлеще испанцев. Пальцами в горло вцепятся и душат. Голыми руками, говорят, Соммерса уложили, а он вояка получше нашего был.

— Никуда не пойду, — Тони демонстративно уселся на палубу. — У меня обед не готов еще.

— К черту обед! — Эдди одним махом ухватил Тони за шкирку, поставил на ноги. — Ты корсар или кто? Капитан приказал выволочь труп, так иди и выволоки!

Тони слова сказать не успел, как Эдди дотащил его до трюма, поднял решетку, скинул веревочную лестницу:

— Пошел! — и столкнул вниз, Тони еле успел ухватиться на колеблющуюся "ступень".

"Эдди, сукин сын", — ругался он сквозь зубы, но огромная фигура силача балансировала на краю трюма, не оставляя шанса выбраться. Чуть уцепишься, назад скинет.

Эдди раскатисто хохотнул, услышав, похоже, "сукиного сына":

— Лезь, давай.

— Дай мне хоть ружье! — Тони неловко балансировал на гибкой лестнице, тщетно стараясь освободить руку.

— Разбежался, — Эдди перехватил оружие покрепче, и не думая делиться. — Отсюда прикрою. Мне здесь виднее и сподручнее.

"Чтоб тебя в аду все черти драли", — подумал Тони, не отважившись сказать это вслух.

Серый некрашеный пол приближался. Тони аккуратно дополз до конца лестницы, спрыгнул. И чуть не завопил, увидев неподвижные черные фигуры, рассевшиеся возле стен. Белые глаза тускло поблескивали из полумрака.

Только пару мгновений спустя он понял, что здесь одни лишь женщины и дети.

— Эй вы, — голос дрогнул, пришлось замолчать и перевести дыхание. Вот черти, напугали до дрожи.

Черные фигуры встрепенулись, от них отделилась одна и двинулась вперед.

— А ну стоять! — рявкнул Тони.

На следующем шаге фигура замерла, и Тони узнал седую рабыню, сидевшую тогда над умирающей.

— Твой язык понимай, — она склонила голову, приложив ладонь к груди.

"Знает язык", — Тони сглотнул. Он точно помнил, что месяц назад ни один раб не знал английского. "К черту, не до того".

— Где труп, раб? — он попытался принять грозный вид.

— Труп? — переспросила рабыня.

— Мертвый, — и, спохватившись, замахнулся, — отвечай!

Она прикрылась руками, сжалась.

— Нет! Нет мертвы!

— Как нет? — опешил Тони. — Где та, которая стонала?

— Все, — рабыня указывала назад, словно приглашая проверить самому.

"Ну нет, — подумал Тони. — Ни за что от лестницы не отойду".

— Вели привести ту, которая стонала, — приказал с палубы голос мистера Сита. Тони запрокинул голову. Фигура капитана виднелась на шаг позади фигуры Эдди. — Не сожрали же они ее.

Рабыня прислушалась, миг подумала, потом кивнула и юркнула в плотную группу женщин. И почти сразу появилась снова, ведя за руку еще одну рабыню. Тони легко узнал ее, похоже, узнал и капитан. Она выглядела изможденной и бледной, но, несомненно, живой.

— Поднимайся, — послышалось сверху.

Тони никогда еще не радовался так солнечному свету. Словно из ада в мир живых вернулся, закрыв за собой ад решеткой.

Эдди около трюма уже не было, зато капитан расхаживал по палубе в задумчивости.

— Почему не умерла? — расслышал Тони.

— Простите, сэр? — и тут же пожалел, что раскрыл рот. Черные глаза прошили насквозь, пригвоздив к месту.

— Это ты дал рабыне воды?

Тони поспешно замотал головой. Вместо внятных объяснений язык сам складывал нечто вроде "и в мыслях не было, ни за что в жизни, не подходил даже".

— Тупой, сердобольный мальчишка, — сквозь зубы процедил капитан. — Еще раз ослушаешься приказа, выброшу за борт.

— Но я, правда, не…

— Заткнись.

Капитан зло отмахнулся, еще раз заглянул в трюм и пошел вдоль борта к носу.

Тони не решался уйти, пока он не скрылся из виду.

 

Как только за кормой остался экватор, из капитанской каюты выкатили два бочонка рома и бросили жребий, кому дежурить у руля на праздник Нептуна.

Тони не знал, радоваться ему или грустить, когда дежурство выпало не ему. Прошлый праздник он не мог вспомнить без содрогания. Тогда он был Новичком и его семь раз бросали с борта в океан, "чтоб хлебнул морской воды". В последний раз он нахлебался так, что еле выплыл, и только тогда его оставили в покое.

Он тихо молился, чтобы о нем не вспомнили, а на палубе появлялись Ветры, Морские Черти, скалились небритыми мордами набравшиеся с утра Русалки… Когда за Морскими течениями вышла свита Нептуна, у Тони отвисла челюсть. Два плечистых Тритона в одних набедренных повязках волокли ничего не понимающую, перепуганную рабыню.

— Вы только посмотрите! — громогласно объявил Пассат. — Хочет пересечь экватор, да без крещения! Не пустим?

— Не пустим! — восторженно взревела свита.

— Крестить водой экватора?

— Крестить!

Рабыню поволокли к борту, она, похоже, поняв, к чему идет дело, упиралась и кричала на своем языке. Ее подняли за руки и ноги, раскачали и кинули.

Толпа рванула к борту, Тони хотел остаться в центре, но его вытолкали вперед.

По воде, там, куда упало тело, расходились широкие круги. Подождали еще немного, но нигде, ни на том же месте, ни дальше, не появилось черной головы.

— Утоп, — присвистнул кто-то.

— Жертва Нептуну! — не растерялся Эдди. — Рабыня для подводного дворца!

— Рабыня для Нептуна! — подхватил Пассат. Клич понесся дальше, захватил всех.

Тони смотрел на успокоившуюся воду и не мог отвести глаз. Под отражением синего неба вниз уходила прожорливая черная бездна.

— О, никак Тони! — на плечо легла широкая ладонь Эдди. — А я думал, куда же ты делся. Крестим-ка и тебя.

— Крестим! — уверенно поддакнул кто-то.

Его подхватили, он брыкался и пытался заехать Эдди ногой в лицо, но трое матросов держали крепко.

Небо метнулось вбок, вверх, и вода сомкнулась над головой. В голубое влился зеленый, потом темно-синий, а дальше растеклись холодные чернила. Тони показалось, что там он видит уходящую вниз черную фигуру рабыни, и тогда он отчаянно заработал руками, рванув к зеленовато-желтому пятну солнца.

 

— Тони, садись-ка, — стоило ему влезть на палубу и повалиться без сил, как его подхватил Эдди. — Да не сюда, а рядом! Вот сюда.

Тони, все еще не видя ничего, кроме холодной черноты, ошалело осмотрелся. Десяток матросов, все с кружками, все одобрительно улыбаются. Но не ему, а бочонку с ромом.

— Держи-ка, — Эдди впихнул ему в руки полную кружку. — Да не смотри ты, а пей! Какое веселье на трезвую голову. Пей, сказал!

Тони боязливо хлебнул, еле проглотил.

— Так-то лучше, — Эдди кивнул. — Ты не подумай, что я тебе зла хочу. Ты ведь мой первейший на корабле друг! Чуть что — я сразу к тебе.

— Правда? — голова приятно кружилась. Тянуло прилечь и уснуть.

— Конечно, — Эдди кивал и подливал рому. — Совершенно точно. Куда мне без тебя — только русалкам на съедение и тритонам на осмеяние. Видишь, даже ромом только с тобой делюсь.

— Спасибо, — рот сам расплылся в улыбке. И ром стал гораздо вкусней.

 

Он видел женщину в белом. Она стояла на скале, ветер трепал ее одежды.

— Иди сюда! — звал ее голос.

Он лез вперед, поскальзывался, снова лез.

— Быстрее, — шептал на ухо ветер. — Вон она, она ждет. Иди к ней!

Уступы скользили под ногами, все шаталось, все плыло. Его поддерживал и подсаживал ветер.

Он добрался до нее, вцепился в волосы.

Она улыбнулась, шагнула назад, увлекая за собой. Скрипнула дверь, она упала спиной на перину. Белый влажный шелк скользил под руками, от ее кожи пахло дождем, горной речкой и чем-то сладким. Стройная белая нога мелькнула в разрезе одеяния, от колена вверх по бедру съехал шелк. В ямке у ключицы задрожала дождевая капля, скользнула вниз, прочертив полосу до низкого кружевного выреза платья.

Тони остановился.

Кружева?

Да ведь это белый пеньюар, в котором однажды на Тортуге к нему вышла портовая шлюха!

Что-то щелкнуло, скрипнуло. Перина обратилась грязной простынкой, на стройной ноге проступила уродливая татуировка, с боков обвисли складки.

— Ну что, он продолжает? — пробасила шлюха голосом Эдди.

И тут все разлетелось, но почему-то лишь потемнело. Сколько Тони не моргал, вокруг отчего-то было темно.

— Нет, остановился, — послышалось сверху.

— Ну и пошли отсюда, — фыркнул Эдди. — Там сейчас Дик будет отжигать с рыбкой.

Посветлело. Похоже, темно было лишь потому, что кто-то загораживал свет.

Тони уставился в серый некрашеный пол, и вдруг понял, что снизу что-то шевелится и жалобно стонет. Он отодвинулся и обмер.

Под ним, раздвинув ноги, запрокинув голову, испуганно вытаращившись в стену, лежала та самая черная рабыня, которая стонала здесь неделю назад, мучаясь от неведомой болезни.

Он задохнулся, перед глазами мелькнуло: вот он, еле удерживаясь на веревочной лестнице, забрался в заботливо открытый трюм, вот схватил первую попавшуюся девчонку — ту единственную, которая не имела сил сбежать от него, пьяного. Придушил, чтоб не брыкалась сильно, и овладел ею под возгласы и хохот сверху.

А теперь что? Капитан грозил бросить за борт, если он приблизится к трюму. А там на многие мили вокруг ни клочка земли. Плыви, не плыви — все едино, не доплывешь. И черная бездна снизу, а в ней неведомые твари. Кромешная чернота, одинаково жадно проглатывающая и рабов, и господ.

Тут сверху, с палубы, послышалось какое-то шевеление, шаги — кто-то бежал к трюму.

— Тони, а ну-ка вылезай! — на фоне чуть заалевшего закатного неба показалась фигура Эдди. — Да брось ты ее! Быстрее!

И тут же фигура пропала.

— Что здесь творится?! — еще издали послышался рык капитана. — А ну пошли вон, черти! Всех повешу!

Взгляд Тони заметался по стенам от жавшихся по углам женщин к светлому пятну сверху. Черная бездна внизу, уже раззявившая пасть, чтобы проглотить его.

Не чуя веса, он схватил еще не очухавшуюся рабыню, полез вверх.

У борта, опустив головы, стоял Эдди и его компания, а впереди — капитан страшнее бури в океане.

— Капитан, сэр, — Тони бросился к нему, скинул рабыню на палубу. — Она выбралась и пробралась в камбуз! Она хотела украсть воды, сэр!

Рабыня захныкала, попыталась приподняться. Он врезал ей ногой по ребрам, и она упала назад.

— Я не дал ей!

Медленно мистер Сит подошел, схватил рабыню за волосы, приподнял. Тони видел, как застыло черное лицо, как потрескавшиеся от жары и жажды губы что-то шепчут. И вдруг в этом лице что-то неуловимо изменилось. Рабыня вскрикнула, ее глаза выпучились и закатились, она схватилась за голову, зажимая уши, вся скрючилась.

Капитан застыл, пальцы разжались, и девушка упала на палубу, забилась в судорогах.

Нетвердым шагом мистер Сит подошел к борту, вгляделся за горизонт, потом закрыл лицо руками.

— Ты слышишь это, верно? — расслышал Тони.

Капитан повернулся. Его лицо было пергаментно бледно.

В два прыжка он оказался рядом, ухватил рабыню за шкирку, рванул к себе.

— Слышишь, да?! — заорал, сжимая пальцы на ее шее. — Выродок! Нелюдь! Животное, чертов слизняк! Как ты можешь это слышать?!

Он выхватил кинжал, полоснул по горлу. Она хлюпнула, забулькала. Алым чиркнуло по палубе.

— Только я могу это слышать! Я! И больше никто! — кинжал по рукоять ухнул в живот, потом в спину.

Когда тело перестало дергаться, капитан распрямился, обвел всех бешеными глазами. Наклонился, захватил черные волосы, подволок тело к борту. Не без труда поднял, перекинул. Недолго смотрел в черную с алыми закатными отблесками воду, следил за расходящимися кругами.

Потом обернулся.

— Сюда идет буря, — сказал как ни в чем не бывало. — Готовьтесь.

На горизонте, куда медленно скользило алое закатное солнце, небо уже клубилось черным и мешалось с морем. Надвигалась черная стена.

Эдди достал подзорную трубу, вгляделся:

— Это вал.

 

Тони не выдержал, как только корабль тряхнуло. Пьяные матросы падали, лишь рулевой держал штурвал. Волны шли одна за другой, росли и ширились, а впереди вал застилал солнце, вбирая в себя все больше воды.

Тони скрылся в камбузе, забился под стол и принялся молиться всем, даже африканским богам.

Мебель ходила ходуном, скрипели бочки с пресной водой, прибитые к стенам. И снаружи ревело, скрипело и истошно верещало сотней голосов.

И вдруг стихло, застыло.

Тони ждал.

Нового удара не было.

Время растянулось и растеклось.

Ни звука, ни вздоха.

Время слилось с морем, превратившись в черную бездну.

Он смотрел в пол, считая мгновения. Ему никогда не хватало мгновений. Вот отец кричит ему "не смей наниматься к Ситу"! Ему не хватило мгновения подумать. Вот мать заходит в комнату, когда ему не хватило мгновения, чтобы отказать продажной девке.

Мгновения наслаивались одно на другое, цепочкой пузырей уходя вниз.

Снаружи кольцами свернулась тишина.

Он застыл на вдохе…

 

Истошный вопль раздался и стих.

Дверь в камбуз распахнулась, Тони выглянул из-под стола.

В кромешной черноте дверного проема стояла женщина в белом. Ее глаза сияли тысячью молний. Она шагнула к нему, белые руки обвили шею.

"Господи, ты решил, что я достоин мечты"?

Она повалила его на пол, белые пальцы оставляли водные дорожки по телу.

— Бедный, — услышал он шепот.

Он нее пахло дождем и горной речкой. Ее губы дохнули холодом в его, обожгли шею. Ниже, ниже… Он закрыл глаза, холодные пальцы расстегивали штаны. Тело свело судорогой, он застонал.

Боль прошила молнией, пробежала от макушки до пят. Еще раз, еще… Горло само родило вопль, глаза распахнулись.

Она сидела у его ног и что-то сжимала в руке. Он скосил глаза и понял, что это было. Завопил, прижав ладонь к обрубку.

Она встала, схватила его и потащила за собой. В раскоряку, постанывая, он шел, ничего не видя, проваливаясь в темноту из мутной пелены.

Она швырнула его на палубу и исчезла.

Смутно он видел, что над кораблем, застыв, висит водный вал, а в нем сияет белый огонь.

Рядом на палубе лежал Эдди с распоротым животом, влажно блестевшие кишки вывалились наружу. Безумно вытаращив глаза, распахнув рот, он копался в них руками, пытаясь засунуть назад в брюхо.

Вал встрепенулся и двинулся вниз. Черная бездна сыто чавкнула.

 

Черная бездна вверху, сияя южными звездами, опрокинулась в черную бездну снизу. Вверху плыла белая луна, внизу — лодка, а в ней — белая женщина с чертами негритянки. Морские течения залечили раны, отбелили кожу, забрали тепло из рук, пустили молнии по венам.

Попутный ветер дул в спину. Она знала, что скоро он прибьет ее к берегу, океан убережет от морских чудищ, а буря обойдет стороной.

Разноголосица океана больше не вопила в уши, не мучила какофонией звуков днем и ночью. Крики стали шепотом.

Закрыв глаза, она слушала, как на гребнях зыби рождается голос. Океан говорил, говорил…