Один на миллиард
Случай — один на миллион. Нет, даже на миллиард. И надо же, чтобы это произошло именно со мной. А начиналось всё как обычная командировка.
Под крылом флаера тянулись снежные просторы горнолыжного курорта. Зачем и кому нужно было это никогда не посещаемое людьми место, я не знал. Сколько работаю техником, ни разу не встречал здесь никаких отдыхающих. Только роботы, поддерживающие жизнедеятельность комплекса. Да иногда такие, как я, рабочие лошадки, призванные выполнять операции, доступные только людям. Это случалось очень редко, но всё же иногда случалось.
Флаер мягко опустился на знакомую площадку технического комплекса. Мягко откинулась дверь. Я вдохнул колючий морозный воздух и хотел было уже спрыгнуть. Стоп. Травмоопасная высота. Возможен вывих лодыжки. Вздохнул, аккуратно двинулся по ступенькам опускающегося трапа. Когда высота достигла безопасного уровня, спрыгнул на утрамбованный снег. Привычно отмахнулся электронным жетоном от подлетевшего гида и, поправив лямку рюкзачка, быстро зашагал к диспетчерской. Выезжать сюда приходилось довольно часто, пару раз в год. Всё же страх перед тем, что машины могут захватить власть над человеком, продолжал регламентировать некоторые функции и людей, и роботов. Все операции, связанные с жизнедеятельностью машин, выполняли только люди. Пережиток прошлых веков, конечно, но в механизмы до сих пор не вкладывался ни один алгоритм по ремонту самих себя.
Вошел в диспетчерскую, мельком взглянув на монитор, приложил ладонь к сенсорной панели, считал информацию. Понятно. Барахлит энергоячейка подъемника на юго-восточном склоне. Далековато. Десять минут ходьбы на лыжах. Впрочем, не в первый раз.
Ящик с запасными деталями был, разумеется, закрыт. Я ввел пароль, усмехаясь. Еще одно табу. Только человек, только вручную. Сунул батарею в рюкзачок, облачился в защитный костюм, подобрал пару лыж и вышел под яркое солнце. Неплохой денек. Морозно, но не холодно. Закрепил ботинки, подвигался на месте, давая возможность наноботам адаптировать организм к ситуации. Это очень удобно, когда невидимые помощники дают возможность телу приспособиться к любой жизненной ситуации. Ведь никогда и не учился ходить на этих пластиковых полосках, а вот могу. Я оттолкнулся палками и двинулся вперёд. Тело двигалось само, выдерживая определенный ритм.
До аварийной подстанции оставалось метров сто. Спуститься в ложбинку, подняться, и я на месте. Аккуратно скатился по почти пологому склону, и в этот момент яркая вспышка ослепила меня, что-то ударило в грудь и бросило на снег.
Не знаю, сколько я был без сознания. Едва открыл глаза, живот свело судорогой, и из горла хлынула зеленая слизь. Мертвые наноботы… Сколько же я их потерял? Что случилось? Откашливаясь и отплевываясь, поднялся. Голова кружилась, перед глазами мелькали цветные пятна. Странное состояние. Никогда не испытывал ничего подобного. В груди противно заныло. Рот снова наполнился горькой слюной. Очередная порция слизи выплеснулась на снег. Да что со мной такое? Почему дрожат ноги? Руки? Сердце бьется, как пошедший в разнос двигатель? Состояние организма до сих пор не стабилизировалось, почему? Это я почти выкрикнул. Услышал свой голос и вздрогнул. Я кричу? Я? Вытер ладонью влажное лицо и с изумлением обнаружил на ладони кровь. Еще раз ощупал лицо. Царапина на правой щеке. Больно. Почему не зажила? Любое повреждение кожи заживает в течение нескольких секунд. Это… это аксиома. Да что же происходит-то? Неужели потеря наноботов настолько критическая?
В этот момент мой взгляд зацепил оплавленный остов подстанции. Надо срочно вернуться в диспетчерский пункт, диагностировать потери и самого себя. А уже потом принимать решение. Вполне возможно, что впервые за последние двести лет мне придется вызывать помощь.
Нашарил в снегу слетевшие лыжи, прищелкнул ботинки, оттолкнулся палками и шлепнулся в снег. Ноги разъехались. Да что же это такое? Я что, на лыжах разучился ходить? Не может быть, чтобы я потерял всех наноботов. Так не бывает. С трудом поднявшись, поежился. Мороз, оказывается, не так уж и безобиден. Осторожно переставляя ноги, я кое-как выкарабкался из ложбинки и по моей же лыжне заковылял назад. Очень скоро понял, что лыжи только мешают. Скинул их и, проваливаясь по колено в снег, через час всё же добрался до технического комплекса.
То, что дело совсем плохо, я понял, когда, ввалившись в диспетчерскую, не смог активировать сенсорную панель. Я рухнул в кресло и впервые за много десятков лет воспользовался клавиатурой. Одно утешало: всё вокруг работало безупречно. Кофе был подан, кресло подо мной нагрелось, на экране монитора побежали столбики цифр. Отхлебнув кофе, размял переставшие дрожать пальцы и только сейчас с удивлением понял, что придется вспоминать кодировку: считывать данные напрямую я не мог.
Юго-восточная подстанция уничтожена полностью. Роботы восстановят ее в течение двух-трех суток. Дав команду на восстановление, я допил остывший кофе и отправился искать медблок. Интересно, он еще функционирует? По идее, должен, но не факт.
Диагност оказался старый, но, к счастью, действующий. Потеря наноботов — девяносто девять процентов. Оставшийся процент не может восстановить популяцию и тоже медленно отмирает. Несколько раз перечитав вердикт, я вытер о себя взмокшие ладони. Взмокшие? Я боюсь? Это и есть страх? Нет, конечно, я читал о страхе и даже пытался иногда представить, что это такое. Но испытывать? Чувствовать? Разве это возможно?
Медбот посоветовал обработать царапину йодом. Не знаю, что это такое, но лечиться надо. Дав согласие, я через мгновение взвыл и вылетел из кресла. Что за варварство? Больно-то как. С ненавистью глянул на зажатый в манипуляторе кусочек коричневой ватки. Неужели наши предки так лечились? И выживали? Не удивительно, что у них была высокая смертность.
Дотронувшись до царапины, я скривился. Всё ещё больно. Может, стоит всё же вызвать помощь? Но технику моего разряда это как-то не солидно.
Вернувшись в диспетчерскую, я обнаружил на панели огонек вызова. Из центра запрашивали ситуацию. Я вкратце описал происшествие, почему-то промолчав о потере наноботов. Ничего, вернусь и получу новых. А пока что мне хотелось разобраться с самим собой.
Так как я застрял здесь на некоторое время, нужно обживаться. Для начала неплохо было бы принять душ, получить чистую одежду и перекусить. Жилой отсек техперсонала не отличался комфортабельностью. Узкая, похожая на пенал комната, кровать, шкаф, санузел. Стянул с себя защитный костюм и промокшее от пота белье, засунул в утилизатор и шагнул в душевую кабинку. Ладонь привычно легла на сенсор, но вода не потекла. Тьфу, пропасть! Завертел головой, нашел устройство механической подачи воды. Крутанул его и завопил: тугая струя ледяной воды ударила в макушку. Торопливо повернул второе устройство, отмеченное красным, и, шипя, выскочил из кабинки. Горячо же…
Впрочем, через десять-пятнадцать минут, путем проб, ошибок и ругани, сумел найти приемлемый уровень температуры воды. Если предки каждый раз так мучились, то мне их искренне жаль.
Когда же я, наконец, устроился перекусить, выяснилось, что знакомая еда на вкус совсем другая. Вернее, вкус, вроде бы, тот же, но удовольствие, с каким я съел бутерброд с сыром, вареное яйцо и пару вафелек, оказалось настолько сильным, что я чуть не урчал, проглатывая последний кусок.
Почему еда стала такой вкусной? Почему, справившись с душем, я почувствовал небывалый прилив гордости? Почему мысль о том, что я сейчас лягу, потянусь и, наконец, засну, так приятна? Что не так? Если включить элементарную логику, то, вероятнее всего, это происходит, потому что во мне больше нет наноботов.
Отбросив естественное, правильное желание улечься спать, я отправился в информационный центр. Повоевав с непривычным интерфейсом, я вывел на монитор всю информацию о наноботах. Их изобретение около тысячи лет назад произвело в человеческом обществе кардинальные изменения. Контролируя человеческий организм изнутри, они победили болезни, увеличили продолжительность жизни — четыреста-пятьсот лет стало нормой. Смертность на Земле сократилась до минимума.
Эта информация явно не могла объяснить, что же со мной происходит. Поэтому я сделал запрос в центральный информаторий. Дожидаться ответа не стал — усталость брала свое — поэтому отправился спать.
Проснувшись и взглянув на часы, я обнаружил, что вместо положенных шести часов проспал все десять. Легко справившись с душем и с наслаждением позавтракав, я проверил работу ботов, восстанавливающих подстанцию, и, не обнаружив никаких отклонений, решил предаться блаженному безделью. Правда, где-то там, внутри, терзал червячок сомненья — правильно ли я поступаю, пустив всё на самотёк. Но пешая прогулка по снегу не вдохновляла. А почему бы не научиться ходить на лыжах? Самому, без контроля наноботов… Наверное, это безумие, но очень хочется.
Одевшись потеплее, я вышел на площадку. Ко мне тотчас подлетел гид. На этот раз отмахиваться не стал, а запросил робота-инструктора. Следующие несколько часов я осваивал основы лыжного спорта. Оказывается, это не так уж и легко. Вернее, очень даже сложно. Когда весь в снегу, промокший до нитки, уставший до дрожи в ногах, я скинул, наконец, лыжи, то с изумлением обнаружил, что счастлив…да… это так называется!
Наскоро приняв душ и проглотив, почти не жуя, пару бутербродов, я рухнул в постель. Уснул мгновенно. А проснувшись, почувствовал, как ноет всё тело. Покряхтывая и постанывая, я проверил работу ремонтников, а потом пошел в медблок.
— Необходимо обработать рану, — снова выдал диагност и ткнул в щеку манипулятором.
Я взвыл, отскочил, потом вытащил из железных пальцев ватку и провел ею по царапине, едва касаясь кожи. Защипало, но уже терпимее. Так-то лучше. Не во всем можно доверять роботам. Я замер с открытым ртом. Это я так подумал? Крамольная мысль…
Чуть не выбив лбом дверь медотсека, я выскочил наружу и бегом бросился в информаторий. Ответ на запрос пришел более суток назад.
Получив практически бессмертие, люди не успокоились. Наоборот. Еще яростнее они продолжали убивать себя самыми разными способами: войны, экстремальный спорт, туризм, бесшабашные развлечения. Именно тогда была создана общая информационная система, которая обрабатывала данные и собирала статистику смертей и травм. Вывод оказался неутешительным: самый большой вред человек себе наносит сам. Страсти, желания, сильные чувства руководят жизнью людей. И вот тогда наноботы, которые в случае смерти носителя лишались среды обитания, взяли жизнь человечества под свой контроль. Проблема решилась просто — гормональное регулирование. Находясь в организме живого существа, наноботы следили за уровнем гормонов, феромонов, ферментов, всего того, что составляло эмоции человека. Они не пытались контролировать человечество, они просто сохраняли ему жизнь. Как понимали. Убирая причину, вредящую человеку. Люди стали жить разумом, а чувства постепенно ушли в прошлое. С одной стороны, в этом не было ничего плохого. Исчезли войны, люди перестали желать странного, но остались ли они людьми?
Этот вопрос сам собой всплыл у меня в голове. Информация настолько ошеломляла, что я не мог поверить. Перечитал еще раз. Потом еще. И в этот момент заработал ручной коммуникатор. Начальник группы сообщил, что им известно о гибели моих наноботов в результате электромагнитного импульса. Мне рекомендовалось сидеть тихо, никуда не высовываться и ждать, пока явится помощь.
— Мы же друзья, мы тебя не бросим в беде.
Честно говоря, я не чувствовал себя попавшим в беду. Более того, мысль о том, что еда снова будет рациональной и полезной, а не вкусной, сон строго отмеренным отрезком времени, мышцы не будут ныть от приятной усталости, а жена…
Тут я вскочил и забегал по комнате, чуть не сшибая столы и стулья. Жена… замер, схватившись за голову… лицо чужое, холодное…выбрана теми же наноботами? По генетической совместимости, целесообразности, навязанная гормонами и феромонами, но не чувствами… Зачем? Для продолжения рода? Для правильного продолжения? И всё?
Вернувшись в жилой отсек, я схватил рюкзак и, распахнув дверцы шкафов, принялся засовывать в него банки с едой, теплую одежду, попавшиеся под руку лекарства. Конечно, наноботы не будут меня преследовать. Сколько еще я проживу без них? Лет двадцать, тридцать, не больше. Но это будет моя жизнь. Мои чувства. Мои страсти. Мои желания. Я взвесил рюкзак и засмеялся. Как быстро, однако, я привык к свободе. Теперь еще бы от друзей-доброхотов оторваться. А роботам я не нужен. У них вон целое человечество имеется. А я всего лишь один такой. На миллион. На миллиард.
Потоптавшись на площадке, я осторожно оттолкнулся палками. Теперь главное — суметь спуститься.