Церебриум

Я очнулся от какого-то непонятного щелчка. Не уверен в источнике его происхождения — он словно раздался внутри головы. Картинка передо мной размыта, даже не так — это не совсем точно. Меня разделяла с пространством пелена, похожая на белую кальку. Хотя… откуда я могу помнить кальку? Она ушла из обихода ещё в далёком двадцатом веке. Ну, или в двадцать первом, точно не помню. Ладно, не важно. Я с усилием вглядывался в объект с размазанными очертаниями. Картинка становилась чётче. Да, так гораздо лучше, ещё немного выровнять резкость и контрастность. Теперь яркости добавить. Отлично! Вот сейчас вижу всё без помех.

На меня смотрели глаза, уставшие, слегка покрасневшие и до безумия знакомые. Лицо осунувшееся, губы плотно сжаты, на коже, отталкивающего серо-бежевого цвета, местами виднелись складки. Нет, это же не калька. Морщины, определённо морщины. Мысли шли последовательно, плавно, будто подчиняясь точно выверенному алгоритму. Он действовал безупречно. Хрестоматийно, как в учебниках по программированию, во мне выстраивались логические ассоциативные цепочки, по звеньям которых я соскользнул до вывода, утрамбованного в компактный параллелограмм блок-схемы моего мыслительного процесса. Я смотрел в свои глаза.

«Сколько морщин. Какого чёрта! Я ведь молодой мужчина и чувствовал себя здоровым и полным сил. Неужели самоощущение так обманчиво?» — пронеслось в мыслях и, — «Стоп! А сколько мне? И кто я?». Наконец-то сообразил осмотреться вокруг: «Где я, чёрт подери?».

Я находился в закрытой комнате, стены которой были отделаны лёгким на вид металлом. Двери плотно закрыты, но без замка. Конечно, в наш то век цифровых технологий какие могут быть замки?! Я тут же сообразил, что наверняка всё помещение под контролем СУЖ — так называемой системы управления жизнью.

Моментально, как всплывающее окно в программном приложении, в моих мыслях пошла череда справочной информации: «СУЖ — внучка пресловутых АСУ, автоматизированных систем управления, которые представляли собой примитивные ящики с процессорами, датчиками, модулями и контроллерами, властвовавших раньше исключительно на сложных энергоустановках».

Да уж, к 2215 году СУЖ действительно вплелась в устройство современного общества двоичным кодом, опутав все сферы и каждый час жизни человека — от утреннего зевка до зевка. За что и получила в народе прозвище: «Зевок». Теперь СУЖ не требовалось подавать голосовые команды или хлопки ладонями. Достаточно было подумать, и она улавливала волну, посылаемую твоим мозгом. Даже во сне — прежде, чем твоё тело успеет отреагировать на импульс мозга о похолодании гусиными мурашками, Зевок получит сигнал и восстановит температурный баланс.

Размышления о СУЖ пробудили во мне чувство восхищения человеческой смекалке и изобретательности в развитии того, что казалось бы уже достигло совершенства. Не доказывает ли это, что предела нет? Меня захлестнула волна воодушевления, которая понесла меня по… Не помню. Я не помню!

Голова моя помещалась на круглом металлическом стенде, к которому подходило несколько электродов от больших сосудов с разноцветными жидкостями. В одном, похожем на колбу, пузырилась тошнотворная жижа грязного желтоватого оттенка. Во втором сосуде жидкость была голубая. Смотреть на неё куда приятнее. Ко лбу, на месте выбритой чёлки, присосками крепились датчики с проводами, тянущимися к установке, гудящей и напоминающей электрогенератор в миниатюре. И ещё два шнура присоединялись к процессорному блоку. По всей видимости, голова подключена к общей системе управления, которая фиксирует все испускаемые ей сигналы.

Я понимал, что функционировать сама по себе голова не может. Смысл всех этих причуд был ясен — на металлический стенд с постоянной частотой подавались электрические импульсы, которые через электроды распространялись по тканям головы и поступали в мозг. Только так можно некоторое время поддерживать его в работоспособном состоянии. К тому же, благодаря этим же самым импульсам, мозг мог управлять и какой-то частью лицевых мышц, поддерживая мимику, насколько это было возможно.

Я это всё знал! Но помнил ли?

Сам я сидел в кресле. Тело слегка затекло. На груди ощущались цепкие присоски. Видимо, с меня тоже передается информация. Но вот куда? И зачем?

— Ну и как? — вдруг раздался механический трескучий голос.

Я вздрогнул. Только что не без труда сложенные в стройную конструкцию мысли кусками свалились в кучу. Голова заговорила.

— Да, я знаю, голосок не очень. Ну, что ж поделать? Издержки профессии. Ты же понимаешь, что своими голосовыми связками я уже не могу воспользоваться.

Я пока не находил что ответить. Да и вид у меня, наверно, был не самый глубокомысленный. Истерически стал снова выстраивать алгоритмическую цепочку с металлическим голосом на входе.

— Ты словно не слышал никогда, как разговаривают через синтезатор голоса? — лицо изобразило удивление. Губы шевелились, но из них не вылетало ни децибела. Звук доносился из процессорного блока. Видимо, там программа обрабатывала движение лицевой мускулатура и моделировала человеческое произношение через аудиосистему.

— Я не помню — всё, что удалось выговорить.

— Не помнишь? — лицо нахмурило брови, присоски на лбу немного сдвинулись, от чего голова приобрела зловещий вид, — странно, не понимаю, как это может быть?

— Кто ты? То есть, я понял, что ты — моя голова. Или её копия. Но кто я? И почему моя голова на этой штуковине?

— Я — не копия твоей головы. Я и есть — твоя голова. Ты… мы. В общем, я доктор Даниил Каховски. И я несколько месяцев убил на подготовку эксперимента не для того, чтобы ты ни черта не помнил! Этого просто не может быть!

— Эксперимента?

— Novus cerebrum тебе ничего не говорит?

— Это латынь?

— Ну, конечно, латынь! Ты не можешь не знать, ты же я!

— Новус церебрум — повторил я, — новый мозг. Я знаю перевод и ещё много чего об устройстве всех этих штук, но я не помню, откуда.

— Так. Приплыли. Несколько месяцев целая команда кибернетиков и программистов сканировала мой мозг, делала его цифровую копию, воссоздавала каждую нейронную связь, а на выходе ты не помнишь. Хм… — голова задумалась, — получается, что ты обладаешь всеми знаниями, но памяти моей у тебя нет.

— Но, если я — ты, то почему у меня нет памяти?

— Видимо, мы ещё не в совершенстве научились оцифровывать информацию из человеческого мозга. Мы можем делать его точную копию и имитировать работу. Ты мыслишь, так же, как и я, потому что обладаешь моим набором нейронных связей. У тебя та же база знаний, навыков и умений, но воссоздать память почему-то не удалось.

Силясь осознать события последних минут, я ощущал давящее напряжение. Руки интуитивно уперлись локтями в колени, а ладони потянулись к вискам. Однако, нащупав лишь пустоту, руки встретились друг с другом. Мне захотелось зажмуриться, потереть глаза кулаками, схватиться за лоб. Но! Моя голова смотрела на меня с металлического подиума.

В отчаянии я вскочил с места, чтобы сбросить хоть часть разрушающего напряжения. Пол стал уходить из-под ног, словно мы не в закрытой лаборатории, а на палубе морского лайнера во время шторма. На одно мгновение мне показалось, что ноги не могли договориться, чей же шаг станет первым. Едва удержав равновесие, я замер, чтобы не рухнуть всем телом на лабораторный пол. Тем более что моё горемычное тело и так уже было не в полном комплекте.

— Ага, мозжечка-то у тебя уже нет, — ехидно произнесла голова, — ничего. Надо несколько минут на настройку и калибровку навигационной системы. Подожди.

— На настройку чего? — переспросил я.

Пол под моими ногами встал на место. Я смог сделать шаг, второй. Конечно, я умел ходить. Но сейчас это обыденное действие доставляло совсем иные ощущения. Не я давал команду своим ногам идти — они договаривались между собой, кто и когда будет шагать.

— Послушай, как я могу общаться с тобой, видеть тебя, слышать, если я без головы? — вдруг вырвался давно зревший в глубинах сознания вопрос.

— Хах, — усмехнулась голова, — похоже, нам надо как-то всё-таки закачать в тебя память. Иначе мне придётся потратить кучу времени на лекцию, которого у нас и так в обрез.

Голова минуту помолчала, перевела взгляд на процессорный блок, подключенный к ней, потом на меня.

— К твоей груди приклеена небольшая коробка с датчиками. Отлепи один, сними присоску и вотки вон в тот порт — и она показала взглядом в сторону блока.

Я выполнил её инструкцию. Мне самому не терпелось узнать, что происходит.

— Теперь нажми на эту кнопку. — В воздух взмыл световой шар, развернувшись в экран, на котором появилось изображение рабочего стола. — Кликни на ярлык с названием «NC», — продолжала командовать голова.

На экране открылось окно приложения «Novus cerebrum». Я увидел несколько вкладок: статистика, действия, параметры, выбор объекта.

— Выбери объект «Каховски», потом действия — загрузить.

Как только я дал последнюю команду под руководством моей головы, на нас обрушился оглушительный рёв сирены. На экране выскочило окно в красной рамке со словами: «Опасность! Система обнаружила угрозу! Объект отключен». Окошко мигало на экране, я тем временем, пытался сообразить, что сделал не так.

Голова не издавала больше никаких инструкций. Я повернулся к ней, чтобы расшевелить её парой ласковых, но… Глаза закрылись, рот ослаб и слегка приоткрылся, ни один мускул не шевелился на застывшем лице. «Объект отключен!» — промелькнула мысль. Объект — это голова. Система отключила её. Но почему? Я судорожно пытался нажимать на кнопки, но программа меня никуда не пускала. Она обрубила любую возможность что-либо поменять. Все действия для неё классифицировались как внедрение, угроза.

Прошла минута. У меня есть ещё три, пока в мозгу не пойдут необратимые процессы. После этого связующая ниточка, способная вывести к пониманию, оборвётся. Вместе с головой умрёт моя память и всякая надежда.

Мои мысли бегали по замкнутому кругу, повторяя один и тот же алгоритм, и на выходе давали циклическую ссылку. Времени оставалось всё меньше. Внутри меня шёл точный обратный отсчёт. В последние двадцать секунд с рёвом, если так можно выразиться, не найдя лучшего решения, я вырвал из порта процессорного блока датчик моего нагрудного аппарата.

Сирена замолчала. Экран опустел. В комнате наступила гудящая тишина.

Тело обмякло и растеклось в кресле, с которого всё это и началось. Я смотрел на голову. Попытки обдумать ситуацию ничем хорошим не заканчивались. Мои действия логичны и прямолинейны — идти от обратного. Это, словно заблудившись в лесу, вы пытаетесь выйти, развернувшись на сто восемьдесят градусов и брести по своим следам. Но причину, по которой я заблудился, понять так и не мог.

Вдруг глаза открылись. Затем последовало несколько движений бровей, и раздался голос:

— Нда… Теперь расскажи мне, что сейчас произошло.

— Программа отключила тебя, восприняла как угрозу.

— Понятно. При попытке прямого взаимодействия Церебриум идентифицировал меня как вирус. Получается, мозг для него конкурент.

— Кто?

— Церебриум, — повторила голова, — вообще-то официальное название, которое я запатентовал, звучит как cerebrucytus. Это моё изобретение, — многозначительно добавила голова.

— Что-то очень знакомое, — произнёс я.

— Да. Я же много лет работал над этим проектом. Видишь ли, люди уже много поколений мечтают обновлять своё тело, выращивают органы, делают высокотехнологичные протезы. А я нашёл великолепное решение, которое может вернуть зрение ослепшему, слух — оглохшему, способность двигаться, осязать человеку, чей спинной мозг разрушен, — лицо изобразило улыбку превосходства.

— Но как?

— Нано система «novus cerebrum» состоит из мелких высокотехнологичных процессоров с встроенными системами управления, так называемых церебруцитов. По размеру они не превышают тромбоцита. Их вводят в кровь человека для распространения по всему телу. Эти приборы устроены так, что мгновенно настраиваются друг на друга и образуют единое информационное поле. Они сейчас в твоём теле. Каждая из этих высокоинтеллектуальных клеток обладает полной копией моего мозга. И каждое из этих устройств способно получать сигналы извне, перерабатывать их и давать импульсы телу. То есть теперь тебе не нужен мозг как единый центр. Глаза, уши, рецепторы на наших пальцах уже не играют никакой роли, так как вместо них всю окружающую среду сканируют и считывают информацию на несколько порядков более совершенные и быстро действенные приборы. Они могут поддерживать жизнь, заменяя функции вышедшего из строя органа. Это носители настоящего интеллекта. Они — скорая помощь в организме, команда реаниматоров и анестезиологов.

— А в кого-то уже вживлялись эти церебруциты?

— Нет. Ассоциация не дала мне разрешение проводить клинические испытания на людях. Поэтому я поставил эксперимент на себе, понимаешь? У нас двадцать четыре часа на то, чтобы собрать информацию о работе этих приборов в твоём теле. И тогда всё человечество поймёт, какие возможности открываются перед ними, благодаря этому проекту.

— Ты ампутировал себе голову для чистоты эксперимента? Чтобы никто не сказал, что в работу твоего изобретения вмешался человеческий мозг?

— Конечно! Ты меня понимаешь, ведь ты мыслишь, как я!

Несмотря на всю стройность его теории, моей теории, единой картины у меня не вырисовывалось.

— Но, получается, что в голове этих приборов нет?

— Разумеется!

— Тогда как ты меня понимаешь? Звуки-то я не могу издавать.

— Программа, мой друг, она получает данные от церебруцитов и подаёт в мой мозг, — лицо снисходительно улыбнулось. И я почувствовал себя студентом, получившим подсказку на экзамене.

Я подошёл к процессорному блоку, снова открыл программу «NC», кликнул на вкладку «статистика». Внимание привлёк странный факт.

— Объект «Каховски», — это я?

— Совершенно верно. Точнее, тело — носитель церебриума.

— А «H» — это ты?

— Голова — носитель человеческого мозга.

— Показатели на начало эксперимента были идентичны? Я так полагаю, количество, структура, сложность, возраст нейронных связей были одинаковы?

— Абсолютно!

Статистика фиксировала разрыв в наших показателях. Сразу после того, как программа приняла мозг за вирус и отключила её, наши данные стали расходиться. Количество нейронных связей у «Каховски» осталось неизменным. У объекта «Н» рост составил порядка одной десятой процента. Ряд совсем свежих связей обладали неустойчивыми характеристиками. Программа чётко выводила их оценку: одна колебалась на грани разрушения, другие укреплялись, вплетались в сеть. «Что же это получается, — крутилась мысль, — я думаю точно как он, у меня такое же мышление, но думаю я церебруцитами. И они не способны обучаться».

Голова прочитала мои мысли. В этом не было сомнений. Глаза пристально смотрели на меня, между бровями вырисовалась глубокая складка, рассекая лоб на две несимметричные половины. Я даже не догадывался, что могу так грозно выглядеть.

— Нет. И не пытайся мне доказать, что человеческий мозг превосходен. Я создал более совершенный организм! Ты его создал!

— Нет. Не я. Я — результат твоего эксперимента.

Голова молчала.

— Я не могу учиться, делать открытия — это факт. Но я могу мыслить, чтобы осознать, кем ты меня сделал.

В помещении снова установилась тишина. И только процессор гудел, создавая фон для размышлений.

Кто я? Самостоятельны ли мои мысли? Предчувствие чего-то ужасного лавиной накрывало меня. Всё было как сон. Словно сон…

Если я — это он, то почему мне закрыты его мысли. Я в его теле. Я — копия его разума. А как же сознание? Я же осознаю себя! Определённо осознаю. Но кто я? Что будет, если мне ампутируют руку? В ней ведь такие же церебруциты. Они могут поддерживать жизнь. Будет ли мыслить моя рука, отделившись от меня? И где будет моё Я? Если оно есть…

Я не мог найти ответов на все вопросы, но одно понимал точно: я — НЕ ЧЕЛОВЕК!

— Если человечество примет твоё изобретение, то все люди превратятся в роботов, живых биороботов.

— Нет, оно обретёт бессмертие! Ты не понимаешь!

Да, наверно, бессмертие. Но что тогда понимать под словом смерть? Я жив?

Голова живёт?

Я смотрел на монитор со статистикой. Программа фиксировала все сигналы и прилежно наполняла память новыми данными, так необходимыми для будущего человечества.

Я не знаю, кто я, жив я или мёртв. Но я знаю наверняка, что от исхода этого чёртова эксперимента зависит ход истории, дальнейшая вероятностная ветвь развития человечества. По какому пути оно пойдёт?

И сейчас я могу сделать этот выбор за всех людей.

— Ты не имеешь права единолично решать! — вскрикнула в отчаянии голова.

— Имею, ведь я плод этого открытия.

До окончания эксперимента оставалось два часа. После этого двери должны разблокироваться и дать доступ команде учёных, которые будут скрупулёзно обрабатывать всю накопленную статистику. Потом они составят отчёт об успешно проведённом эксперименте и выдадут рекомендации в дальнейший путь церебриуму.

Я выдернул все провода, подключающие голову к процессору. Она издала размытый стон и замолкла уже навсегда.

Следующим шагом я очистил статистику.

Теперь последнее — я должен «убить» саму программу. Тогда церебриумы, которые пока связаны с центральным процессором, отключатся. Благо, во мне пока не автономная версия.

После этого меня не станет. Но меня и так уже нет.