Красная Шапка и Дырявый Мокасин против Чёрного Волка

— Рру-у-у-у-у! — протяжно и гулко взвыли большие ритуальные рога. Их голос пробирал до самых костей, и внушал трепет. Так и должно быть, ибо в сию ночь души предков нисходят со звезд, что бы посмотреть на своих правнуков.

— Ту-дун ту-ду-дун ту-ду-дун ту-ду-дун! — ударили ритуальные барабаны. Большое селение северных айгонов, что на берегу Серебряной Реки, в отрогах Медвежьих Гор, готово шумно встретить великий праздник. Да будут духи предков довольны, Великий Лес по-прежнему щедр, и Серебряная Река да не оскудеет рыбой!

Красная Шапка досадно скривилась: эта ужасная ночь все-таки настала! Дырявый Мокасин — ее бывший друг детства и верный товарищ в детских играх и проказах, выросший в заносчивого долговязого дылду — теперь вместе с остальными старшими мальчишками пройдет посвящение в мужчины и станет полноправным охотником! Он и так не упускает случая пустить ей в сердце колкую иглу со своего змеиного языка, а уж получив официальный статус взрослого охотника — и вовсе, надо думать, обнаглеет! Вот к гадалке не ходи — будет, гад, в ее адрес глупые шуточки отпускать про место женщины у очага! Проклятие!

Вообще-то, по-настоящему, Дырявый Мокасин — это не настоящее его имя. Настоящих имен у них пока не было — не доросли ещё. Это она его так прозвала. А за то, что он прозвал ее Красной Шапкой! Подумаешь, однажды она... да не важно! Не желает она вспоминать тот глупый случай с красной шапкой! Когда долговязый гад стал ее называть Красной Шапкой, она и виду не подала, будто ее это прозвище волнует! "Не имя украшает человека, но человек — своё имя!" — так заявила она ему тогда при всех. А потом подвернулся случай с прохудившимся мокасином.

— Ту-дун ту-ду-дун ту-ду-дун ту-ду-дун! — ритуальные барабаны гудели в ритме гарцующего коня, и мужские голоса уже затянули неразборчивую отсюда песнь. Нет мочи это безобразие терпеть! Кто, когда и с какого перепуга решил, где женское дело, а где мужское? Иным долговязым балбесам, вон, лучше бы дома сидеть, да мокасины шить! Тоже мне — охотничек нашелся! В носу защекоталось, в глазах защипало — решительно нет никакой мочи терпеть тут это безобразие!

Красная Шапочка решительно встала, быстро собралась, стараясь не шуметь, и мышкой шмыгнула задними огородами в лес. Конечно же, она прихватила с собой дедушкин лук, который заботливо смазывала жиром, и прятала в тайнике под задней стеной.

Барабаны гудели по-прежнему в ритме гарцующего коня. Но теперь настроение поменялось, и они уже не казались раздражающей помехой. Девчонка даже стала напевать:

Судьбу я читала в мерцании звёзд,

Но ветер мне песнь моих предков принёс!

Ту песню заветную ветер хранил

В высокой траве средь священных могил.

Двенадцать стрел в ее колчане. Шесть мишеней скрыты в темноте в тени деревьев. На каждой есть отполированный камешек, в котором непременно сверкнет свет луны, когда будешь пробегать мимо. А еще тут полно ловушек. Каждая срабатывает с небольшой задержкой. Надо быстро отпрыгивать в сторону! Отпрыгнешь — а там другая ловушка! Вот и надо быстро скакать по поляне, уворачиваясь от летящих в тебя палок и мешков с песком, и стрелять на отблеск луны в отполированном камешке на мишени. Шесть мишеней — двенадцать стрел — две дюжины ловушек под ногами.

Эту забаву они с Дырявым Мокасином сами придумали. Давно уже. Правда, тогда тут все было устроено гораздо проще. Тогда многое было иначе. Сосны были заметно выше — упирались в самые небеса, и в их верхних ветвях застревали тучи. А разница между мальчишками и девчонками была не в счет. Куда выше ценились смекалка, азарт, ловкость, и кураж! Жаль, что вешние воды смыли все это в реку Времени, унесли в забвение. С тех пор она несколько раз переделывала тут все — и мишени и ловушки — раз за разом усложняя. И у нее неплохо получалось! От раза к разу все лучше! Да что толку! Кому какое дело до ее сноровки и умений?!

Последнее время она ходила сюда вот как сейчас — по ночам, упражняясь в стрельбе на отблеск лунного света. Нет, не для того она сюда ходила, что бы стать лучше, нет. Она сюда ходила просто... что бы отвлечься, забыться... встряхнуться, и еще... обрести гармонию... хотя бы на время.

Какое мне дело да сколько их там!

Пока я жива, я не сдамся врагам!

А песню пусть ветер относит туда,

Где чья-то готова свершиться судьба!

"Плохо! Проклятье! Две мишени вообще стрелы не задели! Две стрелы, кстати, так и не нашла в темноте-то. И только одну мишень поразила обеими стрелами! Нынче ночью все из рук валится!" — Красная Шапка, понуро возвращалась в обход полянки. Нынешняя ночь — сплошное разочарование!

Вдруг что-то неуловимо сверкнуло в темноте среди деревьев. Не успев задуматься, Красная Шапочка вскинула дедов лук. Вторая стрела сорвалась с тетивы, пока первая еще жужжала, рассекая воздух.

Дыц! Трень! — первая-то стрела явно в дерево вошла, а вот вторая от чего-то звонко срикошетила!

— Ах ты, ежика мне в похлебку! — вскрикнул там кто-то. Ай, беда! Неужто, застрелила человека?!

— Это кто чего тут ночью безобразничает! В такую ночь! Праздник же! Ночь предков! Разве можно?!

Ну, раз так бойко ругается, значит, живой — решила Красная Шапочка, и облегченно выдохнула. Облегченно выдохнула, а потом серьезно разозлилась!

— Вот именно! — звонко и дерзко выкрикнула девчонка, — Опьянеют раньше праздника, а потом ищут тут приключения! Ежика тебе в штаны! А в похлебку тебе — жабу!

— Это чей же звонкий голосок? — удивился неведомый ночной странник. — Ты что ли девка?

Красная Шапка с досады прикусила губу, но было поздно. К ней уже спешил дед Говорящий-с-Ветрами. Старика уважали. И за немалый жизненный опыт, и за справедливость суждений, и за крепость духа, и за знание множества примет и заветов предков. Но временами этот почтенный старик... э... чудил. Оно понятное, казалось бы, дело — шаман. Но этот, бывало, чудил даже по меркам шаманов.

Говорящий-с-Ветрами степенно подходил, на ходу поправляя одежду, и ворча себе под нос:

— Странные порой подарки приносит ночной ветер старику! — надо думать, он имел в виду стрелы Красной Шапки.

Подошел, и выжидающе уставился на девочку. Серые перья в его высоком головном уборе сердито трепетали на легком ночном ветерке. Девчонка упрямо молчала. Лишь подчеркнуто вежливо отвесила поклон — в знак приветствия и уважения к старшему. Но извиняться и просить прощения она не станет!

— Меня называют Говорящим-с-Ветрами, — молвил старый шаман. Девчонка молчала, упрямо пряча за спиной дедов лук.

— Это потому, — продолжил старик, — что обычно мне удается с ветром договориться. Но сейчас я думаю, что не сумею заговорить тот ветер, что дует в твоей пустой голове.

— Ни за что не поверю, что не бывает дев-воительниц! — смело заявила Красная Шапочка почтенному старейшине. — Вот что поет ветер в моей голове!

Старик растерялся! Он даже рот раскрыл и трижды моргнул глазами, прежде чем нашел, что ответить! Да и ответ его был странным и не понятным:

— Чудные подарки приносит порой ветер ночи старику! — сказал шаман. А потом прищурился хитро, и заявил:

— Смелые у тебя слова, но не умные. А ну как я по дерзости твоей тебе испытание задам?

— Надеюсь, это не про приготовление тебе похлебки с ежиком? — старательно сохраняя невозмутимый вид, спросила девочка.

— А пойди звериными тропами до Черной Пади — где бабушка Высокая Трава живет, знаешь? — старик замолк, девочка кивнула.

— Одна, — добавил старик строго. — Ночью.

— Не велик тот подвиг, — нагло заявила девчонка, но старик ее оборвал:

— Я еще не все сказал! — поднял шаман ладонь, и сделался вдруг строгим и величественным. На легком ночном ветерке всклокоченные волосы старика трепетали над его плечами, словно два вороньих крыла отрасли вдруг за ушами.

— Отнесешь бабушке Высокой Траве корзинку свежих маисовых лепешек с мясом! Коли справишься — разрешу тебе стать девой-воительницей! — торжественно заявил старик. — Теперь я все сказал!

С минуту Красная Шапочка в растерянности пыталась сообразить, что произошло. Версий было не много: либо старый дед все таки сошел с ума — а о том, что к тому идет, давненько потихоньку шептались, либо Красная Шапочка не заметила, как умерла, и попала в иной мир — мир, где больше нет боли, где волки играют в салочки с зайцами, и где ей — девочке — разрешат стать охотницей.

Задание сумасшедшего старика было с явным подвохом: запах свежих лепешек с мясом в ночном лесу в эту голодную для зверья весеннюю пору соберет хищников со всего леса!

— Старейшины такого ни за что не позволят, — выговорила, наконец, она.

— А кто их позволения станет спрашивать? — удивился Говорящий-с-Ветрами. — Ты? Зачем тебе? Ну а уж я и подавно не стану! — старый шаман с удовольствием хохотнул. Девочка еще с минуту подозрительно смотрела на него, а потом тряхнула упрямой головой, и решительно зашагала в селение — набрать корзину свежих лепешек с мясом.

Старик остался стоять, с интересом глядя ей в след. Вдруг он поднял лицо к луне, и пробормотал:

— Ну что ты, бабушка Луна! Девчонка же бросит корзинку с лепешками, едва рядом завоют волки! Бросит — не дура же она, в самом деле! Бросит — и спокойно спасется!

В ответ порыв ветра зашуршал ветками.

— Ну так ведь вы присмотрите, лесные духи, не так ли? — пробормотал старик. — Зачем волкам за костлявой девкой наглой бегать, когда им полная корзина лепешек с мясом достанется?! Вы им расскажите, что вздорная девка весьма ловко из лука стреляет на бегу.

Тут вдруг черный ворон слетел на ближайшую к старику ветку, покрутил головой, сверкнув красным глазом, да как каркнет прямо старику в лицо! Старик разом изменился в лице так, будто все нажитые им морщины наполнились глубокими тенями, а взгляд посуровел, потяжелел.

— Ох, беда! Ох, голова моя худая! — всплеснул руками старик. — Как же я позабыть мог! Ночь, когда Грань между навью и явью тоньше волоса! А ты чего на меня зыркаешь? Стар я! Давно говорю вам — приемник мне нужен! Сил у старого уже нет! Затянулась она — моя вахта в дозоре, ой, затянулась...

Второй раз каркнул ворон. Старик, замерев, прислушался к чему-то, и пробормотал:

— Почему его? Он всего лишь глупый мальчишка. Лучше пошлю опытных охотников.

На это ворон взмахнул крылами, да и растворился в ночной темноте.

— Ох ты ж, ох мне! — проворчал старик. — Да будет так. Пошлю мальчишку.

И побрел, опираясь на посох, в котором торчала пробившая добрую палку насквозь стрела Красной Шапочки. Брел, и ворчал себе под нос:

— Говорю вам, не добрые порою странники ходят туманом, что подымается из Зловонных Трясин, не добрые, ой, не добрые...

...

Взмах черных крыльев, и ворон возник на торчащей из крыши старой сухой жерди, вцепившись в нее своими когтями. Покрутил головой, сверкнул красным глазом, прислушался. Внизу суетились женщины у раскрасневшейся по случаю праздника большой общинной печи.

— Стой, вертихвостка! — окрикнула Красную Шапочку тетушка Пересмешница. — Куда так спешишь, стрекоза?

— За свежими лепешками с мясом! — заявила девочка, скромно опуская глаза в пол. — Велено мне корзинку лепешек с мясом принести. Свежих, горячих.

— Помогаешь на празднике? — умилилась тетушка, — Хорошо! Вот эти лепешки бери. Ту корзинку возьми.

Взмах черных крыльев, и ворон растворился в ночной темноте, став шумом крыльев в ночи.

...

Тем временем, на широкой утоптанной площадке перед въездом в селение, в свете пьяной пляски языков пламени праздничных костров, старый Говорящий-с-Ветрами испортил праздник одному долговязому пареньку. Для начала старик стукнул парнишку своим посохом по спине, а потом, когда тот изумленно оглянулся, шаман схватил его за руку и оттащил в сторонку.

— Да что такое то? — удивился паренек, и затараторил было: — Не я это! Я этого не делал, и вообще меня там даже не было!

— Не сори словами попусту! — сурово прервал Говорящий-с-Ветрами мальчишку, а сам принялся бормотать что-то неразборчивое, шлепая при этом пучком каких-то трав парнишку по плечам, бокам, рукам, даже по лбу!

— Бу-бу-бу-бу э! Бу-бу-бу-бу э! — бормотал старик что-то совершенно не разборчиво.

— На вот! — закончив свое странное шаманство, старик сунул парнишке пучок каких-то листьев.

— А... что мне с этим делать? — робко поинтересовался тот.

— Ну, даже не знаю, может, голову укрась! — сварливо проворчал чудной дед. Сбитый с толку паренек послушно нахлобучил пучок листьев себе на макушку.

— Ты посмотри! — трагически воскликнул старый шаман, обращаясь к черному ворону. — Вот ведь балбес! Это листья! — заявил он обалдевшему мальчишке, — Их жевать надо!

— А мяса пожевать разве не лучше? — глупо спросил паренек, но под грозным взглядом старика сник, стушевался, и неловко сняв с головы пучок листьев, сунул один из них себе в рот.

— Старательно пережевывай, — велел шаман, — Да гляди — не больше двух листьев за раз — а не то — поплохеет!

Паренек послушно закивал головой, мысленно моля духов, что бы сумасшедший старик успокоился, унялся, и ушел бы уже куда-нибудь.

— Тебе, сынок, нынче ночью есть важное дело! — веско заявил Говорящий-с-Ветрами, и ворон коротко каркнул, сверкнув красным глазом.

— Так ведь я тут сейчас... — долговязый паренек растерялся, и махнул головой в сторону праздничных костров.

— Проходишь посвящение в мужчины и в охотники, — кивнул согласно головой шаман. — Вот и предстоит тебе, как охотнику, по следу пройти, и по-мужски поступить!

— На вот, возьми, сынок! — старый шаман снял с шеи талисман, и протянул пареньку. А талисман сверкнул в свете луны яркой небесной звездочкой.

...

Часом позже Красная Шапочка осторожно но ходко пробиралась звериными тропами через темный лес в сторону Черной Пади. Ароматные лепешки с мясом были старательно завернуты в кожу, а ту кожу девчонка специально прижгла в нескольких местах горящей головней из костра. Да золы немного сверху присыпала в добавок. Так что корзинка знатно воняла дымом да горелой шерстью. А шаман не запрещал ведь запах перебивать!

Высокое Небо раскинуло над миром искусный узор из звезд. В тот узор, изображавший песнь о судьбах мира, Высокое Небо вплетало и песнь свежего ночного ветерка, поющего в вершинах высоких сосен о свободе полета, и крики ночных птиц. И игру бликов лунного света в широком ручье, поющем о горных кряжах, с которых он брал свое начало. И беспокойный танец теней иных миров, что рисуют лучи звезд в ночном тумане. И спешную легкую поступь смелой девочки, что спешит по звериной тропе, что бы доказать не нуждающееся в доказательствах, и тщится вернуть то, что не теряла. Ее дерзкий поход тоже должен стать частью мирового узора.

Где-то в стороне завыл волк — подает сигнал волчьей стае, вышедшей на ночную охоту. Девочка замерла, вздрогнув, прислушиваясь к вою.

Ухнула сова — должно быть, досадуя, что волки спугнули мышь, которую сова приметила себе на добычу. "То не про меня воют" — определила Красная Шапочка. Уверенности не было — все же охотником она не была, и судила о повадках зверей лишь по рассказам охотников.

"Все равно ведь корзинку не брошу!" — упрямо решила она, и продолжила свой путь.

Вдруг из тьмы, совершенно неслышный, вышел на тропу перед Красной Шапочкой большущий черный волк! Был он удивительно крупным для лесного волка, и черным, словно предвечная Тьма.

"Разве же такие волки бывают?" — было первой мыслью девочки. Красная Шапочка выпрямилась во весь рост, и даже встала на сухой ствол поваленной прошлогодней бурей сосны, что бы показаться волку выше. Она даже подняла себе на голову корзинку с пирожками, что держала в левой руке.

В одной из охотничьих баек, слышанных ею, говорилось, что волки оценивают силу противника по его росту. И, дескать, даже ребенок сможет волка отвадить, если как-то свой рост увеличит. Например, подняв что-то себе на голову.

А еще много раз говорилось, что ни в коем случае нельзя показывать страх, паниковать и бежать. А можно мертвой прикинуться! Ой, нет! Прикинуться мертвой — это от медведя помогает. С волком такое не пройдет.

Меж тем черный волк вздыбил шерсть на загривке и обнажил клыки.

— Доброй охоты, брат волк! — громко и как смогла спокойно заговорила с волком Красная Шапочка. В одной сказке, что старые охотники детям сказывали, герой уверенным и спокойным голосом успокоил волка, и они разошлись миром в той сказке. Кажется там именно такие слова были. — Я не стану заступать тебе тропу, брат волк! Я — Красная Шапка. Иду к бабушке Высокой Траве в Черную Падь, несу ей корзинку пирожков. Пирожки горелые! — поспешно добавила девочка, — Воняют жутко — сам чуешь!

Девочка осторожно перебирая ногами сдвинулась по сухому стволу в сторону, освобождая волку звериную тропу. Но волк шага в другую сторону не сделал, как должен был... ну, если байки и сказки не врут. Вместо того, черный волк прижал к голове уши, и чуть опустил лобастую голову, злобно сверкнув красными как угли глазами.

— А я костлявая, — стараясь сохранить спокойный и уверенных тон, объявила ему девочка. — И зимой я болела. Чем-то очень заразным! Чем-то, от чего мясо вкус желчи приобретает!

Волк напружинил задние ноги и чуть присел. Девочка испугалась по настоящему сильно. И...

Перед лицом страха человеческое тело реагирует одним из двух способов: либо человек бледнеет, либо краснеет.

Бледнеет человек тогда, когда его тело в виду опасности, подчиняясь древнему темному инстинкту, сжимает кровеносные капилляры, дабы уменьшить кровотечение в ранах, которые вот-вот появятся.

А краснеет человек тогда, когда его тело в виду опасности, нагревает и разгоняет кровь, готовя мышцы к решительному рывку. И вот тогда человек либо бежит быстрее коня, прыгает выше головы, либо дерется яростнее любого волка, не замечая боли и ран!

Красная Шапочка была из той породы людей, что испугавшись, краснеют. Вот почему, почувствовав дикий животный страх, Красная Шапочка сильно разозлилась!

— Ах ты, черный демон! — зло рявкнула щупленькая девочка, выхватывая правой рукой из-за пояса длинный охотничий нож, а левой замахиваясь корзинкой, целя в голову черному волку. — Да ты не волк! Ты демон!

Волк вдруг прыгать передумал, и сделал плавный шаг в сторону.

— Я знаю про тебя! — кричала Красная Шапочка, распаляясь. Страшный черный волк действительно представился вдруг ей демоном из детских сказок. Девочка припомнила, как те сказки рассказывала ей травница и знахарка Высокая Трава в те долгие вечера, когда выхаживала ее больную. — Ты демон Виндиго! Мне про тебя бабушка Высокая Трава рассказывала!

Волк навострил уши, и сделал еще один шаг в сторону.

— Изыди! Сейчас же изыди, демон! Бабушка Высокая Трава научила меня, как тебя заклясть можно! — прокричала девочка, и, вспомнив сказки, запела: — О, отец наш, Высокое Небо! О, мать наша, Земля! О, духи моих предков! Укрепите мою душу в час роковой, и пусть слово мое станет Словом Силы!

Черный волк сделал еще один шаг в сторону, совсем сойдя с тропы, рыкнул сердито, и растаял во тьме. Еще минуту девочка, замерев, прислушивалась, но волк не появился больше.

Судорожно всхлипывая, девочка прислонилась спиной к стволу крупной сосны, и медленно сползла, не в силах унять дрожь в ногах, уселась на землю меж корней.

...

Двумя часами позже Красная Шапочка подходила к Черной Пади. Струился змеей по дну лощины холодный ночной туман. И мерещилось девочке, что нашептывает он ей:

— "Пропадешь!" — дескать, — "Злой демон наметил тебя, девка, своей жертвой, и сожрет!"

Но шумели высокие сосны, негодуя, и мерещилось девочке, что шепчут они ей:

— "Не впускай в голову черные мысли! Коли ищешь себе добра — ищи приметы добрые!"

А чем ближе к жилищу травницы и знахарки, бабушки Высокой Травы подходила Красная Шапочка, тем сильнее были в ней мрачные предчувствия беды. Неясные, неверные тени, рисовавшиеся ей в тумане, зло щерились. И недобрая тишина накрыла Черную Падь. Ни вскрикнет ночная птица, не прошуршит в траве мышь. Даже ветер затих, и сосны замерли, чего-то ожидая.

То, что случилась беда, стало ясно, едва показалось становище Высокой Травы. Оно было разорено, разворочено, словно бешеный медведь тут зайца ловил!

Знахарка поселилась вдали от людей, в глухой пади, что бы короче сойтись с духами. По той же причине она не желала ставить добротный дом из дерева, а предпочла шатер из натянутых на жерди шкур. Сейчас этот шатер был совершенно разорен и порушен.

— Бабушка Высокая Трава! — отчаянно позвала Красная Шапочка. Ответом ей раздался какой-то звук — не то стон, не то ворчание — откуда-то из глубины развороченного шатра. Девчонка пошла на звук. Но оказалось, что зря!

Это был все тот же черный Волк! Он выскочил из темного угла, где таился под сорванными с шатра шкурами. Схватка вышла короткой и яростной.

Черный Волк набросился на девчонку, норовя сбить ее с ног, подмять, и разорвать клыками горло. Красная Шапочка встретила Волк в прыжке ударом левой руки наотмашь, рассчитывая таким ударом отвернуть страшную пасть чуть в сторону, что бы ужасные клыки не сомкнулись на ее горле. Правой же рукой отважная девчонка метила вонзить Волку в грудь длинный охотничий нож.

Получилось лишь отчасти. Удар по морде вышел для столь крупного волка не достаточно сильным, и демон вонзил зубы в левую руку Красной Шапочки. Та громко закричала от боли, но гнева в том крике было больше, и длинный охотничий нож она все же вонзила в тело Волка. Но не туда, куда целила — сердце волка нож не достал, а застрял в боку.

Волк отпрыгнул, заметно припадая на левую переднюю лапу. Однако рана демону была не страшна. Из той раны не хлестала кровь, но черным дымом клубилась тьма.

Красная Шапочка поднялась на ноги с заметным трудом, стиснув зубы, но пригнулась, готовясь встретить новый прыжок волка.

И волк снова прыгнул! Красная Шапочка схватила первое, что под руку подвернулось — это оказалась все та же корзинка с лепешками, которую она же и обронила. Ужасные зубы черного Волка ткнулись в корзину, но он сбил своим весом девчонку с ног, прижал лапами к земле, вспарывая когтями одежду, и собрался ухватить Красную Шапочку за горло. Но та дотянулась до рукояти ножа, торчавшего в волчьем боку, сумела его провернуть в ране, отчего волк взвыл, на секунду забыв про горло девочки. А та уже вонзила нож волку в грудь. Точно туда, где положено бы волку иметь сердце.

Вот только, у демона нет сердца! И вот Черный Волк уже прижал ее правую руку своей лапой, и медленно занес свои страшные клыки над ее горлом.

Вдруг сверкнула белая молния — без грома, лишь с характерным жужжанием оперенной стрелы — и ударила Черного Волка прямо в глаз!

Волк присел на задние ноги, неловко попятился от Красной Шапочки, и стал облазить и распадаться, истекая черной тьмой. Шкура слезала с него крупными клоками, а падая на землю, оборачивалась клубком могильных червей. Когда от Черного Волка остались лишь кости, они с глухим стуком рухнули на землю.

Из глазницы черепа торчало оперение стрелы, а наконечник торчал из затылка. И был тот наконечник из серебра, и сверкал, подобно звездочке на ночном небе. Это его — серебряный наконечник для стрелы — передал Говорящий-с-Ветрами молодому охотнику, которого направил по следам Красной Шапки.

— Дура ты! — Дырявый Мокасин склонился над Красной Шапочкой, оглядывая ее рваные раны. Раны сильно кровоточили, и как девчонка не старалась зажимать края ран, получалось у нее плохо. — Дура ты! Куда ты полезла! Не бабское то дело!

— Дурак ты! — обидевшись, отозвалась Красная Шапочка. — Почто ты меня изводил, почто дразнил! Доказать я тебе хотела!

— Дура! — крикнул на нее парень, пытаясь зажимать края раны пальцами, и роняя в ее кровь свои слезы. — Нешто возможно мне было стерпеть, что ты — девка — во всем меня лучше! Главное — в мужских делах лучше! И ладно бы какая другая — но ты!

— На вот, жуй! — парень сунул девушке в губы два листочка, оставшихся от того пучка, что ему дал старый шаман. — Это сил придает! Жуй старательнее!

— Прости! Дура я, — тихо проговорила девушка, заметно слабея. Губы побледнели и мелко тряслись. Ее бил озноб.

— Это я дурак! — возразил юноша. — Я же тебе понравиться хотел. Потому-то и обидно было мне, что ты во всем меня лучше, и нечем мне перед тобой красоваться.

— Нет, это я дура, — тихо возразила девушка. — Я видела, что разные интересы, — мужские — у тебя, женские — у меня, — отдаляют нас, разделяют. А мне хотелось быть с тобой вместе, как в детстве.

— Все это очень мило, молодые люди, но простите старика, я вынужден вам помешать! — громко заявил вдруг Говорящий-с-Ветрами. — Иначе она кровью истечет и помрет раньше, чем вы таки выясните, кто из вас больше дурак.

Запыхавшийся и усталый, старый шаман подошел к ним, тяжело опираясь на свой посох, и склонился над девушкой.

— Ты, девка, вот тут вот так зажимай! — старик взял пальцы девушки и поставил туда, где надо было нажимать. И помог слабым ее пальцам нажать посильнее. — Вот так! Так-то кровь останавливают — учись, пока я жив! А то ведь не долго мне осталось. Загоняете совсем старика, бессовестные молодые!

— А ты, — обратился старый шаман к парню, протягивая ему пучок лесного мха, — на вот!

Дырявый Мокасин робко взял мох, поморщился, и откусив часть, стал его жевать.

— Ты что делаешь? — изумился старик. — Это мох! Им кровь останавливают! К ране приложи, балда!

Паренек смущенно сплюнул, и сделал, как велено.

— А где же Высокая Трава? — спросил беспокойно старик. Парень пожал плечами. Девушка покачала головой. Тогда старик заголосил громко: — Где ты, ау! Высокая Трава!

— Здесь я, — раздался слабый хриплый голос откуда-то сверху. Все дружно подняли глаза. Старая травница висела высоко на гладкой тонкой сосне, и было решительно не понятно две вещи: как она туда забралась, и как она там держится?

— Сил уже нет, — пожаловалась бабушка Высокая Трава, — Еле держусь, вот-вот рухну.

...

Великое Высокое Небо зажигало над миром новый день, рисуя в своих высях очередную грандиозную и неповторимую картину. Ясное Солнце спешило подняться, и ночные звезды из уважения к нему гасли. В недосягаемой вышине расцветали рассветным цветом легкие облака.

Устало ковыляя через еще темный сосновый лес возвращались в селение четверо людей: старый шаман, старушка травница, раненая девушка, и поддерживающий ее молодой охотник.

— Ну что же, девка, — вздохнул старый шаман, — твоя взяла! Можешь стать девой воительницей!

— Да ну ее в Зловонные Топи, такую геройскую жизнь! — отмахнулась Красная Шапочка. — Что б я хоть раз еще из селения — да ни ногой! Мое дело — одежду штопать, да еду готовить. Я все сказала!

Старик остановился, задумавшись, и отстал от остальных. А потом он ухмыльнулся хитро черному ворону, и так сказал птице:

— Я все-таки нашел себе преемника! Затянулась моя вахта в дозоре, ой, затянулась! Ну да теперь не страшно!

На том и конец сказке про то, как начинались приключения Красной Шапочки.