Связующая нить

 

Занесённая пылью старая дорога, извиваясь будто змея, оплетала холмы. Когда-то она уносилась вдаль скоростным шоссе, но сейчас от былого великолепия не осталось и следа. Асфальт испещряли трещины и огромные выбоины, иной раз столь глубокие, что больше походили на бездонные провалы. Кто-то пытался поддерживать трассу в порядке, судя по редким заплатам, похожим на латки потрёпанного временем одеяла. Но все усилия казались бесполезными, поскольку на месте одной заделанной ямы тут же появлялись три новые. Как раз в одной из таких ям Михель потерял машину, разбив подвеску. Вот и пришлось идти пешком добрых пять миль.

Тяжело дыша, путник взобрался на подъём. С него открывался вид на небольшой городок. Именовался он, если верить погнутому придорожному указателю, Блиссенвилем.

Когда-то городок представлял собой приятное место. Путник закрыл глаза и в памяти всплыли аккуратные чистые улочки, всегда полные света и жизни. Радостные горожане спешили по делам, приветствуя каждого встречного. Некоторые из них наслаждались ничего неделанием, устроившись на крылечках ухоженных одноэтажных особняков либо на газоне в парке, что раскинулся неподалёку от старинной церкви. Но сейчас Михель его не узнавал. Открыв глаза, он увидел унылое и мрачное нагромождение ветхих домов, среди которых плелись одинокие горожане с неприветливыми лицами. Блиссенвиль скорее походил на заброшенное кладбище, а возвышавшаяся в его центре ратуша подозрительно напоминала склеп.

Хотелось обойти неприятное место стороной. Но именно туда и лежала дорога путника. Долгая дорога с другого конца континента.

Хмурое небо излилось мелкой моросью вперемешку со снегом. С севера налетел пронизывающий ветер. Михель застегнул молнию потасканной кожаной куртки под самое горло, ниже натянул на глаза широкополую шляпу и зашагал дальше.

Спустя полчаса он достиг окраины городка. Вблизи Блиссенвиль выглядел ещё хуже, чем издалека. Улочки не убирались целую вечность. Некогда прекрасные, оплетённые плющом фасады домов, сейчас выделялись разве что обшарпанностью, трещинами и шелушащейся краской. А местами так и вовсе штукатурка обвалилась, обнажив кирпичную кладку. Дорожное полотно было ещё хуже, чем на подъезде к городу, представляя собой мешанину из щебня и грязи.

Михель неспешно шёл по умирающему городу, направляясь к центру, с грустью смотря по сторонам. Ему было больно видеть такое запустение и разруху. Те немногие из горожан, что попадались ему на пути, бросали неприветливые взгляды и спешили убраться от чужака подальше и поскорее. Желательно скрывшись за дверями своих мрачных жилищ.

Возле здания пожарной станции суетились огнеборцы, безуспешно пытавшиеся открыть проржавевшие ворота гаража. В паре кварталах южнее в небо поднимался столб чёрного дыма.

Позади послышался вой полицейской сирены. Путник остановился. Старенький автомобиль подкатил, громыхая всем, чем только можно было громыхать. Машина соответствовала городу по всем статьям. Через всё лобовое стекло шла трещина, левая передняя фара разбита, зеркала заднего вида отсутствовали как данность, а на крыле красовалась свежая вмятина. Машина поравнялась с Михелем, хрипящая сирена смолкла, стекло с трудом опустилось, из салона выглянул толстый полицейский средних лет с утомлённым и полным безысходности лицом. Блюститель закона оценивающе посмотрел на чужака.

— Доброго дня, приятель!

— Доброго, если его можно назвать таким.

— Ты, я смотрю, неместный?

— Именно так, сэр.

— По делам к нам, приятель, или так, мимоходом?

— Я ищу одного человека. У меня к нему дело.

— Человека говоришь? И как звать человека?

— Донс. Майлз Донс, но к сожалению, я не знаю где он сейчас живёт.

— Это не беда. Городок маленький. За день можно со всеми жителями по пять раз увидеться. Так что без проблем найдёшь друга. Он ведь тебе друг?

— Скорее да, чем нет.

— Вот и хорошо. Можешь заглянуть в церковь, а лучше в бар к Джо. Там весь город под вечер собирается.

— Спасибо, сэр, так и поступлю.

Михель собрался уходить, когда его окликнул полицейский.

— Послушай, парень. Забыл сказать. У нас тут городок тихий. И лишних проблем мы не ищем. Ты ведь не станешь проблемой?

— Нет, сэр, можете быть в этом уверены.

-Отлично! Удачи в поисках, приятель, — стекло поднялось, и автомобиль поехал дальше, обдав Михеля на прощанье облаком чёрного едкого дыма.

Откашлявшись, путник с досады покачал головой. Он забыл спросить, в какой стороне находится бар. Слишком давно довелось бывать в городе в последний раз, чтобы помнить такие мелочи. Но до вечера у него ещё было предостаточно времени, чтобы найти заведение.

Улочка свернула влево. Пролегала она между городским музеем и зданием школы, ведя к ратуше, если память не подводила. Купол, маячивший впереди, указывал, что ошибки нет. Там Михеля тоже ждали дела. Он перескочил очередную мутную лужу и оказался у школьной ограды, во дворе которой, с унылым видом толпились дети. Им явно нечем было заняться. Недовольно показав головой, хотел было продолжить путь, но тут заметил пьянчужку, который шатающейся походкой шёл в противоположную сторону. Удача улыбнулась, подарив проводника к бару. В том, что пьяница шёл именно туда, сомнений не было. Достаточно было лишь взглянуть в его целеустремлённое лицо. Найти Донса было важней, и путник последовал за любителем выпить.

Проводник, как и ожидалось, вывел прямиком к бару Джо.

Как и ожидалось, народу внутри было немного. Небольшая компания праздновала какое-то знаменательное событие. Парочка размалёванных девиц, томилась у барной стойки, сам Джо, протирающий полку под бутылками, пьяница-провожатый и старичок, сидящий в центре зала и потягивающий пенное пиво. В дальнем углу с трудом угадывались очертания ещё одного человека. Михель пристально посмотрел на последнего, после чего подошёл к стойке.

— Два пива! — бросив на стол пару монет, сказал путник.

Когда две кружки с пенной жидкостью оказались у него в руках, Михель направился прямиком к человеку, сидящему в углу.

— Здорово, приятель! — Михель поставил на стол перед собеседником одну из кружек. — Ты ведь не обидишься, если я тебя угощу?

Человек подался вперёд, дав возможность разглядеть его получше. Лицо было заплывшим от частых возлияний, под глазами синяки. Сальные волосы патлами падали на давно небритые щёки.

— Я только за, приятель, — сграбастав кружку, просипел сидевший.

Моментально осушив содержимое, он громко рыгнул.

— Уважил, друг, — незнакомец протянул руку. — Я Майлз Донс.

— Михель, — пожал руку путник, присаживаясь за стол.

То, что Донс не узнал его, не стало неожиданностью.

— Какими судьбами в нашу дыру?

— По работе, приятель. Да с дороги устал. Дай думаю, загляну, горло промочу, да языком почешу. А с собеседниками тут негусто. Мужики явно на своей волне, да и шумные очень, — Михель кивнул на компанию. — Старикан поведал бы мне историю города от самого его заложения, а шлюхи в мои планы не входили. Тут смотрю, в конце зала сидит добропорядочный горожанин. Прикинул, и решил: "А угощу-ка я его, глядишь, и не откажется последние новости обсудить".

— Боюсь ты ошибся приятель, — Майлз криво ухмыльнулся — Только тут такое дело, друг, не до новостей мне. Понимаешь?.. Нет мне до него дела. Пусть хоть сгорит дотла — всё равно.

— А что так грустно, друг?

— Моя Холли умерла… — Майлз выудил из-под стола бутылку с остатками виски и тут же допил из горла. — Уже месяц как её нет. А без неё жизнь не жизнь. Она и до этого была дрянной, неудача на неудаче, а теперь и вовсе опостылела. Хоть в петлю лезь. И никто, понимаешь, друг, никто не хочет меня понять. Да что понять. Они даже не слушают меня… Тупые кретины!

Майлз проорал последние слова на весь бар и запустил бутылкой в стену, где та разлетелась на множество осколков. Компания на мгновение затихла, но потом вернулась к своим занятиям. Старичок покачал головой, а шлюхи лишь зевнули. Вероятно, для них такое поведение было не редкостью. Джо что-то буркнул. Тут же появилась молодая официантка, которая поспешила убрать осколки.

— Майлз, ещё одна такая выходка, и я тебя вышвырну, — хриплым голосом прокаркал бармен.

— Да пошёл ты! — дебошир показал непристойный жест и вернулся к разговору. — Вот видишь, друг, они все меня не понимают.

— А ты чем занимаешься, приятель? Почему говоришь, что жизнь не задалась? И кто такая Холли?

— Холли?.. — Донс расплылся в улыбке. Но в его глазах боли было столько же, сколько и радости. — Она мой ангел… Была моим ангелом. Моей музой, моей жизнью… Была… — Лицо Майлза мгновенно изменилось, став мрачнее тучи, лишь глаза, казалось стали влажными. — Мы познакомились десять лет назад на ежегодной ярмарке, когда она ещё проводилась. С тех пор не расставались ни на день. Она стала моим миром. Лишь ради неё я жил…

Донс обхватил голову руками и тихо скулил.

— Моя Холли…

— Ну ладно, приятель, — Михель одобряюще похлопал собеседника по плечу. — Всё образуется.

Майлз поднял глаза на путника. В них была ярость. Нужно было спасать ситуацию.

— Бармен! Ещё пиво моему другу! — Донс моментально успокоился и в предвкушении заёрзал на своём стуле.

— И всё же, приятель, ты-то чем занимаешься?

— Я? Художник. Когда-то был местной знаменитостью. Мои картины даже на выставку в окружную столицу возили. Говорили, мол, я надежда этого городка. Дескать, ради моих работ люди со всей страны приезжать будут. В местном музее мои полотна до сих пор висят. И в галерее искусств округа. Но что толку? Их уже года два никто не покупает. Ты себе не представляешь, каково это — творить и знать, что твои художества никому не нужны. Деревенщине, что живёт в этой дыре не понять, моего таланта. Хотел в столицу податься. Да так и не смог уехать отсюда. Мой покойный папочка всегда говорил, что я тряпка…

Официантка поднесла пиво и Донс тут же приложился к холодному бокалу.

— Только Холли меня понимала… Она была светом моей жизни. Но вот уже месяц, как он погас, — художник снова заскулил. — А с её смертью стало и вовсе невыносимо. Думал, буду рисовать, отрешусь от всего. Надеялся, что потрясение снова даст толчок для написания картин, да какой там! Я даже натюрморт написать не могу. Получается такая жуткая мазня… Холли была для меня всем. С её смертью, умер и мой талант. Она была моей музой. А теперь её нет… Нет! Понимаешь?!

Михель слушал излияния души художника и медленно тянул своё пиво.

— А, знаешь, что самое ужасное? Я даже сдохнуть не могу! Ты представляешь? Что я только не делал, и вены вскрывал, и вешался, и под машину кидался — всё бесполезно. Через час приходил в себя с жуткой головной болью и новыми шрамами. Ты мне не веришь? Конечно, не веришь. Никто не верит. А я тебе покажу.

Майлз задрал рубаху и стал хвастаться шрамами.

— Вот этот от ножа… Этот от сорок восьмого калибра…

Шрамов действительно было много. Они создавали жуткий рисунок на коже художника — полотно страдания и боли.

Вскоре алкоголь взял свое, речь Майлза стала бессвязной и спустя минуту он вырубился, уронив голову на руки. Михель одновременно с отвращением и сочувствием посмотрел на похрапывающего художника и побрёл к выходу. Мысли были заняты размышлениями. Он думал о том, является ли происходящее следствием его ошибки, или это всего лишь стечение обстоятельств?

На улице стемнело. Рабочий день подошёл к концу и к бару подтягивались горожане. Но путник не искал их компании. Старательно обходя прохожих, прячась в раскинувших объятия тенях, он одиноко брёл по убогим улочкам и продолжал думать.

С одной стороны, смерть Холли от рака действительно могла выбить её супруга из колеи. С другой — мир художника стал разваливаться задолго до трагического случая. Уже два года Донс медленно, но верно падал в бездну. Он потерял заработок, уважение общины, даже с родителями умудрился отношения испортить. Смерть супруги была лишь логичным звеном в цепи неудач. Город за что-то мстил. И именно этим объяснялось, что горожане не пришли на помощь Майлзу, когда он оказался в беде. А ведь должны были. Таков закон связи — ты помогаешь общине, община помогает тебе. Что же пошло не так? И самое главное, что теперь делать? Всё оказалось сложнее, чем виделось вначале. Вылечить тело не так сложно, а вот душу — иной раз и вовсе же невозможно. Хотелось верить, что это не такой случай. Но решать нужно сейчас — город уже начал обращаться в руины.

Михель настолько погрузился в свои мысли, что не заметил, как едва не попал под обрушившийся карниз. Лишь в последний момент кто-то оттолкнул его в сторону. Придя в себя, путник поднялся, отряхнулся и стал озираться по сторонам в поисках спасителя. Им оказался юноша с копной непослушных кучерявых волос на голове.

— Вы не пострадали, сэр? — отряхивая со штанов пыль, спросил юноша.

— Кажется, нет. Но если бы не вы… Спасибо.

— Да ерунда, — паренёк улыбнулся и протянул руку. — Грегор Граунд.

— Приятно познакомиться. Я Михель Харт, — пожимая руку юноши, ответил путник.

— И мне приятно, мистер Харт.

— Просто — Михель.

— Договорились, — юноша стряхнул пыль с головы и продолжил разговор. — И будьте аккуратней. Последнее время с домами творится что-то непонятное. Даже не знаю, грибок какой-то, или грунт ходит, но все здания стремительно ветшают. Я пытаюсь достучаться до мэра, чтобы он хоть что-то сделал, но он меня не слушает. Как и городской совет. Словно никто не видит, что город разрушается.

— Может, не хотят видеть, а может, не могут? — Михель с любопытством посмотрел на юношу.

— Надо быть полными слепцами, чтобы не видеть этого. Тут даже строителем как я быть не нужно.

— Как знать… — Михель огляделся по сторонам. — Кажется, я заплутал. Не проводите меня к ратуше?

— Почему бы и нет. Я всё равно не знал, чем себя занять. Идёмте, — Грегор сделал несколько шагов и остановился, ожидая спутника. Михель поспешил следом.

— Так вы строитель?

— Есть такое. Вообще-то, я учился на архитектора в окружной столице, но тут мои знания не пригодились… — юноша понурил взгляд.

— Городок маленький и отстроен давно. Не думаю, что архитектор тут нужен. Возможно, стоило, остаться в столице?

— Возможно, но меня тянуло домой ещё во время учёбы. Да и потом, несколько лет назад у мэра были грандиозные планы по капитальной реконструкции и возведении новых кварталов. Вот я и вернулся.

— А потом?

— А потом всё изменилось. Мэр свернул проект, вот я и подался в строители в бригаду к старику Оуксу.

— Так что сейчас удерживает?

— Моё сердце навсегда отдано Блиссенвилю.

— Ну, ничего, жизнь не стоит на месте. Твои архитекторские способности ещё пригодятся, — Михель похлопал парня по плечу. — Уверен в этом.

К этому моменту они как раз подошли к ратуше. Путник попрощался со своим проводником и поспешил к зданию. В это время внутри никого не должно было быть. С трудом поднявшись по осыпающимся ступеням, он подошёл к дверям. На потрескавшихся деревянных створках "красовался" проржавевший навесной замок.

Ветер усилился. Его порывы готовы были сорвать с места и унести в завывающие небеса. Внезапно, улицу наполнил противный скрежещущий звук. В следующий миг, тяжёлый стальной флюгер сорвался со шпиля и рухнул на припаркованную возле тротуара машину.

Михель лишь покачал головой и поспешил убраться с парадного крыльца. Обойдя здание, он разбил первое попавшееся окно. Осколки со звоном разлетелись по комнате. Достав фонарик, поводил лучом из стороны в сторону, оглядывая помещение. Это был давно покинутый кабинет. Всюду была разруха и запустение. Старые половые доски громко скрипели, пахло сыростью. Справа виднелась дверь.

Путник направлялся в западное крыло здания. Проход перегородила стена с нелепой лепниной из розочек по бокам. Михель осознанным жестом, нажал на одну из них. Тут же появился проход, в конце которого была большая железная дверь.

Осторожно убрав паутину, он достал ключ. Щелчок и замок поддался. Дверь неожиданно легко раскрылась, пропуская внутрь. Тут же зажглись лампы и включились мониторы. На главном, центральном, было трехмерное изображение города. Диаграммы высвечивали непонятные непосвящённому показатели. Но не они интересовали путника. То, что можно было прочесть на них, он и так видел своими глазами, гуляя по улочкам городка. Его цель скрывалась в дальнем конце комнаты — большой монитор с показателями состояния человека. Если верить горящей красным надписи, это был Майлз Донс.

Михель уселся в кресло перед монитором и стал изучать графики. На соседнем экране плыла новостная лента. Даты ухудшение показателей здоровья совпадали с катаклизмами, сотрясавшими город. Попытка суицида — пожар, уничтоживший три дома; сердечный приступ — в городской больнице обрушилась крыша.

— Глупец, что же ты наделал, — путник потёр рукой глаза.

Нужно было принимать экстренные меры. Тут показатели человека стали резко ухудшаться. Михель бросил взгляд на экран, с изображением с городских камер. На окраине городе снова что-то горело.

Показатели неумолимо ползли вниз. Послышался гул. Стены ратуши затряслись.

Михель вскочил и бросился к выходу. Он бежал, не разбирая пути. Увидев первое попавшееся на пути окно, не раздумывая, прыгнул в него. Земля содрогнулась, по стенам пошли трещины. Купол ратуши обвалился…

 

Пара сильных пощёчин вывели Майлза из состояния блаженной дрёмы.

— Идите все к чёрту… — Недовольно пробурчал художник. — Дайте поспать, мастеру, гады…

В следующий момент кто-то плеснул в лицо холодной водой.

Художник заорал от неожиданности, раскрыл глаза и изумлённо уставился на стоящего над ним Джо.

— Я закрываюсь, так что шёл бы ты спать домой.

Майлз хотел возмутиться такому вероломству, но, встретившись взглядом с Джо, понял, что любые возражения не помогут. Джо был не тем человеком, который любил вести споры, и художник, шатаясь, поплёлся к двери.

Уличные фонари не горели. В такую темень и трезвый человек себе шею свернул бы без проблем. А уж пьяный художник так и вовсе оказывался на земле через каждые пять шагов. Хмурое небо на мгновение прояснилось, открывая проход серебристому свету луны.

— Холли, душа моя, ты наблюдаешь за мной. Как бы я хотел быть сейчас с тодой… тобой, — заплетающимся языком вслух произнёс Майлз, сидя в грязи, после очередного падения.

С трудом поднявшись, цепляясь руками за стену, он поковылял домой, думать о потерянной любви, и утраченном будущем. Он постоянно об этом думал в последнее время.

Дом, в котором художник снимал маленькую комнатушку в подвале, ютился на отшибе. Всего в сотне метров от городского кладбища. Небольшая покосившаяся лачуга с забитыми досками окнами, прогнившим крыльцом и сырыми стенами, покрытыми мхом и плесенью, представляла собой жалкое зрелище. Когда-то он жил в центре. Но это было давно. Теперь он мог позволить себе лишь такой кров.

Щелчок выключателя зажёг лампочку. Тусклый свет разлился по комнате, освещая грязное помещение, три на три метра, завешенные пыльными тряпками полотна, расстеленную кровать, разбросанные на полу вещи. Повсюду виднелась паутина и грязь, словно комнату не убирали уже лет сто, не меньше.

Спираль в лампочке стала красной, послышался хлопок и свет померк. Нащупав в кармане коробок спичек, художник чиркнул одной из них. Огонь вспыхнул мгновенно. Желтоватое пламя едва заметно потрескивало от витавшей в воздухе пыли. На коробке возле стены, заменявшей стол, стояла керосиновая лампа. Немного повозившись, Майлз всё же сумел её зажечь. В этот миг мир перед глазами завертелся, и художник рухнул на кровать. Что-то больно впилось в бок. Нечто, завернутое в одеяло. Спустя несколько мгновений, ушедших на возню с засаленным одеялом дрожащая рука мастера извлекла из его нутра бутылку недопитого виски.

— Повезло-то как! — Майлз плотоядно улыбнулся, моментально скрутил крышку и приложился к горлышку и стал пить жадными глотками.

Обжигающая жидкость потекла по подбородку, заливая грязную рубаху. Недолго думая, художник вытер лицо рукавом.

— Холли! — утробно проревел художник. — Холли, как же мне плохо без тебя…

Взор мутных глаз устремился к единственной не завешенной тряпьём картине, стоящей напротив кровати — портрету жены. По щекам художника потекли слёзы. Мысленно он вернулся в счастливые дни прошлого.

— Майлз, ну скоро ты там? Я уже устала! — Перед художником сидит прекрасная девушка в голубом платье. Пышные рыжие волосы разбросаны по плечам. На лице наигранное выражение недовольства.

— Уже почти всё, — довольно заявляет мастер. — Ещё мазок… Вуаля!

Небрежным движением, Майлз разворачивает мольберт.

— Боже! Ты гений, — выражение лица девушки меняется. На нём играет счастливая улыбка, близнец улыбки, застывшей на губах девушки с портрета...

— Холли! — рыча, словно дикий зверь художник швырнул бутылку на пол и кинулся к полотнам. — Ненавижу!

Майлз рывком сорвал ткани с полотен, вытащил из кармана складной нож, с одним-единственным желанием — уничтожить всё. За миг до удара он замер…

"-Ты гениален. Твои картины прекрасны", — звучат в голове слова возлюбленной.

— Холли! — Холодная сталь выпала из рук. — Я не могу, Холли…

Осознание происходящего волной накатило на Майлза, парализовав мозг.

— Нет! Нет!!! — отрезвевший в одночасье мозг, заставил сделать несколько неуверенных шагов назад. — Нельзя. Это всё что от неё осталось. Всё…

Рука неловко задела светильник. Керосиновая лампа, словно в замедленном кадре упала на пол, ровно в то место, где за миг до этого нашла свою кончину бутылка виски. Стекло разлетелось по полу, смешавшись с уже валяющимися осколками. Пламя вспыхнуло моментально

— О боже! — Страх появился в глазах художника.

Он бросился к выходу, где ещё есть воздух, и путь к спасению… Не дойдя одного шага, Майлз замер.

"Твои картины — это наше наследие. Твоё и моё, любимый…"

— Картины… Наше наследие…

Всё еще дрожащими руками Донс потянулся к одеялу, Надеясь им сбить пламя. Грязная ткань обрушилась на жаркие языки огня. Но спасение, стало погибелью. Пропитанное спиртом одеяло загорелось, словно папирусная бумага. Огонь перескакивает на рукав рубашки, и та вспыхивает следом. Боль пронзила тело художника. Затуманенный разум соображает медленно. Пламя скачет по тряпкам, устилающим пол, перекидывается на ободранные обои. Не прошло и мгновения, как вся комната превратилась в пылающий ад. Едкий дым застелил глаза, стал драть горло, выбив кислород из лёгких.

— Холли, прости… — обезумевший художник наткнулся на ящик и с грохотом упал на пол. В остекленевших зрачках отразились языки, смыкающегося над головой огня…

 

Дома по всему городу рушились на глазах. Стены прорезали глубокие трещины и в следующий миг обваливались грудой камней. Балки перекрытий трескались, будто ивовые прутики, крыши оседали, раскидывая по улице обломки черепицы. Грунт оседал, "поедая" целые куски асфальта, вместе с припаркованными машинами.

Михель нёсся быстрее ветра. Перескакивал через провалы подобно горному туру, укорачивался от кусков падающего камня, некогда служившего балконами. Он спешил. Спешил туда, где увидел первый столб дыма. Сейчас же всё вокруг тонуло в едком "тумане", порожденном десятками пожаров.

На одной из улочек на глаза попался человек, придавленный стволом рухнувшего дерева. Времени на помощь не было. Нужно было спасать не одинокого незадачливого горожанина, а сам город. Но что-то остановило Михеля.

Под ветками едва различалась кучерявая голова Грегора — судьба давала подсказку. Её знаки всегда можно отыскать, если надеяться найти.

Сильные руки Михеля схватились за шершавый ствол и потянули вверх. Грегор тут же вынырнул из-под него.

— Кажется, теперь мы в расчёте, — силясь вдохнуть полной грудью, заявил парень.

— Похоже на то. Но пожалуй, я открою новый кредит. Мне нужна помощь. Поможешь?

— Смотря что нужно делать…

— Спасать город…

— Если знаете как, то можете на меня рассчитывать. Хотя, я понятия не имею, что происходит?

— Мэр умирает, поэтому и город разрушается.

— При чём тут мэр Гордон?

— Ни при чём. Я говорю об истинном мэре.

— О ком?

— Это долгая история. Сейчас нужно спешить.

Архитектор сомневался. Слова недавнего знакомого казались бредом. Но разве не бред то, что творится вокруг? Разве может город в один миг обратиться в руины?

Дерево, под которым ещё минуту назад был зажат Граунд вспыхнуло, превращаясь в факел. Если бы не вовремя подоспевшая помощь, его ждала верная смерть.

— Ведите, — коротко бросил юноша.

Когда они добрались до лачуги художника, та вовсю полыхала. Михель в растерянности встал. Неужели ничего не получится? Он не мог позволить себе рискнуть и бросится в пламя.

— Смотри, там кто-то есть! — Воскликнул Грегор.

Едва различимая в дыму, окруженная странным сиянием, из прохода показалась фигура человека. Медленно переставляя негнущиеся ноги, качаясь, вышла из прохода и рухнула на крыльцо лицом вниз. Это был Майлз. Скинув куртку, Михель бросился тушить горящую одежду на художнике. А затем вместе с подбежавшим Грегором они оттащили его от заполыхавшей с новой силой лачуги. Когда они перевернули его на спину, художник еще дышал и продолжал прижимать к своей груди сверток.

Михель осторожно расцепил руки беззвучно стонущего художника, взял сверток и развернул его. Портрет Холли чудом остался почти невредим, а вот сам Донс держался из последних сил. Он сильно обгорел и едва дышал.

— Боже, кто это?

— Майлз… — Михель закашлялся.

— Майлз Донс?

— Он самый.

— Какого чёрта мы спасаем этого пропойцу?

— Потому что он Истинный мэр вашего города… Помоги, — Михель передал помощнику картину, а сам перехватил тело подопечного.

— Снова Истинный мэр? Это что-то должно означать?

— Что-то должно. Скоро всё узнаешь, а сейчас мы должны спешить. Нам за полчаса нужно добраться до ратуши, если хотим остановить этот кошмар.

Спутники поспешили к своей новой цели. Михель сгорбился под весом тела умирающего Майлза. Грегор, с картиной в руках, шёл следом. Пожар почти утих, но едкий дым, клубился подобно туману, окутывая всё вокруг.

Сбоку рухнуло ещё одно здание, в который уже за сегодня раз, засыпав спутников пылью. Дышать было уже совершенно невозможно. Но впереди уже виднелось полуразрушенное здание ратуши, и Михель с Грегором ускорили шаг.

Возле самых руин путник на мгновение остановился, перевёл дыхание, сплюнул и стал пробираться сквозь завалы, направляясь в западное крыло здания. Архитектор шёл по пятам. Потайная дверь была нетронута. Михель быстро открыл её, снова нажав на розочку в узоре лепнины, и вошёл внутрь.

Грегор нерешительно потоптался на пороге, но всё же сделал шаг в неизвестность. В просторной комнате всё было заставлено непонятным оборудованием, а стен не было видно за несчётным числом мониторов. Снаружи всё рушилось, тут же был островок покоя и умиротворения.

Грерор с любопытством разглядывал помещение изнутри, пока Михель возился с Майлзом. Он осторожно разместил последнего на платформе, в которой была выемка в виде силуэта человека, и принялся подключать к телу непонятные проводки и датчики.

— Что это за помещение? И что, чёрт побери, тут происходит?

Михель отвлёкся и посмотрел на юношу. Пришло время ответов.

— Эта история покажется фантастичной, но она правдива. У нас мало времени, так что постарайся не перебивать мой рассказ, — путник, продолжил возиться с приборами и говорить. — Когда-то давно наши предки пришли на эту землю. Она была благодатна, но не гостеприимна. Все поселения людей в один миг обращались в руины быстрее, чем их успевали возводить. После гибели нашей родной планеты в хаосе войны, этот мир должен был стать спасением человечества, но что ни делалось, всё было бесполезно. Новая планета не желала принимать чужаков. Слишком много корысти и злобы принесли мы с собой. Мир словно чувствовал, что его ждёт участь старой доброй Земли. И тогда один из Отцов Основателей, влекомый неведомым порывом, обратился к душе планеты, дав клятву, что наш народ пришёл не покорять землю, а стать её частью. Поклялся, что люди не будут ценить себя превыше земли, дающей им приют.

Михель ещё раз проверил тело Майлза и бросил быстрый взгляд на мониторы. Город обращался в ничто.

— Мир откликнулся на призыв. И перед Основателем предстали зилаты, могущественные хозяева планеты. Когда-то они были властителями звёзд. Некоторые народы считали их богами. Но их время давно прошло. Лишь трое хранителей знаний прошли сквозь века, сохраняя мудрость своего народа. И они приняли решение поделиться частичкой этих знаний с людьми. Они приняли клятву, позволили жить в этом мире, но заключили договор, что у каждого города появится человек, который будет навсегда связан с землёй и городом, станет его душой — Истинный мэр. Пока он будет думать о всеобщем благе, и стремиться приносить пользу людям и земле, город будет процветать. Но как только он начнёт заботиться лишь о себе, земля отторгнет людей и уничтожит город. В новом мире не было места гордыни, тщеславию, корысти и прочим людским порокам.

Михель закончил приготовления и теперь ничто не мешало закончить рассказ.

— Боги дали технологию интеграции. В каждом здании ратуши расположен скрытый комплекс, где происходит автоматический сбор информации о городе и мэре. Там же осуществляется процедура инаугурации нового главы города, когда старый мэр умирает. Но это достаточно нечастое явление. Сама земля защищает мэра. Все его раны затягиваются, а болезни так и вовсе не страшны.

— Значит, Майлз поправится? — спросил Грегор. В его голосе слышались нотки недоверия.

— Нет, он умирает. Земля отторгла его навсегда. Он отказался жить ради своего города, погрузился в море эмоций, где и утонул. Теперь он обречён, а если мы не поторопимся, то и город тоже.

— Это из-за смерти жены?

— Вначале я тоже так думал. Но сейчас понимаю, что всё началось намного раньше. В тот самый миг, когда Донс захотел покинуть город в поисках лучшей доли для себя, а по сути, захотев иметь больше, чем должен был. Земля посылала ему предупреждения, но Майлз не увидел их. Вот и загубил свою жизнь и город вместе с ней заодно.

— Тогда что мы можем сделать? — непонимающе спросил юноша.

— Выбрать нового мэра, — бросил путник. — Если успеем провести процедуру интеграции, то разрушение остановится, и город начнёт медленно восстанавливаться.

— Но где же нам его найти? И кто это? Выборный мэр Гордон? Глава Совета Партон? Или, быть может, шеф полиции Джепс? Мы не сможем отыскать никого из них в этом хаосе. Да и народ для голосования не соберём.

— Это и не надо. Выбор уже сделан. Сама земля указала на достойного человека, — Михель начинал нервничать. Разговор слишком затянулся.

— И кто же это? — Грегор шёл по пятам за своим спутником.

— Это ты Грегор…

— Я?! Это какая-то ошибка…

— Никакой ошибки, мой юный друг. В этом мире ничто не случайно. Мы не просто так встретились. И не просто так, я наткнулся на тебя, когда пробивался к дому Майлза. Признаюсь, я сомневался, но, когда ты согласился помочь, пришло понимание, что ошибки нет. Поэтому ты сейчас здесь.

— Михель, ты один из зилатов?

— Нет, мой юный друг. Я такой же человек, как ты. Почти такой же. Видишь ли, у процедуры интеграции есть один недостаток. Прошедший её мэр полностью забывает и о комнате, и о своей миссии. Он продолжает жить так же как всегда, даже не вспоминая о своём истинном предназначении. Поэтому нужен тот, кто бы следил за мэрами и их городами. Тот, кто будет проводить процедуру интеграции. Тот, кто слушать советы земли и выбирать мэра. Тот, кто будет помнить о произошедшем. Первые тридцать человек, согласившиеся стать мэрами выбрали из своего числа одного, кого посчитали наиболее достойным. Им стал я…

Когда Михель произнёс последние слова, лицо его изменилось. На нём отразились прожитые столетия и боль невосполнимой утраты.

— Отец Основатель — так меня назвала история. Губернатор — назвали меня первые мэры. И я принял это бремя, навсегда отказавшись от семьи. Я видел, как росли и умирали мои дети и внуки, как уходила в лучший мир, моя супруга. При этом не мог изменить что-либо. Даже просто быть с ними. Обречённый наблюдать со стороны…

— Если это правда, то почему согласился?

— Я спасал тех, кто был мне дорог. У нашего народа больше не было ресурсов для поиска нового дома. Либо мы принимали предложение зилатов, либо нас ожидала верная смерть.

Михель подошёл к платформе рядом с той, на которой лежал Майлз.

— Теперь ты знаешь всё, Грегор. Знаешь, что можешь сделать для своего города как хорошего, так и плохого. Пришло время выбирать, готов ли ты стать новым Истинным мэром.

— А что будет, если я не сумею.

— Всё возможно, мой юный друг. Мы не в силах контролировать всё. Особенно свои чувства. Знай мэры о своей миссии, они бы вели себя по-другому, но зилаты решили иначе. Поэтому я каждый раз и задаю будущему мэру вопрос, готов ли он стать душой города? Нередко люди отказываются взять на себя такую ответственность. Лишь те, кто искренне верят в свои силы и желают только добра соглашаются. А для всего остального есть Губернатор.

Михель открыл зажимы.

— Время уходит. Каждая минута промедления — чья-то жизнь. Твой ответ?

 

По всему городу слышался звук работ. Строители работали без перерыва, стараясь быстрее восстановить то, что было уничтожено необъяснимым катаклизмом. Радостные горожане старались помочь им, чем могли. Одни убирали обломки, другие готовили еду в полевой кухне, третьи самостоятельно реставрировали свои дома. Уже давно жители Блиссенвиля не были такими сплочёнными.

Из автомастерской выехал видавший виды пикап. Осторожно объезжая ямы, машина неспешно ехала по направлению к выезду из города. За рулём сидел человек с потрёпанной коричневой куртке.

Проезжая мимо ратуши, пикап остановился. Водитель вышел из машины и посмотрел на строительные леса, оплетающие полуразрушенное здание. Во дворе суетились люди. Возле стола с чертежами о чём-то спорили два человека. Один — седовласый толстый старичок в добротном твидовом костюме тройке, второй — парень с копной непослушных кучерявых волос на голове. Последний тыкал в чертежи карандашом и в чём-то убеждал толстяка.

Водитель пикапа обошёл машину, вытащил завёрнутый в ткань большой прямоугольный свёрток, перехватил поудобней и направился к спорящим.

— Простите, — прервал он дискуссию, подойдя поближе.

— А, мистер Михель, — радостно заулыбался Грегор. — Рад вас видеть. Позвольте, я познакомлю с мэром Гордоном.

Грегор указал на своего компаньона. После недолгого обмена любезностями с мэром, Михель снова обратился к юноше.

— Я вижу, ваши навыки всё же оказались востребованы.

— Увы, — печаль отразилась на лице юноши. — Мы не можем ничего изменить. Но мы можем отстроить всё заново.

Михель понимающе кивнул.

— Вы уже покидаете нас?

— К сожалению дела, друг мой. Неотложные дела. Я заехал попрощаться.

— Очень жаль, — Грегор пожал протянутую руку. — Не забывайте о нас. В Блиссенвиле всегда вам рады.

— Не забуду, и обязательно ещё навещу.

— Думаю в следующий раз вы не узнаете город.

— Уверен в этом, — Михель улыбнулся и протянул свой сверток архитектору. — А это, я думаю, должно принадлежать городу.

Грегор принял свёрток и поспешно развернул его. Мэр Гордон, увидев, что внутри восторженно ахнул. Внутри оказалась картина, с которой смотрела прекрасная счастливая девушка с рыжими волосами в синем платье.

— Какая красота!

— Это лучшая работа Майлза Донса. Думаю, ей найдётся место в городском музее.

— Непременно, — не отрываясь от картины, ответил Гордон. — Эта картина станет украшением нашего музея.

— Вот и отлично. Ну, что ж, мне пора.

— Удачи, мистер Михель.

— Спасибо, Грегор. До встречи!

Все трое распрощались. Путник залез в пикап и покатил по дороге. На выезде из города что-то закололо в боку, и он остановил машину. Поспешно расстегнув рубашку, он посмотрел на то место, где чувствовал боль.

На теле Михеля отчётливо виднелся узор, подозрительно похожий на карту континента. Сходство добавляли маленькие точечки, под которыми были надписи. Кололо как раз на месте одной из таких точек. Кожа покраснела и воспалилась

— Брембальтаун, — произнёс Михель, изучив место покраснения. — Значит, я еду в Брембальтаун. Надеюсь, дорога у них ещё не разрушилась.

Пикам тронулся с места. Серая лента дороги уносила путника на восток. Мимо проносились золотистые пшеничные поля, прекрасные фруктовые сады, а с холмов открывался вид на виноградники. Новый мир всё же принял скитальцев с погибшей планеты. И так будет до тех пор, пока нерушим договор, и у каждого города есть человеческая душа — Истинный мэр. А для всего остального есть Губернатор.

Птицы приятным щебетанием провожали гостя. А может просто радовались погожему деньку. Над Блиссенвилем снова засияло солнце.