Не забудьте уничтожить
Не забудьте уничтожить
Лампочки под потолком мерзко затрещали, стоило лишь отворить дверь.
Цок, цок, цок!
Система вмиг активировалась, проснулась, виртуально потянулась ото сна, и компьютер с приятным женским голоском, хлынувшим из всех динамиков прихожей разом, опознал в вошедшей девушке хозяйку. Выждав нужную для побудки паузу в несколько минут, голос застал девушку уже в ванной: пожелал доброго вечера, напомнил о приеме таблеток и настоятельно порекомендовал заскочить в душ немедля. О дезинфекции одежды механическая дамочка с искусственным интеллектом тоже не забыла упомянуть.
Она никогда не забывает.
Вяло буркнув голосу стандартное "и тебе не хворать, сучья железка", девушка — брюнетка двадцати пяти лет с редким по нынешним временам именем Лиза — ловко выпрыгнула из грязной робы и ненавистно швырнула тряпки в стиральную машину, хлопнув от злости приемником, что есть сил. Живот без предупреждения скрутило от приступа боли, отчего девушка завалилась на гору тряпья и зажмурила глаза. Мысли, мысли, мысли. Они неслись вереницей, за шкирку утаскивая ее в безумный хоровод, откуда нет пути назад.
"Прекрати себя накручивать!" — приказала себе Лиза и постаралась выключить воспаленный фантазиями мозг.
Ее мутило с утра. От одной мысли, что она заболела, подкашивались ноги, руки дрожали, во рту пересыхало, а сердце заходилось в бешеной пляске, угрожая вытоптать на душе серую безжизненную пустыню.
Справившись с собой, внушив, что ничего плохого не может произойти, Лиза глянула в зеркало, улыбнулась отражению и отчего-то непроизвольно положила руку на живот нежно-нежно.
"Нет. Этого не может быть! Только не это. Я просто что-то съела" — с ужасом отдернула руку Лиза и принялась себя успокаивать. Скорее всего — несварение или даже чертова восприимчивость к продуктам, что вторую неделю возят из соседнего города. А если ко всему сверху добавить увеличенный рабочий день — начальство иногда устраивало недели без выходных — тут у любого живот в узел скрутит.
Тряхнув головой, словно лохматый ретривер, она, наконец, пришла в себя. По пришествии провела с собой беседу — словно маленькая одинокая девочка, у которой из друзей лишь куклы — и убедила не паниковать зазря.
И сама себя послушала.
Тяжело жить в одиночестве годы напролет.
Собравшись с мыслями, она нажала на большую красную кнопку с надписью "дезинфекция" на корзине для очистки, отчего машина затарахтела, моргнула своими машинными диодами и дыхнула паром. В недрах устройства пробудился зверь, принявшийся искать на ткани "вредность" и рвать её на атомы, словно злой зубастый пес, что Лиза видела из окна бродящим за периметром.
Хвостатые, крылатые, пернатые и шерстяные почти позабыли о человеке. Бывали дни, когда маленькая черная птичка, размером с уголек, усаживалась на карниз окна, стучала красным клювом о пластик, и принималась щебетать на всю округу. Звука, правда, в комнату с улицы не проникало. Но фантазия Лизы с лихвой компенсировала унылость бетонной коробки…
Может быть, и сегодня прилетит птичка.
"Прилети, пожалуйста, прилети" — помолилась про себя Лиза.
— Лиза, настоятельно рекомендую принять душ, — не унималась программа. — Лиза, настоятельно рекомендую принять душ!
"Сучья железка" старательно и назойливо, словно рой мух, которых извели лет сто назад, доставала Лизу, комментируя каждый шаг и вздох. Впрочем, девушке к такому пристальному вниманию было не привыкать. Уже десятое поколение на планете не имеет иммунитета. Без указок из-под потолка вероятность оказаться на том свете стремится к единице. Шаг влево, шаг вправо, глоток воздуха с поверхности, капля земной воды — вирус, болезнь, неминуемая мучительная смерть. Сценарий драмы с трагическим концом здесь каждый знает наизусть.
Голос машины 1R7i13TA — для простоты и краткости именуемой просто Ритой — проживал в каждой квартире, взяв на себя функции няньки, надзирателя, врача, учителя и еще с десяток профессий, о которых нынешний мир успел позабыть. С голосом свыклись, голос приняли, голоса слушались.
Городок чем-то напоминал соты. Одна ячейка — некоторое подобие квартиры — один человек. Лишние встречи пресекались, общение сводилось к минимуму, любые половые связи запрещались — детей выращивали в пробирках. Зачатый естественным путем ребенок почти всегда умирал в первые часы своей жизни. Так, по крайней мере, говорили наверху. Вслед за малышом почти всегда умирала и мать. Об этом тоже до сих пор твердили в новостях. Чтобы никто не забыл. Были, конечно, случаи, когда и ребенок и мама оставались цели и здоровы. Но статистика, как известно, бессердечная неразборчивая стерва.
Естественное зачатие было под запретом.
Любые отношения строго регулировались Ритой, имеющей сто глаз, сто рук, сто мнений, но не имеющей обычных — к счастью или к сожалению — человеческих мозгов, порой так сладко и яростно твердящих под черепом: "нарушай", "живи", "не слушай". Нарушителей почти наверняка выгоняли за периметр. После допросов, следствий и протоколов, что требовались для выяснения обстоятельств, выметали. Лишь только после однократной тревоги "Опасность заражения" потенциального "зараженного" тут же изолировали и уничтожали.
Риск слишком высок.
Не церемонились и с нарушителями порядка. Отказ принять душ, выпить таблетки или пройти дезинфекцию карался жестоко. Непослушных выгоняли за периметр, отпуская на все четыре стороны, дав пинка под непослушный зад. Вопросов почти не задавали, жалости не проявляли, жестокости, граничащей с безумством Риты, тоже. Хотя, тут как посмотреть. Ведь главный вопрос изгнанные задавали себе спустя мгновение, оказавшись на поверхности.
Ради чего?
Вопрос смерти, ступив они за порог, становился лишь вопросом времени. И голоса в голове затухали, сменяясь более прозаичными "выживи", "борись", "прячься".
У мужской половины голос, поучавший из динамиков с утра и до вечера, был иным. Но те по старой памяти — Рита не меняла виртуальный пол первые двести лет, пока какой-то умник, затюканный надоедливым безэмоциональным бабским сюсюканьем, не встроил в машину хрипатый мужской баритон — называли его тоже Ритой.
— Одежда стерильна, — доложила Рита.
"Кто бы сомневался" — то ли сказала вслух, то ли про себя подумала девушка, и тут же, встав на цыпочки, взяла с полки шкафа запечатанную в пленку майку. С соседней полки — специальный обеззараживающий гель и таблетки: целую россыпь разноцветных жевательных пилюль — дневной минимум человека без иммунитета. Что в тех таблетках, не знал никто.
Красную большую пилюлю Лиза перестала пить уже два месяца назад. После приема начинала гудеть голова, а организм превращался в большой воздушный кусок ваты. За шкафом собралась уже целая россыпь красных "пуговиц". Обнаружат — выпрут тотчас.
"Не забудьте уничтожить после использования" — было выбито на спайке капсулы антибактериального геля. То же самое было написано и на жесткой мочалке из люфы.
Эта фраза вбивалась в сознание с малых лет, вдалбливалась, вколачивалась настойчиво и упорно.
"Не забудьте уничтожить использованную одежду".
"Не забудьте уничтожить использованную посуду".
"Не забудьте уничтожить…".
"Не забудьте…".
— Не забуду, — буркнула Лиза и запрыгнула в душевую кабинку.
Та приветливо пиликнула и закрылась наглухо. Захочешь — не откроешь. Пока не выстирает каждую клеточку, ларец не отворится.
Девушку с ног до головы обдало мощными струями пара. Запахло химикатами.
— Вредоносные организмы уничтожены, — раздался компьютерный голос из динамиков. — Выберете режим очистки.
— Чтоб тебя ржавчина взяла, — лишь ответила девушка и нажала одну из множества кнопок на панели. Назначение некоторых из них она до сих пор не знала. Всезнающая Рита помогать и подсказывать не спешила. Насколько Лизе хватало фантазии, непонятные тумблеры еще пригодятся. В этом мире нет ни одного лишнего устройства. Кажется, изъянов в этой системе не было. Все продуманно наперед, все имеет цель.
Даже Лиза.
И у нее цель расходится с той, что заготовила дальновидная железяка.
— Не забудьте уничтожить капсулу геля и мочалку после душа, — напомнила Марго, лишь только первые струйки воды сбежали по молодому стройному телу, вызвав рой ошалевших мурашек.
Раствор, в котором купалась Лиза, был без запаха и вкуса. Ничем почти не пах и гель — серая жижа, нашпигованная таким количеством компонентов, что убивала все живое, кроме человека, едва различимо пахла йодом. Безвкусной была и еда. Тарелки после ужина, полотенца и душевые принадлежности — все отправлялось в корзину для дезинфекции. А иногда и для переработки, когда Рита обнаруживала риск для жизни и здоровья города. Лампа у входа в такие моменты сигналила охране. Конвой из крепких обезьяноподобных стражников вламывался в дверь и уносил "рисковый" предмет в лабораторию.
Окажись таким предметом Лиза, ее тут же мигом бы переработали и уничтожили. Слова эти, как не странно, становились в таком случае синонимами.
"А что они сделают со мной? — пронеслось в голове у Лизы.
Мысль, словно щупальце ледяного морского спрута, коснулась кончика позвоночника и прилипла к сознанию намертво, отчего Лиза зябко передернула плечами и выпорхнула из ванной комнаты, замотавшись в синтетический халат без цвета и запаха. Потопталась у зеркала, уселась в кресло напротив окна. Толстые металлические листы толщиной в пару сантиметров укрывали плексигласовое стекло. Открывались створки лишь на несколько минут с рассветом. На пять минут — перед закатом. Мгновения, что было дозволено любоваться миром, Лиза никогда не пропускала. Бесконечность за окном манила и тянула. Алое небо, в котором сейчас на ее глазах утопал красный диск солнца, разрезали и протыкали миллионы косых пунктирных линий. Свинцовые облака, медленно ползущие с одного куска неба на другой, выливали на землю слезы.
Кажется, планете было одиноко.
Черная птичка с маленьким птенцом приземлилась по ту сторону окна. Малыш пытался забраться маме под крыло. Черные пушистые крылья под дождем намокли, отчего птенец походил на маленького черного жука.
Крохотная слеза упала на пол.
Внизу живота у Лизы подозрительно засосало, скрутило, дернуло.
Эти ощущения она уже знала.
— Обнаружена новая жизнь, обнаружена новая жизнь! — монотонно принялся повторять голос из динамиков.
— Не хочу, — с досадой ответила Лиза в потолок. Затем положила руку на живот и уже обреченно заплакала, роняя слезы в такт высоким деревьям, пинающим облака-перины из угла неба в угол.
— Опасность заражения! Опасность...
В коридоре загрохотали тяжелые ботинки патруля. Несколько обезьяноподобных уже через пять минут будут здесь.
Лиза знала, что будет дальше.
Ее насильно лишат ребенка. Отнимут, вырвут, заберут. Заберут ее птичку, маленькую, крохотную, даже не родившуюся. В этом дефектном мире новых людей делают в лаборатории из пробирки, словно помидоры. Женщинам рожать запрещено! Как она могла забыть, проигнорировать, пропустить мимо ушей эту истину. Истину ли?
Черта с два!
Утерев слезы рукавом, она одним отточенным движением вытащила из сумки принесенную с работы стамеску, переложила в правую руку — чтобы удар оказался сильнее, и что есть силы вонзила между оконными створками, что почти сомкнулись, оставив лишь крохотную алую щелочку.
Навалилась на рукоятку, стараясь проткнуть этот душный мыльный пузырь, силясь освободиться, выпорхнуть, улететь напоследок, раствориться в облаках, унестись с ними далеко-далеко, туда, где не отнимут, туда, где она будет не одна!
В квартиру сквозь вентиляцию подали газ, отчего тело, хапнувшее испарений, мигом начало превращаться в непослушное угловатое бревно, для которого яростные команды мозга, посланные к конечностям, казались далеким неразборчивым эхом.
Парализующий газ в лабораториях делают отменный.
Забеременевшая по неосторожности Светка из соседнего блока по секрету как-то рассказала, что произошло, когда Ритка засекла внутри нее маленькую жизнь.
Рассказала она и про газ, и про аборт, и про стерилизацию.
Отца малыша с тех пор в городе не видели.
О том, что сделают с Сергеем, она не хотела думать.
Еще минуту назад, Лиза, не знавшая о ребенке, сейчас готова была перегрызть глотку каждому из охранников, лишь бы не дать в обиду своего ребенка. Ребенка, которого Лиза любит больше жизни.
С каждым стуком в дверь — Лиза предусмотрительно успела заклинить дверь — в голову прорывались мысли, образы, страхи и вязкая засасывающая обреченность.
Ну почему их просто не вышвырнут на улицу? Почему не подарят им несколько счастливых дней? Дней без стен, правил, надзирателей и Риты.
Сдохнуть в одиночестве от старости бесполым рабом Лиза не собиралась. В стамеску, что сейчас Лиза яростно сжимала с каждой секундой ослабевающими пальцами, она вложила всю ярость и ненависть, копившиеся в ней последние пять лет. Последние пять лет, что Лиза грезила о ребенке, она по песчинке, по капле копила злобу, ненависть, сейчас грозящиеся хлынуть бурлящим потоком по камням бездушной системы.
"Вода камень точит" — пронеслось в сознании у Лизы. За ней будут и другие, будут новые. Система падет.
Пластиковая стружка круглыми барашками катилась по подоконнику.
Лиза уже не слышала криков патрульных за спиной, не отдавала отчета, что с ней через секунду произойдет, не понимала, что доносится из динамиков. Перешедшая на громкий ор Рита истерила, приказывала и ругалась, насколько это было доступно бесчувственной жестянке с проводами вместо мозгов. Расковыряв кое-как пластик, Лиза добралась до пленки, что была наклеена поверх стекла с той стороны — ультрафиолета стоило опасаться. Тяжело сглотнув, Лиза, осознавая, что от мира — мира, которого они с малышом коснутся впервые — её отделяла лишь тонкая липкая пленка, девушка немного вздрогнула. Уже заваливаясь набок на подкошенных непослушных ногах, Лиза, что было сил, вонзила железку в пустоту. Птицы с птенцом по ту сторону уже не было.
Из пробитой дыры потянуло дождливым воздухом.
Лиза вдохнула полной грудью, глянула на рукоять. Голова закружилась. Рука с зажатым инструментом по пологой дуге взлетела навстречу вздымающейся груди, к сердцу.
"Не забудьте уничтожить" — было выбито на стамеске.
— Я сама…