Песни наших врагов

Молодая женщина пела, склонившись над детской кроваткой. Песня её была тиха, голос нежен, но ребёнок всё не засыпал. Малыш закутался до подбородка в одеяло, широко раскрытые глаза пытливо глядели сквозь сумрак на мать. Женщина пела о большой широкой реке, что неспешно несёт свои воды то по солнечным привольным равнинам, то через тёмные лесные чащобы. Пела о диковинных зверях, что выходили на берег, чтобы напиться воды.

Песня закончилась, а мальчик всё смотрел на мать. Молча, словно бы задумавшись о чём-то далёком, нездешнем.

— Отец зарубит всех ветов, да? — спросил он, наконец.

— Да, мой звёздный.

— И тогда придёт?

— Конечно! — женщина поправила подушку, погладила сына по щеке. — Засыпай, милый.

Сон уже начал потихоньку подкрадываться к мальчику, тот закрыл глаза, но тут же их вновь распахнул:

— А когда я вырасту, стану Правителем, как отец?

— Да, когда ты вырастешь, станешь таким же сильным и смелым. И будешь самым великим Правителем во всей Итлии. А теперь закрывай глаза, Гирт. Спи, мой хороший, спи.

Женщина затушила свечу, поднялась. Малыш повернулся на бок, подложил под щёку ладонь и пробормотал сквозь сон:

— И мы поплывём по большой реке… поплывём… до самых звёзд.

***

Гирт открыл глаза и не сразу понял, где находится. Болела голова, во рту чувствовался солоноватый привкус крови. Попытался подняться — и не смог. Впившиеся в тело верёвки помогли памяти вернуться. Последнее, что он видел сегодня — маленький ветский щит, неожиданно выросший и закрывший небо.

Веты упрямо лезли на горный кряж, несмотря на то, что итлийские стрелы редко пускались зря. Гирт тщательно целился, чтобы бить наверняка — стрел оставалось мало. Он понимал, что винить может только себя — ушёл с небольшим отрядом, не сказав ничего деду и матери. Надеялся на лёгкую поживу. План был прост: под покровом ночи напасть на одну из близлежащих ветских деревушек, взять в плен всех, кого удастся поймать, и к вечеру следующего дня вернуться в родной Логем с партией невольников. На восточных рубежах провинции нужны новые укрепления. Так пусть крепости строят те, из-за кого их приходится возводить. Это был первый самостоятельный поход наследника трона, совсем недавно достигшего совершеннолетия. Поход должен был положить начало череде доблестных побед и подвигов будущего Правителя Логема.

Однако плану юного принца не суждено было сбыться. В темноте итлийцы сбились с дороги и под утро, уставшие и замёрзшие, столкнулись нос к носу с большим отрядом ветов. С боем отступили в горы, но далеко уйти не смогли, враг окружил их на одном из дальних отрогов Южного хребта.

Гирт приподнял голову, насколько мог, и осмотрелся. Был поздний вечер, но звёзды давали достаточно света. Лагерь ветов был разбит прямо посреди деревни. Может быть, той самой, на которую хотели напасть итлийцы. Двускатные походные палатки из шкур были разбросаны между круглыми хижинами деревенских жителей. Тёмные бока палаток подсвечивались огнями костров, слышался приглушенный говор воинов, доедавших ужин. Оживлённо переговариваясь и смеясь, мимо Гирта прошли женщины. Шедшие за ними юноши, тащили позвякивающие мешки, должно быть, несли на реку грязную посуду. Где-то плакал ребёнок, у соседней палатки немолодой вет отдавал приказы часовым. И военный лагерь, и деревня готовились ко сну.

"Похоже, — подумал Гирт, — люди и здесь, внизу, привыкли к жизни в неспокойном приграничье. Так же как и мы… — и тут же одёрнул себя. — Люди? нет, это не люди. Лесные твари. Подлые и кровожадные. Бессмысленный скот, годный только для простой тяжёлой работы".

Он спохватился, а где же его люди? Доблестные итлийские воины из его отряда? Ферг, Клар, Локс, другие. Многих он знал с детства, они готовы были идти за своим вождём куда угодно. И вот он их завёл под топоры и дубины ветов. Гирт даже застонал от отчаяния: либо их всех перебили там, на горе, либо держат где-то отдельно от него. В обоих случаях это означало одно — веты поняли, кто он, и у них на его счёт особые планы.

Кодекс сыновей Звёзд запрещал сдаваться. Если же итлийца все-таки брали в плен, то он должен был использовать любую возможность чтобы освободиться — пусть даже шанса остаться в живых не было вовсе. Гирт не помнил, чтобы кто-нибудь из Логема при его жизни вернулся из ветского плена. В других итлийских провинциях, говорят, было несколько случаев, но сам Гирт не был знаком ни с кем из этих счастливчиков. Возможно, из-за них по Итлии распространились страшные слухи о чудовищной жестокости врагов. Леденящие кровь подробности ужасных пыток, которым подвергали веты своих пленников, приходили теперь на ум Гирту, вызывая противный холодок под ложечкой. Поэтому, если бы представился случай, он бы не задумываясь бросился на ветских воинов, чтобы добыть свободу или расстаться с жизнью в борьбе. Но сейчас он не мог ничего предпринять — руки и ноги были надёжно связаны.

Он опустил голову на траву, запрокинул лицо — звёзды завораживали, звали к себе, манили… Но нет, его дух пока не готов раствориться в холодном сиянии, сам он пока что здесь — в родном мире. Вернее, в мире, который стал когда-то родным для его народа.

Длинные тени выросли над ним, заслонив звёздный свет. "Для итлийского принца у них, наверное, есть в запасе какие-нибудь особенно изощренные пытки", — мрачно подумал Гирт, когда сильные руки приподняли его и волоком потащили по траве.

***

Вечерний воздух был свеж и прозрачен. Гребни дальних хребтов на востоке прятались в сизой дымке. Склоны соседних гор, в распадок между которыми опускалось солнце, казались нагромождением чёрных и серых многоугольников, разделённых лиловыми, фиолетовыми и тёмно-синими ломаными линиями. Тревожный закатный свет залил широкие мраморные плиты, окрасил сумеречно-розовым колонны, идущие по обеим сторонам лестницы. Ступени полого уходили вниз, а затем вновь поднимались. Лестница соединяла Логемский дворец, что гордо возвышался на вершине скалы Владык, с храмом Ночного Света, прятавшимся сейчас в вечерней тени гор.

Сгорбленный старик и женщина с лицом когда-то красивым и властным, а теперь измождённым, неспешно шли по лестнице.

— Я не знаю, как мне быть, Корп, — сказала женщина, — я не могу больше так. У меня хватило сил выстоять, когда умер муж мой Хорт. Я была тверда, отправляя на казнь своего племянника Хетса. Я была с моими людьми, когда страшный ураган разрушил Логем. Но теперь… из меня словно вытекла жизнь. Гирт в плену и… Почему вечные Звёзды так жестоки ко мне?! Ответь, Корп? Что нам делать?

Старик шёл некоторое время молча. Потом проронил:

— Локс правильно сделал, что умер. Принёс худую весть, сообщил тебе и скончался. Стало быть, пока никто не знает кроме нас.

— Но долго мы скрывать не сможем, ты же понимаешь. Когда рыцари узнают, то…

Старик остановился, сказал раздумчиво:

— Я понимаю. Я ещё не выжил из ума, Авья. Я помню, чего стоило сохранить власть, когда не стало моего сына. Но я тогда был крепче, мои руки ещё помнили и скипетр Правителя, и рукоять рыцарского меча. К тому же, подрастал наследник — Гирт. А твоя мудрость и терпение погасили кровавую распрю в зародыше. Теперь же нам стоит уповать только на чудо.

Женщина заломила руки, её лицо страдальчески исказилось.

— Ну так сотвори чудо, старик! Жрец Ночного Света! Упроси предков вернуть мне сына! Не для того, чтобы сохранить власть, прошу. Я бы с радостью отказалась от неё. Пусть убьют меня не тайно, задушив где-нибудь в тёмном дворцовом переходе, а на людях, пусть звёздный свет очистит мою кровь от скверны. Но это не вернёт Гирта! Дети твоих сестёр предъявят права на Логемский трон. И вражда разделит наш народ, ведь моя родня никогда не смирится. Падёт Логем. Задрожит вся Итлия. Не под ударами врага, а из-за кровавой междоусобицы. Разве наши предки, когда-то спустившиеся на эти горы, желают нам зла? Попроси их о помощи, жрец.

— Звёзды глухи к отчаянию. Только холодным и твёрдым отвечают они. Шли гонца к брату своему, в Аргем. Сообщи обо всём. Пусть выступит с большими силами в предгорья логемские, кишащие ветами. Если будет на то воля Звёзд, найдёт он место, где держат Гирта. И если предки не отвернулись от рода моего окончательно, то принц или погибнет с честью или с честью вернётся. Во всяком случае, самая страшная тень минует Логем.

— Так ты думаешь, он ещё жив? Не замучили его подлые веты? Я как представлю, что ему уготовано в их поганом узилище, у меня ноги подкашиваются, ум слабеет…

Невесёлая усмешка тронула сухие старческие губы.

— Прости, Правительница, но слова твои правдивы. Горе тебе затмевает разум. Лучше бы Гирт погиб в бою. Или быстро умер в руках лесного народа. Но, полагаю, они не настолько глупы, как многие думают. Если они догадались, кого захватили, то жди гостей из леса к себе во дворец. Они придут и скажут, что требуют за принца. И потребуют немало. А мы не сможем им отказать — пока наследник трона жив, итлийцы должны жертвовать всем ради его спасения. Так велит Кодекс. Но если дикари вернут принца, это его не спасёт. Потому как мы обязаны будем сами умертвить его — тот же Кодекс гласит: итлиец не имеет права на жизнь, если не смог с оружием в руках добыть себе свободу.

Авья зажмурила глаза и, вдохнув воздух, не смогла выдохнуть. Тело её изогнулось, словно его жгли раскалёнными углями.

— Нет! Что ты говоришь, старик! Я никогда не… Лучше сама себя отдам на страшные муки ветам, но мой сын будет жить.

Корп сказал со вздохом:

— Если мы не казним принца сами, то ждёт нас не свара со спесивыми да завистливыми рыцарями, а Суд Правителей. И кровь: твоя, моя, Гирта, не смоет уже никогда позора, которым покроется Логем. Так что поторопись, Правительница. Пошли весточку брату.

***

Шатёр начальника отряда стоял бок о бок с самой большой и высокой хижиной деревни. Внутри шатра было темно и душно. Чадил огонёк в плошке с топлёным салом, тяжёлый дух шёл от плохо выделанных шкур, покрывавших стены, лежавших под ногами. Гирта мутило от этого зловония, но он старался не подавать виду. Если враги заметят его страдания сейчас, то как же он будет выглядеть в их глазах, когда его подвергнут настоящим пыткам. Верёвки ему чуть ослабили, но всё равно он едва мог пошевелить затёкшими руками и ногами.

За стеной, вероятно, в хижине, переговаривались две женщины: старая и молодая. Иногда их разговор перебивался бойким мальчишеским голоском.

В шатёр вошёл сухой невысокий вет. Лицо вошедшего было в сетке глубоких морщин, над ушами топорщились пучки седых волос.

Старик расположился на груде шкур напротив Гирта. Между ними стоял только низенький деревянный столик со светильником-плошкой. Вет молча смотрел на принца, тот также хранил молчание. Через минуту в шатёр проскользнула молодая женщина. Выслушала распоряжение старика, кивнув, вышла. В скором времени вернулась с подносом, переставила тарелки и кружки с подноса на стол и удалилась. Старик заглянул в кружки, потом попробовал похлёбку и скривился:

— Не найдёшь лучше старосты во всех деревнях пригорья, чем моя жена Виярь. И невестка Тэлья — всем хороша: красива, ладна, смела — вырастит мне внука настоящим ветом. Но поварихи из них никудышные. Ни от старой, ни от молодой толку нет. Ну да ладно. Тебе, думаю, сейчас не до еды. Всё гадаешь, небось, что мы с тобой сделаем: порежем на кусочки, или на вертел насадим да зажарим на медленном огне.

Юноша не сводил напряжённого взгляда с пожилого вета. Тот продолжил:

— Я Хиннон. На моих людей вы напали утром. За что и поплатились.

Гирт молча глядел перед собой. Вождь улыбнулся, добродушно, по-стариковски. Покачал головой.

— Я знаю, кто ты. Мне не сложно прочесть знаки на твоем плече, Гирт, сын Хорта Логемского. И отца твоего я видел. Вот как тебя сейчас. Да одно то, как итлийские воины защищали тебя, подсказало, какая птица спустилась с гор. Они все погибли, мальчик. Они все остались там — на вершине.

Взгляд старика стал твёрдым, пронзительным, он словно обвинял принца. Гирт скрипнул зубами, но вновь промолчал. Хиннон отхлебнул из кружки.

— Можешь забыть все эти россказни о кровожадных лесных чудовищах. Их распускаете вы сами и сами же в них верите. Но кто поднимает на нас оружие — того ждёт смерть. В бою, как смешные вы люди, и хотите.

— Мы не смешные, — вымолвил, наконец, Гирт, — мы дети Звёзд. Мои предки прилетели в этот мир из запредельной выси, а раньше мы жили на звёздах.

Вет фыркнул.

— На звёздах! Звёзды — это маленькие блестящие камешки, которые украшают небесный свод. Вот такие, — Хиннон потряс перед лицом Гирта пальцами; на втором и третьем поблёскивали крупные самоцветы, вделанные в кольца из дублёной кожи. — Твои предки, видать, были крошечными, словно букашки. И как они могли прилететь сюда? У них были крылья? Тогда, наверное, они были мелкими мушками. Точно, мелкими кусачими мушками кхутху, что донимают охотников в зарослях по берегам рек.

Кровь прилила к лицу принца.

— Ты не знаешь, о чём говоришь, глупец! Ты не видел… — тут он осёкся. Зачем врагу знать… Память развернула перед внутренним взором грандиозную картину: огромное, как логемский дворец, вытянутое, словно тело невиданной рыбы, металлическое острие. Ковчег древних путников, огненное копьё, внутри которого его предки прибыли сюда. Округлые бока тускло поблёскивали в солнечных лучах, с трудом достигавших дна ущелья Кейлоса, что на границе между двумя старейшими итлийскими провинциями: Логемом и Аргемом. Первые итлийцы вышли из того острия и населили горный край. И населили бы весь этот прекрасный мир, если бы не веты. Злобные, грязные, невежественные веты.

— Мне всё равно, — сказал принц холодно, — что вы сделаете со мной. Но будь уверен, я вцеплюсь в горло тебе или какому-нибудь твоему сородичу, только представится случай. Руками, зубами. И не отпущу даже мёртвый. Так что будьте начеку. А за смерть мою и моих товарищей вам воздастся сторицей: трава в предгорьях и листва в лесах станет красной, напитавшись ветской кровью. Детей и жён ваших мы…

Он замолк на полуслове, бессильно хватая ртом воздух.

"Течёт река издалёка, вода темна, глубока. Течёт река под небом, под синим, под высоким…".

За стенкой, убаюкивая сына, пела женщина.

***

По стенам круглой комнаты пробежали лёгкие тени, огоньки в медных чашах встрепенулись взволнованно и вновь успокоились. Женщина прикрыла за собой тяжёлую дверь и остановилась, вглядываясь в полумрак. Глаза привыкли к темноте и стали различать то, что было изображено на стенах: треугольной формы лица с широко расставленными глазами, тёмными полосками носовых отверстий и острыми подбородками. Тонкие тела с длинными худыми руками и ногами. Удивительные бескрылые птицы, летящие над головами людей.

Женщина прошла в центр комнаты и поклонилась на все четыре стороны. Затем легла на спину и устремила взгляд вверх.

— Вечные, далёкие, прекрасные! Отцы наши, молю вас, пусть он будет жив! Уберегите сына моего от лихой смерти, от злой тени. Спасите его, заклинаю вас!

Через узкий колодец, ведущий сквозь сплошной камень из круглой комнаты к вершине горы, на женщину глядели яркие, холодные звёзды.

***

Гирт проснулся от неясного шума, быстро нарастающего, заполняющего всё вокруг. Юноша ночевал в маленькой хижине, которая стояла поблизости от дома старосты и шатра вождя. Хижину запирали на ночь, и у двери её дежурил часовой.

Сначала Гирт не мог вычленить отдельные звуки, но всем своим существом ощутил смертную тревогу, почуял неотвратимую угрозу, накатывающую вместе с этим шумом от окраин деревни к центру. Он вскочил настолько резво, насколько позволяли путы — заметно ослабшие за те два дня, что принц провёл в деревне, но всё ещё довольно крепкие. Маленькое оконце, затянутое мутной плёнкой, озарялось красноватыми всполохами. Он, наконец, разобрал звуки, доносившиеся с улицы: треск огня, крики людей, звон металла. Что было сил, навалился плечом на дверь, та чуть подалась. Потом вдруг захлопнулась, и тут же распахнулась настежь, раскрытая снаружи мощным рывком. Высокий итлиец в блестящей кольчуге пригнулся, чтобы заглянуть в дверной проём. Молодой вет, охранявший хижину, лежал у его ног.

Итлиец несколько мгновений вглядывался во тьму хижины, затем обернулся и сказал кому-то снаружи:

— Он здесь.

Сделав шаг вперёд, воин оказался прямо перед принцем. В руке он сжимал короткий широкий меч. Гирт знал, такие мечи были излюбленным оружием его сородичей из Аргема.

Несколько быстрых движений меча, и верёвки, связывавшие юношу, упали на землю. Аргемец сделал церемониальный полупоклон и вышел наружу. Гирту показалось, что по лицу воина скользнула издевательская ухмылка, когда тот кланялся, но ручаться он не мог — было слишком темно. Принц шагнул следом за воином. Хотел окликнуть его, но тот уже сцепился с полуголым ветом, бешено размахивающим дубиной.

У жилища вождя Гирт увидел другого итлийца, склонившегося над чьим-то телом. Гирт пригляделся — на земле лежал сам Хиннон, в его груди зияла страшная рана, но вождь был ещё жив. Потом до Гирта дошло, чем занят аргемский воин — он отрезал пальцы с кольцами.

Увлечённый своим занятием, воин не видел Гирта, спутанная грива чёрных волос разметалась по кольчуге, обтягивающей его широкую спину. Юноша с испугом понял, что испытывает жгучее желание броситься на эту спину, схватить своего земляка за шею, отбросить в сторону. Кто-то сильно толкнул его в плечо. Он обернулся.

— Дядя Грэд?

Коренастый итлиец, брат его матери, с полминуты смотрел на него исподлобья, испытующе, словно проверял, тот ли, потом обратился к сидящему воину:

— Ворм, дай принцу оружие!

Не взглянув больше на племянника, Грэд устремился в гущу битвы, разгоревшейся на другом конце деревни.

Воин поднялся на ноги, окровавленные пальцы вождя он уже засунул за пояс.

— При-инц, — пророкотал аргемец и усмехнулся. В зареве пожарищ красноватым отсветом блеснули зубы и белки.

Аргемец бросил ветский топор Гирту, тот едва успел его поймать.

— Добудь себе свободу с оружием в руках! — воскликнул воин, всё так же усмехаясь. — Как и подобает сыну Звёзд.

Он вновь склонился над раненым вождём, надеясь, вероятно, ещё поживиться.

С воем, зачеркнувшим все остальные звуки этой кроваво-чёрной ночи, откуда-то сбоку, из темноты, выскочила жена Хиннона, Вирья. Она проскользнула мимо Гирта. Принц успел подумать, что может легко раскроить ей череп топором. Но даже не шелохнулся, когда копьё, которое сжимала в руках старуха, пронзило шею аргемца. Вирья упала как подкошенная у тела мужа, а Гирт, стоял, не в силах оторвать взгляд от беспалой ладони Хиннона, слепо шарившей у неё по спине. Внезапно что-то обожгло его левый бок, он упал на колени и отмахнулся топором — не глядя, просто в направлении, откуда пришёл удар. Оружие наткнулось на какое-то препятствие и застряло в нём. Гирт дёрнул топор, стараясь вытащить, и содрогающееся, странно мокрое и горячее тело упало на него сверху. Гирт вывернулся из-под тела, лёг на бок и увидел прямо перед собой молодое женское лицо. Оскаленный, жадно хватающий воздух рот, взгляд, в котором смешались отчаяние и гнев. На мгновение ему показалось, что на него смотрят глаза матери, но перед тем, как стена горящей хижины, обрушившись, накрыла их, он сообразил, что это Тэлья — невестка вождя.

***

— Зачем мы туда идём? — в который раз спросил Гирт.

И старик опять, словно не услышал вопроса. Хотя, может, так оно и было. Подъём давался ему с большим трудом. Но и Гирту приходилось не легче. Он карабкался по крутой тропе, придерживаясь за выступы левой рукой. Правая висела на перевязи. Каждый вздох отдавался болью в боку.

Наконец, они выбрались на ровную площадку на вершине горы. Ветер трепал полы одежды, обжигал лицо, вышибал слёзы из глаз. Белоснежные хребты, громоздящиеся со всех сторон, вгрызались в густую синеву неба, солнечные блики слепили глаза.

— Здесь должен побывать каждый Правитель, — сказал старик, отдышавшись. — Хотя Авью я сюда так и не привёл.

Гирт помрачнел.

— Не понимаю, почему она сделала это.

Старик внимательно посмотрел на внука.

— А что тут понимать? Ей сообщили, что ты погиб.

— Но почему она так сразу поверила? Не дождалась, когда придут аргемцы. Неужели отчаяние…

— Отчаяние? — оборвал его старик. — Ты действительно ничего не понял. Она перерезала себе горло в храме, чтобы ты получил отсрочку. И она не поверила в твою смерть, уж я-то знаю. Но логемские рыцари готовы были в тот же день, когда пришла весть о тебе, снять с неё венец Правительницы и выбрать нового владыку Логема. Если б это произошло, ты бы вряд ли вернулся в Логем живым. А её смерть спутала рыцарям всю игру. На время траура власть перешла ко мне. Заговорщики промедлили, а когда аргемцы привезли тебя, было уже поздно что-либо предпринимать.

Некоторое время они стояли молча, глядя на горы.

— Знаешь, дед, — произнёс, наконец, Гирт, — в детстве мама пела мне одну песню… Может, пела другие, но я не помню. А эту запомнил. Ещё запомнил, как однажды вошёл отец, когда она пела мне. Он был очень зол, даже ударил маму. Никогда не мог понять, из-за чего он так рассердился. В плену у ветов я услышал эту песню. Женщина пела её своему сыну…

— Ну и что с того? — колючий взгляд жреца впился в лицо нового Правителя Логема.

— Веты, они ведь тоже Звёздный народ? Так? Они ушли в леса и одичали там. Но они часть нашего народа. Мы должны прекратить с ними войну. Она бессмысленна.

— Идём! — хмуро бросил жрец и направился к возвышавшимся неподалёку обломкам скал.

Гирту ничего не оставалось, как последовать за ним. Гранитные глыбы, сваленные на вершину каким-то неведомым великаном, скрывали узкий извилистый ход. Некоторое время Правитель и жрец шли в переменчивом, мерцающем сумраке: солнечные лучи лишь кое-где пробивались в щели между камнями. Но вот путники выбрались на широкую площадку, щедро поливаемую сверху солнечным светом.

Гирт остолбенел.

— Бескрылая птица, — прошептал он.

Сколько раз он видел эти плавные и в то же время стремительные очертания на стенах храма.

— Подойди поближе, — сказал жрец.

Гирт послушно подошёл, склонился над прозрачной передней стенкой. Изумление и восторг на его лице быстро сменялись недоумением и растерянностью.

— Кто это? — спросил он.

— Пришелец со звёзд.

— Но он не может быть нашим предком. Это невозможно…

Гирт заворожённо разглядывал существо, сидевшее за прозрачной стеной. Оно, без сомнения, было мертво. Хотя тлению тело почему-то не поддалось, смерть всё же наложила на него свою печать. Но и при жизни это существо наверняка было весьма уродливым: толстое короткое туловище, руки с широкими пятипалыми ладонями, маленькие, близко посаженные глазки; а на том месте, где у всех людей дыхательное отверстие — выступал какой-то нелепый отросток.

Голос жреца был холоден и спокоен:

— Они прибыли в незапамятные времена. И покорили людей, живших в окрестностях этих гор. Жить внизу захватчики не смогли. Может, там для них было слишком жарко, не знаю. Поэтому поселились высоко в горах и наших предков заставили перебраться сюда.

Мы не дети Звёзд, Гирт. Мы дети рабов. Пришельцы давно умерли, а мы живём по законам, которые они оставили нам. Мы — жрецы и Правители — заставили народ поверить, что наши предки пришли с неба, что мы особенные.

Правитель ошеломлённо опустился на холодные камни.

— Заставили забыть, что мы живём на своей земле. Заставили забыть наши песни. Но зачем всё это нужно? Зачем нужен Кодекс, зачем нужна война?

Жрец уселся рядом с внуком. Поднял несколько мелких камушков и бросил их обратно.

— Сказать по правде, я не знаю. Власть? Но её можно удержать и другими способами. Я думаю, наших предков подвела мечта. Красивая, манящая. Что мы пришли когда-то со звёзд. И, может быть, когда-нибудь вернёмся обратно. За эту мечту можно многим пожертвовать, со многим смириться. А теперь уже ничего не изменишь.

— Почему? Я изменю. Я открою тайну итлийцам, они должны знать, что испокон веков живут здесь. Я приду к ветам с открытыми руками и предложу им мир и торговлю вместо войны.

— Ты действительно хочешь этого? — старик внимательно посмотрел на внука.

— Да!

— И ты не боишься ненависти итлийской знати? Мести ветов? Ты готов к тому, что твоя жизнь будет отныне висеть на волоске, поскольку тех, кто захочет отнять её, будет больше, чем тех, кто будет её защищать?

— Я не боюсь смерти.

— Что ж. Пошли обратно, мой внук, Правитель Логема. Ступай теперь ты первый.

Старик незаметно проверил припрятанный в рукаве нож.

"Кодекс Сына Звёзд велит убить изменника: отца или мать, сына или дочь, — размышлял жрец, — значит, и внука… Нет, нельзя у людей отнимать мечту. Сын моей младшей сестры — хороший воин и может стать неплохим Правителем".