Мир Людей
"Каждая книга — это своего
рода разоблачение." (автор)
"Все эти теперешние мудрствования –
псевдоинтеллектуальный онанизм,
в то время как настоящее творчество
подобно любви." (Роберт Хайнлайн — Чужак в чужой стране)
1
А теперь представьте себе мир, где все является аллюзией на наше мироустройство. Где все, что мы считаем нормальным, автоматически переворачивается и приобретает противоположный смысл. Где реальность ничем не отличается от того хаоса, что творится в головах тех, кого у нас принято считать за рамками закона. Тех, кого называют наркоманами.
При этом жизнедеятельность этих людей довольно слажена, несмотря на нечеткость целей и методов. Эта нечеткость заключается во многих аспектах, например, люди совершенно не разбираются в течение времени, да и самого понятия "времени" практически не существует, так же как и понятия самой жизни и смерти. Некоторые, да почти все, даже не имеют своих имен, обращаясь друг к другу используют любое имя или подходящее в конкретный момент прозвище, например: "Эй, скалолаз-неудачник!" — Можно окликнуть человека, пытающегося вскарабкаться на голую стену.
Мир, в котором понятие СВОЕ тоже имеет свой особый смысл. Где к собственности относятся как к уличным кошкам: взял на руки — твое, надоело — выкинул и дальше пошел, никаких обязательств, а главное разногласий. Каждый мог зайти к незнакомцу в жилище и прожить там любое количество времени, а потом так же внезапно уйти.
И все-таки важнейшим качеством, отличающим их от нас, было то, что они никогда не чувствовали себя несчастными, они жили в полном отсутствии суеты, никого не заботили размышления о будущем, никого не интересовало, что и когда надо делать, никто не боялся состариться и умереть.
И жили ведь они себе счастливо, никому не мешали, но какая-то высшая сила распорядилась так, что должно было появиться противоядие. Однажды люди научились выращивать растение, оказывающее невероятно отрезвляющий эффект. Под действием этой похожей на голубику ягоды люди становились похожими на нас. И поскольку не существовало никакой власти способной остановить распространение этой гадости, по миру прокатилась огромная волна самоубийств и случаев полного помешательства. Это неизбежно случилось со всеми, кто попробовал ягоду больше четырех раз. Понимание времени и видение мира таким, как видит его офисный работник нашего мира в полдень буднего дня, разрывало головы этих несчастных, рушило все их представления, а главное заставляло увидеть нашими глазами, в каком неадекватном состоянии находятся все остальные.
Малолетние представители этого, если можно так выразиться, общества, все как один кинулись на поиски новых ощущений, не подозревая о нависшей над ними опасности.
Ее все называли по-разному, то ли от переменчивого характера, то ли от особой непредсказуемости поступков, но чаще всего "Шустрая бусинка". Она была в меру веселой и не в меру болтливой барышней, и жила сразу в нескольких местах. Она практически ничем не занималась в силу своего возраста, а так же непомерной резвости. Впрочем, надо отметить, что работать или заниматься какой-либо другой общественно-полезной деятельностью могли лишь лица пожилого возраста, хотя некоторые сильно одаренные могли начать и значительно раньше, например, лет в сорок, но таких чаще всего называли неправильно мыслящими. Обычным времяпрепровождением для всего остального населения было сочинение различных способов веселья и экспериментальные работы по их незамедлительному применению, и главное — долговременные медитации, с целью достижения высшего человеческого предназначения — НИРВАНЫ. И, конечно же, Бусинка, как и все остальные обитатели этого мира, была очень творческим человеком, что помогало и ей и ее собратьям не задохнуться от собственного существования.
В силу своей общительности, кстати, подобные люди здесь встречались не так часто, многие больше предпочитали общение с самим собой или медитации, так вот, она имела около сотни человек, которых считала хорошими друзьями, то есть могла рассказать им любые свои переживания, совершенно не опасаясь быть непонятой, но среди этой сотни все же имелось трое, которых она, не задумываясь, могла бы назвать семьей.
Этими людьми были: еще одна девочка, которую многие называли "Судьей" из-за ее врожденного чувства справедливости, непонятого многими, но все-таки вызывающего уважение, худощавый дредастый кот Васька и капризная кошечка по клички Тазман. Что бы у вас не возникло некоторого недоумения по этому поводу, надо сказать, что общение с домашними животными было практически неотъемлемой частью существования этого народа, так же, допустим, как мы вынуждены изо дня в день общаться со своими коллегами.
Белобрысая кошка Тазман была очень привязана к квартире, в которой они все вместе жили, поэтому многие происшествия за пределами дома случались без нее, но каждый считал своим долгом сразу же рассказать ей обо всех приключениях. Кошка слушала всегда очень внимательно, это было видно по ее широко раскрытым, вращающимся в разные стороны глазам. И естественно, когда Бусинка и Судья узнали о новом изобретении, сразу же поведали об этом Тазману. Услышав новость, не по годам мудрая кошка прищурила один глаз и ответила так: " Грядут большие… страшные перемены!". Реакцией был громкий шквал задорного смеха, и только одна Судья почувствовала, как тень тревоги пробежала над их безоблачным миром.
Змеиная ягода. Что это? И главное кому понадобилось создавать этот препарат способный рушить все, что каждый человек взращивал в себе путем многолетних медитаций. Ягоды словно лихорадка охватила сознания людей, и буквально за несколько лет распространились настолько, что их можно было достать у любого соседа, а главное, что их стали классифицировать по разным видам в зависимости от цвета и быстроты наступления эффекта. Многие пробовали их из-за интереса, но хуже всего, что для других они были необходимостью. Сознание полностью очищалось, и чувство внезапного понимания времени, а так же неподвластности этого времени, доводило людей до полнейшего экстаза. Попробовавшие ее хоть раз взахлеб рассказывали, о неизведанных доныне ощущениях тупой тревоги, скуки, раздражения. В итоге некоторые получали пожизненную нервозность, а другие просто сходили сума от страха и неопределенности. И как следствие — разделение настолько сплоченного раньше народа на два противоборствующих формирования: те, кто уже побывал в псевдореальности и те, кто еще не набрался смелости в нее окунуться.
Но я забыла один важный пунктик о взаимоотношениях людей этого мира, и заключался он в необъятной, непостижимой любви к окружающим братьям, равно как и ко всему существующему. Люди никогда не пытавшиеся понять, что же такое любовь, искренне и бескорыстно любившие все и вся, вдруг начали задумываться, кому и с какой целью нужно дарить эту, теперь уже осязаемую, любовь. Как будто она приобрела вес, и многие те, для кого ягоды стали необходимостью, вдруг превратились в ушлых и бездушных стервятников. Расчетливость — стало главным качеством команды зависимых, и не трудно догадаться, что в бою это качество сыграло бы решающую роль.
2
Посредине полупустой кухни возвышалась большая деревянная табуретка, на которой в позе лотоса восседала Коварная Пиратка, знакомая нам ранее под именем Судья. Рядом находился небольшой чайный столик, по которому похоже совсем недавно пронеслась стая бизонов, по углам валялись круглые малиново-розовые пуфики. Одна стена была полностью выкрашена зеленым цветом, остальные три — в ошметках не до конца ободранных желтых обоев. Около подоконника крохотная плитка со старым чугунным чайником, на нем — Тазман бесконечно вдумчивым взглядом смотрит куда-то вдаль.
Звонок в дверь, Пиратка настороженно приподнимает один глаз и выходит из транса. Она, не отрывая стула от мягкого места, встает и плетется вместе с ним к огромной аркообразной двери. В такой проем запросто могла бы проехать приличная фура, что говорит о необычайном гостеприимстве обитателей квартиры, даже если количество гостей переваливает за полтинник. Дверь отворилась очень шумно, и в комнату влетели Бусинка, в глазах которой пылали неестественно-яркие язычки пламени, и Васька, тащивший за плечами высокую (примерно в полметра) плетеную корзину.
— Мы принесли барсучий жир! — Возбужденно заверещал Васька.
— Хорошо. Когда-нибудь он нам пригодится. — Оперным голосом пропела Пиратка.
— И еще кое-что но… — Бусинка неожиданно замолчала, по-видимому, увидев что-то в соседней комнате. Потом она насупившись, долго расхаживала взад-вперед, даже не думая заканчивать фразу, а остальные трое терпеливо следили за траекторией ее движения в ожидании новостей. Это могло бы продолжаться сколько угодно, поэтому Васька, знавший, о чем речь, решил прийти подруге на помощь:
— У нас есть одна интересная штуч… — Кот тоже осекся на полуслове, как только зашел в комнату.
— Мы же хотели вместе сходить в приют… — Васька обиженно покосился на Судью.
— Он заставил меня, его забрать! Я просто проходила мимо, а тут такое…, у меня бы сердце…, он посылал мне не однозначные…, еще было очень жарко. — Пиратка взяла хорька на руки, он недовольно фырчал и говорил "Ясь, ясь, ясь". — Он будет читать нам стихи. — Твердым голосом подытожила девушка.
— Ладно, мисс-благородство, шутки в сторону! Как мы его назовем?
— Не знаю, что обозначает это слово, но оно ему подходит — Террорист. А-а, смотри, как бровями шевелит!
После чего дружная компания долго сидела, склонившись над хорьком, и все по очереди щекотали ему мягкое, бурое брюхо, он валялся на спине и похихикивал. Все остальные тоже. Правда Тазман пару раз ударила его лапой по заднице, как она сказала, для профилактики.
В распахнутую все это время дверь заглянула чья-то голова, Судья встала и завела незнакомцев в количестве двух человек на кухню, те, не переставая, мотали головами и скороговоркой произносили слова одной очень известной песни. Что-то про пирожок…
Бусинка почувствовала необычайный прилив энергии и веселья, вскочила на ноги и побежала ковыряться в своем малюсеньком рюкзачке, где при желании можно было найти, если уж не слона, то крупного тарантула, — точно. Через какое-то время она вбежала в комнату и показала:
— Вот! Это — та самая ягода. — Она немного потупила взгляд, потом добавила:
— Я думаю, ничего страшного не будет, если мы попробуем одну.
Судья подошла к подоконнику, залезла на него с ногами и выставила лицо в форточку выдохнула:
— Кажется, дело пахнет жаренным…
После длительной паники и галдежа Судья взяла нож и разделила плод размером с крупную черешню на пять частей. Дирижер (так девочки и кот прозвали парня, чья голова моталась активнее, а другого — МС), взял маленький кусочек обеими руками по краям, как дети держат арбузные дольки, и посмотрел на своего приятеля. Тот с вытаращенными глазами резкими телодвижениями указывал на стакан с какой-то жидкостью и нечленораздельно мычал.
— Ой, забыла… — Прошептала Шустрая Бусинка, умоляющим взглядом обращаясь к друзьям. — Ее обязательно надо запивать кипяченой водой, иначе сожжешь все горло.
Следующее неопределенное количество времени на кухне веселенькой квартирки творился Полный Армагеддон.
Кто-то даже предложил МС съесть барсучий жир.
Запив необычное растение двумя с половиной стаканами воды, Судья-пиратка оглядела присутствующих. Все уже проглотили свои дольки, кроме отказавшегося Террориста, который по-прежнему, кроме слов: "Ясьмь иесмь тиайний эгиент", ничего вразумительного не произнес; и Тазмана, чья усатая мордашка уже погрузилась по самые уши в недопитый стакан с водой. Судья внимательно посмотрела на животное, и почувствовала, как по коже побежали мурашки, впервые ее любимая мохнатая подруга -кошка казалась непонятным по своей природе существом.
Следующие пол дня никто друг на друга не смотрел. Каждый сидел в своем углу квартиры и тяжело вздыхал. Мысли с переизбытком наполнившие головы ребят не позволяли даже взглянуть на то, что происходит вокруг. Да и глаза, как будто затянуло чуть заметной пеленой, по крайней мере, обозреваемая область сузилась раза в полтора. Появилась скука.
Василий в итоге уснул, успев предварительно попрятать в доме все столовые приборы и построить вокруг себя невысокое ограждение из белых подушек. Все остальные вели себя необычайно просто и логично, Судья даже перемыла свой старинный сервиз, изготовленный на фруктовую тематику (с бананами вместо ручек и выпуклыми персиками, сливами и виноградом по бокам), потом она расставила их по размеру и села напротив, положив подбородок на кулачки.
После этого Бусинка пропала на несколько дней, и ее подруге приходилось проводить веселые беспечные вечера со старыми и новыми знакомыми самой. За эти дни парни-музыканты умудрились несколько раз подпалить Васькины дреды, Тазман упорно пыталась убедить Судью, что Террориста нужно немедленно выпустить из клетки и предоставить ему политическое убежище. На что Судья ответила, что не знает значения этих слов и поэтому ничего предпринимать не собирается. С балкона было выкинуто около восьми атласных подушек, которые использовались в гостиной в качестве кресел. Но никто и не подумал расстраиваться, так как эти весельчаки с детства знали, что чем меньше в доме вещей, тем больше места для новых гостей. Отсюда и вывод — любая вещь ненужная, если ты ей не пользуешься в данный момент.
3
Да будет вам известно, что у описываемого мной ЧЕЛОВЕЧЕСТВА все-таки была, какая-никакая, но власть. Правда в абстрактной и весьма сомнительной форме.
В заброшенной деревушке неподалеку от города Плицбурга жили трое наимудрейших старца, чья мудрость заключалось в том, что за долгие годы жизни, благодаря усердным медитациям и особой связи с космосом, они настолько познали структуру духовного мира человека, что для них навсегда открылись недосягаемые истоки вечного счастья и любви, обретенные в состоянии НИРВАНЫ. Мало кто знал, что они были настолько стары, что даже не понимали своего статуса, один из них вообще был вовсе и не старцем, а старым плешивым гусем. Правда, говорят, что этот гусь мог прокрякивать сложнейшие музыкальные произведения во всех возможных октавах, а когда он брал самые высокие ноты, у бедной птицы даже выступали на глазах слезы. В общем все они были слепыми, немыми и давно выжившими из ума старикашками. На что подтверждение их наиглавнейший указ, в котором говорилось, что каждый человек в праве прийти к ним за помощью или советом… Каждый, кто сможет от своего порога до их избушки добраться перекувыркиваясь через голову по три раза вперед и одному назад. Это был единственный действующий закон, и все прекрасно понимали его смысл: не бывает настолько непреодолимой проблемы, что ради ее решения пришлось бы кувыркаться взад-вперед много месяцев подряд. Если что-то не понятно — жди. Если кто-то обидел — прости. Если сам натворил дел — хорошая двухнедельная медитация поможет вернуть внутреннюю гармонию и докажет пострадавшему, что ты искренне раскаялся в совершенном. Вот, в общем-то, и все законодательство.
Была у них и еще одна необычная деталь во взаимоотношениях. Люди постоянно переезжали с места на место, пока не находили себе "дружную семью", размеры которой чаще всего не ограничивались количеством двух человек. Потому что встретить одного сродного по душе человека, считалось обычным делом, а вот когда тебя окружает несколько братьев по разуму, — это настоящее счастье и величайшее благо. Они так же рожали детей, а те, немного повзрослев тоже уходили из домов, теряя связь с родителями.
Но нужно помнить, что эти люди генетически и неотъемлемо обладали необыкновенным качеством, благодаря которому весь их мир не развалился на части. Они умели любить по настоящему. И не только близких, но и ВСЕ ОСТАЛЬНОЕ, в глобальном понимании. То есть, они умели любить независимо от свойств окружающих объектов, от их принадлежности или, допустим, внешнего вида; любить всю красоту и уродство окружающего мира в общей неделимой массе, как есть, без лишних притязаний, без капли сомнения. Эта любовь, пожалуй, и являлась для них высшим судом, обеспечивающим равенство и свободу.
Микроклимат в этом месте был определенно положительным. Это было похоже на что-то вроде гольф-клуба, правда сюда люди приходили без какой-то конкретной цели. Все радовались, улыбались, кричали, считали до десяти, и лучились дыханием беспричинным праздности. Масса неизменно собиравшихся здесь людей знали друг друга в лицо, но вряд ли на именам (как я уже говорила, обращались по ситуации). Это было место для действ, в отличие от жилищ, где братья могли просто погрузиться в общую медитацию или заняться чем-нибудь нудным и затягивающим.
Это место негласно окрестили ЦентриФуга. Оно было просто создано для активного времяпрепровождения: просторная площадь, по которой можно бегать, расставив руки в стороны, море мягкой травы, на которой можно кувыркаться или нырять в нее. Небольшое бурлящее озеро, в которое можно в шутку бросать друг друга и ловить искрящиеся брызги. В общем, это было идеальное место для тех, кто не задумывается о смысле жизни. Но однажды все изменилось, и многие почувствовали это. Они по прежнему появляться в месте встречи, но с необъяснимой искоркой боли в полу прикрытых глазах.
Неудивительно, что люди в этом мире обладали сверх-инертностью. Мало кто умел принимать самостоятельные, а главное кардинальные решения, все двигались по течению, не задумываясь о правильности или неправильности такого движения.
Ведь правильным неизменно считалось только то, что есть в действительности, все остальные возможные варианты не шли в расчет. Как не было смысла размышлять о том, что уже прошло. И многие те, кто совсем недавно ходил с одноразовыми вилками, вставленными в волосы или с разноцветными бусами, количество которых не поддавалось подсчету, все они рано или поздно становились печальными и раздражительными, объясняя это тем, что они стали видеть намного больше, чем раньше, а соответственно и воспринимать намного шире и глубже. Было ли это так, подвергалось огромному сомнению. Те, кто еще не пробовал Ягоду, были готовы кричать во все горло, что мир прекрасен, что нет более осмысленной действительности, чем та, которая предстает перед ними с каждыми медно-персиковыми отблесками рассвета. Те, кто уже поддался искушению, шепотом твердили, как же они ошибались раньше. Но ведь у каждого своя правда. Общество продолжало раскалываться, рассветы становились тускнее.
4
Вечно-ворчащий Лев, сладко-улыбающийся Братец Кролик, благородно-наглый Пришелец, нелепо-хилый Джонни Рутс, не поддающийся контролю Мистер Фатыщь, забияка Баклажан, педант Острый Глаз, любвеобильный Архангел. Трусишка Молоко, долговязый Малыш, балагур и весельчак по прозвищу Нудист, бегло-говорящий Морячок, настоящая леди Аленький Цветочек, ее про-те-же Белочка, заботливый Маляр, не требующий представления Джа-фар. Беззаботная Дюймовочка, подружки Собака и Мышь, добродушный Воздушный Змей, его земляк Птица-лебедь, аккуратная девочка Неваляшка, обаятельный хитрец Розовая Пантера. А так же Философф, Рецидивист, Панда, Ежевика, Франкенштейн, Заморозок, Бубен-нист с командой, Фаермен, Коробочка, Большое Ухо, СиниЧка, — вот не полный список тех, кого наши главные герои знали настолько хорошо, что привыкли называть их определенным образом.
Не удивляйтесь, происхождение этих имен вполне закономерно. Невзирая на то, что почти все мироустройство отличалось от нашего, например, в возрастных соотношениях, политическом строе (трое мудрецов и ВСЕ), да и в плане технологий можно углядеть ощутимую разницу (как бы это не казалось странным, но люди передвигались на санках, запряженных огромными белыми собаками), одно осталось неизменным — это мировая литература. Не стоит задумываться о причинах такого совпадения, просто эти люди как-то умудрились воссоздать все то, что мы создавали веками за значительно более короткий срок. Поэтому неудивительно, что многие имена возникали из-за сходства с литературными героями.
Это были люди, которые могли в любое время зайти к нашим девочкам и котам (и хорьку, конечно) за кипятком, в чем им не могло быть отказано. Многие так и поступали, а остальные располагались под окнами на мягких атласных подушках, систематически вылетающих из хижины. Солнце светило у них над головами, не позволяя ни о чем думать, кроме улыбок. Улыбок и некоторых опасных растениях.
Они все думали, что способны определять будущее. Никто не пробовал, зато их уверенность граничила с фанатизмом. Я имею в виду, что если бы кто-нибудь попытался усомниться в таких способностях, то ему непременно пришлось бы выслушать страстную речь, длящуюся от нескольких часов до нескольких суток. Да и кто станет об этом говорить, ведь подобные рассуждения означали бы, что ты сомневаешься и в собственных способностях, да и во всех истинах существующего мира.
Вера. Это понятие имело здесь совершенно другое значение. Для них верить и знать — были абсолютно идентичными понятиями. И, как ни странно, любое такое знание неизменно подтверждалось в реальной жизни.
К чему это я? А к тому, что попытаться убедить человека или запретить ему что-либо — считалось равносильно убийству. И только личная убежденность каждого могла повлиять, вступать ему на шаткую дорожку или нет. Любой поступок являлся единственным и правильным, так что люди не знали никакой самокритики, никаких сожалений.
Голубые фонари под утро часто оказывались зелеными, а желтые — красными. Но Пиратку волновали эти изменения не больше, чем перемещение непоседливых птичек-песчанок по не ровной поверхности асфальта. Она смотрела только на руки. Вот, где были действительно значимые происшествия. Она знала, что ее глубокие острые линии в любую минуту могли рассказать ей обо всем на свете, прояснить любую ситуацию и помочь сделать правильный выбор. Она с ужасом смотрела на гладкую поверхность рук с чувством необъяснимой, душащей потери чего-то очень важного. Это чувство затмевало тупое безразличие и нежелание в чем-либо разбираться. Девочка знала, что такое бывает после действия Ягоды, они с друзьями называли это время "туммань". Конечно, она уже чувствовала, как к голове подкатывала привычная, почти родная, теплая волна счастья, но на макушке еще маячил смутный парализующий кусочек тревоги. Ей даже казалось, что она будто нарочно задерживает его, оттягивает прощальный поцелуй, смакует последние капельки боли. Хотя для нее не было в новинку чувствовать одно, а делать совершенно другое. Парадоксы — это своеобразная игра, в которую люди играют с рождения, и которая со временем перестает быть игрой и становится знанием.
5
Осень — это самое жизнерадостное время года. Мало того, что все вокруг приобретает сказочно-янтарный, рябящий и танцующий цвет солнечной благодарности, к тому же в сердцах людей происходили необычайные перемены. В это время все живут в ожидании какого-то чудесного озарения, или просто появления новых интересных людей. Потому что зимы там, хоть и не такие холодные, какими нам приходилось их видеть еще детьми сквозь серый пушистый шарф, закрывающий почти все лицо; и все же это был период, когда люди, как запасливые белки, старались собрать вокруг себя тех, чьи сердца будут дарить бескорыстную любовь, которая, между прочим, греет не хуже любой печки.
Необычайно яркими в это время становились одежды и улыбки людей. Вроде того, как у нас бывает весной. Судья с размахом вышивала средней величины сливу бардовыми нитками на лиловой атласной подушечке. Она ждала гостей. Каждый день вместе с ее неизменными друзьями к ней заходило несколько человечков, чьи имена еще не были записаны в книгу ее судьбы. Но в связи с недавними происшествиями Пиратка не проявляла особого интереса к незнакомцам, и даже переняла некоторые не очень добрые качества, которыми мы к несчастью обладаем в полной мере. Это подозрительность и скрытность.
Дело в том, что за последние два месяца обстановка в самом центре безымянного города с запахом доброжелательности и ванильных булочек, расстилающимся над чуть искрящейся гладью настолько же безымянной реки, сильно накалилась из-за нескольких молодых людей, чья ягодная зависимость переросла из просто интереса в настоящую одержимость.
Довольно долго это формирование существовало, как призрачная угроза непоколебимой эйфории и благополучия, до тех пор, пока не приобрела довольно осязаемый вид. Вид 50-ти замученных собственными мыслями человек, сплотившихся под руководством одного единственного существа — дредастого Васьки. Не ведомая поныне система управления и довольно жестокие способы достижения результатов были настолько шокирующими, что многие воспринимали их, как мистику, как шутку, как последствие какого-нибудь очередного контакта с неземными цивилизациями. Но не как что-то, способное разрушить то, что строилось тысячелетиями.
Хотя Пиратка практически сразу отказалась от перспективы стать заложницей, хоть и горькой, но завораживающей реальности, но ее не переставала мучить совесть из-за того, что почти все ее близкие друзья поддались воздействию вяжущего и связывающего растения. Она чувствовала некое подобие вины за то, что стала свидетельницей этого чудовищного перевоплощения. Девушка боялась, не за себя — за них. Боялась, что процесс необратим. Она не прекращала по долгу медитировать, как бы компенсируя отказ от подобного времяпрепровождения своих друзей, искренне надеясь на их выздоровление.
Конечно, старые продолжали посещать Судью, в привычной обстановке пуфиков и чайников, но эти встречи стали неискренними, безрадостными и даже опасными. Девушка не разделяла с друзьями их фанатичного стремления показать всем "псевдореальность", со всеми вытекающими из нее последствиями. Но когда начались первые нападения членов "Чистого взгляда" (так они себя называли), на мирных жителей, бывшие друзья тут же превратились в недоступных, неподдающихся воздействию существ, которые даже с виду перестали походить на тех, кем были раньше.
По-правде говоря, это небыли нападения как таковые, скорее что-то вроде слишком навязчивой агитацией к употреблению "лекарства от самообмана". Оказалось, что под воздействием ягоды человек приобретает невероятный дар убеждения. А поскольку до широкого распространения Ягоды представления людей основывались лишь на принципе "полного доверия", то представьте насколько им легко было одурачить и примкнуть к своим рядам еще не испорченных ядом людей.
И знаете, как не странно, местные жители старались не придавать этим происшествиям большого значения. Кто-то сразу забывал, другие просто были не в силах найти решение подобной проблемы. Некоторые даже умудрялись ничего не знать.
От мысли, что ее близкие друзья, девочки и кошки, превратились в тех, о ком говорят шепотом с неподдельным страхом, Пиратку постоянно подташнивало и бросало в жар. Вину она чувствовала и за то, что ей не хватило смелости или может быть уверенности для того, что бы вовремя остановить не слишком моралеустойчивых друзей или даже покинуть мир иллюзий с ними. Да, она была готова пойти даже на это, только бы не оставаться одной. Ведь даже в самой веселой компании Пиратка чувствовала себя слегка неполной без Васьки, Бусинки и Тазмана, как будто в черно-белой одежде, или вообще без нее. Она напаивала миндальным чаем из своих фруктовых кружек по 30-40 человек в день, чувствуя себя при этом совершенно одинокой.
В дверь раздался стук, робкий и мягкий. Судья тут же вскочила на ноги, растерянно обводя глазами кухню и не понимая какое существо могло ПОСТУЧАТЬ в дверь. Прошло несколько секунд, прежде чем на пороге появилась мордочка с белыми поломанными усами. Судья присела на то же место, взяла в руки атласную подушечку, крупную медную иглу, но не стала продолжать только начатую сливу, а пристально смотрела на медленно заползающую в комнату подругу. Та молча проследовала в комнату и там, судя по звуку, брякнулась на половичек. В течение продолжительного времени ни одного звука из комнаты больше не доносилось. Все это время девушка сидела в каком-то колющем оцепенении, от чего даже начали слезиться глаза.
— Таз, ты там? — наконец раздался голос из кухни.
— Нееет. — Ответила кошка.
— Тогда с кем я сейчас разговариваю? — Пиратка на секунду задумалась, произнесла ли она эти слова вслух, потому что если все-таки про себя, то быть может кошка действительно права. Но эта теория сразу же развеялась, так как из комнаты раздался тяжелый, протяжный вздох и так хорошо знакомое ворчание Тазмана. Девушка по стеночке пробралась в комнату и, остановившись на пороге, стала разглядывать кошку. Та лежала на полу, раскинув лапки, и прерывисто дышала. Когда Таз заметила, что на нее смотрят, она попыталась придать своей мордочке бодрый вид, но пара неудачных попыток улыбнуться окончательно выбили ее из сил, и кошка обреченно прикрыла глаза.
— Я не хочу видеть тебя такой. — Судья почувствовала острый прилив нежности к этой измученной зверушке. Вдруг девушка в полной мере осознала, кто перед ней лежит, и как все это случилось. Она готова была кричать изо всех сил, что бы хоть на секунду простить саму себя за время бездействия, за упертое самолюбие и чувство стабильной непричастности. Девушка провела дрожащей рукой по свалявшейся шерсти подруги, легла напротив нее и нежно посмотрела в уставшие прохладно-голубые глаза. — Я рада, что ты вернулась, без тебя здесь было совсем не так…
— Я только посплю немного и сразу же уйду. — Перебила ее кошка. — Совсем нет сил. Совсем. — Через мгновение уже было видно, что она действительно уснула. Судья сидела в растерянности, ей было обидно и даже противно. Она, не долго думая, накинула вязаный пиджак с капюшоном и вышла, оставив дверь открытой.
На улице светило солнце, отражаясь в зрачках и на воде разноцветными биками. Можно было не опасаясь идти с закрытыми глазами, потому что сотни лучей просвечивали веки насквозь. Вокруг никого не было, кроме двух лохматых собак и глупой птички-песчанки, все норовившей попасть мне под ноги. Пиратка знала, что если она сейчас случайно наступит или хотя бы заденет ее, то придется нести птицу на водопад и еще пару часов поить ее и всячески выхаживать. И все из-за того, что они, видите ли, ленятся лететь туда сами, используя якобы провинившихся людей, как транспорт.
Тогда она взяла птичку на руки, по доброму щелкнула пару раз в остренький клювик и с силой подбросила ее в сторону, заставив расправить пестрые серебристые крылья. Птичка-песчанка даже чуть слышно взвизгнула, то ли от неожиданности, то ли от недовольства. Судья непроизвольно и достаточно громко усмехнулась, собаки недовольно повернули морды в ее сторону, как сделали бы это старушки-завсегдатые-околоподъездных-скамеечек на вызывающий смех пьяных девочек подростков. Судья медленным взглядом окинула по-прежнему безлюдную улицу и, сорвавшись с места, быстро двинулась в сторону железнодорожных путей. Там ее ждали люди.
6
На железнодорожных путях, свесив ножки с рельс высотой примерно в пол метра, сидели две молоденькие девочки и вязали каждая по носку. Они тихонечко перешептывались, а по их веснушчатым лицам бегали солнечные зайчики. Кажется, из ниоткуда доносилась ненавязчивая и по утрене легкая музыка. Еще трое молодых людей в разноцветно-крикливых рубашках стояли чуть поодаль, как раз между двух металлических рельс, зная, что это не представляет никакой опасности, ведь за всю историю человечества никто так и не додумался пустить по ним ни одного поезда. Кажется, их вообще не существовало, а если и существовало, то очень мало и точно непригодных для эксплуатации. В общем, поезда здесь оказались за ненадобностью, вот о них все и забыли, остались только заросшие полынью рельсы, на которых часто встречались люди, видящие в этих местах, ни с чем не сравнимое изящество и простоту безмятежной природы. Парни широко улыбались друг другу и девочкам. Царила абсолютно бесподобная атмосфера сдержанного ожидания. Красивые спокойные люди.
Слишком легко одетой для такой погоды девушке казалось, что ветер захватил ее в свои объятия, и как пчелиный рой тащит за собой. В голове крутилась только одна мысль: как же меня угораздило так вляпаться. Пиратка искала причины такой несносной погоды в своем плохом настроение, но от этого оно только ухудшалось. По спине побежала неприятная дрожь, это опять подкатывал приступ тошнотворной паранойи в картонно-облепиховом одеянии. Как будто кто-то проверял ее, поддастся в очередной раз или нет. Девушка знала об этом, но уже поздно, уже зацепило, и начало медленно, словно в бетономешалке, раскручивать, причиняя тупую сердечную боль. Оставалось только смиренно выслушивать свои глупые домыслы, почему так произошло, и сомнительные варианты, как это можно исправить.
Буквально после пятнадцати минут подобного внутреннего монолога повалил пушистый липкий снег, однородными мокрыми хлопьями, мягко и отчаянно укрывая все поверхности.
И тут Пиратка все поняла. Поняла, что действительно теряет что-то очень важное, что-то настолько родное, что не умещалось в границы ни одного даже самого ясного откровения. Что-то из памяти… Она остановилась и обхватила голову руками, перед глазами мелькали слова и убого-извиняющиеся лица друзей, размытые пеленой слез, покрытые кристалликами соли.
Ветер обмяк, кинув напоследок горсточку дождя со снегом прямо в лицо. Ведь она знала, что толчок на дне океана был дан уже давно, что рано или поздно волна достигнет берега. Все это время нельзя было ждать и бездействовать. Нужно быстрее бежать, говорить, нет, кричать! Кричать, что их обманули, что за дверью, которую они так беспечно оставляют на распашку — пропасть. И даже не так, это пологий каменистый спуск, серпантином вьющийся между незатейливыми кляксами радости, боли, понимания и смирения. Спуск, кончающийся вертикальной стеной, без единой зацепочки, один на один с истиной.
По лицу одной из девочек с вязанием пробежала тень, она тут же вскочила на ноги, испуганно глядя на надвигающуюся бурю…
Эпилог
— Теперь, в тысячах километрах и жизнях от тех событий, мне кажется, что ничего не бывает зря.
— Так говорят люди не способные признавать свои ошибки.
— Может быть. А может люди, умеющие прощать…
— Ты говоришь, что многое поняла, переосмыслила, и теперь не о чем не жалеешь. Но вспомни, как ты, захлебываясь рыданиями, кричала, что нет ничего страшнее, чем однажды понять, что ты не тот, кем считал себя всю жизнь.
Понять, что все, что тебе казалось правдой, твоей правдой, оказалось мерзкими огрызками, да и сама ты не принцесса с высоким предназначением, а замызганное пустое существо, чье место в многомиллионной армии таких же голодных крыс. И как пыталась вспомнить, где разминулась со своей мечтой, как получилось, что намеченный путь оказался искаженным отражением, где все смешалось в абсурдный уродливый комок, и хорошее и плохое, верх и низ, добро со злом…
— Зачем ты так? Ведь согласись, не бывает безупречных людей и идеальных жизней. Всегда есть подводные камни. Да и без всего того плохого, что с нами когда-то происходило, может и не было бы нас самих, таких, какие мы есть сейчас. Спокойные, рассудительные, сидим тут чай пьем. Мы оба, не раз валявшиеся в самых глубоких канавах заблуждений, глотавшие грязь и отчаянье кусками, с порванными колготками, чумазыми лицами, ползущие за жалостью к алтарю. А потом сутками лежали на боку, глядя в одну точку, боясь пошевелиться, потому что в ушах бесконечный звон, а перед глазами, нет, не стол, и даже не табуретка, перед глазами черви, грызущие кисти рук, и огромные кузнечики, и три маленьких промокших девочки за окном. На девятом этаже! И все в красно-синих вспышках, и все внутри тебя…
— Остановись. Ты знаешь, что я не о том. Просто как жить со всем этим?! Как влюбляться, когда на утро после первой ночи ты видишь все ваши будущие ссоры, слышишь слова, которые будут лететь в ярости, как стрелы. Его лицо — умоляющее, псевдосмеющееся. Как узнавать людей, проводить вместе кучу времени, когда знаешь, что настанет миг и все, что для тебя было важным в этих отношениях, будет просто оплевано, выставлено напоказ, как голая старуха.
Как жить, зная все это!
— Ну насчет любви ты зря, она делает нас чище. Я имею в виду, то состояние эйфории, пульсирующее в висках перед каждой встречей, оно делает все ярче, правдоподобнее, то есть смотришь на все и думаешь, вот блин… какой же я счастливый! Хотя знаю, что часто эти чувства приносят неудобства, некоторые даже страдают из-за них, пытаются избавиться, выплюнуть, как случайно залетевшую в рот мошку, только это нецелесообразно, потому что как только мы ее выплевываем, тут же начинают терзать совсем другие: неудовлетворенность, раздражение, особенно оттого, что объект твоей уже не любви, все еще смакует это "вкусное насекомое". Начинаешь замечать недостатки… Наивно пытаешься все исправить. А потом понимаешь, что уже давно сидишь на груде обломков, и что надо бежать…
— Вот видишь, тогда зачем больше, если все это знаешь.
— Это ты говоришь так от усталости. Просто нужно уметь абстрагироваться от всего этого. Как старые, ненужные вещи выносят на "реку времени", так и с изношенными чувствами нужно уметь вовремя распрощаться.
— А что если не получается вовремя? Что если по недоумению пустил все на самотек, не проконтролировал ситуацию, а потом окажется, что ты спал, а тебя закопали, как мертвого. Сказали, — теперь ты будешь лежать здесь и незачем тебе еще куда-то рыпаться. А ты сначала, — ну ладно, вроде тепло, не дует. А потом проходит пара лет, и ты понимаешь, что где-то могло бы быть лучше, и намного. Говоришь, — слушайте, ну так не пойдет, у вас тут хоть и тепло, но что-то попахивает. А они, — ну ладно, иди, все же для тебя, только бы тебе…
И вы пожимаете друг другу руки, и ты вроде бы уходишь, не заметив, как к пальто прилипла маленькая сориночка, которая в последствии превратиться в огромного лохматого зверя. Но это чудовище становиться ласковым котенком, только когда ты снова возвращаешься к нему. А когда в очередной раз делаешь попытку быть чуточку счастливей, оно опять зверем рычит на тебя, и воет по ночам так пронзительно, и ты вместе с ним. Воешь.
И знаешь, что самое страшное, что ты любишь этого зверя, понимаешь, что они, звери, живут меньше людей, и поэтому нужно заботиться о нем, беречь. В то время, как тот, кто тебе эту зверушку подарил тоже решает, что надо бы уже перестать вести себя, как зацикленный придурок, и тоже вылезает из норы. А ты уже знаешь как там, снаружи бывает морозно по утрам, советуешь ему укутываться сильнее, а в душе ты просто не хочешь, что бы он забывал тебя. Зверь-то еще жив, ему еще хочется и котенком побыть и чудовищем, и вообще, как ни кутайся все ровно наверху одубеешь. И вот ты лежишь в обнимку со своим свирепствующим зверем и знаешь, что в этой же комнате он, тоже в обнимку, только с настоящим, живым человеком. А ты со своей, памятью, и болью, и теплыми зимними вечерами, и знанием, что больше никто, как мы… Никто, как он…
— Да… Сначала пытаешься все уничтожить, а потом рыдаешь над осколками, как полоумная, и ходишь с красными глазами, людей пугаешь. Но это все память, она такая, может одно и то же событие подать и в жаренном и в вареном виде. А вспомни, как смеялись сладким довольным дымом, как узнавали друг друга заново, как плели невидимые сети и развешивали их по утрам в чужих квартирах, в ваннах и маминых комнатах. Разве не мы те, кто проводил тысячи ночей под лозунгом "Живем сегодня!", те, кто готов пешком, куда угодно, в любую погоду, только ты было что…
— Но все это прошло. И от этого память не приносит покоя, поэтому все эти призраки: запахи, песни, места… Я помню, какого цвета был день, когда мы собирались на трансовый open в овраг.
— Я тоже помню. И вкус той черной штуки, после которой по камням над обрывом вдоль Волги целый час не могли в город выбраться. А когда выбрались, уже стемнело. Все шорты в липе, в магазине — карамбола. Впрочем, сколько таких воспоминаний… Говорю же не зря все, не зря.
— А вот скажи, ты ведь когда писала всю эту галиматью про ягоду, Судью, Бусинку, кота дредастого, ты ведь все из жизни брала, да? Все про нас?
— Не все, конечно, но с этим вряд ли поспоришь, сходства на лицо.
— Ну понятно, ты та самая мисс справедливость, отважная Пиратка и Судья.
— Хм! Нет, я как раз в этой истории выступаю в роли кошки Тазман.
— А кто же тогда Судья?
— Не знаю, наверное, все мы, или как лучше сказать… наша совесть.
— Ну и чем же тогда все кончилось?
— А с чего ты взял, что все кончилось…