Дефелинизация Эталона

Макс занёс руку, чтобы постучаться в дверь кабинета, но тут заметил, что он в приёмной не один. В дальнем углу, за разросшимся фикусом, пряталась девушка.

— Привет! — сказал Макс. — Ты тоже к губернатору?

Девушка молчала. Макс заглянул за фикус — девушка сидела на скамейке, опустив голову и сцепив руки в замок. Её наряд составляли разноцветные ленточки, кое-где скреплённые блестящими заклёпками. Такое на Эталоне не носят, по крайней мере, Макс не видел ничего подобного, пересекая центральную площадь — от нуль-s-терминала к зданию местной администрации. Сам он, как опытный путешественник, оделся в дорогу просто и нейтрально: в штаны и куртку без рисунка. Никогда не угадаешь, какая мода на другой планете — или, хуже того, какие там традиции.

— Эй! — сказал Макс. — Не хочу идти без очереди.

Девушка подняла стеклянный взгляд. Сжатые губы чуть подрагивали.

— Я уже была у губернатора. — Её рот исказился, из глаз потекли слёзы. — Он сказал, чтобы я возвращалась домо-о-ой! Что такие специалисты ему тут не нужны-ы!

— Ты тоже по распределению? — встревожился Макс. — Какая у тебя специальность?

— Релятивистская лингвистика, — всхлипнула девушка.

Фу-ух! Ну, тогда понятно. Кому нужны лингвисты? Впрочем... девушка красивая, жалко её. Надо будет потом взять в штат. Не в качестве лингвиста, конечно, а пусть делает что-нибудь полезное.

Макс широко улыбнулся и пообещал:

— Я замолвлю за тебя словечко. Как тебя зовут? Меня — Макс.

— Алиса, — девушка несмело улыбнулась в ответ.

— Алиса, жди тут, ладно? Не вздумай уезжать домой!

 

У губернатора были мощные брови. Когда он расслаблял их, брови опускались на глаза подобно чугунным заслонкам, а когда он их напрягал, они сминали кожу лба в тектонические складки. Брови приводили в движение не только лоб, но и весь скальп, и даже волосы колебались, как лес при землетрясении. Эти брови, несомненно, ворочали делами государственной важности, несли груз ответственности и поднимали народное благосостояние.

— С чего вы взяли, будто нам на Эталоне нужны экономисты? — повёл левой бровью губернатор.

— У меня диплом по релятивистской экономике, — уточнил Макс. — А на Эталон меня распределил наш планетарный вычислительный центр. Согласно прогнозу, вам нужны специалисты моего профиля. Ну, или скоро понадобятся.

Губернатор нахмурил правую бровь:

— Правильно ли я понимаю? Какой-то компьютер на основании сведений, устаревших на пятьдесят лет, сделал предсказание ещё на пятьдесят лет вперёд? Смело, смело.

Макс пожал плечами:

— А как иначе? Информация распространяется со скоростью света, и можно лишь догадываться, что сейчас происходит на удалённых планетах. Ну, или строить модели.

— Почему бы просто не прислать специалиста, которого мы просили?

— Так пока дойдёт запрос, пока прибудет человек — та же самая двойная задержка. Только без поправки на изменившиеся за сто лет потребности.

Губернатор подвигал бровями, обкатывая мысль со всех сторон, и веско промолвил:

— Эталон — планета стабильности. Мы уверены в завтрашнем дне. Уж если нам что-то нужно, то и через сто лет будет нужно то же самое.

— Да у вас экономический кризис!

— Неужели? Это ваш компьютер так считает?

— Это ясно и без компьютера, — сказал Макс, — стоит лишь глянуть на ваш трафик за последние несколько столетий. Вы скачиваете из системы товары и заливаете энергоноситель. Одну водородную плазму и больше ничего — ни промышленной продукции, ни даже сельскохозяйственной. Следовательно, промышленность и сельское хозяйство Эталона в упадке.

— Они стабильно процветают.

— Такое впечатление, что нет.

— Не понимаю вашей озабоченности. Разве у нас долги? Быть может, мы живём за чужой счёт? Выкачиваем из системы больше, чем заливаем? Исходящий трафик в два раза превышает входящий. Что вас не устраивает?

— Вы живёте за счёт природных ресурсов, а это бесперспективно.

— От нашей звезды не убудет, если позаимствовать из её ядра чуток вещества. Хватит на много тысячелетий — как вам такая перспектива?

— Очень скучная.

— Только не для граждан Эталона! — губернатор торжественно воздел брови. — Здесь ценят стабильность и чтут традиции.

— Допустим. Но туристы к вам не поедут. Планета, которая не загружает в систему ничего интересного, выглядит непривлекательно.

— Ха! Пальцем в небо. У нас гостиницы забиты — имейте, кстати, в виду, — а туристы всё едут и едут. И многие хотят остаться здесь жить. Население Эталона знаете сколько человек? Сто сорок восемь тысяч! Между прочим, управление становится весьма хлопотным делом, — губернатор указал бровями на настенные часы. — Но тем не менее я лично беседую с каждым прибывшим на Эталон молодым специалистом, и знаете почему?

— Потому что специалиста к вам направляют для решения вероятной проблемы. Если вы поговорите с каждым, то сможете лучше представить круг ваших проблем. Ну, по крайней мере, как они видятся со стороны.

— Молодой человек! — брови страдальчески надломились. — Вы знаете, что такое риторический вопрос?

— Да, это... — начал Макс. Закрыл рот и сделал внимательные глаза.

— Я беседую с каждым специалистом, прибывшим на Эталон, потому что такова традиция. А мы уважаем традиции, мы лелеем их и поддерживаем с помощью ритуалов. А что такое ритуал? Набор по сути бессмысленных действий, имеющий символическое значение. Например, беседа с молодым специалистом — это социальный ритуал, символизирующий неразрывную связь поколений, а поскольку вы прибыли с другой планеты, то ещё единение человечества. Но по сути — вам нечего мне сказать, а мне нечего от вас выслушать. Поэтому, — жест в сторону часов, — отправляйтесь-ка домой и поскорее. Напоминаю: с гостиницами у нас туго.

— Нет, постойте... А что, если звёздный водород станет не востребован?

— Ой ли?! — брови сошлись на переносице, отсекая нелепое предположение. — Водород — основа основ. Самый дешёвый источник энергии — раз, сырьё для синтеза других элементов — два. А межпланетная денежная единица у нас какая, не напомните?

— Куб, — сказал Макс. — Кубометр водорода, взятого при определённых условиях. Но это не значит, что...

— Три! — брови улеглись на надбровные дуги, точно сытые звери. — Итак, водород — всеобщий эквивалент в самом широком смысле. Он всегда будет нужен, всегда.

— Нужен — не значит востребован, — возразил Макс. — У каждой планеты есть своя звезда. Что, если все вокруг перейдут на самообеспечение?

— Не беда. Энергоноситель отправится по каналам дальше — до самого фронтира. Терраформирование потребляет много энергии.

— Пожалуй... Однако напор водорода в системе всегда высок. Не лучше ли заливать уникальный товар?

— Вроде тех чудесных нейрочипов с Парадигмы? Их пятьсот лет футболят по всему сегменту, от одного планетарного узла к другому. Засорение канала да и только.

— Вот! — обрадовался Макс. — Неправильно спрогнозирован удалённый спрос. Для решения таких проблем как раз и нужен специалист по релятивистской экономике.

— А мы не решаем проблемы, мы их себе не создаём. Достаточно не ввязываться в авантюры и придерживаться стабильной стратегии. — Губернатор откинулся на кресле; брови упали, как занавес. — Впрочем... есть одна проблема, но она не по части релятивистских экономистов. Коты. Да, одичавшие коты. Расплодились — житья от них нет. Чего мы только не испробовали! Неоднократно отправляли заявку, чтоб сюда прислали какого-нибудь... э-э... дефелинизатора. И что? Наши нужды игнорируют, к нам направляют экономистов, лингвистов, фигистов. Ладно, молодой человек, это не ваша вина, и я вам почти сочувствую. Приятно было побеседовать и счастливого пути!

 

— Впервые релятивистский дейксис появился в языках искусственного интеллекта ом и re4. — Алиса придвинула к себе новую кружку и сделала глоток. — Потом уже в международных лингвопроектах...

— Постой-постой. — Макс потряс головой. — Дейксис — это что?

— Ты меня не слушал! Я тебе целый час рассказываю про релятивистский дейксис, а ты спрашиваешь, что такое дейксис?!

Рассерженная Алиса выглядела забавно — с помпоном пены на носу.

— Прости, Алиса... Мысли всё время сползают к... Ну, ты знаешь.

— Мы зачем пришли в "Кружку и корюшку"? Отвлечься! — Алиса стукнула по столу засушенной до звона рыбиной. — А ты даже не пытаешься.

Макс обвёл мрачным взглядом полуподвальное помещение. Каменные стены, белый сводчатый потолок, ряды деревянных столов и лавок, занятых шумными компаниями. Время от времени кто-нибудь вскидывал руку, на пальцах показывая, сколько принести пива, и тогда официант ставил на стол полные кружки и уносил пустые. Весело им! Конечно, это же Эталон, планета счастья и довольства, тут с горя не пьют.

— Мне от алкоголя только грустнее. — Макс отодвинул кружку. — Прости, что слушал тебя невнимательно. Я вдруг понял, что ты рассказываешь интересные вещи.

Алиса зарделась и опустила ресницы.

 

— Ладно. Но теперь слушай внимательно. Все слова и грамматические конструкции языка делятся на две части. Одни нужны для описания событий, а с помощью других мы задаём систему отсчёта. Вот это дейксис и есть.

— Систему отсчёта? В смысле?

— В смысле, тело отсчёта, систему координат и временную шкалу. Тело отсчёта — это говорящий, и называется оно "я". Связанная с ним система координат позволяет задать положение других тел в пространстве. Например, "слева", "далеко", "ближе". А к временной шкале привязываются события: "раньше", "в будущем", "месяц назад". Всё это, понятно, относительно тела отсчёта, то есть точки "здесь" и "сейчас". Момента, когда говорящий говорит.

— Ты уверена, что это лингвистика? Больше похоже на физику.

— Естественно, похоже! Ведь и уравнения, и речь отображают окружающий мир. Отсюда общий принцип: события описываются относительно системы отсчёта. Просто в физике координаты чёткие, а в общении нам достаточно нечётких.

— Понятно... Ну, а релятивистский дейксис? Дай догадаюсь: похож на релятивистскую физику?

— Ага. В отличие от классического дейксиса, координаты задаются в четырёхмерном пространстве-времени. То есть время тут неотделимо от пространства и не абсолютно, а привязано к системе отсчёта. Нет грамматической категории "время", есть грамматическая категория "интервал".

— Понятно... Нет, непонятно. Разве что теоретически. Можно пример?

Алиса развела руками:

— Нельзя. Нет таких слов в нашем языке. И грамматика совершенно не приспособлена. Отсюда парадоксы, ведь кто неправильно говорит — тот неправильно думает. Люди перемещаются от планеты к планете с околосветовыми скоростями, релятивистские эффекты — на каждом шагу, но говорим мы по-прежнему на языке докосмической эры, который не отражает реальность. Пора переходить на современный плановый язык: ком, униплан, цзиньчжаньюй. Я приехала добиваться, чтобы Эталон принял один из них в качестве государственного.

— Офигеть, — с уважением протянул Макс. — А я-то думал, ты занимаешься ерундой.

— Ну спасибо!

Алиса заглянула на дно пустой кружки и подняла два пальца.

— Нет, я не буду, — сказал Макс.

— Я тоже не буду, это последняя. Слушай, а чем тебе не угодил официант? Ты прям деревенеешь и отводишь взгляд.

— Мне неловко, когда кто-то убирает за мной грязную посуду. Зачем? Я бы сам отнёс, если у них робот сломался.

— Наверно, местная традиция. Законы гостеприимства, вот.

— Видимо, да... — Макс вздохнул. — Алиса, а как ты собираешься переучить целую планету на новый язык?

— Ты на каком языке говоришь, Макс?

— На русском.

— И я на русском. А на каком языке говорят на Эталоне?

Официант поставил на стол две кружки пива. Дорисовал две палочки на клочке бумаги — теперь их стало десять — и перечеркнул косой перекладиной. Забрал пустые кружки и ушёл. Макс скованно пошутил:

— Должно быть, на языке жестов и пиктограмм.

— То есть, не знаешь? А почему? Потому что у всех есть нейрочипы, вот почему. Ты приезжаешь на планету, и тебе записывают местный язык. То же самое мы сделаем с искусственным языком — перепрошьём нейрочипы гражданам Эталона.

— Постой. Но ведь я-то продолжаю думать по-русски? Чип переводит для меня звук и движения губ, и мне кажется, будто все вокруг тоже говорят по-русски. Так что если ты станешь говорить со мной на языке ком, я его не выучу.

— Конечно, не выучишь. Но если появятся дети... — Алиса вспыхнула, сделала большой глоток и закашлялась. — Нет, я не в том смысле, не подумай. Хотела сказать: дети, которые родятся у граждан Эталона. Для них нейрочипы будут переводить всё на ком, с младенчества. Ком станет их родной язык.

— Ничего себе, — сказал Макс от души. — И ты предложила этот план губернатору?!

— Не успела. Он не дослушал и говорит... Ой, киса! Макс, гляди, какая славная.

Поджарый короткошёрстный кот вспрыгнул на стол, прошествовал, хищно изгибая тело, меж пустых тарелок и кружек. Настороженно замер; жёлтые глаза светились в полумраке. Алиса протянула руку, чтобы погладить...

— Берегись! — крикнул Макс.

Кот коротко прошипел, дёрнул лапой, сцапал с тарелки рыбу и рванул к окну. Стремительно взлетел на подоконник и ушёл через форточку. Алиса сидела, глядя ему вслед круглыми глазами, и на её руке набухали кровью четыре царапины.

 

Из тёмных аллей тянуло сыростью. Ночь набросила на небо скомканный флёр диффузной туманности, ярко светили молодые звёзды в рукаве Персея. Млечный Путь серебрил верхушки деревьев; листья тонко шелестели на ветру. Алиса зябла в насквозь продуваемом платье из ленточек. Макс укутал её в свою куртку, бережно прикасаясь к заклеенной пластырем руке.

Вдоль дороги стояли горбатые лавочки, рядом громоздились железные урны, напоминающие сейфы. На каждой изображён стилизованный силуэт кошки в перечёркнутом красном кольце — скорее, благое пожелание или пустое хвастовство, чем реальное положение дел. Многие урны лежали на боку, разорённые, среди полурастащенного мусора, а из кустов сверкали фосфорическими глазами хвостатые фантомы.

— Макс, я не хочу ночевать в парке. Тут кошки...

— А я их прогоню. Брысь!

— Всю ночь будешь прогонять?

— Да запросто. И уже почти утро. Чуть потерпи, Алиса. Утром мы найдём жильё.

Зря они засиделись в пивной до позднего вечера. Потом ещё часа три или четыре потеряли в больнице, пока Алисе обрабатывали раны и кололи вакцины. В гостиницах, конечно, не оказалось свободных мест. Некоторые вообще запирались на ночь.

— А если жильё и утром не найдём? Что тогда, Макс?

— Ты хочешь вернуться домой?

Алиса долго молчала.

— Хочу, но... Можно ли отступать, толком не бравшись за дело?

— Я думаю точно так же, — горячо сказал Макс. — Нам отказали в трудоустройстве, но чувствую, работа для нас есть. С Эталоном что-то не так, и я хочу это выяснить. Не уезжай, Алиса. Если станет совсем тяжело, ступай в "холодильник", но только не уезжай домой.

— Хочешь один во всём разобраться? — обиделась Алиса. — А я, значит, полежу в анабиозе?

— Анабиоз — тоже вариант, но "холодильник" безопасней. А! Ты же не знаешь, это наш профессиональный жаргон. Короткий кольцевой канал, в него забрасывают товары на субсветовой скорости, чтобы не портились. А ты тем временем решаешь, скачать или отправить по сети дальше. Но ведь "холодильником" может воспользоваться и человек.

— Да знаю. Просто у нас на Априке это называется "пожалейка". Туда сбегают обиженные дети, а родителям оставляют записку: "Вы меня не ценили — теперь вы пожалеете". И не только дети — несчастные влюблённые, непризнанные гении, безнадёжные поборники справедливости... Транспортный контроль пускал туда всех желающих, типа, это же не межпланетный канал. Мы пытались прикрыть пожалейку своими силами: дежурили у входа, проверяли документы... Тогда те, кого не пускали, стали себя убивать. Пришлось снять охрану: пусть уж лучше в пожалейку, чем так.

— Ну и правильно, — сказал Макс. — У человека должен оставаться путь отступления.

Алиса нахмурилась.

— По-твоему, бегство от проблем — достойный выбор? Чуть что — сразу в пожалейку?

— Я не говорил, что это хорошо, но хорошо, когда есть возможность. В жизни всякое может случиться.

— Пожалейка — для слабаков, — непримиримо заявила Алиса. — А я не такая. Я никогда в неё не ходила и не пойду.

— А я ходил, — признался Макс. — Не помню, на какой планете мы тогда жили. Через месяц мне исполнялось десять, родители обещали подарить мотопод. А я так о нём мечтал, что месяц казался бесконечностью. Ну я и... решил срезать, так сказать. Выхожу в день рождения из "холодильника", прихожу домой — облом. Ни мотопода, ни гостей, ни пирога со свечками.

— Наказали тебя?

— Не-а. Даже не ругали. Просто перенесли день рождения на месяц вперёд. Сказали, что десять лет — это биологический возраст и наступит он по часам, которые у меня в нейрочипе. А иначе бы мне давно перевалило за тысячу. Родители часто переезжали, да и я тоже, когда стал жить самостоятельно.

Алиса тихонько засмеялась.

— Макс, я тебя не брошу, и не уговаривай. Давай, пока ты разбираешься с экономикой, я поговорю с иммигрантами? Узнаю, что им так нравится на Эталоне. А жильё найдём.

Над прудом поднимался туман. В кустах пели птицы и шуршали обёртками кошки. Макс закинул руку на спинку лавочки и обнял Алису за плечи — чуть крепче, чем нужно для сохранения тепла.

 

Летаргический пригород впал в послеобеденную кому. Солнце светило в стеклянные глаза домов, словно фонарик парамедика, но улицы не подавали признаков жизни. Пахло нагретой пылью, жасмином и масляной краской. У ворот лежали чёрные полиэтиленовые мешки, там что-то шевелилось и похрустывало. Алиса шла по середине дороги, стараясь держаться от мешков подальше.

А вот и Жасминовая, 22. Алиса заглянула через живую изгородь. В глубине сада, за кустами жасмина и гардении, белел одноэтажный домик. Возле крыльца на коленях стоял человек в бледно-голубом комбинезоне и неторопливо копал землю садовым совком.

— Энди Картер? — сказала Алиса. — Добрый день!

Человек распрямился, отряхнул колени, заткнул за пояс рабочие перчатки. Поднял блёкло-голубые глаза и улыбнулся — будто кто-то дёрнул за верёвочку.

— Чем могу помочь?

Алиса отвела взгляд. Картер завершал её список — случайную выборку из иммигрантов. Она собиралась спросить, что ему нравится на Эталоне... Вот только Картер не производил впечатления счастливого человека — как, впрочем, многие остальные. К тому же, опустив глаза, Алиса увидела стоящее на садовой дорожке блюдце с молоком. С языка сорвалось:

— У вас есть кошка?

— Кот, — пробормотал Энди Картер. — Я зову его Пэтч. Думаю, что почти его приручил. Да вы проходите, мисс...

— Алиса.

— Проходите, Алиса. Чтобы приручить кота, вам понадобится терпение. Год, несколько лет... Вы давно на Эталоне?

— Недавно.

— Я так и думал. Когда-то я сам был таким — молодым и нетерпеливым. Ландшафтный дизайнер с большими амбициями. — Картер засмеялся; звук вышел такой, словно внутри что-то с треском ломалось. — Мне сказали, что на Эталоне не нужны ландшафтные дизайнеры.

— Не может быть! Я сама видела, как в парке перекапывают клумбы и сажают цветы.

— Перекапывают, сажают. — Картер кивнул. — Через неделю снова перекапывают, как будто им больше нечем заняться. Много суеты — но ни одной задачи, требующей опыта и ума.

— Например?

— Например, вырастить растения с зелёными листьями.

— Они же и так зелёные!

— Полагаю, вам повезло. Позвольте узнать, Алиса, какой спектральный класс у вашей родной звезды?

— F2.

— А солнце Эталона относится к классу G0. То и другое — редкость. Большинство терраформированных планет вращается вокруг красных и оранжевых карликов. Их свет слишком тусклый, земным растениям там не выжить. Терраформистам пришлось их генетически модифицировать, и теперь растения поглощают весь диапазон. Поэтому листья у них чёрного цвета, а если хотите сделать зелёные, нужен дополнительный источник энергии. — В глаза Картера вернулся блеск, на щеках проступил слабый румянец. — Искусственное освещение плохо вписывается в ландшафт, намного элегантнее — подводить энергию не к листьям, а к корням. По световодам, по электрическим проводам... Выведено много видов бактерий-симбионтов, способных усваивать энергию в разных формах. Даже напрямую от приливных волн и перепада солёности, что очень выручает на планетах экзогуманистов. Это, как правило, ледяные миры на орбитах вокруг коричневых карликов. Ни суши, ни атмосферы, ни солнечного света...

— Экзогуманисты? — удивилась Алиса. — Они же против терраформирования!

— Верно. Но экзогуманисты тоже люди, а все люди любят зелёную травку — будь они двуногие или с рыбьим хвостом. Разбить сад в подлёдном океане — вот настоящая задача для ландшафтного дизайнера! — Энди Картер экспрессивно взмахнул руками. — Это вам не клумбы перекапывать.

— Зачем же вы приехали на Эталон?

— По ошибке.

— Да, но потом вы вернулись. Почему?

Глаза Картера потухли, руки опустились, словно из него вынули батарейки.

— Искал свою жену. Помню, ей нравился Эталон. Джози любила солнце, воздух и зелень... Миры, где для меня находилась работа, были не такие. Но Джози никогда не жаловалась и следовала за мной, а я принимал это как должное. Она ушла внезапно, оставила только записку...

Энди Картер расстегнул комбинезон и вытащил из внутреннего кармана клочок бумаги. Бережно развернул ветхий, просвечивающий на сгибах листок.

"Прости, Эндрю, — прочла Алиса. — Я возвращаюсь туда, где когда-то была счастлива. Если ты меня всё ещё любишь, то найдёшь. Джозефина".

— Разумеется, я её любил! — сказал Картер с надрывом. — Я готов был бросить всё и следовать за ней... Если бы я знал, куда она отправилась! Я пошёл в Транспортный контроль нуль-s-терминала, я спрашивал и умолял, а они ссылались на чёртовы правила конфиденциальности и молчали! Тогда я вспомнил, как Джози нравилось на Эталоне. И приехал на чёртов Эталон, но её здесь не оказалось. Я не угадал.

Энди Картер трясущимися пальцами свернул записку, убрал в карман. Дёрнул головой, стряхнув слезинку, и ожесточённо продолжал:

— В том-то и дело. Я никогда не интересовался, что у Джози на душе. Она терпела бытовую неустроенность, но безразличия вынести не могла. Она пыталась достучаться до меня, но я не слушал, был слишком поглощён работой. И тогда она объяснила мне таким вот жестоким способом.

Картер схватил Алису за обе руки и воскликнул с жаром и отчаянием:

— Пожалуйста! Никогда не поступайте так с человеком, которого любите!

— Не буду, — растерялась Алиса. — Только я никого не люблю, кажется... А вы — не сдавайтесь. Попытайтесь вспомнить что-нибудь ещё, и вы найдёте ответ.

— У меня было время подумать. — Картер безрадостно усмехнулся. — Джози вернулась на Сирень. На той планете нет ничего хорошего, кроме названия. На одной стороне вечная ночь, на другой — вечный сумрак. А Джози любила восходы и закаты. Но всё же... Из-за постоянных переездов она часто сидела без работы и не заводила друзей. На Сирени у неё было и то, и другое. Джози занималась с детьми — рисованием или танцами, не помню. Я не вникал, считал ерундой, баловством. Теперь понимаю, как много для неё это значило.

— Так что же вы медлите? — воскликнула Алиса. — Отправляйтесь на Сирень!

— Нет, я не могу... — Картер резко побледнел, на лбу выступила испарина. — Вдруг я опять ошибаюсь? Два моих путешествия против одного её — она состарится и умрёт, так меня и не дождавшись. Пока я здесь — она где-то там и всё ещё жива. Этого мне достаточно.

— Но ваша жена наверняка на Сирени!

— Да! — с мукой вымолвил Энди Картер. — Но что, если нет?!

Он замолчал, отрешённо глядя в яркое небо.

Ещё один человек с релятивистским синдромом. И таких в списке больше половины...

— Простите, — пробормотала Алиса. — Простите, что разбередила. Я не из пустого любопытства, честно. Наверно, я пойду...

На дорожке возле калитки сидел кот. Его шкура, окрашенная под камуфляж, несла следы жестоких сражений. Морда покрыта шрамами, ухо порвано, на глазу бельмо. Кот зашипел, опрокинул блюдце с молоком и перемахнул через изгородь.

— Осторожно, — запоздало предупредил Картер. — Пэтч очень робкий.

 

В "Кружке и корюшке" было шумно и весело. Официант забегался разносить заказы. Робота до сих пор не починили.

Алиса подняла кружку, вяло побултыхала содержимое и поставила на стол.

— Не могу пить пиво, когда люди страдают.

— Давай закажем квас, — предложил Макс. — Согласен, грустно, если единственное твоё близкое существо — это кошка. Но я так и не понял. Раз те, кого ты опрашивала, несчастливы на Эталоне, то почему не уедут?

— Они хотят, но не могут! У них релятивистский синдром. Непреодолимый страх перед межзвёздными путешествиями. Люди боятся неизвестности, которая ждёт на том конце пути, боятся, что их близкие состарятся и умрут.

— Но такое действительно может случиться.

— Да, страх оправданный, в том и загвоздка. Это не фобия, которая лечится. Но мы как-то преодолеваем свой страх, а люди, страдающие релятивистским синдромом, не могут. Ох! — Алиса испуганно прикрыла рот ладонью. — Макс, твои родители?!.

— Умерли? Нет, вряд ли. Они терраформисты, поэтому вечно в разъездах. Не волнуйся, они меня на пять тыщ лет переживут! — Макс беспечно махнул рукой. — А почему на Эталоне так много народу с релятивистским синдромом? Это что, эпидемия?

— Нет, просто они приезжали и застревали здесь. Представь себе человека, который обнаружил, что забрёл на болото. Он забирается на кочку и сидит на ней, но это не значит, что кочка ему нравится. Он всего лишь предпочитает знакомое зло зыбкому будущему. Ты спрашиваешь, почему именно Эталон? Видимо, он выглядит самой основательной кочкой в округе. Здесь легко поверить, будто время не имеет значения, настолько всё неизменно и предсказуемо. Большое утешение для тех, кого пугает необратимость времени.

— Ты должна поговорить с губернатором! А то он думает, на Эталоне все счастливы.

— Я пыталась, но секретарша меня не пустила, — убитым голосом сказала Алиса. — Оказывается, надо записываться на приём, и очередь две недели. Не знаю, что делать... А ты что выяснил насчёт экономики?

Макс залпом выпил полкружки, прокашлялся и ответил:

— С экономикой на Эталоне обстоит как бы замечательно.

— Ты точно всё внимательно изучил? Не может быть, чтобы с экономикой замечательно, а люди несчастливы!

— Экономические показатели очень хорошие, — заверил Макс. — Коэффициент Пеллегрини близок к единице, индекс де Крона рекордно низкий, занятость населения высокая...

— А, занятость населения! — уцепилась Алиса за единственное знакомое слово. — И что хорошего в том, что она высокая?

— Ну, очевидно же. Все, кто хочет работать, работают.

— Например, наш официант, — ехидно предположила Алиса. — Он так хотел работать, что пришлось отключить робота. И те сизифы с пенелопами каждую неделю перекапывают клумбы, потому что обожают трудиться.

— Это называется "создание рабочих мест".

Алиса фыркнула.

— Всё больше убеждаюсь, что экономика — заговор против человека. По мне, если есть работа — надо её делать, а нет работы — так нечего её выдумывать.

— И что предлагаешь, бездельничать?

— Отдыхать!

— От безделья сохнут мозги.

— А от дурацкой работы мозги сохнут ещё больше. — Алиса схватила сушёную рыбину и сунула Максу под нос, словно наглядное доказательство.

Макс поднял открытые ладони.

— Алиса, может, хватит воевать? Пусть на Эталоне живут, как им нравится. В рукаве Ориона тысячи планет, где живут по-другому. И есть фронтир, где можно построить жизнь с нуля.

— Достаточно уехать, да? — Алиса недобро прищурилась. — Только не все могут уехать.

— Так давай им поможем! Всё равно для нас на Эталоне нет работы по специальности...

 

Макса разбудило металлическое звяканье. Он вскинулся и едва не упал со скамейки. На предрассветном небе над крышей губернаторского дома мерцали редкие звёзды. На крыльце стоял губернатор и запирал дверь на ключ. Макс зевнул, расчесал волосы пятернёй и сказал:

— Доброе утро!

Губернатор резко развернулся, и его брови проделали зарядку: левая вверх, правая вверх, глубокий выдох.

— Молодой человек! Объясните-ка, что это значит?

— Мне необходимо с вами поговорить.

— Тогда ступайте и запишитесь на приём, — посоветовал губернатор.

— Там очередь две недели, поэтому я решил перехватить вас здесь.

— Счастье, что не все так сообразительны.

— Дело важное и неотлагательное.

Брови вздыбились, принимая заявление в штыки.

— Молодой человек! Важным и безотлагательным может быть одно единственное дело — избавление Эталона от бродячих котов. Но я уже перестал надеяться...

— Я готов взяться за эту работу, — сказал Макс.

Губернаторские брови встали на мостик, и под ними обнаружились глаза, голубые и удивлённые, как у младенца.

— Первый на моей памяти вменяемый молодой специалист, — с недоверчивым восторгом произнёс губернатор.

— Когда можно приступать?

— Да прямо сейчас! — Губернатор приобнял молодого специалиста за плечи и повлёк за собой, словно опасаясь, что тот передумает и сбежит. — Уверяю, вы не пожалеете. Вам предоставят отдельный кабинет, секретаршу, ведомственное жильё и, разумеется, премию по результатам.

В жилье Макс уже не нуждался: они с Алисой сняли комнатушку на окраине, с отдельным входом через террасу. Хозяйка попалась славная, хоть и помешанная на чистоте — то и дело косилась на их с Алисой руки. А Макс, между прочим, руки мыл и даже грязь из-под ногтей выковыривал.

— Нет, жильё мне ни к чему, секретарша тоже. Нужен аккаунт с правом на скачивание товаров из системы. И возможность нанимать специалистов по моему усмотрению.

— Специалистов какого профиля?

— Самого разного. Согласитесь, проблема кошек запутанна и многогранна.

— Что ж, возможно, возможно...

 

Макс провёл пальцем по дубовой столешнице и зажмурился от удовольствия. Крутанулся на кожаном кресле, подъехал к окну. Великолепный вид! Прямо на центральную площадь. Напротив — здание нуль-s-терминала в стиле галактический ампир. На уступах величественного зиккурата стоят исполинские статуи героев Расселения: астрономы рядом с космическим телескопом, физики возле экспериментальной нуль-s-установки, терраформисты, распыляющие над ледяной пустыней криофильные водоросли, и семья первых колонистов — крепкотелые, позитивные и с дюжиной детишек. Перед терминалом, посреди площади, возвышается стела, увенчанная ослепительным сиянием. Это местная достопримечательность, "Памятник кубометру". С такого ракурса он нравился Максу гораздо больше.

За спиной распахнулась дверь и с грохотом впечаталась в стену. Макс обернулся — на пороге кабинета стояла Алиса. На щеках пылал румянец, грудь вздымалась.

— Штрейкбрехер! — выплюнула Алиса. — Коллаборационист! Главный дефелинизатор!

— Зачем обзываешься?

— Кто, я? Читал табличку у себя на двери?

Макс пожал плечами.

— О да! — презрительно бросила Алиса. — Тебе плевать — лишь бы кресло было мягкое! Одного не понимаю: зачем ты наврал с три короба, будто собираешься помочь иммигрантам?

— Не врал. Обещал и помогу.

— Да ну? — Алиса прошлась по кабинету, разглядывая обстановку и излучая осуждение. — А выглядит так, будто ты пошёл в услужение к губернатору.

— Я и губернатору помогу. Одно другому не мешает, наоборот. Тактически правильно будет сначала разобраться с кошками. Сейчас губернатор не хочет нас даже слушать, а если разберёмся с кошками, он окажет нам содействие.

— Хитрость на пустом месте, — сказала Алиса неодобрительно. — Губернатор обязан заботиться о людях без всяких там условий.

— Обязан, но... Если мы хотим, чтобы дело сдвинулось с мёртвой точки, придётся на него поработать. Тебе тоже, Алиса.

— Кем? Младшим дефелинизатором? И какие у меня будут должностные обязанности, интересно знать?

— Для начала подумай, что делать с кошками. И как помочь покинуть Эталон тем, кто здесь застрял.

— Что значит — "подумай"? — вспылила Алиса. — Хочешь сказать, у тебя нет плана? О, сдаётся мне, ты обманул всех — и меня, и губернатора. Уселся в уютненьком кабинетике, а дальше хоть трава не расти! Что ж, всех благ! — Алиса хлопнула дверью.

— Передумаешь — возвращайся, — буркнул Макс.

Он подошёл к окну и посмотрел вдаль. Разумеется, Алиса вернётся, как только перестанет злиться и обижаться. Нет, не вернётся: ей ведь станет неловко за всё, что она наговорила. Значит, надо идти мириться самому. Но не сразу, пусть сначала остынет.

Через площадь сердитой походкой шла Алиса; разноцветные ленточки её платья развевались, точно орифламмы. Макс мысленно продолжил её маршрут и упёрся взглядом в высокие двери нуль-s-терминала.

— Что ты творишь, Алиса? — прошептал Макс. — Не уезжай на Априку, пожалуйста!

Он вылетел из кабинета, в три прыжка преодолел холл, съехал по лестничным перилам, шокируя посетителей. Выскочил на площадь и помчался к зданию терминала; люди шарахались в стороны. Стеклянная дверь вращалась издевательски медленно; в суматохе зала мелькало разноцветное платье.

— Алиса! — закричал Макс во все лёгкие, пытаясь перекрыть гул толпы.

Алиса не обернулась — то ли не слышала, то ли это была вовсе не она. Макс двинулся вперёд, продавливаясь сквозь толпу, как ледокол. Разноцветное платье маячило у билетных касс, в самом начале очереди.

— Пожалуйста, пропустите! — потребовал Макс, расталкивая очередь. — Мне очень нужно!

Кто-то отступал в сторону, другие хватали его за одежду или пытались пристыдить — Максу было всё равно.

Фигурка в платье из ленточек прошла через турникет, шагнула в нуль-s-канал и исчезла, оставив в воздухе мерцающий послеобраз. Макс вцепился в кассовую стойку и закрыл глаза.

— Молодой человек, вы будете брать билет? Не задерживайте очередь!

— Один до Априки, — севшим голосом сказал Макс. — Нет, не надо. Я передумал.

Очередь ворчала и хихикала, кто-то крутил пальцем у виска.

 

Множество несчастий происходит с людьми потому, что они не дают себе труда разобраться в своих желаниях. Они упорно добиваются не того, чего хотят на самом деле, а потом неприятно удивляются достигнутому. Макс же хотел быть счастлив — и поэтому всегда действовал разумно.

Для счастья была необходима Алиса. Раз не вышло удержать её на Эталоне, он последует за ней на Априку — вне сомнения. Но торопиться не стоит. Не беда, если приехать на Априку чуть позже, а вот если уехать с Эталона раньше времени, обратно уже не вернёшься и ничего не исправишь. Чёрт бы с кошками, но нельзя бросать без помощи людей, попавших в ловушку Эталона. Алиса-то, положим, их бросила, но она станет себя казнить. А Макс не хотел, чтобы Алиса страдала. И потом, как славно будет придти к ней на Априке и сказать: "Смотри, Алиса, я всё сделал. Тебе не о чем волноваться"!

Макс поискал в сети информацию о релятивистском синдроме. Вики определяла его как "психическую дезадаптацию к кинематическому замедлению времени" и не считала расстройством. На заре эры Расселения люди не путешествовали, как сейчас, а переселялись большими группами, и о релятивистском синдроме никто не слыхал. Несколько поколений спустя, когда колонисты обустроились на своих планетах, их потомкам захотелось взглянуть на Землю, и тогда-то о проблеме заговорили. Ей занимались учёные из разных областей, включая, между прочим, релятивистских лингвистов. Создатели языка ком надеялись, что правильное восприятие пространства-времени поможет преодолеть релятивистский синдром.

Гипотеза выглядела сомнительно. В релятивистском языке вместо грамматического времени вводился грамматический интервал. Вид глагола определялся формой траектории в пространстве Минковского, по которой протекало действие: несовершенный в случае прямой и совершенный в ином случае. В имперфекте замедление времени относительно, в перфекте же оно абсолютно, потому что любая мировая линия короче прямого отрезка. Никакими языковыми средствами этого не исправить, а понимание не примиряет с фактом. Так или иначе, релятивистские лингвисты не успели проверить свою гипотезу. Проблема сама собой сошла на нет — человечество приспособилось к субсветовым путешествиям.

За редким исключением. Макс вздохнул и закрыл статью. Над задачей десятилетиями бились лучшие умы — и что может сделать один молодой экономист?

Макс решил пока заняться кошками. История вопроса и здесь не внушала оптимизма. Бродячих котов пытались изничтожить множеством способов — ни один не сработал. Вряд ли удастся изобрести что-то новое, и если честно, у Макса к этому душа не лежала. Он помнил, что Алиса рассказывала про Картера с его котом и про других. Было бы жестоко лишать несчастных людей единственного утешения.

Поэтому Макс отложил кошек на потом и решил заняться чем-нибудь совсем простым и понятным. Помнится, губернатор жаловался на нейрочипы, которые никто не скачивал из системы. Партия чипов с Парадигмы как раз крутилась в "холодильнике". Макс проверил сопроводительные документы; оказалось, в чипах обнаружили уязвимость. Закон запрещает вживлять такие человеку. Но что насчёт животных? Что, если имплантировать нейрочипы кошкам и использовать уязвимость, чтобы сделать их чуть дружелюбнее? Возможно, проблема одичавших котов решится, если коты станут домашними.

Макс вошёл в базу данных населения и ввёл поисковый запрос. Как удачно! На Эталоне сидит без дела нейропрограммист...

 

Алиса вышла из нуль-s-канала, продолжая негодовать на Макса. Он, должно быть, уже сто раз пожалел о своём вероломстве, а она как злилась, так и злится. Ну ещё бы: для него прошёл целый месяц, а для неё — один миг. Всё-таки пожалейка не решает всех проблем. Надо было просто сесть в уголке и как следует позлиться.

Алиса устроилась на диване в зале ожидания, сложила руки на груди и принялась перебирать в уме Максовы недостатки и прегрешения. Когда она заходила на третий круг, в зал вошёл Энди Картер. На его согнутом предплечье благодушно лежал Пэтч, свесив лапу и полуприкрыв глаза. Коту удалили катаракту и зашили ухо, но всё же это был Пэтч, он самый. И нет, это не мог быть Пэтч! Тот бы никогда не пошёл на руки к людям. И это не мог быть Энди Картер... Велики ли шансы встретить человека с релятивистским синдромом в нуль-s-терминале?

Картер увидел Алису, помахал рукой и направился в её сторону. Лицо его выражало смятение и решимость.

— Я отправляюсь на Сирень, — сказал Картер. — К Джози.

— Как я рада, что вы отважились!

— Сказать по правде, мне страшно до чёртиков, — признался Картер. Кот вскинул голову и навострил уши, и хозяин почесал ему шею. — Но Пэтч разделит со мной мировую линию. Время для нас будет течь одинаково, и знаете — эта мысль меня поддерживает.

— Ваш кот... — Алиса замялась, — очень изменился.

— Пэтчу вживили нейрочип. Но не подумайте, никакого насилия над его личностью! — сказал Картер. Кот приоткрыл глаз и насмешливо покосился на Алису. — У нас с ним эмпатическая радиосвязь. Пэтч наконец мне доверяет!

Алиса растерянно огляделась — в зале терминала было полно путешественников с кошками. Как она сразу не заметила? Слишком зациклилась на своих обидах, не иначе.

Она вышла на площадь — там тоже были кошки. Люди несли их на руках и в сумках, они мирно спали на лавочках, их даже гладили дети. Алиса не верила своим глазам. Ничего, она знает одного специалиста по кошкам — пусть объяснит, что творится. Алиса решительно направилась к зданию администрации, но постепенно её шаг замедлялся. У двери с табличкой "Главный дефелинизатор" она остановилась.

Ничего хорошего она не услышит. "Ты обманщица, Алиса, — скажет Макс. — Сбежала, всех бросила, никому не помогла. Зачем вернулась? Тут прекрасно обойдутся без тебя".

Алиса зажмурилась, прикусила губу. Может, не входить? С другой стороны, что она теряет? Если унижение окажется нестерпимо, можно уехать. Далеко-далеко, чтобы время похоронило эту бесславную историю.

Алиса распахнула дверь.

Макс вскочил, едва не опрокинув стол; в его глазах Алиса прочла радость и облегчение — и поняла, что ничего страшного не случится.

— Я думал, ты уехала на Априку! — сказал Макс. — Собирался отправиться за тобой...

— Но раздумал. Понятно...

— Да нет же! Просто хотел сначала помочь иммигрантам. И у меня получилось! Они покидают планету.

— Я видела, — сказала Алиса. — Так это благодаря тебе? Но как?..

— Очень просто, — не без самодовольства ответил Макс. — Всего-то надо было сначала разобраться с кошками. Им вживили нейрочипы, а потом всё вышло само собой. Иммигранты стали брать своих кошек и уезжать, я даже не сразу заметил. Наверно, им раньше не хватало самой малости, чтобы решиться.

— Заслуженный дефелинизатор, — смущённо фыркнула Алиса.

Она несмело протянула руку — Макс повторил её жест. Их пальцы соприкоснулись, и ничего страшного не произошло.