Альтернативный вариант
Любое совпадение имен, фактов
и обстоятельств, считать
случайным.
Димыч никогда не любил окраин. Все дома тут казались однотипными и безликими, а некоторые напоминали заводские корпуса. Жить здесь… он поёжился. Нет, жить здесь не хотелось.
Не дойдя до искомого адреса буквально несколько шагов, Дмитрий Сергеевич остановился и закурил. А что он собственно теряет? Выбор за покупателем. Порыскав взглядом в поисках урны и не найдя оную, втоптал недокуренную сигарету в землю и вытащил мобильник. Риэлтор ответила сразу, видно ждала звонка.
— Мне не нравится этот район, — произнёс Димыч в трубку.
— Вы уже здесь? Поднимайтесь на четвёртый этаж. Квартира маленькая, но хорошая и не требует ремонта. А насчет района, вы неправы. Сосновая поляна — очень перспективное место. Я вас встречу на лестнице.
Возражений риэлтор слушать не хотела. Пожав плечами, Димыч поплёлся к подъезду. Раз он потратил кучу времени и добрался сюда, стоило посмотреть предлагаемое.
Квартирка была не просто маленькая, а малюсенькая. Входная дверь открывалась в большую комнату (большую по сравнению со спальней, а так метров четырнадцать), налево и направо — два проёма без дверей — кухня и спальня. Спальня едва ли восемь метров, кухня от силы — пять. Совмещённый санузел напоминал купе поезда. Смотреть было не на что. Димыч молча качнул головой и вышел из квартиры. Риэлтор выскочила следом.
— Вы должны понимать, — с напором начала она, — что те деньги, на которые вы можете рассчитывать при разделе квартиры, не позволяют приобрести лучшее жильё. И почему — двухкомнатная? Сейчас очень много интересных предложений по однушкам. Есть несколько адресов, причём гораздо ближе к центру. На Чёрной речке. Вполне альтернативный вариант.
— Моя жена претендует на двухкомнатную…
— Но она поедет туда с сыном, мальчику нужна отдельная комната. Интересы ребёнка не должны быть ущемлены. Это же ваш сын.
— Не мой.
Риэлтор застыла с открытым ртом. В такие подробности жена её не посвятила. Славик Димычу нравился, но вот усыновить его за три года совместной жизни не вышло. Сначала жена была против, рассчитывая на алименты от бывшего мужа. Но, когда тот свалил в Литву и умудрился получить гражданство, в литовском паспорте никаких детей не значилось. Осталась у мальчишки от отца только фамилия.
Распрощавшись с риэлтором, Дмитрий Сергеевич постоял, раздумывая, вызвать служебную машину, воспользоваться маршруткой или пойти на электричку. Вид показавшегося вдали поезда соблазнил на последний вариант. Заскочив в полупустой вагон и купив билет у скучавшего здесь же контролёра, Димыч постарался выбросить из головы все мысли о предстоящем разводе и размене квартиры. Удавалось плохо.
Он любил своё родное жильё, привык бродить по центру, со школьных лет знал все проходные дворы района, и мог провести экскурсию не хуже штатного экскурсовода. Да и до работы близко.
Дмитрий Сергеевич всегда был доволен судьбой. Он слыл везунчиком, любимцем фортуны. А сейчас она подставила подножку. Впервые.
Прислонившись к оконному стеклу, он перестал бороться и погрузился в воспоминания.
Квартира на Моховой стала достоянием его семьи на волне расселения коммуналок, когда соседи получили жилье, а Александра Васильевна умерла.
Димыч вздохнул — бабушку Сашу было жалко. Её единственный сын погиб в Афганистане, но она никого не обвиняла, а приняла случившееся с фатализмом верящего в Бога человека. «Значит так мне заказано, одной век доживать», — отвечала она на попытки матери Димки посочувствовать горю. К детям соседа пожилая женщина относилась как к внукам, и её смерть больно ударила по ребятам. Их родные бабушки и дедушки жили далеко, были обременены там многочисленными внуками и даже правнуками и в гости наведывались не часто.
В цирк его первый раз отвела «баба Саша»…
Димыч не помнил, как доехал до Балтийского вокзала, прошлое захватило его в плен. Словно просматривая фильм, он отматывал события назад, в детство, когда он был Димочкой, Димкой, Димом, потом стал Дмитрием-Димычем. Сейчас это имя он слышал нечасто. Последние десять лет его иначе, чем Дмитрием Сергеевичем не называли. Димычем его звали сестры, жена... и друзья из цирка.
Обрёл себя он уже на эскалаторе метро. Вошёл в вагон и вышел на следующей станции. Добраться до пока ещё своего дома он мог двумя способами: прямым — до «Чернышевской» и с пересадкой — до «Невского проспекта». А потом пешком. Идти было примерно одинаково, но, видно, на выборе маршрута сказались воспоминания о соседке. И о цирке.
Александра Васильевна работала там сначала кассиром, потом бухгалтером и под конец, уже выйдя на пенсию, контролёром в зале. Приёмные внуки не пропускали ни одной премьеры, были вхожи за кулисы и знали многих артистов по настоящим именам.
Привычка ходить в цирк не исчезла с возрастом. Даже когда соседка умерла, знакомые старушки, по-прежнему, пускали детей бесплатно, да и родители не возражали. Идти-то было — всего ничего. И не опасно — две дороги с односторонним движением и регулируемыми переходами. Потом, уже после школы Димыч продолжал водить на премьеры младшую сестрёнку. И сохранил прежние знакомства. С артистами в том числе, а с некоторыми дружил.
Десять лет назад отец вышел в отставку и уехал в Воронеж — на свою родину, где, как бывший военный, получил другое жильё. Младшую дочку родители увезли с собой, а приватизированную четырёхкомнатную квартиру оставили старшим. Но сестра недолго прожила с братом. Пошла по стопам матери — вышла замуж за такого же лейтенанта-морпеха, каким некогда был отец, и укатила с ним на север. Правда, попросила брата одну комнату оставить за ней. Димыч не возражал. Трёх комнат ему хватало. Сейчас он требовал при разделе двухкомнатную, ссылаясь на это право сестры, хотя та, узнав о его женитьбе, написала, что они с мужем, возвращаться в Питер не намерены. Но Светлане об этом рассказать не случилось. К счастью?
Отношения с женой с самого начала были непростыми. Нет, он её, конечно, любил, иначе не женился бы. И со Славиком сумел подружиться почти сразу, в чём дружба с «циркачами», сыграла определённую роль, но Лана…
Дмитрий Сергеевич остановился на мосту через Фонтанку, мысли о неправильности и лживости всего происходящего, захватили его. С самого начала жена, будто, ему не доверяла. То, что он был намного её старше, играло свою роль. А может, эту роль сыграл неудачный опыт предыдущего замужества? Так или иначе, семейная жизнь не заладилась. А может и то, что он тянул с пропиской супруги?
Прописывать жену ему не рекомендовали все, начиная от родителей, кончая сотрудниками на работе. Ещё бы! — жилье в Питере, да в самом центре. Некоторые даже решились намекнуть на возможную нечестность супруги. Но Дмитрий Сергеевич Лану с сыном прописал. А сейчас кусал локти. Нет! Сделал он тогда всё правильно, но надо было оставить какую-нибудь лазейку. Хотя услышав идею одной своей сотрудницы, посчитал низостью такую подстраховку. Несмотря ни на что он всегда любил жену. Любит… наверное.
Может, из-за этого так велика обида?
Фонтанка медленно и лениво плескала волнами на опоры моста. Серебряные блики на серо-зелёной воде перемещались между одетыми в гранит берегами, раскачивались, заставляя так же раскачиваться настроение. Все его семейная жизнь напоминала качели. Влево — вправо, от хорошего — к плохому.
Да что теперь жаловаться! За три года он не смог подобрать ключики к любимой. Сначала все было отлично. Потом появился холодок, который рос и рос… Нет! Охлаждением чувств со стороны жены он это назвать не мог. Просто выстраивался ряд взаимных обид, который никак не мог…
Пронесшийся под мостом скутер, вильнув, обдал прохожих шлейфом воды. Димыч едва успел отпрянуть. Холодные капли, брызнув в лицо, остудили разгоряченную кожу. Кого он пытается сейчас обмануть?!
Если и были обиды — то только от непонимания. Особенно в последние три месяца. Он совершенно перестал понимать жену. А она — его. Сейчас уже и не вспомнить с чего все началось.
— Молодой человек, опасно так смотреть на воду. Это может иметь неприятные последствия.
Дмитрий Сергеевич медленно поднял голову и посмотрел на говорящего. Старше, но не старик, в кожаном черном плаще и широкополой шляпе, он чем-то неуловимо напомнил Боярского, но выглядел солиднее. Да и усы отсутствовали. Гладко выбритый подбородок, длинный прямой нос, серые глаза, (очень внимательные, можно даже сказать «со взглядом, смотрящим в душу», как любила говаривать та же баба Саша) светлые с сединой брови и такие же «сивые» волосы, длинными, но аккуратными прядями, лежащие на плечах.
— Что вы хотите сказать?
— Безвыходность положения может толкнуть в реку. Но, право, здесь падение грозит только неприятным купанием. В самом глубоком месте вам будет по шейку. Если хотите свести счёты со злодейкой-судьбой, лучше выбрать один из мостов через Неву.
Прохожие шли мимо, не обращая внимания, будто не слыша странные слова, произнесённые громко и серьёзно. Димыч сдержал готовый прозвучать смешок и ответил также серьёзно:
— Нет, о таком выходе из положения я не думал.
— Но достойного пути вы не видите?
— Несколько есть, — Димыч отвечал, едва сдерживая горький смех, в душе росло недоумение. О чём они говорят и зачем?
Но незнакомец вызвал доверие и желание говорить правду. Он напоминал одновременно сослуживца отца — прошедшего все войны мира полковника Русова и старого иллюзиониста, давно не выступавшего, но часто приходившего в цирк — Петра Ремизова. Правда, собеседник выглядел моложе и того и другого. Возможность высказать то, о чем нельзя было говорить с другом, этому незнакомцу, случайному прохожему, который уйдёт и забудет о разговоре, привлекала.
— Но они не устраивают?
— Вы правы.
— Не готовы идти на жертвы и желаете сохранить все неизменным?
Намёк на улыбку в голосе незнакомца заставил смутиться и скомкать подготовленную фразу:
— Все сохранить не получится. Не хочу идти на жертвы. Хотя туда толкают.
— Не хотите жертвовать сами, а другая сторона не желает выбрать приемлемый вариант?
— Точно, — теперь усмехнулся Димыч.
— Готовы ли вы лишиться другой стороны, приняв на себя её обязательства?
Вопрос был странным. Димыч впервые задумался о смысле произносимых фраз. Не было названо ни одно имя, не обозначена ни одна проблема, но «другая сторона»… Если бы Лана каким-то образом совсем исчезла из его жизни… нет, речь шла о принятии обязательств. Одним из этих «обязательств» был Славик. Разведясь, Димыч лишится и жены и квартиры, но…
— Что вы хотите сказать?
— Её не будет. Словно и не было.
«Словно не было её»… нет… хотя... Сомнения перебивали мысли, мешая задать ещё один вопрос. «Её не будет» и необходимость выбора исчезнет? Внутренне усмехнувшись: разговор выходил странным, но ни к чему не обязывал, Дмитрий Сергеевич сказал:
— Готов.
— Хорошо. Я помогу. Если развитие событий не устроит, вы вправе отменить выбор до… скажем, полуночи. Если по истечении сегодняшних суток вы не появитесь на этом самом месте, ситуация станет необратимой.
— А если появлюсь?
Мужчина улыбнулся, но взгляд стал жёстким и колючим:
— Будете иметь возможность изменить случившееся, использовать альтернативный вариант. Но уже за определённую плату.
— Какую? — Димыч с подозрением взглянул на говорящего. — Если речь о деньгах…
— Если понадобится, узнаете. Сейчас скажу только, что цена приемлема, и не в денежном эквиваленте. Мы пришли к соглашению?
— Да.
— Тогда ступайте. Тот, с кем вы должны сейчас встретиться, на той стороне улицы.
У домов на углу никого не было. Только перейдя дорогу и взглянув на группу людей, скопившуюся на другой стороне улицы Белинского, он увидел Светлану и махнул рукой, привлекая внимание. Она поправила волосы и шагнула вперёд. Взвизгнули тормоза, раздался удар. Тело жены отбросило на проезжую часть, и по нему проехались колеса джипа, начавшего движение по набережной. Тут же в бок джипа ударила машина лихача, пожелавшего проскочить перекрёсток на жёлтый. Того, кто сбил Лану.
Димыч отвернулся и медленно, как автомат, двинулся к Литейному проспекту. На душе было странно. Он будто видел кусочек фильма.
Или присутствовал на выступлении иллюзиониста. В реальность события его сущность верить отказывалась. Слишком все быстро. Гладко. И страшно…
Тело жены под колёсами… Его загипнотизировали?
Лана исчезла из его жизни? Но он же не хотел… чтобы так…
Или хотел?
Дмитрий Сергеевич в смятении оглянулся. Мост был пуст. Нет. Люди по нему шли. Некоторые остановились привлечённые грохотом. Взгляд пробежал по лицам и фигурам. Ни тёмного кожаного пальто, ни широкополой шляпы. Может всё ему привиделось. Но под колёсами лежало тело Ланы. Или нет? Люди и машины загородили перекрёсток.
Ноги сами несли его в сторону Литейного. Мыслей не было. Только картинки из прожитой жизни. И чудеса из циркового представления, на которое они ходили втроём месяц назад. Цветные огни. Дым над ареной.
Резкая музыка — сумбурная и загадочная. Вопль, пронёсшейся мимо «скорой».
Смех Светланы. Хохот Славика…
Обратно он почти бежал. Он хотел удостоверится… Что бы это ни было, он хотел точно знать…
Навстречу ему, завывая сиреной и сверкая огнями, рванулась «скорая».
Джип и БМВ, сцепившиеся в смертельной схватке. Ещё две белые с красным машины. И пустой мокрый асфальт…
Домой. Сейчас он пойдёт домой. Руки автоматически набрали вызов секретарши…
Много позже Дмитрий Сергеевич встретил Славика у школы. С предложением — перекусить в ближайшем кафе и пойти в давно обещанный Артиллерийский музей. Мобильник Димыч отключил. Как и автоответчик — дома. Запланированные встречи были отменены, совещание перенесено на завтра.
Он не хотел ни с кем разговаривать. Боясь и одновременно желая истины, он готов был отключить и домашний телефон. Желание пересилило страх. Но страх заставил уйти из дома. До встречи с сыном он нарезал круги вокруг цирка.
Из музея они вышли в числе последних посетителей. Специально выбрав не метро, а ходящий редко автобус, Димыч, уже стоя на остановке, спросил: «Слав, много уроков на завтра задали?»
Услышав, что только два упражнения по арифметике, облегчённо вздохнул. Дома, на всякий случай проверил расписание, и выяснил, что кроме труда, физкультуры, чтения и упомянутой арифметики, там значилась история. Заглянул в учебник сына и пока тот ужинал, пересказал ему заданный параграф. Чтением заниматься не стал — время позднее, да и читал сын с четырёх лет. О маме Славик не спрашивал. Привык, что последнее время она часто ночует у подруги. Может, чуть обиделся, что не взяла с собой, как часто делала, но Артиллерийский музей был хорошей компенсацией.
Уложив сына, Дмитрий Сергеевич пошёл на кухню и задержался у телефона. Тот молчал весь вечер. Именно избегая страшного звонка, он повёз сына в музей. И ещё он уничтожил записку, оставленную жене. Предложение и угроза, содержащиеся в ней, лишались всякого смысла. Но почему до сих пор…
Ночуя у подруги, Лана никогда не забывала позвонить и пожелать сыну «Доброй ночи».
Димыч перевернул старый, ещё родителями купленный аппарат. Кнопка выключения была вдавлена в дно. Вот почему молчал телефон. Перевёл все кнопки во включённое состояние и опустился в старое продавленное кресло. Он видел гибель жены. Но тот человек на мосту... Человек ли? Может он повёлся на уловку дьявола… Глупости! Зачем дьяволу нужна смерть Светланы? Но он говорил о цене не в денежном эквиваленте…
Хочет ли он вернуть жену или оставить всё, как есть? Виноват ли в её смерти? И была ли та смерть на самом деле. Если Лана умерла, не нужен будет ни развод, ни размен квартиры. Совершил он подлость или…
Не он заставил тех водителей на перекрёстке поторопиться. Но он сказал что готов…
Мысли рваными лентами скользили в голове оплетая, завораживая. Но одна ярким сполохом проносилась между ними: «Ты — подлец!»
Ещё в детстве, после одного разговора с отцом, Димка решил, что никогда не будет совершать подлые поступки. Капитан в воспитании сына участия почти не принимал из-за частых командировок, но всегда находил время расспросить о «жизни». И безошибочно угадывал, что тот хотел утаить. Нет, он не ругал и не наказывал, но, когда встал выбор между Суворовским и Нахимовским училищем — в девять лет Димка не представлял будущую жизнь без армии, сказал чётко: «Нет, военным он не будет — характер не тот». И Дмитрий Сергеевич стал архитектором. Получается действительно — не тот характер. Если хладнокровно убил свою жену.
Если бы он не махнул Лане рукой, привлекая внимание, она не пошла бы через дорогу. Или пошла бы?
Димыч согласился пожертвовать женой ради…
Ради чего он принёс её в жертву?
Ради сохранения квартиры, ради собственного покоя…
Дмитрий Сергеевич всегда любил стабильность, не терпел менять привычное, участвовать в авантюрах. Трепать собственные нервы. Развод с последующим разменом представлялся ему авантюрой, трёпкой нервов, нарушением стабильности…
Ещё неизвестно, как к этому событию отнеслись бы на работе. Его достаточно высокая должность требовала безупречности во всем. А развод…
Да чего он себя уговаривает! Оправданий ему не найти. Но, что случилось, то случилось…
А может там, на перекрёстке, ему все примерещилось. Светлана действительно у Кати…
Мобильник заверещал, когда минутная стрелка миновала шестёрку. Жена, чтобы позлить его, недели две назад поставила на свой номер «поросячий визг», Димыч тогда только посмеялся. Такая мелкая пакость его не обидела и не разозлила, а удивила и рассмешила. Поэтому он решил ничего не менять в настройках. Сейчас этот визг информировал — звонили с номера жены. Она у Кати. Пластиковая игрушка уцелеть под колёсами не могла.
— Дмитрий Сергеевич? Простите, что звоню так поздно, но мне только сейчас удалось получить доступ к телефону и вашему номеру, днём я звонила домой и на работу. Но первый телефон не отвечал, а секретарь отказалась давать номер вашего мобильника неизвестному человеку, пусть даже сотруднику больницы.
В последних словах прозвучало недовольство.
— Представьтесь, пожалуйста, — произнёс Дмитрий Сергеевич. Бродя следом за Славиком по музею, он готовился к этому разговору, подбирал фразы и сейчас автоматически последовал выбранному сценарию. Голос прозвучал совершенно спокойно и нейтрально. Хотя лёгкий интерес он постарался обозначить. Мысли же бешеным вихрем неслись в голове. Сердце пропустило удар. Она жива… или…
— Я старшая медсестра отделения реанимации, Ольга Арсеньева. Вы знаете, где сейчас ваша жена?
— Полагаю, у подруги. А что случилось?
В слова добавилась чуточка волнения.
— Ваша жена — Светлана Борисовна Сорокина. Так?
— Совершенно верно…
— Сегодня днём её доставили в нашу больницу. По дороге в операционную она скончалась…
— Как? Это…
— Вы можете опознать тело завтра с девяти до двенадцати в морге Мариинской больницы.
— Простите, но… нет, это не она…
— К сожалению, никаких сомнений быть не может — личность погибшей удостоверена документами и двумя её подругами.
— Как… когда это произошло?
— Сегодня, около часа дня, дорожное происшествие на углу улицы Белинского и набережной Фонтанки, со стороны Литейного проспекта.
— Я думал она в гостях у Кати…
— Мне очень жаль, но никакой возможности спасти вашу жену и ребёнка не было. Когда её доставили в операционную, она уже не дышала. А ребёнок…
— Какой ребёнок? Стасик дома. Спит.
— Ваша жена была беременна. Вы не знали?
— Не-ет…
— Жаль. Наверное, она готовила вам сюрприз. Срок беременности достаточно большой — четыре месяца.
Отключив мобильник, Димыч застыл в кресле. Он сыграл свою роль, сказав всё почти так, как собирался. Но… Потрясение было слишком велико. Та, возникшая на перекрёстке, машина убила не только Лану, но и его ребёнка.
ЕГО РЕБЁНКА!
В отцовстве не сомневался. Четыре месяца назад их отношения с Ланой были самыми… самыми лучшими. САМЫМИ! У неё не могло быть никого другого, все их размолвки и странное поведение жены начались три месяца назад…
Теперь Димыч понял то, что безуспешно пытался определить, стоя на мосту — начало конца их счастливой жизни. В тот вечер он задержался на работе. Нудное, никому не нужное обсуждение никак не желало заканчиваться. Две главные стороны не хотели остановиться ни на одном предложенном варианте, а пытались протащить каждая свой. А это не нравилось остальным. Оказавшись дома в начале двенадцатого, Дмитрий Сергеевич хотел поскорее поужинать и лечь спать. На попытки жены завести обычный разговор о событиях прошедшего дня прорычал что-то нечленораздельное и ушёл мыться. Когда вернулся на кухню, на столе стояла тарелка с едой, стакан с чаем и блюдце с печеньем. Жены не было. Поковыряв ужин и поняв, что аппетит пропал, уничтоженный дебатами, выпил чай с печеньем и пошёл в спальню. Проходя мимо гостиной, заметил Лану на диване перед телевизором, но утомление было так велико, что желания поговорить с женой не возникло. Он заснул, а утром обнаружил на кухне записку (первую из многих последующих): «Сегодня я буду ночевать у Кати».
«Она хотела мне сказать, что ждёт ребёнка, а я, идиот, не дотумкал», — вспомнив слово из детского лексикона Димыч печально усмехнулся. Именно, не дотумкал, ещё можно вспомнить «соображалка не сработала». Где была эта его «соображалка» все три месяца. Ведь знал же по опыту зятя, как ведут себя беременные женщины.
Взгляд метнулся к часам. Может не поздно… До полуночи…
«Тот человек, на мосту, сказал, что до полуночи я могу изменить случившееся».
Плевать — дьявол он или нет. Стрелки показывали без четверти двенадцать. Вполне можно успеть.
Одинокая фигура посредине моста привлекла внимание, едва Димыч повернул с Моховой на Белинского. Подходя, Дмитрий Сергеевич окинул взглядом фигуру, она показалась ему сутулой, вялой и незнакомой. Но, встав рядом, понял, что это действительно его дневной собеседник, просто он согнулся, облокотясь о перила, съёжился, будто сильно замёрз.
— Я пришёл, — сказал Димыч.
— Вы успели. Я в вас не ошибся, — мужчина не взглянул на него, он смотрел на тёмную воду и жёлтые блики от фонарей. Дмитрий Сергеевич промолчал.
— Значит, вы выбираете другое развитие событий?
— Вы говорили о возможности альтернативного варианта.
— Вас не устраивает случившееся?
Чего он тянет? Сейчас наступит полночь и ничего изменить будет уже нельзя. Или раз Димыч пришёл…
— Я не готов. Я хочу... Не надо, чтобы она умирала.
Мужчина, наконец, разогнулся и внимательно посмотрел на Димыча. Глаза были усталые и казались больными, но губы кривила ехидная, насмешливая улыбка.
— Вы не учли всего объёма обязательств? Открылись обстоятельства… впрочем — не важно.
Часы на башне Думы начали бить полночь. Днём на мосту эти удары не расслышать, а сейчас в тишине они звучали как бой Курантов, отмеряющих последние секунды уходящего года.
— Тогда вам придётся прожить сегодняшний день заново. И сделать для меня кое-что. Готовы? У вас есть минута, чтобы решить.
У Димыча мелькнула мысль, что задание может оказаться трудновыполнимым. Но он отбросил её.
«Да!» и последний удар колокола прозвучали одновременно.
— Хорошо. Первое — завтра с утра вы проводите совещание по давно откладываемому вопросу — об использовании помещений Новой Голландии. Помните? И отвергаете все предложенные варианты. Они меня не устраивают.
— Да кто вы такой?!
— Меня зовут Пит…Пётр Алексеевич. Подождите возмущаться, Дмитрий Сергеевич. У вас в одной из папок… если сами не помните — где, попросите Ольгу Станиславовну — она найдёт, лежит предложение о размещении там Культурного центра. Посмотрите его внимательно, добавьте специализированные зоны для детей и подростков. Но никаких торговых площадей и мест просмотра плохеньких боевичков. Есть возражения?
Дмитрий Сергеевич мотнул головой. Пока все выглядело несложным. Он помнил это предложение. Когда Димыч первый раз ознакомился с ним, даже пришёл в восторг, но потом куча возражений всех заинтересованных сторон и нажим городского начальства, для которого привлекательнее было коммерческое использование огромной территории, заставили отбросить его.
— Добейтесь, чтобы этот вариант прошёл как основной. И пусть начнётся реализация. Я понимаю, что в один момент такие вопросы не решаются. Но вы можете дать мне слово. Оно у вас, как и вашего отца — нерушимо. Впрочем, это особенность всех мужчин вашей семьи. Я помню, ещё в тысяча восемьсот… впрочем, не будем пока об этом. Даёте слово?
— Да.
— Завтра в двенадцать сорок пять я жду вас с первыми результатами. Если они меня удовлетворят, сможете приступить к выполнению… альтернативного варианта. Второе…
— А если не удовлетворят?
— Очень надеюсь на ваши способности. Как я уже сказал, наследственность у вас хорошая. Второе, в дельте Невы не должно появляться построек выше двадцати этажей. Моя… Почвы такого не выдержат. Да и в других местах. При разрешении на строительство тщательно проверяйте допустимые нагрузки.
— Сейчас запрещено менять историческую панораму города.
— И отлично! Но я говорю не только об историческом центре. Меня очень волнует район Чёрной Речки, да и около метро «Пионерская»… то, что сейчас там построено, так давит.
Пётр Алексеевич, коснулся двумя пальцами полей шляпы и, развернувшись, зашагал в сторону цирка. Дмитрий Сергеевич смотрел ему в спину и не мог понять, какие чувства испытывает. Как может этот человек сделать прожитый день непрожитым? Он иллюзионист? Или над Димычем посмеялись… Кому-то надо было убить Светлану, и его руками… Нет! Не его… тот лихач, но… возникало чувство вины и возможность шантажа. Хотя, ни одной угрозы не прозвучало…
Дмитрий Сергеевич развернулся и пошёл к дому. Утро вечера мудренее. Спать!
Едва разлепив веки, повинуясь настырной мелодии, Димыч взглянул на дату. Мобильник показывал вчерашнее число. Ошибка. Или? Вспомнив, что ему предстоит, Дмитрий Сергеевич не стал выполнять обычный ритуал — полежать, посмотреть новости, сделать зарядку, а сразу отправился в ванную. На столе в кухне обнаружил, разорванную и спущенную вчера в туалет записку: «Ночую у Кати. Славика соберу и отведу в школу сама. Не забудь, что в десять у тебя встреча с риэлтором».
Отбросив сомнения, Дмитрий Сергеевич, насвистывая весёлый мотивчик, включил чайник. Надо не забыть отменить эту встречу с риэлтором.
Он сделал все, что было в его силах. Совещание, начавшееся в десять, закончилось с предсказуемым результатом. На подготовку он потратил два часа. Сумел заинтересовать и убедить почти всех, из присутствующих только один проголосовал против и двое воздержались. Но с этими двумя он ещё поработает.
Фонтанка волновалась, усилившийся северо-западный ветер гнал волны с Невы, да и прогулочные катера вносили свою лепту. Солнечный луч, пробившийся, сквозь быстро летящие тучи, прыгнул по поверхности воды, породив хоровод золотистых бликов. Все не так, как вчера. Вчерашнего сегодня.
Дмитрий Сергеевич, ожидал полного повторения, но его не было. Да, он провёл утро совсем иначе и пришёл сюда с другим настроением… похоже окружающий город и погода тоже настроение сменили. Ярче стали краски, быстрее двигались люди. Димыч повернулся и взглянул на старое здание. Лучи солнца пробегали по нему, заставляя будто вспыхивать. Надо предусмотреть в проекте площадку для цирка…
Мужчина подошёл сзади и молча стал рядом.
— Добрый день, Пётр Алексеевич, — повернулся к нему Дмитрий Сергеевич, — все сделано.
— Спасибо, Димыч! Ничего, что я вас так называю?
— Это имя — для друзей, — проговорил Димыч задумчиво, и мотнул головой в сторону цирка, — в том числе и оттуда.
— Не имею к цирку никакого отношения. Хотя… вы могли подумать, что я гипнотизёр или фокусник. Нет. Просто мне доступно много больше, чем… людям. Я могу считать себя вашим другом?
— Мне будет… — Димыч не закончил фразу.
Пётр Алексеевич? Дмитрий Сергеевич — Димыч. Петр Алексеевич — кто? Какое имя он назовёт?
— Мне лестно быть вашим другом.
— Тогда зови меня Питер и… будем на ты.
И протянул руку, Димычу показалось, что пальцы его оказались в гранитных тисках. Или бронзовых?
Он поднял глаза и внимательно посмотрел на собеседника, лицо того менялось. Черты плыли. Петр Первый, Александр Невский — Черкасов, Монферан, Пушкин, Киров, еще лица…
— Ваша жена подходит к светофору…
— Спасибо Питер, — Димыч выпустил руку и едва замигал жёлтый, рванул через перекрёсток по диагонали. Подхватив на руки жену, он прижал её к себе. Лана дёрнулась, попыталась вырваться, начала возмущённо:
— Что ты себе позволяешь? Ты…
Но он только сильнее стиснул её в объятиях и отнёс подальше от опасного места. Наклонился, прикрывая, и отыскал губами губы Светланки. Сзади взвизгнули тормоза, и раздался удар.
— Моя!
Жена попыталась выглянуть из-за его плеча и спросила:
— Что там произошло?
— Два барана дорогу не поделили. Решили таким способом определить, кто круче. Не представляют, что есть альтернативные варианты.
— Был альтернативный вариант… Ты поступил нечестно.
Мужчина в тёмном плаще повернулся к подошедшему к нему человеку:
— Был. Но он меня не устраивал.
Если бы Дмитрий Сергеевич посмотрел сейчас на мост, он бы узнал во втором собеседнике Петра Ремизова только странно помолодевшего. Но Димыч обнимал жену, и всё его внимание было отдано ей.
— Ты сжёг два артефакта, чтобы прокрутить время. Не жалко?
— Ты прав, жалко. Но мне нужна эта девочка.
— Эта? В ней же ни чего… Постой!
— В ней… именно в ней.
— Эта ещё не рождённая колдунья может доставить хлопот, — сухопарый, одетый как байкер мужчина, некогда слывший лучшим иллюзионистом страны, сомнением качнул головой. — Но иметь в друзьях замначальника КУГИ…
— …который будет её отцом, — назвавшийся Питером усмехнулся, — очень полезно.
— Опять гоняешься за призраками? Не надоело?
— А сам? Все ещё развлекаешься фокусами?
— Нет, — сухопарый рассмеялся, но в глазах промелькнуло недовольство. — Молодёжь консультирую. Но я хоть легальную работу имел. А ты? Все по углам прячешься и тайными тропами гуляешь. А имени своего стыдишься.
— Не стыжусь! — глаза сверкнули из-под шляпы зелёным огнём. — Моё имя древнее твоего.
Где-то далеко громыхнул гром. Или это загремели металлические брусья в кузове грузовика, чьи колеса переваливались через разбитые трамвайные пути. Которых уже не было.
— Ага! Только сейчас-то зачем было представляться моим?
— Но ты же не возражаешь.
— Не возражаю, — байкер рассмеялся. — Но кому нужны эти развалины?
— Но то, что там сейчас обитает, тебя не устраивает. Дальше может быть хуже. Так пусть в дело пойдёт.
— Как и «Кресты»? А насчёт них какие планы?
— Придёт время — узнаешь. Нечисти там не будет.
— Не там, так в другом месте…
— Это мы ещё посмотрим.
— Ты лучше за колдуньей своей следи.
— Главное, чтобы она росла в любви и в радости.
— Без отца это было бы проблематично.
— Вот именно.