Мой кум приходит с параллели
До сих пор не пойму, как я сподобилась обменяться на эту квартиру, странную и несуразную. Мужчина, пришедший в агентство, попросил подыскать варианты. Он сразу мне не понравился.
Розовощекий и толстенький, что само по себе раздражает. Если внешний вид человека подходит под старинное определение здоровяк, вряд ли он может рассчитывать на симпатии окружающих. Значит, либо, и в сам деле, здоровый, с горой неиспользованного иммунитета, либо ходит по улицам на последней стадии ФКН, заражает встречных-поперечных. Первое вызывает зависть, второе — злобу. Кому ж хочется умирать раньше среднестатистических сорокапяти? Сидел бы себе в резервации, таблеточки посасывал. Толку нуль, зато совесть чиста. Газеты не раз писали об уличных нападениях на носителей ФКН, дело доходило до убийств, убийц судили. За что? Финику все равно умирать. Добропорядочные отцы семейств кричали из-за решетки, что их дети имеют право выходить иногда на улицу, не рискуя здоровьем и жизнью. Судья с больной головой им сочувствовал, а наказанья прописывал, в соответствии с требованьем закона.
Вот почему, увидав в окошке "здоровячка", бодренько прискакнувшего на наше крылечко, я опустила стекло, отделяющее агента от посетителя. В воздухе запахло антибиотиками. Мерзость, конечно, вызывает кашель и слезы. Хоть я и риэлтор, обязана перед каждым клиентом на цыпочках танцевать (большей частью — в виртуальной реальности), но дышать одним воздухом с ними никто меня не заставит. Невежд надо учить.
-— Добрый день, присаживайтесь, пожалуйста. Чем могу быть полезна?
-— Добрый день, Милана Руслановна! — улыбнулся моральный калека, впиваясь глазами в бэйджик на плотной груди агента.
Четвертый номер — моя тайная гордость. Та же гордость — моя печаль. Натуралы заглядываются, чем себя выдают с головой. Противно с такими общаться. Кому хочется стать жертвой сексуального домогательства с романтической инсценировкой и последующим заражением? Пробовала бюст затягивать — больно, а врачи говорят, опасно. Лучше сразу отрезать, меньше риска во всех отношениях. До сих пор не решилась, а надо бы.
Мужчина устроился в кресле, неодобрительно повел носом:
-— Уверяю вас, уважаемая, эти штучки излишни, я абсолютно здоров.
-— Прошу прощенья за неудобства, есть инструкция, я обязана ее выполнять.
-— Конечно, конечно. -— Глаза мужичка покраснели, он старательно стер слезинки, но респиратор так и не надел.
Достал из портмоне паспорт, вставил в щель дешифратора. "Нетудыхата Панас Миронович", -— отразилось на мониторе. Родился, сгодился, прописан, работает. Последняя строчка самая занимательная: "Абсолютно здоров". Неужто? Я щелкнула РМО по городу. Результатами последнего медосмотра подтверждается. Уникальный типчик.
-— Что привело вас к нам, Панас Миронович?
-— Вот, хочу показать вам квартирку. Пособите, сделайте милость, обменяйте на меньшую. Живу я один, бобылем, зачем мне эти хоромы?
Пластинка с характеристиками жилья заняла свое место в дешифраторе. Договор о покупке, технические планы, объемное изображение в кювете. Две изолированные комнаты, большая кухня, удобная прихожая. Единственная квартира в подъезде, как это ни странно. Но, третий этаж, без лифта. Где ж я найду энтузиастов каждый день на Монблан восходить?
-— Понимаю, очень высоко, -— виновато молвил собеседник. -— Есть возможность поставить подъемник, вот здесь. Не дорого обойдется.
Да не каждому вдруг захочется железобетон крушить, пыль поднимать. Как рабочих ни нанимай, а полы самой мыть придется. Любое загрязнение воздуха чревато туберкулезом.
-— На какую доплату рассчитываете?
-— Помилуйте, уважаемая, какая доплата? Я же сам понимаю — хлопоты. А я за меньшую площадь дешевле буду платить — всё выгода.
Пожалуй,.. я бы могла с этим подъемником справиться, пока деньги в кармане шевелятся и здоровье позволяет. Годы берут свое. Еще три-четыре осени, три –четыре мутации вируса гриппа, и кончатся иммунитет, о переезде можно не помышлять.
-— А в вашем квартале аптека есть?
-— Не токмо в квартале — в доме! С услугой разноса лекарств.
Попадание точно в цель. Когда я болею, предпочитаю спать, спать и спать, выход наружу затруднителен. Достала свои документы.
-— Взгляните, Панас Миронович, это моя квартира. Теплая, обустроенная, очень удобная для одного человека.
На столе перед Нетудыхата появился объемный макет. Тот бросил скользящий взгляд:
-— Подходит, беру.
-— Давайте не торопиться, съездим по адресам, все взвесим, а там и решим.
-— Некогда мне думать, уважаемая, завтра я уезжаю надолго. Сегодня хотел бы решить.
В голове запищала тревожная кнопка. "Если кто-то торопит сделку, предлагает на очень выгодных или на очень необычных условиях, откажитесь, отойдите в сторону, -— всплыл к месту совет старшего менеджера Богдана. -— Велика вероятность мошенничества". Мошенников я избегаю, мои клиенты ни разу не подвергались риску. Но сегодня речь идет о моем риске, только о моем. Сорок восемь квадратов вместо двадцати пяти, на халяву. Надо хотя бы взглянуть, дело-то стоящее. Я намотала на руку поводок Боди -— пятнистого американского бульдога, тихо дремавшего под столом, подняла стеклянную перегородку.
-— Пойдемте, Панас Миронович. Вы на машине?
-— Не люблю я эти ваши пукалки, в кнопках путаюсь.
Кто б сомневался. Порядочный человек не сядет в один электробиль с женщиной, понимает, как это ее нервирует. Но риэлторы — они как будто бы не женщины вовсе, ради куска хлеба с маслом готовы идти на риск.
-— Прошу вас. Заградительного стекла в салоне нет, извиняюсь за неудобство. Бульдог обучен в питомнике "Ваш друг и защитник".
-— Знаю, знаю, -— усмехнулся Нетудыхата, -— Собака читает мысли, чует оружие в карманах, и я должен сидеть, как статуя. Наклон вперед иль движение рук могут спровоцировать нападение.
-— Не думаю, что хоть раз мой пес нападал напрасно.
Даже если напрасно. Умнее будешь.
На Гоголя мы вышли у здания в три этажа.
-— Вот здесь я как раз обитаю, -— объяснился здоровячек, -— домик жилым был, когда-то. А потом, понимаете сами, квартиры стали освобождаться, а необходимость во врачебной помощи увеличиваться. Вот его и перепланировали под аптеку и поликлинику. Оставили лишь угловую квартиру заведующего на третьем этаже, с проходом через тамбур. Позже заведующий съехал, квартиру мне продал. Дверь в поликлинику я заложил, поднимаюсь себе по лесенке.
Мы обогнули аптеку, Нетудыхата достал ключи от подъезда. Женщине вперед пройти не предложил, хоть тут приличия соблюдает. Оглянулся на первых ступеньках, призывая меня оценить масштаб холостяцкого запустения. Лампочки высветили скопища паутины, потолки с осыпающейся побелкой. Обормот, никакая грязь ему не страшна.
-— Панас Миронович, поднимитесь в квартиру и позвольте собаке осмотреть все комнаты, шкафы и санузлы. Если Боди вернется довольный, я поднимусь следом.
Так и стоя на улице, я спустила песика с поводка. Тот брызнул наверх и минут через семь вернулся, улыбаясь слюнявой мордашкой. Значит, все замечательно, хозяин все двери открыл и попыток подкупа телохранителя кусочком колбаски не предпринимал. А иначе, в зубах у собачки застряла бы тряпочка от штанов.
Мой верный охранник ни разу меня не подвел. Потому жива и не беременна. Я заперла входную дверь на засов, вздохнула и мужественно сделала первый шаг… Минут через десять, доползла до третьего этажа.
-— Глотнете? -— сочувственно поинтересовался толстяк, подавая стакан с водой. Болван, кто же пьет из чужой посуды? Я достала из сумки минералку, запила сердечные капли, восстановила дыхание.
-— Порядок. Показывайте хоромы.
Квартирка оказалась замечательной. Как видно, грязнуля хозяин платил домработнице за жилые метры, лестницей пренебрегал. А мне вот пренебрегать подачкой судьбы не приходится, на первый этаж не накоплю никогда. Пока не свалилась, надо действовать.
-— А это -— бывший вход в поликлинику.
Нетудыхата толкнул дверь из прихожей, демонстрируя грязный тамбур. Я вздохнула. Еще раз осмотрела шикарно отделанную ванную и десятиметровую кухню, каких у меня не будет, если эти к рукам не приберу.
Моя гостинка на втором этаже с двумя лифтами Панасу Мироновичу понравилось. Я сто раз пожалела, что все в агентстве болеют, что рядом нет проницательного, сверхосторожного Богдана.
И все же решилась. Мы вернулись в офис, уселись по разные стороны письменного стола.
-— Вам знакома процедура обмена?
-— Смутно, уважаемая.
-— Это не сложно. Перед каждым из нас компьютер, запросим выписки из реестра. Минут через десять узнаем, находятся ли наши квартиры в залоге у банков, оспариваются ли в судах третьими лицами. Нажимаем еще, запрашиваем о прописанных, о долгах по квартплате и электричеству.
Система работала четко. Не успели выпить по чашечке цикория, с принтера начали поступать первые распечатки. У Нетудыхата никто не прописан, оплачено все. Я тоже в грязь лицом не ударила.
Что ж, перейдем к договору. Нашла в типовых документах договор мены, кликнула несколько раз, сведенья с документов заняли надлежащие строчки.
-— В какие сроки будем переезжать?
-— А, как хотите, так и переезжайте. Я отбываю завтра. Вещички свои соберу, ключи сюда занесу.
Обсудив все вопросы, мы послали договор на регистрацию. Теперь начинается главное, в Управление Регистрации следует съездить лично. Что очень рискованно. Общественные организации — страшный рассадник заразы. Я вздохнула, достала два новеньких респиратора, пропитанных влажным антибиотиком — сервис фирмы.
-— Поехали, Панас Миронович. К нашему появлению, документы будут готовы.
За что мне такое счастье? Не обмен, а сыр в масле. У входа в Управление нацепила мокрую маску, клиент от своей отказался. Если б не эти странности, если б не смахивал на натурала, замечательный был бы человек.
На другой день, как и было условлено, занес ключи. Я сидела за столом дежурного и плакала. Умер Богдан, ветрянка. Мерзкая ветрянка, которая раньше доставалась только детям, сегодня косит взрослых — иммунитет на нее больше не вырабатывается. Ни на нее, ни на корь, ни на краснуху, а сколько новой дряни появилось… За что нам это, Господи, за что?!
При виде здоровячка, я плюхнула на пол заградительное стекло и выбросила в пространство две порции антибиотиков.
-— Ну что вы, Милана Руслановна, -— пробурчал Нетудыхата с легким упреком. — Вы же видели: здоров.
-— Откуда я знаю, что вы подцепили за сутки?
-— Ничего я не подцепил, у меня сильнейший иммунитет. Вот, примите-ка ключики.
-— Бросьте в стерилизатор, к вечеру заберу.
Со связкой мужчина расстался, а уходить не спешил, уселся напротив:
-— Что ж вы плачете, Милана Руслановна? Может, я пособить чем смогу?
-— Пособить? Пособить?! — Простое деревенское словечко вдруг вызвало выброс эмоций. Я хрипела, почти причитала: — Чем вы можете мне пособить? Умер Богдан, наш лучший менеджер, прекрасный человек, а ему 37! Каждый день я боюсь открыть компьютер, боюсь увидеть новые имена! И каждый день думаю: однажды, кто-то придет и прочтет обо мне! И в эти минуты, я, волевая, сдержанная, боюсь смерти! Боюсь до истерики! Мне только 35, а дочери 17! 17 лет, понимаете? Высокая, яркая девушка, ей на людях нельзя появляться! Она умная, поступила в медицинский, но жизни совсем не знает ! Однажды, меня не станет, и она растеряется, ей не чем будет кормиться!
Я нарочно взяла вашу квартиру, чтоб дочка жиличку пустила, женщину в возрасте, лет тридцати. Та ей заплатит за комнату, уму-разуму научит. Так и не пропадет…
Слезы текли ручьями, горькие, неуправляемые, я тискала их в салфетку, и уже не пыталась корчить солидную бизнесвумен. Лицо распухло, руки дрожали. Боди вылез из-под стола, положил на колени хозяйке лапки, сочувственно глянул в глаза и заскулил.
Нетудыхата тоже сочувствовал, поскреб рукой по стеклу.
-— Ну-ну, Милана Руслановна. Я как-то не думал, что вы так хотите жить…
Смысл его слов дошел до меня сразу. А впрочем, совсем не дошел.
-— А как же иначе? Разве вы вот жить не хотите?
-— Я — дело другое. -— Мужчина сморгнул и досадливо сморщился. — Я по улицам все ходил, смотрел на вашу молодежь. Ведь им безразлично все. И смерти никто не боится.
-— Они и разносят инфекцию. Сношаются в подворотнях, как собаки бездомные. Их всех отстреливать надо!
-— Собачек?
-— Совсем не собачек! Этих тварей натуралов! Нормальные люди на улицу выйти бояться! На меня, старуху, нападают…
Я вовремя прикусила язык: отвратительные подробности нападений не для клиентских ушей. Нетудыхата смотрел изучающе:
-— А скажите, Милана Руслановна, вот если бы вам предложили жизнью своей рискнуть ради здоровья людей, чтоб все болеть перестали. Чтоб вы сделали?
-— Я бы рискнула! Я и так каждый день рискую! Я одна сижу в этом офисе и слушаю бредни…
Пронзительный жесткий взгляд заставил меня поперхнуться.
-— Пойдете на верную гибель ради призрачной цели?
-— Пойду. Надо только квартиру уделать, чтоб дочка в ней жить могла.
Почему отвечала наотмашь, без пустых отговорок? Чудак-человек, это ясно. Чем скорее уйдет, тем лучше.
Глаза-рентгены оценивали:
— Я многим мужчинам на улицах такой вопрос задавал. Темнили, отнекивались, без гарантии, мол, не согласны. Так помните свое слово! -— произнес со значением. И торжественно вышел.
В тот же день я созвонилась с бригадой отделочников. За цену весьма умеренную, они согласились смонтировать подъемник, выгрести за собой мусор, вымыть подъезд и закрасить. "Умеренные цены" выгребали из моего кармана практически все. Новых сделок не намечалось.
Дома Леся сидела перед компьютером, щелкала пультом управления.
-— Что новенького?
-— А что у нас может быть новенького? — Девочка досадливо сморщилась, поражаясь человеческой глупости. -— Каждый день новых хакеров ловят. Один вздумал спасти Мату Хари, ушел за ней в начало двадцатого. Приволок с собой наш грипп. Миллионы человек в Европе погибли, а грипп назвали испанкой. Обоих выловили у входа в наш век, идиота пристрелили без суда, танцовщицу пихнули назад, портал три дня выжигали роголдоном.
Я поставила на поднос горшочек с жаркое, пристроилась рядом с дочерью:
-— Лесь, а тебе их не жалко, хакеров этих? Молоденькие, наверно.
Дочка пожала плечами:
-— А им, почему нас не жалко? Почему все лезут в прошлое, там кого-то спасают? Почему никому не хочется спасти тебя и меня?
Прошло два месяца. С руганью, с проволочками, я получила подъемник и чистый подъезд. И перед переездом долго отмывала квартиру, успевшую запылиться. От пыли начала кашлять. Сначала тихо, потом сильнее. Пришлось поглощать таблетки. Когда уже не вставала, вызвала врача.
Худая поспешная доктор вбежала на пару минут:
-— Подозрение на бронхит. Я выпишу направление на рентген.
-— Я не могу ходить.
-— Тогда вот эти лекарства. Рентген покажете позже.
Рецепт доктора повторял уже проведенный мною курс лечения, даже антибиотики те же. Я вяло соображала, что эти лекарства не помогают, их надо сменить. Но слабость отключала мозги, я доверилась специалисту, и кашляла, кашляла, кашляла…
Болезнь затянулась на месяцы, рентген показывал чистые легкие, врач третий раз кряду назначила антибиотики. Иногда мне казалось, что я больше не встану. Откормленный призрак Смерти садился у изголовья, ждал с терпением, не подталкивал.
Если бы не подачки государства за сдаваемые Олесей женские клетки, мы могли бы по миру пойти. Леся — здоровая девушка, лишь от меня заражается, на улицу не выходит, себя бережет.
Когда-то, и я подходила под все категории относительного здоровья, тоже была донором ооциты. Мне Лесеньку выдали со всеми справками, что девочка именно из моей яйцеклетки, оплодотворенной и выращенной по всем правилам инкубатора человека. Кто справкам не верит, сам проверяет генетику. Частенько, с обескураживающим результатом.
Зачем? Когда эта пухленькая малышка из рук медсестры потянулась ко мне, доверчиво улыбаясь, как будто сама меня выбрала… И тут же во мне полыхнуло, теплом обдало и счастьем, и тут же я стала мамой. А Лесенька стала мне дочкой, без сомнений, без оговорок. Ласковой дочкой, заботливой, хотя до ее воспитания руки никак не доходят.
В тот день я дрожала под двумя одеялами, все думала, как Олесе внушить, чтоб здоровых квартиранток подбирала, чтоб доченьку мою не заражали… Да где их, здоровых, набраться?..
Лекции из мединститута закончились, дочка сняла наушники:
-— Мам, я тут с хорошим парнем познакомилась. У него тетя профессор медицины, может тебя посмотреть. Вот, мам, они оба дома.
Я повыше натянула одеяло, пригладила волосы. Приятный белокурый паренек с монитора вежливо поздоровался:
-— Добрый день, Милана Руслановна. Меня зовут Арсений, я учусь с вашей дочерью. Могу я войти?
-— Да, да, заходи, конечно.
Мальчик резко уменьшился в размерах и прыгнул со стены в середину комнаты. (Не сам, разумеется, его полупрозрачный объемный образ, говорящий языком оригинала, транслирующий в мозг оригинала все увиденное и услышанное "в гостях"). Я дернулась, "Арсений" виновато улыбнулся.
К экрану подошла миниатюрная женщина лет шестидесяти. Прыжок профессора медицины испугал лишь ее саму, остальных рассмешил.
-— Никак не привыкну к подобным штучкам, -— с улыбкой произнесла "Галина Львовна", приглаживая юбку по бокам.
Моя девочка поспешно поставила стульчик рядом с постелью, "Арсения" повела на кухню. Оно и понятно, не заголяться же мне при парнишке.
"Профессор" на стульчик уселась, раздеваться не приказала. Выслушала жалобы на жуткую слабость, на першение в горле. Закрыла глаза, провела руками вверх-вниз над моим истощенным телом.
-— Это не инфекционное легочное заболевание, -— последовал категоричный диагноз. — Это аллергия, переходящая в астму. Полное истощение иммунитета. Излишнее употребление антибиотиков до хорошего не доводит.
-— Других лекарств нет… -— Хотелось заплакать. Я так доверяла нашей участковой. А она… Простой диагноз поставить не может.
-— Есть другие средства. — "Профессор" ободряюще улыбнулась. -— Наш институт разработал новые препараты, не бьющие по иммунитету, наоборот, иммунитет восстанавливающие. Такими вещами не торгуют, их будут раздавать бесплатно. Я вам к вечеру помощницу пришлю.
-— Препарат в стадии проверки? — опять стало как-то не по себе. Хотя, мне терять уже нечего.
-— Давно проверен. Вы, Милана Руслановна, отдыхайте пока, завтра мне улучшением похвастаетесь. — На этой бодренькой ноте, "профессор" преобразилась в густую искрящуюся струю и утекла в монитор.
В самом деле, как хочется спать…
Мне снился чудесный сон… Подошла Олеся с Арсением, тихонько проговорила:
-— Мамочка, не пугайся, мы тебе поможем.
Парень с девушкой аккуратно приподняли мое вялое тело, повели в прихожую, поддерживая с обеих сторон. Яркий свет ударил в глаза. На месте грязного тамбура, сияла неоновая аркада. Я ахнула и зажмурилась:
-— Что это? Портал?
-— Какой портал? Это сон. Мам, ты спи, не зацикливайся. — Моя девочка умеет быть убедительной. Особенно, если ей очень чего-то хочется.
Мы прошли сквозь неоновые лучи в странную поликлинику, где от стен исходил нежный свет.
-— В этот кабинет, -— подсказала сестричка в вычурном пестром халатике. Волосы на пробор, одна коса черная, другая медная. И я успокоилась, сразу: таких медсестер не бывает.
— Присядьте на это стульчик, сюда положите ладошки. Особенности наших препаратов в их индивидуальном составе. Сейчас компьютер проанализирует состав вашей крови, наличие заболеваний, общее состояние организма… Готово. Сейчас сообразит формулу действующего вещества… Угу… Еще минут пять терпения… Вот капсулы и готовы. Примите две штучки. Дома будете пить по три штучки в день. Курс лечения — десять дней. Большего не потребуется.
Олеся поблагодарила и спрятала прозрачный пакетик с желтыми капсулами в карман. Чудесный, чудесный сон… Мне сразу сделалось легче… Когда проходили сквозь арку, она подмигнула и погасла у нас за спинами. Я даже тогда подумала: как жалко, что все позабуду…
Новый день начался неожиданно: вдруг захотелось есть. И в горле почти не першило. Олеся принесла вкуснейший супчик, поставила на табуретку. Уселась напротив, смотрела, как я поглощаю варево.
-— Лесь, что уставилась?
-— Мам, ты отказывалась от еды три недели. Я заталкивала силком.
-— И нечего было заталкивать, похудею -— похорошею. Хлеба еще принеси. Что на второе?
-— Паровые тефтельки. Профессор велела откормить тебя основательно.
-— Профессор? А где обещанное лекарство?
-— Вот оно, -— дочка достала из кармашка узенькую картонку без опознавательных знаков. — По три штуки на десять дней. Я вчера тебе две споила. Тебе лучше, правда?
-— Правда… -— Неясные ассоциации пронеслись в голове и скрылись за поворотом… -— Лесь,.. а какого цвета капсулы?
-— Капсулы? Какие капсулы, мам? Это порошки, я тефтельки сейчас принесу. — И доченька ловко скрылась, прихватив пустую тарелку.
Я чуток почитала в постели, с наслаждением замечая, что кашель теряет напористость и громогласность, а силы прибавляются. Все равно проспала еще сутки. А доча меня будила, заставляла спросонья питаться и глотать какую-то гадость.
В пять утра поднялась, в ванну прошла без поддержки. Полное впечатление -— как будто из гроба встала. С наслаждением сполоснулась, стряхивая прилипчивые комочки могильной земельки, потискала восторженного песика, переместилась на кухню, включила чайник. Выздоровление — чудесная вещь! Пусть ноги дрожат, неустойчивые, пусть пятая точка ищет опору, пусть сердце стучит под горлом, не справляясь с первыми нагрузками. Но я хожу, я действую, я мыслю четко! Я могу начинать работать, могу проводить сделки, не выходя из дома!
Вновь во мне просыпалась хозяйка. Окинула взглядом кухню, заметила полный пакет мусора, наклонилась, чтоб завязать… Ярко-желтая корочка капсулы лежала на самой поверхности… Прозрачный целлофановый пакетик перешел из рук медсестры в карман моей девочки… А рядом стоял Арсений… Не образ Арсения, он сам, живой, во плоти… Сон раскручивался, вспоминался во всех потрясающих подробностях. Как не могут припоминаться летучие наши сны. Как может возвращаться реальность…
Не веря ужасным догадкам, я шарила в ящиках, искала контролер Масека. Его я купила четверть века назад, все покупали. Все боялись новых порталов, откуда вдруг полетят допотопные пташки, похожие на крокодилов, побегут динозавры, разрушая постройки, выйдет армия Александра Македонского, в паническом ужасе, закалывая прохожих на улицах, поползут, громыхая выстрелами, танки второй мировой… И микробы, микробы, микробы… Триллионы прожорливых тварей, проникающих в наши тела, мутирующих, сливающихся с подобными тварями двадцать второго века, порождающих поколения невидимых мелких чудовищ, против коих бессилен иммунитет человека…
Тогда, двадцать пять лет назад, погибли и мама, и папа, и маленькая сестричка. И бабушки с дедушками… Они умирали первыми, они были самыми старыми, самыми беззащитными… Нас, детей, собирали в изоляторы, нас пытались спасти. А если вдруг в изолятор попадала инфекция… Заболевших убирали, мгновенно. Я помню лица детишек, которым не повезло… Но я не встречалась с ними, уже никогда! За четверть века, погибла треть населения планеты, и мы продолжаем вымирать!
И все из-за понта-грилли, навороченного компьютера. Беспечные заокеанские умники воткнули в него столько функций, что сами не разбирались, к чему какая приводит. А хакеры разобрались, "довели до ума"…
Вот он, контролер Масека. Почему же на антресоли? Я спустилась со стула, нажала кнопку, в окошках забегали цифры. Уровень радиации — норма. Присутствие болезнетворных микроорганизмов — не опасно. Близость портала — три метра… Три?!! Как во сне, подошла к двери, прикрывающей грязный тамбур… "Внимание, опасность! — рвануло из динамика. -— Вы находитесь рядом с порталом! Немедленно отойдите! Немедленно позвоните в полицию!"
-— Леся!!! — мой голос гремел, словно рупор полицейской машины. Девочка прибежала, напуганная спросонья. -— Что это, что это, что?!!
Я тыкала ей под нос голосящий прибор, я видела ее растерянное лицо, в досаде сжатые губы. Она знала, она в этом участвовала! Боль бритвой резанула по сердцу, ноги вдруг подкосились…
-— Мама! Мама! — звенело вокруг…
Очнулась уже в постели. Дочь сидела у ног нахохлившись, ее красное мокрое личико выражало отчаянье. И вдруг осветилось радостью, как только глаза наши встретились.
-— Мамочка!
-— Замолчи! Правду, немедленно!
-— Я сделала это для тебя! Я спасла тебя! Ты больше не умираешь!
-— Кто придумал, что я умираю?
-— Участковая. Она говорила со мной, призналась, что просто бессильна. Больницы переполнены молодыми, тебя нигде не берут. Хороших лекарств нет в продаже, все отдают детям. Я в отчаянии была, я не знала, что делать. Стала спрашивать у профессоров, у студентов, быть может, кто знает лазейку. И Арсений, он новенький наш, мне сказал: "Мы поможем тебе, если ты согласишься помогать нам".
-— Помогать незнакомому парню? Так я и знала! Бесплатный сыр только в мышеловке! -— Сердце вновь защемило, предчувствуя новые беды. -— На что ты подписалась, доченька?
--Ты выслушай, мамочка, это не мышеловка. Это вынужденная сделка. С моей стороны вынужденная, и с их стороны тоже вынужденная. Ты только, пожалуйста, успокойся, валерьяночки выпей… Ты мужественная, ты способна воспринимать правду.
-— Мне, знаешь ли, слишком часто мужество требовалось. Оно у меня тренированное.
-— Мама, -— Леся ко мне склонилась, голос снизила до заговорческого, -— Арсений и Галина Львовна — не наши люди. Совсем не наши. Они из параллельного мира. Представляешь?
И вновь распрямила плечики, глазенки сверкают, довольные. Я не знала, на что и подумать.
— Они давали тебе наркотики?
-— Ничего они мне не давали! Они мне все объяснили, чтоб я с открытыми глазами шла на риск. Понимаешь, Творцом создается сразу множество "параллельных реальностей", зависящих друг от друга. И все в тех мирах похожее, и растения, и животные, и люди. Вот только дела и мысли у разумных существ совсем разные. У нас свои проблемы, у них свои. Но сегодня так получилась, что наша беда, вдруг стала большой их проблемой.
То есть, мам, на самом-то деле, наши миры вовсе не параллельны, как прямые линии в геометрии. Их лучше сравнить с волнистыми линиями, у каждой своя амплитуда. Иной раз, волны пересекаются. Образуется туннель из одного мира в другой…
-— Я тоже читала научно-популярную литературу. Ты по сути скажи.
-— А по сути, наши оборзевшие бактерии проникают через туннели в мир Арсения. Оно и раньше случалось, но болезни у нас были общие, тревожиться было не о чем. А сейчас их ученые испугались — если наши новые болезни все к ним перейдут -— сразу наступит трындец.
Решили: следует вылечить население Земли, поднять наш иммунитет до невиданных высот. Обновленный, сильный организм человека сам все микробы и вирусы изничтожит, загонит зверюшек в клетки. Здорово, правда, мам? И нам хорошо, и им!
— Что ты мелешь, опомнись! -— Я не знала, как вставить на место свихнувшийся разум дочери. -— Отношения между мирами регулируются на правительственном уровне, не девочкой Лесей, не мальчиком Сеней.
-— Да они обращались, -— дочка махнула рукой. — Прибыли их послы и в ООН, и в приемные президентов всех великих держав. Их теперь в изоляторах держат, психику проверяют, анализы всякие делают. Гадают, толь человек, толь не совсем человек, толь верить, толи не очень верить. Информация скрыта от журналистов, мне по секрету доверили. Пока разгадают загадки, мы все передохнем. А планета Арсения заразится.
Невинную планету стало жалко.
-— И как она называется?
-— Льеди. В переводе значит — Родная.
Как наша Родина…
-— И что с тебя стребовали за мое излечение?
-— Мам, не только с меня. По всей Земле ходят посланцы Льеди, высматривают, где можно порталы открыть, чтоб людей исцелять. Пора уже начинать, разрешений ждать некогда. И знаешь, Арсений сказал, что наш тамбур подходит идеально, что расстояние между кривыми наших миров здесь минимальное...
-— Стоп! — начало доходить. — Они хотят, чтоб этот портал действовал постоянно? Чтоб здесь шастали все подряд? Пользовались моими чашками, моим туалетом? За свое излечение я обязана рисковать нашими жизнями? Моей и твоей?
-— Ну, в общем… Как будто бы, да. Но Арсений и Галина Львовна пообещали о нас позаботятся…
-— Доченька, это не мышеловка. Это смертельный приговор. Однажды, сюда придут люди с баллонами роголдона. Они нас пристрелят у этого коврика.
На личике дурочки отразился испуг, но она совладала с собой.
-— Я верю Арсению, -— упрямо произнесла, но в глазах засветились предательские слезинки. — И потом, я же будущий врач. Если я знаю способ излечения, я обязана его применять. Я не имею права причинять вред бездействием.
-— Но я не врач. Мне обещали бесплатное лечение. Я никому ничем не обязана.
-— Мам, ты сама сказала: ради исцеления людей готова рискнуть. Они на тебя надеются.
-— Они? Нетудыхата из той же компании? Ах, сукин кот, то-то сразу мне не понравился. И ловко как все подстроил!
Леся долго молчала, обиженная. А после произнесла, как будто выкладывая последний свой козырь:
-— Тетя Влада звонила, прощалась. У них краснуха, день-два, и все…
Это был удар ниже пояса. Подружка по детскому изолятору Влада и ее сын Василь — друзья, дорогие, единственные. Опять защемило сердце.
-— Пускай приходят, скорее…
Личико дочери вспыхнуло от нескрываемой радости:
-— Мам, можно лишь поздней ночью, чтоб в глаза не бросались. Арсений кое с кем договорился. Все люди умные, не болтливые. В городе сразу несколько порталов открывается, не мы одни.
-— Заруби себе на носу: не болтливых людей не бывает. У каждого найдутся друзья и родственники, которых захочется спасти, и которые нас не пожалеют, рассвистят по всей округе.
-— Постепенно, власти поймут…
-— Дура! Власти давно уже поняли: 50 миллиардов — слишком много. Кто сказал, что понта-грилли появился случайно? Кто проверил, что все беды из прошлого, а не из современных бактериологических лабораторий? Нас тихо уничтожают, самым дешевым способом! Без войн и без бомб! Думаешь, вся коррумпированная верхушка, все толстосумы тоже болеют? Они не гробят свой иммунитет, у них есть другие лекарства. Но нам не обрыбится, никогда!
Девушка горько вздохнула:
-— Мам, выпей капсулку, -— и, уже не скрывая, подала мне желтое изделие.
-— Выброси эту дрянь.
-— Не выброшу. — В твердых нотках приказа узнавался будущий доктор. — К нам будут всякую инфекцию таскать, лечение нельзя прерывать, ни на один день. Мам, ну не ужасайся ты так, я заранее пролечилась. Арсений, пока ты спала, тамбур вымыл, выкрасил в голубой цвет. Пауки, мыши и тараканы эту краску не переносят. И на лестнице тоже побрызгал, будем жить теперь в красотище.
-— Делайте, что хотите. — Я легла, отвернулась к стенке, как будто провозглашая: "Глаза б мои вас не видели".
Долго выдержать эту позицию не удалось. Контрабандные пилюльки делали свое дело, я поправлялась быстро.
Олесю отправила к выздоравливающей Владе, домой велела не возвращаться. Теперь в комнате дочери обосновался Арсений. Днем носился по городу, вербуя новых болезненных, ночью их приводил, рассаживал в прихожей и на кухне — группы людей у подъезда привлекали бы внимание полиции.
Но все к тому шло. "Не болтливые" направляли к нам всех подряд, терпеливых и рассудительных, нервозных и крикливых. Выдергивая ноги из могилы, люди вновь обретали надежду на долгую жизнь, и очень вдруг забоялись эту жизнь потерять. Вскоре, парень перестал справляться с темпераментом моих земляков, призывы к тишине и порядку на многих не действовали. А ведь он постоянно курсировал, провожал людей к медсестричкам, через аркаду.
Пришлось мне усесться на стульчик, вести записи очередности, объяснять, утешать, успокаивать… Я знала свою обреченность, но больше не паниковала -— растворилась в чужих надеждах. И сама была счастлива, глядя в лица детишек и взрослых, возвращающихся с того света… Пусть прагматики утверждают, что лечение сотен не имеет значения на фоне больных миллиардов. Я отвечу: имеет значение, для каждого из спасенных.
А люди все прибывали, уже лестница заполнялась терпеливцами, уже терпеливцы требовали, чтоб число медсестричек по ту сторону портала увеличивалось. И работали чтоб быстрее! Арсений лишь руками разводил: порталов на Земле тысячи, где ж на всех персонала набраться?
Новости поступали тревожные. Интернет сообщал: полиция распознала о нашей кипучей деятельности, проводили аресты. Расстреливать на месте, на глазах у населения, не решались, хозяев "преступных" жилищ уводили в КПЗ.
Чем больше порталов закрывали, тем многочисленнее толпы собиралась ночами у моего дома. Конечно, нас скоро заметили. Однажды, молодцы в формах растолкали народ дубинками, с матом пробрались по лестнице, ворвались в прихожую.
-— Милана Лиса! — крикнул главный из группы, безошибочно уставившись на меня.
Оставалось лишь вытянуть руки для тяжелых браслетов. Под злобные крики собравшихся, офицер защелкнул замок…
В обход всех законов, меня бросили в общую камеру. Само по себе соседство с гниющими уголовницами, должно было стать исполнением смертельного приговора.
Представьте, опять я выжила. И даже не кашлянула. И даже, добилась особенного авторитета, рассказывая товаркам, как дошла до жизни такой.
Пару раз заходил адвокат. Он мне очень сочувствовал, но намекнул: пройдут тысячи закрытых судов, по всем континентам, приговоры утверждены заранее и обжалованью не подлежит. Что ж, я уже спокойно гнила бы сейчас в могиле. Бонус, выданный мне параллельными, позволял умереть не задаром.
Мне, и тысячам отважных бедолаг, инкриминировали сговор с шарлатанами (которых ни разу не назвали протянувшими руку помощи представителями иной цивилизации), предательство интересов человечества, распространение заразы в очередях, продажу(!) лекарственных препаратов, не прошедших проверки. Показания тысяч свидетелей, здоровеньких, не зараженных, митингующих у зданий судов, к делам не приобщались. Интернет-каналы, газеты, выступавшие в защиту обвиняемых, закрывали под любыми предлогами.
Оставалось не повеситься заранее, не сойти от страха с ума и, мужественно глядя в глаза чихающему судье, выслушать свой приговор: расстрел. Наступающей ночью. Должно быть, я онемела. Поэтому не закричала, не заплакала, и вроде бы, не засмеялась.
Молодой конвоир отпер клетку, приглашая осужденную в камеру смертников. Вдруг резкий неоновый свет ударил парню в лицо, он ахнул и отшатнулся. Кто-то дернул меня за платье. Не сумев устоять на ногах, я ввалилась в портал, свеченье моргнуло и погасло.
-— Мама, мамочка, мы успели! — Леся бросилась обниматься, принимая ошарашенную родительницу из цепких рук смущенного Арсения.
-— Ты здесь? Почему ты здесь? Я велела сидеть у Влады!
-— Я же будущий врач, мамуля, я обязана перенимать опыт, я обязана оказывать помощь! Посмотри, я работаю на компьютере, синтезирую капсулы!
-— Наручники отцепите.
Приказать было больше нечего -— все равно никто не послушает. После сан-процедур и инструкций, мы с Лесей уселись в парящий над магнитной трассой драндулет и отправились в уютный горный поселок, заселенный энтузиастами, спасенными от расстрелов. Дочка что-то упорно твердила, твердила, твердила… Я смотрела на синее небо, на влажную зелень листвы, на сочное поле нарцисов... И никак не могла поверить: неужели мы не на Земле?
Но тешить себя сомненьями долго не приходилось. Уже на другое утро, моя девочка получила предписание отправляться в новый портал. И мать прихватить с собой, для-ради обучения. Бездельников Льеди кормить не намерена. К тому же, спасение утопающих — дело рук самих утопающих.
Прошло два месяца. Упорство людей и льедей (не знаю, как выразиться корректней) привело к желаемым результатам. Многотысячные митинги на всех континентах принудили правительства к переговорам с послами. Что скоренько обернулось легализацией лечения, открытием новых точек, обучением армии фармацевтов на территориях обоих планет. Истощенное человечество выбиралось из очередной трясины. Были бы кости, а мясо нарастет!
Тут возникли новые осложнения. А как без них? Мы шагу шагнуть не можем, чтоб не влипнуть в мягонькое и свежее.
Молоденькие командировочные взялись спонтанно влюбляться в своих параллельных сверстников.
Их медики, папы и мамы, утверждали, что это естественно, что генетика людей и льедей идентична.
Наши медики, папы и мамы хватались за головы.
Хуже того… Мне стыдно писать об этом… Излеченная молодь Земли возвращалась к обычаям натуралов, требовала восстановления родильных домов и выпуска противозачаточных средств!
-— Бывают же недоумки! -— Я укладывала в новенький чемодан новенькие наряды, прикупленные в универмагах Фродфигиса. — Инкубатор — самое удобное, самое целесообразное изобретение человечества. Олесь, что молчишь, что насупилась? Как медик, ты это ценишь?
-— Я?.. Конечно, ценю, да, мамочка.
-— Где твой чемодан? Сейчас Арсений подъедет, заставлять себя ждать невежливо.
-— Мам, ты только… Ты мужественная, тебе можно сказать всю правду…
Я медленно повернулась. Мое тренированное мужество вцепилось в спинку стула и чуток его приподняло. Девчонка побледнела:
-— Мам, ты только не падай… и не дерись… Хочешь, я принесу валерьяночки?
Стул грохнулся об пол:
-— Не юлить! Правду, быстро!
-— Арсений приедет с отцом. Они попросят моей руки. Я беременна, мама!
Я не вырубилась -— контрабандные пилюльки укрепили сердце. И тупо уставилась за окно, где стеснительный белобрысый нахал доставал из машины букеты, мамаше и дочке, а его элегантный папаша — пакеты с чем-то питательным. Когда отец оглянулся… Это был Нетудыхата. А что мне еще ожидать с моим-то еврейским счастьем?
-— Мама, ведь ты не против? Ведь ты не расистка? — пищала над ухом доченька. — Я сделала все анализы. Они идеальные, отторженья плода не будет! Это мальчик, сын, представляешь?!
-— Представляю…
Вошли мужчины. По традиции Льеди, сватовство сопровождалось шутками и опустошением расписной фарфоровой бутыли с чем-то приторным. Шутки летали над моей прической, как волейбольный мяч, туда-сюда, ни одна не попала в лоб.
Жених подарил Лесе изысканный фринциановый браслет шириною в предплечье, символизирующий принадлежность женщины к их роду. К роду Арголо, оказывается. Папашу звали Эрект, а парня… Нет, лучше пусть будет Арсений, так легче смиряться. Ведь они, лицемеры, уже расписались тайком!
Олеся уперлась рогами, решила остаться на Льеди, стать истинной кора Арголо. Меня в три голоса упрашивали составить ей компанию. Но я не смогла. Кум вызвался проводить обескураженную куму в портал, выходящий в ее прихожую. Через этот портальчик, заверил, будем запросто бегать друг к другу в гости. Даже легче, чем улицу перейти...
Кстати, этот Эрект Арголо, сбросив маску деревенской простоты, содержательным мужчиной оказался. Работает агентом по связям с парамирами. Знает тридцать два языка пятнадцати планет, сотни народных обычаев и официальных церемоний. Он часто приходит ко мне, приносит письма и видео дочери, которой в интересном положении по порталам сновать нежелательно. Мы подолгу сидим на кухне, пьем ароматный индийский чай и прикармливаем друг друга параллельными лакомствами.
Кум уверен, что женщина, столь шикарная и обаятельная, могла бы ему стать напарником в нелегкой, но чертовски увлекательной работе. Да и дома, кручинится лицемер, скучновато сидеть одному. Небольшой, трехэтажный домик у моря Солнечных Зайчиков. Рядом строятся молодые из янтарного рудоруба, скоро внук побежит-затопает. При мысле о внучике, мое сердце трепещет, теплом наполняется, счастьем. И извечной тревогой бабушкиной: пропадет пацан без меня…
Предложения фантастические, кум умеет возбуждать любопытство. И быть может, работать агентом я все-таки соглашусь. А что? Я уже два раза выходила на улицу без Боди, тренирую храбрость и выдержку.
И не говорите мне ничего, и не надо меня вразумлять -— сама в шоке.