Клыки единорога

Трактир за пятнадцать лет не изменился. Всё те же обшарпанные столы и стены, увешанные травами. По-прежнему с потолочных балок взирали свисающие чучела голов вепрей и мелких драконов, убитых в незапамятные времена и теперь служившие рассадником моли. Уличный сумрак сгонял в трактир гуляк и запоздавших путников. Всё, как и много лет назад.

Торвад махнул парнишке, разносящему пиво, и тот немедля прибежал с кувшином. Отхлебнув, Торвад сморщился. Пиво тоже не изменилось, если только не осталось с тех времён. За соседним столом сцепились два, хорошо подвыпивших молодца. Тут же из тени вышел хмурый верзила и, подняв их за шиворот, выволок на улицу. Вернувшись, верзила исподлобья глянул на Торвада и вновь скрылся в тени. Торвад улыбнулся. Он его ещё помнил мальчишкой, неумело принимающего заказы у посетителей.

Не заметив больше знакомых лиц Торвад расплатился и вышел на улицу. Постоялый двор был тускло освещён пламенем костров, согревающих тех, кому не на что снять угол в ночлежке. Торвад вдохнул ночной прохлады, посмотрел на звёзды и, услышав сбоку шорох, улыбнулся и сказал в темноту.

— Староверы говорят, что звёзды — это глаза богов, смотрящих на нас сверху.

— А мой папаша, раздери рогатый его в аду, говаривал, что мы песок в заднице всевышнего, — раздался хриплый голос. — А звёзды — это прорехи в его потёртых штанах и солнце мы видим, когда он их снимает по нужде.

— Мудрости твоему папаше не занимать, Лопур.

— А то! Какими собаками загнал тебя в наши края, друг мой?

— Не поверишь — сам пришёл.

И Торвад обернулся, тут же попав в железные объятья гиганта, вышедшего из темноты. Весело помяв Торвада, Лопур хлопнул его по плечу и смахнул со щеки слезу.

— Даже не верится. Торвад! Узнал, бродяга.

— Твоё сопение трудно не узнать.

— Ха! Ну, да. Ладно, хватит нюхать лошадиное стойло. Пойдём внутрь, выпьем за встречу.

Торвад отошёл на шаг и, чтобы заглянуть в глаза гиганту, задрал голову.

— Значит, мир всё-таки изменился, раз едов теперь пускают в трактир.

— Даже не знаешь — насколько изменился. Я хозяин этого трактира.

Внутри им быстро освободили место на террасе и завалили стол более-менее съедобными припасами. Для Лопура принесли отдельное огромное блюдо мяса.

— Тебе не предлагаю, — подмигнул он Торваду.

Торвад отпил вина, явно припасённого для особых случаев и заглянул в улыбающиеся глаза еда. Он вспомнил, когда впервые увидал его. Тогда Торвад с небольшим отрядом прибыл в эти места для защиты окололесных земель. Эльфы уже делали военные вылазки, нападая на людские поселения, и их отряды вплотную подступили к границе. Король Вигрид Шестой отвёл войска за Каменный хребет, по сути, бросив приграничье на растерзание эльфам. Сула — местный правитель, не сбежал, как все и ожидали, а разослал кликуш по округе. Все, кто станет на защиту границы, получит полную амнистию, а в случае победы — немалую награду. Вигрид, в душе похоронив эти места, снисходительно дал согласие.

И со всех окраин королевства полился поток воров, убийц и разного отрепья. Неожиданно откликнулись не только люди. С гор пришли еды, а из окрестных лесов острозубые упыри. Даже коротконогие гномы, щурясь на солнце, покинули свои пещеры. Мало кто любил эльфов. Все понимали, что если эльфийский король Элмор придёт в эти земли — не выживет никто. Лопур и десятка два едов пришли из Гранитной долины. Сущность едов такова, что, чем они питаются — то со временем принимают его личину. Так вот, этот отряд гигантов походил на стадо двуногих баранов. У некоторых даже на курчавых лобастых головах стали пробиваться рога. Особо смышлёных среди них не было, кроме Лопура. Он-то был похож на человека. И не было смысла спрашивать почему — кого ел, на того и похож. На вопрос — кого промышлял, он отвечал с наглым вызовом — охотников и пастухов. На том и разошлись. На носу была война, не время для разбирательств.

Эльфы всегда жили обособленно и молились своим ушастым богам, а помимо долгого срока жизни обладали зелёной магией. По доносам разведчиков они пытались разбудить своими заклинаниями древние силы, спящие в корнях тысячелетних деревьев и, заручившись их помощью, пойти войной на людей. А людям и нечем было ответить. Ещё сто лет тому назад великие маги королевства по ошибке, а, может, и нет, создали зло, чуть не погубившее всех людей. Чёрная хворь расползлась по окрестностям, оживляя мёртвых. Вместо того чтобы спокойно спать на погосте, усопшие бродили и поедали жителей королевства. Оружие было бессильно. Как убьёшь мёртвого? Помогла случайность. Единороги, в изобилии водившиеся в редколесье, часто досаждали местным крестьянам. Эти белые твари, с виду напоминающие помесь льва и лошади с витым рогом на лбу, нападали на скот и людей. А укус клыков единорога, как известно ядовит. И вот однажды один пастух увидел, как несколько мертвецов забрели на территорию единорогов и тут же были нанизаны на изогнутые рога и нещадно покусаны. И чудо — наконец-таки умерли. Весть разнеслась быстро. Король организовал облаву, и все однорогие звери были изловлены и перебиты. Ядом с клыков единорогов смазывали мечи и стрелы. А в ближайший месяц все ожившие вновь были мертвы. А, чтобы магам и впредь неповадно было творить подобное, король решил избавить мир и от них. В небо взметнулись костры, сжигающие ведьм и колдунов. Король щедро платил за любые доносы о скрывающихся магах.

Те времена давно минули. Но раньше на страже эльфийских границ стояли чародеи, а теперь защиты не было. Пришлось простым смертным принять на себя удар чёрного воинства эльфов. Защитники символично называли себя Клыки Единорога. До этого, никому ненужное отрепье, теперь убивало и приносило в жертву себя, чтобы жили другие. И, как от единорогов — нужен был только яд, от них требовалась бесшабашная ярость, бросающая их в неравный бой. Мы ихнюю магию мясом своим завалим, любил покрикивать Лопур. И в чём-то был прав. Люди численно превосходили эльфов, и стоило их только материально заинтересовать или, хотя бы, разозлить и уже магией людей не остановишь. А эльфы, как бы они не трясли своим долголетием, всё же были смертны.

— Ну, расскажи, брат, как живёте теперь?

— Знаешь, после войны правитель Сула сдержал обещания. Никто особо не верил, а он сдержал. Всех уравнял в правах, кто кровь проливал на окраине этого леса. Да, что там! Как я всё-таки рад, Торвад, что ты к нам наведался, — загремел слегка захмелевший Лопур. — Знаешь, иногда хочется всё бросить и рвануть в горы, морды твердолобым троллям бить. Помнишь наш клич? Клыки единорога! — заревел Лопур, — А теперь так нельзя. Да, теперь нельзя. На мне трактир и жена. Я же женился, Торвад. Остепенился. Но ведь это неправильно. Никогда так не жили еды. Сула нас в правах уравнял, а я вот в человека почти превратился. Живи и радуйся. А тоска какая-то гложет. Старею я, наверно… да, что я всё болтаю. Ты-то как?

— Неплохо. Нахожусь на услужении герцога Курийского. При дворе короля обучаю его гвардейцев искусству боя.

— Ага, слышал про герцога. Боевой, говорят. Всем соседям хвосты накрутил. Как к нему попал-то?

— Не поверишь. Герцог — это наш Фурик.

— Кто? Оруженосец твой!

— Ну, да. Кто ж знал, что он благородных кровей. От папаши сбежал на войну. Фуриэл Курийский.

— Иди ты! Вот как. Это получается, ты из огня самого герцога вытащил и на спине полдня пёр.

— Получается.

— Скажи, Торвад, как у тебя выходит, что ты всегда рядом с благородными оказываешься? И в том бою, у эльфийского замка, сам герцог Луц тебя приметил и вот опять. Чего их к тебе тянет?

При упоминании боя в замке эльфов Торвад помрачнел и постарался сменить тему.

— Нет, ты мне скажи. Я понимаю, что Сула всех простил, но как ты с людьми мирно уживаешься? Ты же их, вроде, подъедаешь? Я же вижу — не завязал.

— Это не секрет, — заулыбался Лопур и, схватив с блюда кусок мяса, отправил его в рот. — У нас с Сулой договор. После войны и так разруха была, а тут ещё мор напал на людей. Болезнь косила их нещадно. А чего добру пропадать. Мы Суле и предложили самых больных прибрать. Он дал согласие. А нас-то после войны тогда ещё много тут ошивалось. Короче, съели мы болезнь на корню. Спасли этот край от вымирания. На том и порешили. Здоровых не трогаем, а больные — наши. Простолюдины поначалу ворчали, а потом — ничего, сами стали на привязи хворых приводить. Мы ж не за-так. Да и с болезными мы нежно обращаемся, кормим, поим напоследок и незаметно придушиваем. Так что, на земле Сулы самое здоровое население. При едах даже кашлянуть боятся. Вот с упырям не сложилось у Сулы. Вообще непонятно, чего они на войну вызвались. Днём не видят ничего, а ночью мы сами старались в лес не соваться. А они, гниды, у своих приноровились кровь посасывать. У эльфов кровь, говорят, несъедобная, подванивает. Да и его ещё поймать надо. А мы-то с тобой скольких прибили! Рассказываю, не верят. Сочиняю, говорят.

Лопур обернулся и рявкнул на гудящую толпу трактира.

— Эй! Знаете, кто к нам пожаловал? Герой войны, Торвад — победитель королей.

Посетители одобряюще зашумели, подняв кубки за здоровье.

— Как я тебя, а? Победитель королей. Помнишь, как мы на боевом драконе во дворец эльфийский влетели? Я высоты до жути боюсь, обделался ещё в седле, а как рухнули на изгородь дворцовую, так на ней и завис. Жена всё спрашивает, откуда шрамы на заду. Боевые ранения, говорю, — заржал Лопур. — Ты-то во дворец попал. И что бы там не говорили, что это герцог Луц короля эльфийского за кадык взял, я знаю — ты первый его окучивал. Хоть ты не рассказывал ничего. Помню, грустный ты из огня выполз. Ещё бы — такая добыча ушла. Да, ты ешь, пей. Дорога-то неблизкая была.

Лопур вздохнул и сделал серьёзное лицо, словно и не пил.

— А ко мне со столицы гонцы пару дней назад на драконе прилетели. Слабые на хмель, вон дрыхнут в углу. Новости привезли. Пойдём на улицу потолкуем, а то шумно здесь.

Торвад кивнул и побрёл вслед за гигантом. Когда проходили через зал за ними увязались два парня.

— Это мои ребята, — сказал Лопур когда вышли на улицу. — Ловцы человеков. Больных мне отлавливают. Ловцы-молодцы.

Лопур взглянул на них тяжело, и ловцы ушли в темень. Потом он горестно вздохнул и, помявшись, спросил.

— Я же тебе говорил, что сюда гонцы Луца прилетели. Эти пташки сюда носа без дела не кажут. Говорят, беда в столице случилась. Какой-то вор-пройдоха влез в королевскую сокровищницу и что-то важное уволок. Луц большую награду обещал за его голову. Я конечно ед небольшого ума, но, думаю, если сам Луц заёрзал, то дело не в деньгах. Не будет он ради них драконов вдоль границы эльфийской засылать. Что скажешь?

— Я думаю, ты прав.

— Да, что я вокруг, да около. Скажи мне, брат, ведь не зря ты в наши края прибыл. Я-то не хуже тебя знаю, что Луц в сокровищнице королевской эльфийские трофеи прятал. Вот только в толк не возьму, зачем это опять сюда тащить. Может, ошибаюсь я и зря в тебе сомневаюсь.

— Да, нет, опять прав ты, друг Лопур. Я долго к Луцу подбирался, и сейчас время пришло всё исправить.

— Что исправить? Знаешь, Торвад, был бы на твоём месте кто другой, я бы ему голову оторвал и в глаза рассмеялся. Но ведь ты упёртый и, похоже, сам веришь, что теперь можешь всё вернуть? А мне это не нравится. Зачем опять лезть к эльфам? Лучше бы уволок у Луца мешок золота и жил здесь горя не зная.

— Помоги мне и я смогу всё вернуть.

— Нет, ты не понял. Меня моя жизнь устраивает. Меня уважают, боятся. И куда ты меня хочешь вернуть? Опять в горы камни грызть и путников заблудших ловить. Я не помогу, и тебе не дам отсюда уйти. Торвад, я тебе ноги сломаю и оставлю у себя жить. Тебе, как ветерану, подавать хорошо будут. Бросай это дело, не ходи никуда. Прошу, брат.

— Нет, Лопур. Я пятнадцать лет себя хуже червя могильного грызу. Я начал эту бойню.

— Да не ты! Совсем умом тронулся в этой столице. Не надо себя мнить черенком, каким мир переворачивают. Эльфы начали войну и захлебнулись в ней, а мы — ты, я и все наши братья положили ей конец.

— А кто остался?

Лопур осёкся.

— Никого почти.

— Никого. Ни воинов, ни людей, живших здесь. Оракул сказал, что Элмор снова собирается пробовать разбудить своих древних богов. Понимаешь. Всё снова начинается. Война.

— Плевать, что там наплёл оракул. Мы живые и это уже победа. Не будет войны. Эльфов уже год у границ не видели. Наш и ихний король лижут друг друга шершавыми языками разговорами о мире, и мир настал . Так что отдай Луцу, что унёс и пойдём, выпьем.

— Нет, брат, я долго к этому шёл. Не ради себя. Ради всех, кто погиб на войне. Друзей наших. Я начал бойню… я верну всех назад.

Лопур печально покачал головой и кивнул в темноту. Сразу оттуда выскочили его ловцы с короткими мечами в руках. Торвад шагнул в сторону и тоже обнажил меч. Работали ловцы слажено. Кружили рядом с Торвадом, делая лёгкие выпады, прощупывая защиту. Он отбивал мечи, поглядывая на хмурого Лопура.

— Забери своих ребят. Мне нет времени играть. Пожалей их.

— Отберите у него сумку, — скрипнув зубами, сказал Лопур.

Ловцы тут же перешли в атаку. Мгновение — и они умерли. Почти одновременно. Одному Торвад загнал меч под нижнюю челюсть и, увернувшись от второго, воткнул ему клинок в затылок. Лопур заревел и бросился на Торвада, а тот, разгорячённый боем, не успел остановиться. Меч вошёл в грудь гиганта. Лопур охнул и повалился на землю. Товад растеряно упал на колени перед ним.

— Лопур… как же так. Прости.

— Холодно мне…, — прохрипел Лопур и крепко сжал руку Торваду. — Послушай… ты вправду сможешь всё вернуть?

— Да.

— Верни всех…, Торвад. Коротышку Глорана, Тэя вислоухого, Мирру. Фурика береги. Ты прости меня…прости… иди, пока гонцы Луца не очнулись. Иди.

— Я всё исправлю, слышишь, брат. Всё исправлю.

* * *

Дракор летел во тьме, едва не касаясь верхушек деревьев. Торвад распластался у него на спине, накрывшись пятнистым плащом. До эльфийской границы рукой подать, а погони не видно. Вдавив шпоры в бока дракора, Торвад заставил его лететь ещё быстрее. Дракоры не отличались особым умом, но легко приручались. Их привозили детёнышами с Ледяных островов и урезали огневую кишку, ведь право обладать боевыми драконами было только у королевских гвардейцев. Но у контрабандистов тихие и незаметные дракоры пользовались большим успехом.

Торвад сразу почувствовал, когда пересекли границу. Снизу потянуло сырой затхлостью, а тьма сделалась ещё непроглядней. Доносился похожий на стон скрип деревьев. Дракор не издавал ни звука. Эти существа всегда молчали, лишь только шелест ветра в его крыльях выдавал ночного лазутчика.

Внизу иногда вспыхивали голубые огоньки, но мгновенно скрывались за деревьями. Торвад помнил, как давно, когда они пытались пройти сквозь этот лес, нарвались на эти огни. Пауки. Огромные, размером с лошадь, приманивали ночных путников призрачным светом. В тот раз отряд Торвада не смог пройти к эльфийскому замку, оставив больше половины в этом мрачном лесу.

Далеко, где-то на стыке тьмы небесной и лесной, замерцала яркая точка. Замок эльфов. И Торвад направил дракора чуть ниже к верхушкам деревьев. Лететь в таком положении было опасно, но меньше вероятности, что заметят. Лишь бы успеть до рассвета.

Монотонный гул крыльев и напряжённый день делали своё дело. Торвад, казалось, на мгновение прикрыл глаза, а когда очнулся, до замка оставалось совсем немного. На восходе небо стало серым, отказываясь сливаться с чернотой леса. Неожиданно Торвад заметил движение. Слева, вверх, взвилась длинная лиана покрытая шипами. Дракор увернулся и тут лес внизу словно ожил. Колючие щупальца выстреливали в непрошенных гостей, но не находили цели. Поднялся вой. В какой-то момент дракор не успел уйти и шипастый стержень пронзил крыло. Торвада выбило из седла, и он рухнул вниз. Падал он, казалось, бесконечно. Высота была большая, но переплетённые ветви огромных деревьев и листья хватали за одежду, недовольно шепча, не в силах удержать падающего. Неожиданно цепкие древесные лапы расступились, и Торвад упал на сырую рыхлую землю. Ударом выбило воздух из лёгких, и липкая тьма накрыла плотным одеялом.

Солнечный лучик щекотал нос и навязчиво просачивался сквозь ресницы. Торвад открыл глаза. От падения шумело в голове, но боли не было. Невысокая трава покачивалась, убаюкивая его, а пёстрые цветы поили воздух сладким ароматом. У себя на груди Торвад почувствовал движение и скосил глаза. Маленькая девочка размером не больше ладони с любопытством смотрела ему в лицо. Она улыбнулась, сморщив конопатый носик, и расправила полупрозрачные крылья. Фея. Она подползла поближе к лицу Торвада и запела. Мелодичный звон колокольчиков наполнил воздух волшебством, бился в такт с сердцем, просочился внутрь с дыханием. Стало легко и спокойно. Голова закружилась, а веки налились тяжестью. Перебарывая сонную негу, Торвад протянул руку маленькой фее. Неожиданно её лицо исказилось и, оскалив острые клыки, фея впилась ими в палец. Торвад мгновенно очнулся и схватил шипящую нечисть. Она сопротивлялась и пыталась его укусить. Стая фей пятнадцать лет назад загрызла двадцать человек его отряда. Они не были героями и даже не являлись воинами. Торвад сам их собирал из числа крестьян для похода на замок эльфов. Они погибли в первый день похода, и Торвад до сих пор помнил их лица. Почти дети… Торвад оторвал фее крылья, забросил её в кусты и поднялся.

Он стоял почти в центре большой поляны, а на её окраине лежал истерзанный дракор. Лес, почуяв чужих, стал оживать. Отовсюду доносились шорохи и скрежет. Поползли словно змеи ожившие корни. За деревьями мелькали тени с мерцающими глазами. Дракор тяжело вздохнул, когда его стали заплетать щупальца корней. Торвад подбежал к нему. Искалеченный дракон-недоросток умирал молча, как и жил. Корни шипами пробивали кожу дракора и затягивали его под землю. Торвад погладил его по голове и перерезал горло.

На душе Торвада стало тоскливо. Он всё это затеял, чтобы вернуть друзей, а пока он нёс только смерть. Может, всё это зря? И стоило забыть о совести и оставить всё как есть? Нет, это его вина, и он всё исправит.

Торвад спешно отстегнул от седла дракора свой меч и дорожную суму. За сохранность содержимого сумы он не беспокоился. Развязав узел, Торвад достал чёрную трёхпалую перчатку. Тысячелетия не могли превратить её в тлен, а уж небольшого падения с высоты и бояться нечего. Эльфы её называли — рука Элотаромога. Бог из эльфийских сказок, живший до рождения всех, а возможно и создавший этот мир. Сделал Элотаромог эту перчатку, или кто-то содрал её с его руки, Торвад не знал. Но когда он с отрядом ворвался в эльфийский замок, эльфы яростно защищали алтарь с этой древностью. Позже, пленённый оракул рассказал, чем перчатка так дорога. Ей подчиняется время. Поток жизни можно изменять, приостанавливать и прокладывать ему новое русло.

Воины отбили у эльфов реликвию. Она и основная часть добычи осела в королевской сокровищнице. И долгие годы Торвад подбирался к ней, втираясь в доверие к герцогу Луцу, теперь главному казначею, чтобы исправить то, что он сделал. Переиначить время и стереть ту бойню, которая произошла после взятия эльфийского замка.

Лес шумел и уже не скрывал существ, рвущихся к Торваду. Всевозможные твари сжимали кольцо вокруг поляны, сотрясая воздух жутким воем. И Торвад, немного подумав, натянул перчатку. Оракул говорил о последствиях такого поступка. За силу и власть над временем платить приходилось тем же. Перчатка высасывала жизнь из носящего её.

Торвад с трудом протиснул пальцы в трёхпалую перчатку. По руке будто зашевелились ледяные черви. Они заструились глубже до самой кости, выше по руке и сковали холодом сердце. На черной ладони разгорелся зелёный свет, мгновением позже, принявший форму шара. Он пульсировал, наливаясь светом и, внезапно вспыхнув, разросся. Шар, размером в несколько шагов, куполом накрыл Торвада.

Лесная нечисть перешла в наступление. Огромный паук прыгнул из чащи и, едва коснувшись кромки шара, исчез, осыпав Торвада прахом. Время стерло паука. Следом рванули другие: гигантские змеи, волосатые человекоподобные твари, черные тени с горящими глазами, заструились отовсюду ожившие корни деревьев. Но всех их ждала судьба паука. После прикосновения к зелёному свечению они опадали серой пылью.

Торвад, держа наготове меч, с некоторым страхом взирал на нападающих существ, умирающих у его ног. До этого он не был уверен в правдивости слов оракула, ведь их вытягивали пытками палачи Луца. Но слепой эльф не обманул. Перчатка хранила того, кто её носил.

Посмотрев над вершинами деревьев, Торвад увидел башню эльфийского замка и, недолго думая, побежал к ней. Сначала он старался огибать большие деревья, но рискнув, бросился на одно из них, превратив его в облако праха. Он бежал выкладывая все силы, оставляя за собой пыльную просеку.

К полудню Торвад достиг подножия замка. Вздыбленные камни, оплетённые деревьями, приобретали причудливые формы высоких башен. Изогнутые ветви, покрытые яркими цветами, мостами пролегали от одной башни к другой. Покорённый эльфийской воле, лес принимал формы великолепных строений, подпирающих вершинами небо.

Несколько стрел со свистом впились в зелень шара, не причинив Торваду вреда. Он остановился и, как учил оракул, закрыл глаза и прошептал.

— Время, остановись.

И время послушно замерло. Торвад не спеша прошёл к главной площади замка. Когда-то давно они с боем рвались сюда, за месяц оставив в этих лесах около тысячи человек. Потом к правителю Суле подоспел на помощь герцог Луц и, договорившись о доле добычи, дал трёх боевых драконов. Воодушевлённые защитники приграничья ринулись к эльфийскому замку. Драконы жгли просеку, освобождая путь пешим и конным отрядам. Но если бы всё так было просто, Луц сам бы занял замок Элмора. Эльфы рассадили в округе драконьи цветы. Говорили, их запах убивал драконов на расстоянии. Два дракона умерли на подлёте, рухнув в живые заросли. Помогла жадность Луца. Дракон, на котором летели Торвад, Лопур и ещё три воина, был стар и полностью глух. И, как оказалось, драконьи цветы убивают совсем не запахом, а, неслышимым человеческому уху, звуком. Долетев на глухом драконе до места, они запалили заросли опасных цветов и первыми ворвались на площадь замка.

Как и тогда, сейчас в центре стояло дерево. Оно сочилось кровью, и будто было сделано из плоти. Ярко красные цветы тянулись к небу. По краям площади были ещё деревья. В их полых стволах, выращенных наподобие клеток, сидели люди. Черные щупальца ветвей пронзили их тела и качали кровь, выплёскивая её в желоба, сходящиеся лучами в центре площади, у подножия красного дерева. Ритуал начат, как и много лет назад. Эльфийский король вновь пытается оживить древних богов. Но тогда люди смогли его остановить.

Торвад представил день былой битвы и мысленно дал перчатке приказ. Окружающий мир изменился. Прошлое ворвалось, смешавшись с настоящим, но тоже оставалось недвижимым. Площадь замка была объята огнём, шёл бой. С тоской, щемящей сердце, Торвад брёл среди застывших друзей прошлого, которых уже нет в живых. Лопур, с безумной яростью в глазах, пытался срубить живую изгородь, впившуюся в него сзади. Гном Глоран молотом крушил щиты эльфов. Год спустя он попал в засаду. Его и ещё несколько бойцов эльфы сожгли заживо. Воительница Мирра, ростом не уступающая едам, сдерживала натиск, разя эльфов мечом. После этого боя Торвад её больше не видел, но, говорят, её нашли в лесу подвешенной на дереве с содранной кожей. Тэй, братья Бобби и Лот, Коппа по прозвищу Секира и многие другие, всех их поглотила война. В их жилах не текла благородная кровь, и о них никто не вспомнит и не сложат баллад, но это они принесли герцогам Луцу и Суру надежду на победу. Они стали жертвами бойни, которой могло и не быть. Одна ошибка, которую допустил Торвад. Всего одна ошибка…

Время всё исправить. Торвад побежал к главной башне и бросился вверх по витой лестнице. По каменным ступеням, увитых корнями, ручьями стекала кровь. Торвад по пути перепрыгивал через тела людей и эльфов. Вперёд, к королевскому залу. Торвад ворвался в ярко освещенные чертоги короля Элмора и замер. Вот тот момент, который преследовал его долгие годы. У огромного окна стоял сам Торвад. Ещё молодой и уверенный в своих поступках. Он держал нож у горла мальчишки с округлившимися от ужаса глазами. А напротив, протянув руку и прося остановиться, стоял король эльфов Элмор.

Торвад помнил то мгновение.

— Остановись, Элмор. Прикажи своим сложить оружие, и я отпущу мальчишку, — кричал Торвад сквозь время.

Но Элмор наступал, не веря ему, или не в силах преодолеть гордыню.

— Остановись! — жёг память Торвада его собственный крик.

Разгорячённый боем и ненавистью Торвад дёрнулся, и мальчишка обмяк в его руках. Безумие вспыхнула в глазах короля эльфов, когда он увидал мёртвого сына. А Торвад растерялся и возможно бы погиб, но тут подоспел Луц с отрядом на боевых драконах. Пламя ударило по окнам тронного зала и отделило Торвада от Элмора.

Торвад тогда выбрался и думал, что король погиб, но ошибался. И несколько дней спустя обезумевший Элмор начал бойню. Его войска без всякой тактики шли через границы, сея смерть, но и сами погибали без счёта. Как позже Торвад узнал, эльфийский король хотел разбудить древних предков, думая заручиться их поддержкой, но бой у замка сорвал его планы. И теперь его воины просто умирали, мстя за гибель сына короля. И Торвад чувствовал себя виновным в начавшейся резне. Гибли его товарищи и мирные жители вдоль всей границы. Ведь если бы его рука тогда не дрогнула, всё было бы иначе. Луц склонил бы Элмора сдаться и заключить перемирие, но что теперь могло остановить ослепшего от горя отца.

Перемирие было заключено полтора года спустя. Армия Элмора иссякла, и прибывшие восточные короли эльфов преклонили колени перед королём Вигридом, принудив Элмора унять гнев. Война и так унесла непомерно много, и нельзя было позволить ей расползаться дальше.

Торвад, герой войны, замеченный самим Луцем, остался жить в столице, тренируя солдат королевской гвардии. И однажды он попал в темницу, где сидел пленённый при осаде эльфийского замка оракул. Слепой эльф под пытками давно рассказал тайны древних реликвий, добытых в бою. И Торвад, услышав о перчатке, задумался. Что будет, если повернуть время вспять и остановить ошибку, допущенную им. А оракул, уставив белые бельма глаз на Торвада, зашептал.

— Ты развяжешь войну. Великую бойню, которая перекрасит солнце в цвет крови. Имя той войне — Ненависть. И потекут багровые реки, а города наполнят черви. Боль и горе затопит небо криками. А живые будут просить у богов одного — смерти.

— Бедный, измученный старик, — думал Торвад. — Ты потерялся между будущим и прошлым. Я уже принёс ужас и войну. Были и боль и крики. И хоть время заглушило их, но в душе Торвада они ещё жили.

Бред старого оракула породил надежду в душе Торвада и он долгие годы готовился. И вот сейчас он у цели. Тот, мучавший его момент.

Торвад подошел к самому себе и, зажмурившись, шагнул навстречу. Прошлое ледяной волной влилось в него, и Торвад почувствовал силу молодого тела. Он, как и много лет назад, стоял перед Элмором, держа нож у горла его сына.

— Остановись, — крикнул Торвад и поднял руку в перчатке. — Посмотри на это. Ты узнаёшь руку Элоторамога. Я видел грядущее, в нем нет добра и света. Лишь только горе и боль для нас обоих. Остановись и твой сын будет жить.

Ненависть полыхнула в глазах эльфийского короля, и он шагнул вперёд. Торвад не медля отбросил его сына в сторону. Что-то странное творил купол времени, поглотивший их вместе с этим залом. Образ Элмора множился. Сквозь его личину рвались наружу тени. Не меньше десятка чёрных силуэтов бесновались не в силах преодолеть притяжение высокой фигуры короля. Многоликая душа. Элмор ещё шагнул вперёд.

— Отдай руку, — прошипел он. Несколько голосов сливались в один. Некоторые кричали, другие хрипели, но все они сплетались в шипение Элмора.

— Сейчас сюда прибудет герцог Луц. Остынь и склонись, или беги. Твой сын жив и незачем разжигать огонь войны. Я видел — там нет будущего для тебя.

Элмор глухо засмеялся, но резко осёкся.

— Я ненавижу вас и ненавидел всегда.

Его лицо менялось. Из плена личины вырвалась тень, стирая очертания короля. Перед ним стоял человек с искажённым лицом. И тут догадка осенила Торвада.

— Ты полукровка.

— Да, — прошипел Элмор. — Сотни ваших жизней назад лесные бродяги поймали в лесной чаще мою мать. Несколько дней они насиловали её, а потом бросили умирать. Она выжила, и родился я. Изгой не нужный никому. Эльфы презирали меня и мою мать, а я их ненавидел. Но я добился своего и вот я король. И ты мне говоришь остановиться!? Мне не жалко никого. Война будет, пусть даже она сожрёт нас всех.

И Торвад понял свою ошибку. Ненависть Элмора зародилась намного раньше, и не Торвад был тому причиной. Это нужно остановить.

— Дай мне силы, — прошептал он перчатке, как учил оракул и бросился на Элмора.

Эльфы с годами не дряхлели, а напротив — набирались силы и умения. И простому смертному было невозможно победить короля. Но рука Элоторамога помогла. Она впитывала время. Выпивала жизнь Торвада и замедляла обезумевшего эльфа. Торвад атаковал Элмора, но тот, даже скованный силой перчатки, уходил от удара. Силы покидали Торвада, меч с каждым мгновением становился тяжелее. Он сделал ложный выпад, Элмор замешкался и попустил второй удар. Меч вошёл в живот эльфу и, недолго думая, Торвад с разворота срубил королю голову. Тело упало, и рухнул рядом обессиливший Торвад.

— Всё — войны не будет, — тяжело дыша, прошептал он, и вдруг увидел своё отражение в огромном зеркале у стены. Седой старик с иссохшим лицом смотрел на него. Вот она — цена услуги древних эльфийских богов.

Взгляд Торвада упал на сына Элмора. Тот стоял в углу со сжатыми кулаками. Кровь проступила из-под ногтей, впившихся в ладони. Взгляд мальчишки, обращённый на обезглавленного отца, пылал ненавистью. В памяти всплыли слова оракула.

— Ты развяжешь войну, и имя той войне — Ненависть.

Слеза скатилась по щеке Торвада. Оракул помогал ему. Помогал опрокинуть мир во тьму. Элмор был безумен всегда, и его война прекратилась много лет назад. Смерь отца на глазах сына — вот причина ненависти к людям.

— Ты развяжешь войну...

И эта война развязалась только что. Не Элмор, а его сын утопит мир в крови. И умирая, Торвад смотрел, как наследник короля скрывается за потайной дверью, а в окна врывается пламя драконов Луца.