Время веры
***
Текки услышал зов незадолго до рассвета. Он осторожно сполз с лежанки, стараясь не разбудить сладко спящую Мею, и вышел из хижины. Океан шумел и звал к себе, пока еще не громко. Он напомнил Текки тонкий аромат Меи, когда они только повстречались — не было силы, не было повеления, только намек, только обещание. Но зов нельзя не узнать, он щекочет, будит, заставляет вставать до рассвета, наполняет одновременно и радостью, и тоской.
Солнце поднималось из океана, огромное красное светило, с каждым днем становившееся все больше и жарче. Одни говорят, что само солнце зовет к себе лучших из своего народа, самых достойных, заслуживших вечное тепло. А другие, что это океан просыпается от солнца и манит на глубину тех, кто станет потом согревать мир в долгую зиму.
Как тут можно спорить? Конечно же, это океан. От желания прикоснуться к прохладной воде дыбом вставала шерсть на загривке, задние лапы пружинили и готовились к прыжку. Но нельзя, нельзя. В тепло отправятся только лучшие, остальные отдадут свои жизни зря. Надо терпеть, ждать, пока объявят испытания, где можно доказать свое превосходство. Зов наполнял его уверенностью, что он справится, что он достоин.
Текки подошел к самому берегу, положил передние лапы на огромный валун, и стал смотреть на солнце. Сначала еле слышно, потом все сильнее и сильнее, внутренний зов начал вырываться наружу. Пока наконец Текки не завыл в голос, зная, что его песня перекликается с голосами других, проснувшихся до рассвета.
***
Джулия знала, что она в безопасности. Пусть она стоит перед существом в два раза выше и в десять раз сильнее. Пусть даже это существо покрыто шерстью и больше всего похоже на оборотня из древних легенд. Самое главное здесь не клыки и не мощные лапы, а разум, которым обладают обе стороны. С точки зрения огромной Вселенной, в которой жизнь, особенно разумная, так редка — различия между гуманоидом и киноидом практически незаметны. А с точки зрения человеческой женщины — защитное силовое поле надежно спасает от всех неожиданностей.
Но все же под пристальным взглядом представителя внеземной цивилизации она чувствовала себя неуютно. И не только разница в размерах была тому причиной. Джулия представила, что видят сейчас на экране ее коллеги ксенологи, оставшиеся на станции. Огромная зверюга восседает на вершине небольшой пирамиды, а у подножия стоят двое представителей рода Homo Sapiens — мужчина, весь в черном, с серебряным крестом на груди, и женщина, практически без одежды, но зато с яркой раскраской на коже и множеством браслетов на руках и ногах. Невольно задашься вопросом, чей вид дальше ушел по пути прогресса.
Нет, на самом деле люди далеко обогнали местную цивилизацию. В конце концов, это земляне открыли подпространственные переходы и прилетели на Анубис, а киноиды только-только начали возводить каменные сооружения и едва освоили металлургию. Но как наладить контакт между двумя столь далекими друг от друга культурами? Может быть, вспомнить собственные корни, вернуться к прошлому. И Джулия начала танцевать, ритмично звеня браслетами, подпрыгивая, изгибаясь, вскрикивая в такт неслышной никому музыке. Она копировала шаманов африканских племен, которых изучала еще на Земле. Ей казалось, что киноид на пирамиде — туземный верховный жрец — смотрит с интересом. Однако вскоре он очень по-собачьи почесал лапой за ухом, потянулся, зевнул и… ушел. Джулия подождала пару минут, надеясь, что жрец вернется, но тщетно.
— Анубис-один, высылайте флаер, — обреченно сказала она в воздух.
— Уже вылетел, встречайте, — послышался голос капитана Марка. Браслеты служили не только украшениями: в одном был спрятан синхронный переводчик, в другом генератор защитного поля, а в третьем устройство связи. — Не забудьте собрать биоматериал.
Капитан, как и положено по должности, следил за выполнением поставленных задач и знал слабости подчиненных. Джулия от расстройства напрочь забыла о просьбе генетика Сержа принести образцы шерсти жрецов. Но уж чего-чего, а этого добра на пирамиде хватало.
Мужчина в черном — католический священник Антуан — не сделал ни малейшей попытки помочь в сборе образцов. Когда Джулия закончила, он пожал плечами и пошел к месту посадки флаера. Ей ничего не оставалось, как побрести за ним. Говорить не хотелось, но она знала, что священник не станет молчать.
— Ваши языческие танцы были совершенно не нужны. Как можно убедить кого-то в своей вере, если не веришь сам? Разве вы верите в африканских богов?
— Не думаю, что на мессу жрец отреагировал бы иначе, — устало ответила Джулия. — Вы верите в своего бога, но киноида это не впечатлило. Если бы они могли чувствовать разницу между верующими и неверующими, то одного вашего присутствия должно было хватить.
Антуан чуть снисходительно улыбнулся в ответ:
— Вы никогда не задумывались, почему про миссионеров говорят, что они “несут Слово Божие”? В начале было Слово, и молчание никак не может его заменить.
Джулия совершенно не умела с ним спорить, он постоянно заставал ее врасплох своими ответами. По бумагам, Антуан являлся ее подчиненным, его приписали к ксенологам, которыми она руководила. Что с одной стороны странно, а с другой… кто такие ксенологи? Работники никогда ранее не существовавшей профессии, набранные из самых разных отраслей, от психологов до этнологов. Куда ж еще было девать священника, как не в ее разношерстную команду. Вот только отношения у них никак не складывались.
— И что именно вы собирались им сказать? Прочитать проповедь? Киноиды не только не рассказывают про своих богов, они про наших тоже отказываются слушать. Сегодня был лишний повод в этом убедиться.
— Эти существа слышат глас Божий. Они просто не сумели до конца его понять. Я могу донести до них смысл того, что они слышат. Но для этого я должен говорить с ними сам, без шаманских плясок.
Что делает католический священник на другой планете, зачем он нужен во время контакта с первой обнаруженной внеземной цивилизацией? Этот вопрос Джулия задавала себе уже не в первый раз, но проблема в виде священника оставалась, независимо от найденных ответов. Когда контакты с киноидами зашли в неожиданный тупик, кого-то на Земле осенила мысль, что о вере надо разговаривать с верующими, а ксенологи почти сплошь атеисты. И вот результат — новоявленный Франциск Азисский, решивший проповедовать уже не птицам, а инопланетянам.
Подобные разговоры они вели далеко не в первый раз. Джулия ни в какую не соглашалась отпустить Антуана к киноидам одного, это противоречило всем правилам. Антуан в свою очередь отказывался сотрудничать с учеными. Он не нарушал правил напрямую, но и толку от него при встречах с киноидами было мало. Формально жаловаться вроде бы не на что: Антуан не клеймил персонал станции как неверующих грешников, не пытался освящать исследовательскую станцию и в целом не мешал ученым заниматься своим делом. Он просто хотел обратить другую планету в свою веру и искренне считал, что это возможно.
***
Текки пришел туда, где солнце говорило с сушей, туда, где подающий знаки ждал явившихся на зов, сидя на вершине горы. Эту гору для него построили отбирающие достойных, чтобы подающий знаки мог говорить с солнцем, мог смотреть на явившихся на зов сверху вниз.
Океан звал и манил, но нельзя было даже обернуться в сторону океана. Только лучшие из лучших смогут стать теплом. Три раза солнце уйдет и вернется обратно, а они все будут стоять здесь. В тот день, когда солнце выйдет из-за горы и поднимется точно над головой подающего знаки, услышавшие зов смогут отправиться в океан.
Подающий знаки все три дня останется с ними, следить за солнцем. Отбирающие достойных, что стоят вокруг на страже, тоже не уйдут, потому что нельзя пустить в океан слабых духом и телом, только выдержавших испытание. Но все они будут пить и есть, а услышавшие зов лишь смотреть и ждать знака, без еды и воды, без сна и отдыха, на жаре, под палящим солнцем.
Где-то неподалеку, среди пришедших посмотреть на испытания, сидит Мея, тихо воя от горя. Она надеется, что он недостоин, что он останется с ней. Волна гнева прошла по телу Текки — он достоин! Ему хотелось броситься на стоящих рядом, растерзать их, доказать, что он, именно он — достоин. Но нельзя. Надо ждать знака. Три дня.
* * *
Огромный экран в главном зале станции показывал старт испытаний. Спутник на низкой стационарной орбите давно следил за главной святыней Анубиса. В зале собралась толпа, но не такая уж и большая. Джулия вздохнула: человек ко всему привыкает. Пять лет назад, когда люди увидели испытания в первый раз, было много крика — жертвоприношения! публичные истязания! остановить! помочь! А теперь, когда представление повторяется в третий раз, никто уже не кричит и не возмущается.
Большие серые фигуры, словно явившиеся из ночных кошмаров, стояли вокруг знакомой пирамиды. Через три дня, в день местного солнцестояния, по сигналу главного жреца они кинутся убивать и калечить друг друга. После жестокой схватки все способные ходить отправятся в океан, чтобы уплыть как можно дальше и утонуть. А люди будут смотреть на все это и ничего не делать.
На Анубисе люди заняли позицию стороннего наблюдателя, и внутренне Джулия никак не могла с этим примириться. Конечно, чужая религия заслуживает уважения, но что делать с жертвоприношениями? Неужели просто позволить обществу заниматься самоистреблением?
Несколько человек вяло обменивались теориями по поводу происходящего. Джулия поморщилась — пустые разговоры. Гормоны, контроль популяции, захват власти — теории одна беспочвенней другой, доказательств ни у кого нет. До нее долетали обрывки фраз:
— … нет, я проверил, жрецы принадлежат к тому же подвиду, что и остальные киноиды. Моя идея, что они захватчики, не подтвердилась, — это Серж, генетик.
— Жрецы и так не похожи на захватчиков, слишком уж оперативно раненных собирают, да и тех, кто передумал топиться никогда не трогают, — подметил кто-то из ксенологов.
— Я же говорю, это природный механизм. Эффект лемминга… — геологи почему-то особенно любили эту теорию.
— Эффект лемминга миф!
— Это на Земле миф, а тут — кто знает.
— Кстати, я рассказывал уже про глубоководных рыб? У них цикл совпадает с … — Серж в последнее время переключился на местную морскую живность и в любой разговор вворачивал своих рыб. Но продолжить ему не дали.
— Пустые разговоры! — послышался голос Антуана. Он говорил негромко, однако его голос перекрывал всех. — Вы гадаете о причинах, но есть очевидные истины. Помоги страждущему, накорми голодного, утешь плачущего. Вы не делаете даже этого!
Джулия вроде и сама думала об этом, теми же словами, но услышав Антуана сразу напряглась. Мысль, что их взгляды могут совпадать, была ей неприятна.
— Мы не знаем, что в этом случае…
— Я как раз говорил, что глубоководные рыбы…
— Инструкции категорически запрещают...
Все начали отвечать сразу, поднялся шум. Джулия вздохнула — давно ли ученые бросали вызов духовенству, рушили их картину мира. Как же все поменялось — теперь в роли осторожных ретроградов уже люди науки, а говорящий о простом милосердии священник становится изгоем. Но все-таки она была его начальницей и не могла не отреагировать:
— Антуан, вас отправили сюда, чтобы найти общий язык со жрецами. Чем быстрее мы сумеем заново наладить с ними контакт, тем скорее сможем понять происходящее.
— Я здесь, чтобы спасти как можно больше заблудших душ. Мне не важно, жрецы это или нет.
— А церковь уже признала наличие души у киноидов?
— На этот раз можно начать со спасения тел, не правда ли?
Ей никогда не хватало запала довести спор до конца, последнее слово вечно оставалось за священником. Но в этот раз на помощь неожиданно пришел Серж:
— Церковь уже достаточно натворила дел на Земле. Мы подождем со вмешательством, пока не будем иметь на руках всех данных.
— И сколько еще лет вы будете собирать свои данные?
— Сколько понадобится. Это наука.
— Для вас наука, а для меня — загубленные души.
— Перестаньте вы про свои души, — Серж терпеть не мог священника и не особо осторожничал со словами. — Действовать методом тыка тут нельзя, это разумные существа. Про их мифологию мы ничего не знаем. Жрецы про испытания молчат. Простые киноиды твердят: “Нельзя ослушаться зова”, и ни слова о том, что такое этот зов. Что тут можно сделать?
— Убрать жрецов, разогнать испытания, накрыть всех парализующим полем во время битвы, выловить тонущих из океана… — священник перечислял все те расхожие идеи, что обсуждались на Земле.
— И что дальше? Где гарантии, что испытания тут же не начнутся снова? Или что спасенные не станут крушить все вокруг, включая спасителей?
— Антуан, вы предлагаете нам пойти на нарушение протокола контакта? — в спор наконец-то вмешался капитан Марк, которому все это надоело.
От упоминания о протоколе священник сник — капитан имел полное право отправить нарушителей на Землю. Поняв, что продолжения не будет, Антуан оглядел смутившихся ученых и молча вышел из зала. Джулия кисло улыбнулась, не зря они не могут найти общий язык с местными жрецами — у них и с земными не очень получается.
* * *
Дважды солнце село и снова взошло, а Текки продолжал стоять под взглядом подающего знаки. Не все явившиеся на зов смогли выдержать испытание. Тех, кто терял сознание от жары, жажды и голода, отбирающие достойных быстро вытаскивали из толпы. Их будут поить сонным отваром до конца четвертого дня. Кто-то из очнувшихся не примет свою судьбу и все равно уйдет в океан, хоть и не станет теплом. Но большинство смирится с участью недостойных и вернется домой.
Домой… Эта мысль вдруг пробилась сквозь оглушающий зов океана. Домой… к Мее... к прохладным стенам уютной хижины… Текки встряхнул головой и тихонько зарычал. Он выдержит, он достоин, он не упадет без сил, не рванет сквозь строй отбирающих к океану, он станет теплом.
Зов океана опять перекрыл собой все остальное. От жары прохладная вода казалась еще желаннее. Уйти, уплыть, погрузиться в безмятежность, отдать свое тепло другим. Но если пойти прямо сейчас, то все будет зря, только после битвы можно отправиться в последний заплыв.
Битва. Текки закрыл глаза, чтобы не видеть стоящих рядом. Как же хотелось начать битву поскорее, дать волю застоявшимся мышцам, вонзить в чужую плоть когти, рвать зубами чье-то сопротивляющееся тело. Не открывать глаза, ждать, еще один день, до знака.
Волны желаний накатывали одна за другой — упасть от бессилия, вернуться домой, уйти в океан, начать битву, опять упасть. Но Текки знал, что все это часть испытания. Главное выдержать, не поддаться ни одному из этих чувств — и тогда он окажется достоин.
* * *
— … на пожарном флаере! — Джулия не разобрала, кто это.
— Не может быть! — обычно капитана сложно вывести из себя, но сейчас он был разъярен.
— И рыб моих утащил! Рыбы-то ему зачем? — возмущался Серж.
Джулия вбежала в главный зал станции и огляделась. По тревоге тут собрались все, кто не работал сегодня снаружи. Почти двести человек ошалело смотрели на экран, который транслировал что-то невероятное. К заполненной киноидами площади приближался пожарный флаер. В жаркое лето в местных лесах часто случались возгорания, и флаер всегда был в полной готовности. Но полеты вблизи поселений были строго запрещены. Кто осмелился полететь прямо к местной святыне?
Флаер завис над площадью и начал распылять воду. Обычно в баках у него был химикат для тушения огня, но в этот раз явно кто-то решил превратить машину в огромный душ. Площадь оживала под льющейся с неба водой. Потом открылся грузовой отсек и оттуда посыпалась живая рыба. От вида и запаха пищи серая масса на площади заколыхалась, многие прыгали вверх, хватали рыбу зубами прямо на лету. А из флаера меж тем послышались рычащие и лающие звуки — речь киноидов, пропущенная через усилители.
Джулия схватилась за свой переводчик: “Явившиеся на зов продолжали свой путь, и океан вел их. Когда пришли они в лето, то стали рычать на подающего знаки, говоря, что раньше им было лучше, а летом нечего есть…” Что это? Откуда это? Речевой синтезатор у лингвистов пока получился не слишком продвинутым, кто-то загнал в него текст, явно не понимая технических ограничений. Собравшихся на площади, впрочем, загадочные слова с небес волновали мало.
Первые драки начались практически сразу, из-за рыбы. А потом волна насилия покатилась дальше, от центра к краям площади. Несколько десятков киноидов кинулось к пирамиде, к главному жрецу, и его буквально снесло с вершины. Цепь охранников продержалась недолго — жрецы могли удержать одиночек, но оказать сопротивления такой массе у них не получилось. Кто-то погиб под напором обезумевшей толпы, кто-то успел сбежать. Зрители, ждавшие поодаль, тоже разбежались. Но это не остановило побоища — недавно еле державшиеся на ногах от жары и голода испытуемые, после холодного душа и пищи кидались друг на друга с неиссякаемой яростью. Мешанина из тел, грызущих, рвущих, дерущих друг друга, уверенно двигалась в направлении океана.
* * *
Текки не досталось ни воды, ни рыбы. Он стоял далеко от центра и не смог пробиться к неожиданным дарам. Его несло вместе с толпой в сторону океана — наконец-то! — но он чувствовал растерянность.
Двуногие пришельцы давно не были новостью, как и их летающие машины. Но чужаки не слышали зова и никогда раньше не мешали испытаниям. Солнце еще не зашло в третий раз, подающий знаки не давал сигнала к битве, отбирающие достойных не убрали раненных и убитых, а явившиеся на зов уже бегут к океану. Примет ли их океан, станут ли они теплом? Надо ли было оставаться на месте?
Усталость и жара валили с ног, полученные во время драки раны кровоточили и ныли, особенно болела правая передняя лапа, прокушенная кем-то до кости. Океан звал к себе, но во властный его зов вмешивались нотки сомнения. Все не так, все не правильно. Кто достоин, а кто нет?
Впереди показался каменистый пляж, пахнуло прохладой. Океан позвал громче, прибавляя Текки сил. Добежать, ворваться в воду, и плыть, плыть, плыть, пока океан не позовет еще дальше, на глубину. Добежавшие первыми уже рассекали волны мощными лапами, еще чуть-чуть и он будет с ними.
Текки вдруг почувствовал знакомый аромат. Мея! Она где-то рядом, пришла посмотреть на его последний заплыв. Мея!.. Ее запах был так знаком, но что-то в нем было новым, странным. Текки замедлил бег. Предательская рана на лапе отдавала болью в плечо. Океан забирал к себе достойных… или все-таки еще не достойных…
Беременна! Текки вдруг понял, что означала перемена в запахе Меи — она ждет потомство. Она не справится одна, без него. Он должен греть в эту зиму ее, а не океан. Но неужели он не достоин? Неужели он останется на берегу? Текки уже не бежал, он еле брел и тихонько выл. Еще недавно все было так просто и ясно. Ему хотелось обратно, в ту кристальную ясность. Ему хотелось в океан, на глубину. Ему хотелось домой, к Мее. Текки остановился и громко завыл от горя.
* * *
Опять этот надоевший экран в центральном зале станции. Надо ли было лететь на другую планету, чтобы без конца сидеть перед ним? Но что делать, если после выходки Антуана контакты с местными под строгим запретом, да и вообще наружу не выпускают без разрешения капитана? Все ждут указаний с Земли, а там решают не быстро.
Джулия попыталась сосредоточится на том, что рассказывал Серж. На экране мелькали его любимые глубоководные рыбы, которых он снимал с батискафа. Но мысли возвращались к недавним событиям.
Вмешательство Антуана, решившего поиграть в пророка, привело к большому количеству жертв на площади. Обычно у кинодиов не было столько сил на агрессию, а тут битва завязалась на день раньше, да и вода с рыбой помогли. Но с другой стороны, куда больше испытуемых остановились в последний момент, у океана. Вместо стандартных десяти процентов, в этот раз чуть ли не треть повернула назад — больше убитых, но меньше утонувших. Самое плохое, что погибло много жрецов, в том числе и главный, чего раньше никогда не случалось. Как теперь заново налаживать контакт и объяснять произошедшее местным — непонятно. Люди прятались в станции, не столько из страха — все-таки примитивная цивилизация не могла им причинить вреда — сколько от стыда.
— Вот это явление я и хотел вам показать, — Серж немного повысил голос, пытаясь привлечь внимание аудитории.
От стаи рыб на экране начали отделяться самые крупные особи. “Рыбами” их называли только по аналогии с Землей. Помесь угря и акулы, с крупными зубами, с шипами на длинных гибких хвостах — Анубис любил пугать людей внешним видом своих обитателей. Те рыбины, что собирались в кучу, были никак не меньше трех метров в длину. Серж включил ускоренный просмотр, и две стаи быстро потеряли друг друга из виду — более мелкие остались на месте, а отделившиеся гиганты двигались от берега, стараясь держаться ближе ко дну. Видно было, что они нервничают, бьют хвостами. В какой-то момент общий тревожный фон усилился, и вот уже хвосты стали бить по соседним рыбам. Вода словно вскипела — гиганты бросились друг на друга.
— Они бьются до смерти. Их тела остаются на глубине, тут мало кто может до них добраться и съесть. А зимой течение поднимает останки выше и несет к берегу. Они превращаются в пищу для молодняка, как раз в период, когда еды не хватает. Этот цикл повторяется каждый год. Видео снято во время летнего солнцестояния, тогда же, когда проходят испытания у киноидов.
Народ зашумел, теперь уже все внимательно смотрели на экран, где искалеченные тела рыб усеяли дно океана. Серж несколько сбивчиво отвечал на посыпавшиеся вопросы:
— Да, я провел анализ. Киноиды не являются прямыми потомками этих рыб, но у них были общие предки, уже вымершие.... Да, судя по всему, механизм один и тот же. Но в случае киноидов это атавизм... Нет, киноиды не поедают зимой трупы утонувших или убитых… Тут будет нужен дополнительный анализ. Я выделил своеобразный “ген Лемминга”, который провоцирует агрессию и суицид, он есть и у киноидов, и у рыб. Похоже, что он же влияет на рост и выносливость... Нет, не удивительно, у рыб от крупных особей больше пищи получается... С киноидами сложнее. Но похоже, что плюсы гена перевешивают все минусы. Здесь очень тяжелые зимы, лишняя масса и физическая сила не помешают...
Наконец Серж не выдержал:
— Погодите вы с вопросами! Я еще не закончил. Интересно, что в моих образцах у жрецов рецессивный вариант гена. А у всех утонувших он доминантный... Да, я добрался до трупов и брал образцы...
Джулия обхватила голову руками, пытаясь осознать услышанное. Если это правда, то киноиды бросаются сначала друг на друга, а потом в океан не по приказу жрецов, а по внутреннему зову, инстинкту, сродни инстинкту размножения. А жрецы, получается, этого внутреннего зова не слышат или могут его контролировать. И тогда… тогда испытания вовсе не жертвоприношения, а наоборот, попытка приглушить инстинкт, включить другие механизмы — защиты, самосохранения.
Понятно, почему жрецы не хотели разговаривать о религии — они вообще не знают, что это такое. Все показное уважение людей к испытаниям для них не имело смысла, а уж людские верования волновали еще меньше, как голодающего мало интересуют различные диеты. Они ждали от людей помощи в борьбе с массовым психозом, а не рассказов об инопланетных сумасбродствах.
— Нет, я не занимался поисками гена религии у людей, — продолжал отбиваться от вопросов Серж. — Строго говоря, это вообще не гены, тут совсем другая структура...
Джулия поискала глазами Антуана, он сидел поодаль под присмотром двух дежурных. Никто не знал, что делать со священником — запирать нарушителя не захотели, но и без надзора оставлять было опасно. Поэтому установили круглосуточное дежурство, пока не придет рейс с Земли с новой сменой и инструкциями. Очень велика вероятность, что обратно отправится не только Антуан, но и капитан, да и она сама — ответственность за происшествие лежала на многих.
Несмотря на грустные мысли, Джулия улыбнулась про себя — все-таки любовь к словам подвела священника. Она вскрыла его речевой синтезатор и обнаружила, что над площадью звучал отрывок из Библии, где рассказывалось про манну небесную. Но в местном языке не было понятий ни Бога, ни пророка, ни даже пустыни, и переводчик подобрал наиболее близкие аналоги — океан, посылающий зов; верховный жрец, командующий испытаниями; лето, когда в мир приходит жара. Вот и получилась вместо проповеди сюрреалистическая зарисовка.
И все же Антуан вызывал у нее сочувствие, несмотря на все доставленные им неприятности. Заставил ли он Сержа плотнее сесть за исследования и докопаться до генетических связей? Сложно сказать. Открытий подобных сегодняшнему можно ждать годами, а можно и не дождаться никогда. Священник знал, куда ведет дорога, вымощенная благими намерениями, но выбрал действие, а не молчаливое соглашательство с происходящим.
Может быть она отправится обратно на Землю вместе с ним, может быть останется здесь. Но в любом случае, время невмешательства для людей закончилось, чему она была только рада.
* * *
Текки снилось, что он плывет навстречу солнцу в океан. Но даже во сне в нем сквозило недоумение — что он здесь делает, зачем, кто позвал его сюда. Мея заворочалась, и Текки вынырнул на миг из глубин сна. Он дома, ему даже не надо плыть обратно, он уже тут. Положив поудобнее перевязанную лапу, Текки уткнулся носом в теплый, растущий живот Меи и вдруг решил, что утром пойдет к отбирающим достойных. Ими обычно становились те, кто никогда не слышал зова, но отбирающих так много погибло в эти испытания… Может, он пригодится, может, он сумеет объяснить остальным, что суметь ослушаться зова — это тоже достойно.