Реальная магия (практическое руководство)
Все началось с того, что ее вышибли с работы. Начальница, стерва...
Нет, ну не сошлись характерами — и бог с ним. Подойди, скажи в глаза — ты, мол, мне не нравишься, так что подыскивай себе новую работу. Нет уж, все за спиной, все втихомолку — как в их коллективе принято. Болото.
Надя понуро шагала по обочине пешеходной дорожки, до которой еще не успел добраться дворник; на багряный кант асфальта с тихим шелестом, почти неразличимым за шумом редкого в это время транспортного потока, моросил дождик. Она еще внимание обратила на странность — на опавшие листья капли падали чаще и охотнее, чем на асфальт — ну естественно, там же мягче. Впрочем, это, возможно, ей только казалось...
Пластиковая дверь магазина впустила ее в кондиционированное тепло, Надя тоскливо скользнула взглядом по никелю и стеклу витрин, рука сама собой встряхнула в кармане горстку мелочи. В другом кармане еще шуршало — только ненадолго... Впереди выходные, время, когда на работу устроиться нереально. За два дня этот ворох десяток она проест. Даже — вот прямо сейчас потратит, а до первой зарплаты нужно как-то дожить. Еще даже работа не найдена, так что... Кому в этом городе нужен бухгалтер, если их штампуют в колледже пачками?
Под дождь она вышла с пакетом, в котором лежала банка кильки в томате, батон и пара бэпэшек — все, финансовый кризис. Как и по всему миру... Осталось двадцать рублей.
От жалости к себе что-то напряглось в груди, словно там провернули лезвием длинного ножа; прямо оттуда, из груди, казалось, натянулись тонкие стальные тросики, утаскивая глаза поглубже в череп, освобождая дорогу слезам. Надя сунула зонт в пакет — хорошо, что дождь; сейчас лицо намочит небесная вода и слезы перестанут быть так заметны. Ей проще, она почти не пользуется косметикой, так что лицо не уплывет. Плыть нечему.
Дедушка — букинист стоял у стены железнодорожного училища, упакованный в копеечный целлофановый дождевик, ярким кислотно-зеленым пятном выделяясь на фоне мокрой стены. Впрочем, погруженная в свои мысли Надя так и прошла бы мимо, не заметив, однако...
— Девушка, не проходите мимо! Девушка!
Она даже не поняла сразу, что это к ней обращаются. Вздрогнула, возвращаясь в реальность, обернулась.
— Не проходите! — и замолчал ожидающе. Надя почувствовала себя глупо: она молчит, он молчит, смотрит на нее глазами, вокруг которых — сеточка мелких морщин. Странно, она могла бы поклясться, что глаза в обрамлении этой дряблой кожи совсем молоды... Вот только у глаз возраста не бывает, она отвернулась, хотела сделать шаг в сторону дома — вот он мокнет под дождем, рукой подать...
Но шагнула к букинисту.
Книги были разложены на раскладушке, стоящей одним краем в луже; на парниковой пленке, под которой темнели обложки, собрались мелкие лужицы. Дедушка оживился.
— Что вас интересует? — Прозвучало так официально (и — неожиданно после его "не проходите..."), что Надя даже вздрогнула, стряхивая наваждение, в кармане двадцатка — а она книги рассматривает. Но букинист смотрел с такой надеждой, что в горле встал комок. А кто, собственно сказал, что этому пенсионеру легко? Мокнет тут под дождем целый день, наверняка ничего не продал. Сейчас постоит еще — и вернется в свою каморку, где пахнет пылью и старыми переплетами, где никогда не открывается окно, а за фанерной дверью громко звучат голоса гастарбайтеров... она так ярко все это представила, что сердце сжалось. Нет, зря она думала, что ей хуже всех пришлось. Пальцы против воли потащили из кармана две мятые бумажки — все ее богатство.
— А что можно купить на эти деньги?
Он посмотрел внимательно на нее, принял, чуть ли не вырвал у нее деньги. Ее последние деньги... словно что-то переменилось в нем, одна сущность уступила место другой — он торопливо сунул купюры под плащ, в карман заношенного и траченного молью пиджака — пока не передумала, не забрала назад...
И перед ней снова очутился рассудительный спокойный человек, может, в прошлом — преподаватель университета... Что-то было в нем такое, что выдавало — всю свою жизнь он трудился вовсе не грузчиком.
— На эти деньги? Выбирайте любую книгу, девушка. — Он отдернул целлофан, мелкие капельки дождя жадно ринулись на обложки из вытертого кожзама и бумаги. Книги все засаленные, растрепанные — и откуда он только выволок их? Наверняка с помойки, в наше время частенько книги просто выбрасывают... странно, ни имена авторов, ни названия ей ровным счетом ничего не говорили, хотя она много читала.
При взгляде на его раскладушку, у Нади засосало под ложечкой. Дура! Отдала последние деньги! Вот ведь идиотка!!!
А можно... — она проглотила окончание. Деньги он не вернет. Просто пошлет ее подальше, всучив какую-нибудь макулатуру.
— Давайте я помогу вам выбрать. Какие у вас пожелания?
— Чуда я хочу! — Ответила она слишком резко, внезапно озлившись. Дедушка не отреагировал на тон, наморщил лоб.
— Так, чуда, чуда, чуда... Ага! — он сдвинул целлофан еще дальше и вытащил тоненькую книжку, обложенную пожелтевшей газетой. — Вот, пожалуйста!
— Что это? — Надя автоматически взяла книгу, которой букинист прямо-таки ткнул ей в живот. Злость испарилась так же быстро, как и вспыхнула. Надя открыла титульный лист.
" В.Н. Греков. Реальная магия. Практическое руководство".
Она против воли улыбнулась, прочитав внизу страницы — "Издательство "Молодая Гвардия". Блеск.
— Это — чудо. — В голосе букиниста не было и намека на издевку. На страницу упала капля — первая, хотя дождь моросил плотной пеленой, Надя быстро захлопнула книгу и сунула под куртку.
— Чудес не бывает. А жаль... Спасибо.
— Чудеса бывают, девушка. В них просто верить нужно. — Глаза, такие молодые на старческом лице, смотрели серьезно.
* * *
Перед подъездом растеклась огромная лужа — как всегда в дождь. "Вот сейчас бы..." — подумала она, — "Самое время для библейского чуда. По воде, аки посуху..." Сосед снова заехал на своем джипе к самому подъезду, на сверкающем лаке капли собрались в небольшие дрожащие лужицы. Ему-то удобно, а вот все остальные должны по луже ходить! Надя остро пожалела, что нет в кармане гвоздя... хоть она и шла на цыпочках, холодная вода все же добралась до змеек сапог и полилась внутрь.
Дом встретил сухим теплом — Надя не выключала обогреватель. Она положила книгу на полку в прихожей, стянула сапоги и куртку, определила на просушку к электрокамину. Колготки пустили стрелку — плевать, под джинсами не видно...
Все-таки есть в этих копеечных супах какая-то своя прелесть. Когда на голодный желудок, да с батоном, на который выложена килька, мякоть пропитывается розовым томатным соком... Как в студенческие годы. Чайник еще не остыл, она бросила в чашку одноразовый пакетик чая, залила горячей водой.
И вспомнила о книге.
Ее все-таки неприятно было брать в руки — уж слишком засалена газета, которую надели вместо суперобложки. Под газетой оказалась твердая черная поверхность кожзаменителя — без надписей, без тиснения, не сразу поймешь, с какой стороны книгу открывать. Отголоски кризиса девяностых — тогда не до украшательств было, издательства выживали, зубами цепляясь за все, что могло принести прибыль. Наде стало понятно, как такая книга могла выйти в ТАКОМ издательстве. Ну что же...
Надя устроилась на диване, включила свой черно-белый китайский телевизор, убавила звук и открыла книгу.
"Ваш мир находится только у вас в голове. Личная вселенная, а вы — ее центр. Отбросьте все, что вы знали до сих пор — "мир незыблем, неизменен, камни падают только вниз"... Это ложь. То, что вы знаете об окружающей вселенной — ложно. Сама эта вселенная доступна вам лишь через ваши органы чувств — такова ли она на самом деле, как вам представляется? Нет.
Вселенная со своими законами незыблема только потому, что вам внушали это с самого детства. Я не призываю вас поверить мне на слово, вы сами убедитесь в этом к концу книги.
У каждого из нас своя реальность, мы отгорожены друг от друга тонкими но сверхпрочными стенами персональной вселенной. Если с вами в вашей вселенной что-то происходит — то лишь потому, что на то есть ваша воля — осознанная или нет.
Чудес в вашей вселенной не случится до тех пор, пока вы в них не поверите, пока не позволите им войти в ваш мир."
"Ну-ну" — скептически хмыкнула Надя. — "Надо же, я, оказывается, сама хотела вылететь с работы! И жрать вермишель быстрого приготовления! И бояться завтрашнего дня!" Она чуть было не отшвырнула книжонку, но что-то сквозило между строк, навязчивое, сродни гипнотическому трепу уличной цыганки.
Читать она все же продолжила... скорее — из принципа, чтобы отбить потраченную двадцатку.
"То, что снаружи вас — иллюзия. Она влияет на вас в той мере, в какой вы позволяете. Вы общаетесь не с людьми, а с их образами, которые вы создали для себя. Для миллиардов людей вас не существует — потому, что вас нет в их вселенной. А они для вас насколько реальны? Положа руку на сердце — самого близкого вам человека вы знаете до конца? Увы, это не так. Вы знаете лишь его образ, который сами же и создали. А что у него в голове в каждый конкретный момент? Иллюзия заслоняет собой того, настоящего человека.
В вашей вселенной нет этого человека. А есть образ, который складывается из того, что вы знаете, думаете о нем и чувствуете к нему.
А если весь мир только иллюзия — то почему нельзя управлять им так, как вы управляете, скажем, своей фантазией? Зачем вам дана свобода воли?
Позвольте себе. Это просто и сложно одновременно. Вы ведь — главный человек в вашей вселенной, кому же еще должно быть позволено все? Вам придется сломать те рамки, которыми вы сами себя ограничили, чтобы хоть раз в жизни почувствовать себя по-настоящему свободным человеком — именно тем, что создан по образу и подобию Творца.
Довольно слов, пора убедиться в вышеизложенном. Начнем с основного — с отношения к окружающей нас иллюзии."
Надя оторвалась от книги, когда строчки стали сливаться, с удивлением обнаружила, что уже вечер. Чай давно остыл, она все же выпила его — холодный и чересчур крепкий, он оставил во рту неприятный вкус. Чудо... неплохо бы конечно. Ну вот сейчас, например — чего бы она хотела больше всего?
Денег. Просто немного денег. Что нужно для того, чтобы чудо произошло? Желание — да, вот оно, в наличии. Так...
Надя против воли улыбнулась. Ну-ну, вот сейчас прозвучит звонок в дверь и на коврике будет стоять чемодан с деньгами. Нет, в это она не поверит. Не может поверить. Так...
Звонок действительно раздался, но не трель дверного, а рингтон мобильника. Сообщение... Надя прошла в прихожую, не зажигая свет полезла в карман сумочки. Нет, мобильник в верхнем кармашке...
Она замерла, не веря себе. Пальцы что-то нащупали... какую-то бумагу. Не вынимая руки из сумочки, она дотянулась другой до выключателя, под потолком вспыхнул светильник. Это...
На свет появились купюры. Три полтинника и сотенная. Двести пятьдесят.
Чувствуя, что ноги перестают слушаться, она сползла по стене, все еще неверяще глядя на деньги. Немного денег, как и сформулировала... Она даже вспомнила, откуда они — в день зарплаты заходила в магазин, это сдача. Которую она почему-то убрала в средний кармашек — в тот, которым никогда не пользовалась. И — не достала дома... Обычно она носила деньги в карманах одежды, в сумочку клала только в сильную жару, когда одевалась легко. Жары не было уже давно, август выдался холодным и дождливым — да так и зарядило, даже без бабьего лета этот год, похоже, обошелся.
Так что, произошло чудо?
Она подумала — и решила, что произошло. Засчитано. Один — ноль в пользу магии. Ах да, мобильник... Сообщение прислал оператор связи — не забудьте пополнить счет.
Это подождет.
* * *
Самым сложным оказалось поверить. За четверть века она привыкла жить по-другому — как все. Книгу читала и перечитывала, получалось далеко не все сразу, однако, работу она нашла уже на следующий день — купила газету объявлений, по первому же звонку устроилась, хоть и суббота была. Раз — и все. Нужно верить... Нет, неправильное слово. Нужно знать. Знать, что все будет по-твоему, не сомневаться в этом ни секунды. Пришлось продать телефон, чтобы прожить неделю до расчета — ей дали за трубку хорошие деньги, почти как за новую. Магия, как ни странно, работала, пусть сначала слабо... А ее это устраивало. Больше — было страшно.
И самовнушением это не было, хоть она и пыталась поначалу отказываться от этой мысли.
Букиниста она не нашла ни наследующий день, ни потом. Кольнуло — она и раньше, до той черной пятницы его не видела. Словно дедушка появился специально для нее, и, оказав ей помощь, исчез. И это больше остального помогло осознать — в ее жизнь вошло новое, неизведанное раньше...
То, что незримо было с ней всю жизнь, только она внимания не обращала. Когда покупала в кассе последний билет, когда успевала на последний автобус — потому, что тот задержался; когда получала на день рождения то, о чем мечтала... Только теперь ее не несло хаотично в потоке жизни, она сама училась управлять своим движением.
* * *
Утро выдалось солнечным, она проснулась прежде, чем прозвенел будильник, и еще понежилась в постели, наблюдая, как оранжевые лучи путешествуют вниз по фасаду здания, стоящего через дорогу — а над шиферной крышей небесный художник разлил целое море синей краски. С первого взгляда видно было, насколько это море глубоко. Надя сварила себе кофе, напевая вместе с радио, стоящем на холодильнике, сделала бутербродик — один, фигура не казенная. Магия — магией, но и самой усилия прилагать нужно.
В ЖЭКе у кого-то проснулась совесть — начали ремонтировать их подъезд, закрасив "народное творчество", заодно оборвали с дверей подъезда надоевшую рекламу. Наверное, впервые в жизни она была счастлива. На все сто, без дураков. Ее мир заботился о ней, делал все, чтобы ей было хорошо. Иногда становилось не по себе — такое счастье не может длиться вечно... "А почему, собственно?" — спрашивала она себя. Действительно, почему? Кто помешает? Кому она позволит помешать?
Книга уже не открывалась — Надя знала ее наизусть. Но все равно — лежала на туалетном столике.
Она спорхнула по загвазданным побелкой ступеням вниз, туда, где из дверного проема в пролет поднималась утренняя свежесть, заставляющая грудь дышать чуть глубже, впуская в себя воздух отмытого ночным дождем мира. Солнечный свет, пробивающийся сквозь артритные пальцы-ветви тополей позолотил челку, защекотал щеки и нос... словно вернулось лето. Даже дворник, метущий листву (она никогда не обращала внимания, как же ее чертовски много опадает) в это ощущение вписывался гармонично, как ни странно.
В голове крутился какой-то ненавязчивый мотивчик — и она начала напевать, вполголоса, чтобы прохожие не сочли ее за сумасшедшую. Странно, если вдуматься: когда человек напевает себе под нос, естественная реакция окружающих — покрутить у виска и шарахнуться в сторону, вдруг это заразно? Бедолаги, замуровавшие себя в клети общественного мнения (с виду стальные, а дунь — рассыплются ржавчиной и тленом), лишенные не возможности, но самой способности узнать, что есть настоящая свобода.
Пятнадцать секунд до.
За ее спиной чуть слышно хлопнула дверь, оставив на лакированном борту иномарки лишь узкий непрерывный блик, в котором собрался весь солнечный день, последний солнечный день года вместе с узловатыми пальцами ветвей, ведром (небом) лазури, желтушной (гепатитной) стеной старого корпуса училища, пылью и камушками неасфальтированного пятачка — автостоянки...
Тринадцать секунд до.
Со стороны Первомайки ковыляла "двойка" — старый мятый "Икарус" — "гармошка", почти всю жизнь катавший студентов в колледж. Тяжелая ему жизнь выпала, поролоновые сиденья давно уже сменили деревянные реечные лавки, для иллюзии цивильности покрытые вытертым лаком; с покрывающими текстолит салона надписями вроде "202М рулит!!!" и мутным триплексом стекол. Водитель разогнался на второй передаче, поставил рычаг коробки в нейтральное положение, затем навалился на него всем весом — однако, пока изношенные шестерни нашли друг друга на третьей, обороты истекающего маслом дизеля упали настолько, что всю "гармошку" затрясло крупной лихорадочной дрожью в дребезге металла, фанеры и стекла.
Десять секунд.
... а в сущности — довольно глупо на мнение этих калек реагировать (объясни слепому, как пылает налитое кровью зарево ветреного заката). Все свои эмоции и сим(анти)патии они обращают даже не на нее, а на тот абстрактный образ, который существует в их вселенной, и мало отношения к ней имеет...
Девять.
Чирикнул стартер черного лакированного монстра, дрогнул хромированный кончик глушителя, выглядывающий из такого же черного бампера, литры мотора наполнились бензиновым ветром, огнем и гарью.
Семь...
Иномарка неслышно подкралась к краю проезжей части (из-под колеса выстрелил камушек, но звук потонул в реве автобуса), широченные скаты преодолели кромку асфальта и замерли. Водитель потянулся за сигаретами.
Пять...
"Двойка" собрала за собой целую колонну, на узкой улице обгонять ее было рискованно. Синюю глыбу "гармошки", испещренную шрамами сварки прокатило мимо Нади, дохнув в лицо выхлопом.
Парнишка (прыщавый и ушастый, совсем молоденький), сидящий за рулем старенькой "копейки" (которая явно была старше, чем он сам) притормозил и показал Наде рукой — "проходите". Она кивнула ему, улыбнулась...
Три...
...и шагнула на проезжую часть.
Две...
Все внимание водителя было поглощено транспортом слева. Старый ржавый "жигуль" притормозил... да, точно, остановился...
Одна секунда.
Из-под колес полетели мелкие камни, но длилось это лишь долю секунды. Глыба черного лака выстрелила на асфальт, набирая обороты...
Ноль.
Он заорал, изо всех сил уперся в руль и так же отчаянно придавил тормоза. Он не видел этой девушки, не замечал до самого последнего момента.
Бампер ударил ее прямо в синий деним голени, она нелепо взмахнула руками и исчезла из виду, скрытая бугристым капотом...
* * *
— Точно уже прошло? — в его глазах плескалось беспокойство.
— Да точно, точно! — Надя, против воли, улыбнулась — какой-то он был нескладный, такой... такой свой. — Я же говорю — больше от неожиданности упала. Сам попробуй, попрыгай на шпильках!
— Не буду пробовать. — Он так забавно сделал слегка обиженный вид, что Надя прыснула. Парень, чуть не сбивший ее, кофе почти не пил, лишь катал в руках края чашки. В кафешке, несмотря на раннее время, было многолюдно; они выбрали столик у окна (ее любимый столик) и солнце бросало на них тонкие полосы света сквозь жалюзи.
— Заставлять не буду. Все равно ты на шпильках — как, прости, корова под седлом смотреться будешь...
Он фыркнул от сдерживаемого смеха, от этого Надя и сама рассмеялась. Они хохотали на все кафе, наплевав на то, что про них могут подумать.
Снова магия?
Она к этому склонялась...
* * *
Надя провела пальцем по муравьиной дорожке волос, спускающейся по его животу. Он уже почти заснул, дыхание выравнивалось, замедлялось... Похоже, в этот момент она была счастлива. Даже больше, чем утром.
Вставать совершенно не хотелось, однако хотелось кофе. Почти минуту два желания вяло боролись между собой, желание выпить кофе победило. Она даже халатик накидывать не стала, прошла на кухню голой (да что там идти, вся квартира — коту хвост протянуть...). Да, кстати, нужно котенка взять. Она давно собиралась, только руки не доходили.
Лучший способ сделать что-то — это просто взять и сделать. Без долгой подготовки. Так надежнее.
Двигался он совершенно неслышно, сумел обхитрить даже скрипучий диван (а как скрипел, как скрипел... соседи, наверное, после покурить на балкон вышли...), она чуть турку не выронила, когда его руки легли на талию. Вздрогнула, судорожно вздохнула; обернувшись, прижалась к нему обнаженной кожей...
Так приятно. Турка, зажатая в руке, была в эту минуту едва ли не самым ненужным предметом во вселенной. Наконец, сумела оторваться от него.
— Кофе будешь?
— Да. — Она обернулась к столу, чувствуя, как его взгляд ласкает кожу. И, черт побери, она была совсем не против. За ее спиной чиркнуло колесико зажигалки, до ноздрей доползли первые струйки голубого табачного дыма — сама Надя не курила, но ей нравился запах табака.
— Спасибо... — ему не требовалось пояснять, за что — она все поняла. Послала через плечо улыбку, зажигая над конфоркой синий султанчик огня.
Тебе спасибо. Спасибо... спасибо магии.
* * *
Анна Владимировна посмотрела на нее поверх строгой оправы своих очков с чудовищно толстыми линзами. Есть у летчиков такое выражение — "иду по приборам"... Так это про ее начальницу без очков.
— Ну что, Наденька... мы к тебе присмотрелись. У меня есть хорошие новости — во-первых, твой испытательный срок подошел к концу. Ты официально принята на работу.
Надя только улыбнулась и кивнула — она решительно не знала, как вести себя с этой женщиной. Почему-то робела.
— Ну а во-вторых — принята ты на должность заместителя старшего экономиста. — У Нади отвисла челюсть. Начальница усмехнулась. — Ничего, справишься. Заместитель, с окладом... — Когда она услышала цифру, то ей пришлось подавить желание обнять этого солдата в юбке.
* * *
Дедушка стоял на прежнем месте, когда они возвращались домой.
— Останови, останови пожалуйста! — Надя выпрыгнула из машины едва ли не до того, как та остановилась. Он не вышел, так и остался на месте, но дверь была открыта, так, что он мог слышать разговор.
— Здравствуйте... — она не знала, что сказать дальше. За ее спиной стих зуммер, предупреждающий об открытой двери — отчаялся. Все равно не закроют, вопи — не вопи.
— А, это вы, девушка... Здравствуйте. Ну как, произошло чудо?
— И не одно. — Она все искала в букинисте признаки чего-то сверхъестественного. И не находила. Что сказать? Что, черт возьми, сказать? — Может быть, подберете мне что-нибудь еще?
— Тоже чудесное? — Она кивнула. — Да легко. — Он полез в клеенчатую сумку, стоящую рядом с неизменной раскладушкой, покопался немного и протянул ей толстый "кирпич" — страниц на восемьсот. Надя взяла его, недоумевающее уставилась на обложку.
— Сказки?
— Ага, сказки русских писателей. Разве это не чудо? — Под ее взглядом он рассмеялся, лицо стало окончательно похоже на печеное яблоко. — Да, это тоже чудо. Чудно, когда серьезные взрослые люди пишут для детей — и у них это получается. Для этого нужно самому ненадолго вернуться в детство...
Надя молча нашарила в кармане мелочь.
* * *
— Ты на полном серьезе так считаешь? — он приподнялся на локте и посмотрел на нее. В полумраке она все же видела, как быстро подрагивают его глазные яблоки — рефлекторная реакция, которую люди привычно не замечают.
— Я сама бы не поверила... Но факты убеждают.
— Факты? Факт заключается в том, что у такого человека как ты, солнышко, иначе чем сейчас и быть не может.
— Было ведь?
— Не знаю, не знаю... Было, но не у тебя. У той, другой, что была вот здесь. — Он провел рукой по ее волосам, она шевельнулась, чтобы прижаться к ладони щекой. — Да ты обрати внимание, как к тебе окружающие относятся. Ну, не только я, со мной все понятно... Что все они видят? Вот идет молодая, красивая женщина, уверенная в себе и знающая себе цену. Не ханжа, не выскочка... Человек просто живет и получает от этого удовольствие. Да черт, к тебе даже цветы на подоконнике тянутся, когда ты на кухню заходишь.
Она улыбнулась.
— Мир менять... Не знаю, Надин, тяжело это. Я тоже пытался. Понимаешь... меня тоже много чего не устраивает. Но при таком отношении, какое твоя книга предлагает, прямая дорога в сумасшедший дом. Вот поменяться самому — намного проще. И то — это тяжелая работа, борьба с самим собой...
— Каждому воздастся по вере его, не так ли? — она села, подтянув к груди колени.
— Не обижайся, котенок. Меняй мир, если хочешь — но не людей... Ты веришь в одно, я в другое — разве важно это? — Она пожала плечами. — Смотри, мы друг другу ничего не докажем. Ты мне приведешь тысячу аргументов за то, что ты поменяла мир, а я столько же за то, что ты сама поменялась. И оба будем правы...
— Ну да, пожалуй. — Она взяла с туалетного столика книгу сказок, раскрыла... строчки различались, хоть и плохо, в свете уличных фонарей под их окнами. Книга пахла старой бумагой и, странно, корицей. Она пролистала несколько страниц.
— Смотри, вот сказка про лягушку, попавшую в крынку со сметаной. — Он засмеялся. — Что?
— Мне всегда было жалко хозяев этой крынки. Бедняги, они потом ЭТО на хлеб мазали...
Она хрюкнула от смеха и ткнулась лицом в желтые страницы.
Над их домом всходила луна.