Синее пламя мести

Нет повести печальнее в Галактике, чем повесть обо мне и моей духовной практике. И, в укор всем виновным, я расскажу о выстраданном с присущей мне откровенностью.

***

Ещё в детстве я выделялся из общей массы выходками, которые в моём личном деле перечислены в разделе "Бзики". Из всех выпускников только меня отправили в Систему духовной галактической регулировки. Главный Наставник академии категорически возражал против моей работы в коллективе:

— Это будет гибельно для сослуживцев Блинта. Пусть до пенсии в одиночку собирает отлетевшие души на окраинах Галактики.

Под его ответственность мне выдали списанного андроида с уникальным набором стонов, которого я тут же переименовал в Цыца, и корабль с устаревшим оборудованием для сбора отлетевших душ.

— Но ходить в глубокий космос без друга запрещено, — возразили защитники всего живого, заступаясь за Цыца.

— Из двух зол придётся выбрать меньшее, — пожал плечами Наставник.

Чтобы не злить защитников, нам с Цыцем подарили учебную голограмму о прессовке неприкаянных в контейнеры, завёли в маршрутизатор координаты периферийных Чистилищ, где души сортируют, чистят и посылают в места, о которых каждый из нас узнает в своё время, и пожелали удачной охоты.

Что сказать о моей профессии? Не пыльная. Если правильно наладить отношения с андроидом, он будет работать за двоих. Конечно, с Цыцем у меня всё сложилось правильно, и даже досуг наш был вполне приличным. Но в рабочее время, чтобы не чувствовать себя паразитом, я предавался размышлениям о научной организации труда. Квинтессенцию закона Блинта (да, он назвается моим именем) я сформулировал в финальной части диссертации, которую уже вряд ли защищу:

"Мы, капитаны душесосов, а по сути — духовные балансировщики Галактики, косвенно отвечаем за мир во всём мире и непосредственно за его качество. Однако, поскольку наш труд стимулируется только благотворительными фондами, вряд ли общественность вправе рассчитывать на самоотверженность сборщиков отлетевших душ"

Увы, халатность при обслуживании планет, особенно отдалённых — не редкость в нашем деле. Этот факт я тоже отметил в своём научном труде и выразил сомнение в компетентности начальства:

"Чтобы снизить уровень нашей беспечности, руководство пошло на реорганизацию: капитанам предложили иногда меняться секторами обслуживания. Это некомпетентное решение привело к обмену опытом по разгильдяйству и халатности. Высот, которых капитаны душесосов достигли в пренебрежении своими обязанностями, сложно достичь в других профессиях"

И это не голословное замечание. История планеты, которой выпала честь оказаться в списке моего досмотра, послужит доказательством моих научных выводов.

***

Эту планету всегда обслуживали последней, ибо, если верить паспорту, она была образцовой. Каким-то образом на ней был налажен идеальный круговорот душ: отлетела субстанция — и тут же воплотилась в новом теле. А потому ещё до подлёта к Последней планете я забил все контейнеры почившими сущностями иных миров. Размышляя о скором отпуске, я, тем не менее, не поленился поручить Цыцу экспресс-анализ потоков свободного духа планеты.

— Норма! — обрадовался Цыц.

В порыве производственного юмора я выразил недоверие списанному андроиду: из преданности или из лени он, бывало, выправлял данные под мои изменчивые настроения. И пока я упивался своим командным настроем, Цыц трижды снял показания со всех приборов и сверил их между собой.

Однако я уже впал в трудовой раж и велел ему готовить катер для десанта. Почему бы не совместить выборочную проверку с экскурсией за счёт фирмы на сбалансированную планету? Впрочем, моему рвению способствовала новая система оплаты труда — "Вознаграждение в обмен на ревизионные отчёты". Эти чудовищные управленческие реформы, вернее, репрессии, едва не привели к всеобщей забастовке капитанов душесосов и, как следствие, к коллапсу в галактическом круговороте душ. Но, поскольку капитаны не умеют существовать на пособие, вопрос был улажен компромиссом — "Вознаграждение в обмен на отчёт хотя бы по одной планете".

В добром расположении моего духа спустились мы на поверхность Последней планеты. Цыц быстро отснял меня на культурных полях аборигенов в классических позах, и мы вернулись на корабль. Пока Цыц скрашивал свой досуг расчётом коэффициентов моей переработки и подготовкой отчёта о моих трудовых подвигах, я в поте лица работал над планами по освоению будущего вознаграждения в лучших притонах Галактики. Увы, но Цыц, недоотёсанный мною монстр, в этот ответственный момент громко икнул. Я посмотрел на него с неизъяснимым укором и печально заметил:

— Несомненно, захолустье пагубно отражается на манерах субъектов с искусственным интеллектом, но всему есть границы.

Цыц знал, чем для него кончаются мои неизъяснимые укоры. От ужаса он ещё раз икнул и поднял гляделки к экрану.

— Не смею отрезвлять Ваше Галактическое Сиятельство, — виновато пролепетал Цыц, — но что-то на Последней планете не так.

Не выходя из романтического настроя, я списал опасения андроида на его искусственное недомыслие и погрузился в грёзы отпускника, но Цыц вновь отвлёк меня:

— Эти круги на культурных полях могут скомпрометировать наши труды, — прозудел он и на всякий случай отодвинулся к выходу из рубки.

— Наши труды! — я саркастически хмыкнул и ткнул пальцем в отчётный видеоряд: "капитан Блинт на чужой планете в позе неуёмного душесоса", "капитан Блинт в позе усмирения зарвавшейся душонки", "капитан Блинт в позе возбуждения от великой победы". И тут что-то в отчётном материале насторожило меня.

Оказалось, на всех полях, которые едва не попали в анналы трудовой хроники капитанов-душесосов, трава была примята странным образом. То ли картинки, то ли шифровки.

— Что это? — с педагогической холодностью спросил я у Цыца.

— Если бы не кривлянья Вашего Галактического Сиятельства, можно было бы точно перевести, — посмел огрызнуться из-за двери Цыц, продемонстрировав, как сильно он нуждается в апгрейде. — Но общий смысл и так ясен: "Душесосы, валите прочь!"

С величайшим недоумением я вновь пересмотрел видеодокументы. Да, не похоже, чтобы унылые аборигены во плоти додумались до таких заковыристых выражений. Наверняка, это проделки свободного духа.

— Ничего не понимаю, — оговорился я, рассчитывая, однако, что искусственный друг поспешит возразить. Цыц, конечно, что-то промямлил в коридоре, но я не уверен, что его заверения в моей сообразительности были достаточно убедительными.

Недолго думая, чтобы, упаси Создатель, не впасть в грех безвозмездного умственного труда, я решился на новый десант. Не пропадать же моим героическим позам из-за ландшафтных дерзостей негодяев.

— Остыньте, Ваше Галактическое Сиятельство — посоветовал Цыц, трусливо заглядывая в рубку. — Я сотру с документов всё лишнее. Давайте свалим отсюда, как советуют хозяева планеты.

Чтобы я следовал искусственным советам Цыца и угрозам низшей расы? Мне, одному из лучших капитанов духовной чистки, мухлевать в отчёте, как простому научному сотруднику?! И тут меня охватило производственное безумие. В наказание за дурные советы я оставил Цыца в рубке и велел направить катер на чистые поля.

Увы, криволапый Цыц скинул меня чуть ли не в толпу аборигенов! Делать нечего — прикинувшись никем, я выбрался из катера и в плотной толпе местных бездельников отправился к полуразрушенному строению. Никто не обратил на меня внимания. Я едва не улизнул на соседнее поле, но у самых развалин пухлая аборигениха в рыжем парике визгливо спросила:

— Знаете ли вы, что в подвалах этого замка имеется большая коллекция духов?

— Привидений, что ль? — загоготал толстый волосатый детина справа от меня.

Все захихикали, а меня пробило на догадку: не здесь ли местные скрывают развоплотившиеся души? Тогда понятно, почему экспресс-анализы атмосферы всегда радовали дежурных сборщиков душ. Но зачем? После жизненного цикла даже в гармоничном обществе душа нуждается в помощи. Чистка, ремонт, общие укрепляющие процедуры — как же без них решиться на новое воплощение?

Детина спросил, можно ли встретиться с призраками.

— Санитарный день, — сказала дама и повела обормотов дальше.

Санитарный? Они чистят души после смерти тела самостоятельно? Такой продвинутостью не может похвастаться ни одна из известных мне планет. Мы, капитаны душесосов, перевозим отлетевшие души в централизованные Чистилища. И надо же — у задрипанной планетки своё предприятие.

С грустью оставив мечты выразить аборигенам презрение, я решил посмотреть на санитарные процедуры. Привидения — создания нежные; интересно взглянуть, как духовная субстанция, загаженная грехами телесного бытия и растрёпанная будничным остервенением, становится чистой, невинной, без дурных привычек и сноровки, необходимой для выживания в социуме.

Процедура санобработки привидений заинтересовала местных бездельников меньше, чем нудные бредни дамы с мочалкой на голове, и они ринулись вслед за ней. Проводив недоумённым взглядом стадо представителей сверхцивилизации, я связался с Цыцем, велел ему приготовиться к неприятностям и пошёл на поиски приведений.

В лабиринте подвала я встретил милую девушку. Думал, во плоти, но она подплыла ко мне неестественным для плотного тела образом. Однако, какие интересные привидения на этой планете — не энергетические сгустки, а полное копирование отмершей телесной оболочки. С присущей мне учтивостью я обратился к привидению:

— Эй, ты, где тут Чистилище?

Онемев на радостях от моего внимания, она застыла на месте, широко открыв рот и глаза.

— Чистилище? — наконец спросила девица и, когда я кивнул, упала на пол, словно собралась отрубиться.

— Не валяй дурочку, — возмутился я, — чистое сознание не может потерять сознания.

Оказалось — может. Если и не сознание, то разумение. Ещё долго она валялась на каменных плитах, отказываясь от санобработки в местной мойке.

— А где мое тело? — наконец спросила дурёха. — Я могу вернуться в него?

— Сначала покажи, где тут Чистилище, — схитрил я.

— Вам очень надо? — похоже, она крепко приложилась о камень головой.

— Я бы взглянул, как тебя будут обрабатывать.

— Что? И там обрабатывать? — возмутилась девица. — Мало мне при жизни мозги канифолили — и снова-здорово?

Её горячечный бред не возбудил во мне положенной ей по статусу жалости:

— Не хочешь в чистку, хромай дальше грязнулей.

Не успел я громко поржать над своей шуткой, как стайка местных привидений окружила меня. Двигались они неуклюже. Их погребальные одежды казались слишком неряшливыми. У некоторых они истлели так, что выглядели решительно неприлично. Тем не менее, я счёл возможным обратиться к ним с бодрым приветствием:

— Эй, в Чистилище спешите?

Некоторое время они корчили рожи, то ли в тщетных умственных потугах, то ли в приступе местной духовной лихорадки. Наконец тот, что покрупней, с утопленными в тазике ногами и огромной цепью на шее, дал отбой пантомиме:

— Не боишься нас? — скрипнул он.

— С чего бы? Я и не таких как вы — знаешь, где видал?

Следующие полгода, забыв про личный досуг и оставленного без присмотра Цыца, я описывал им свою производственную практику. Кстати, когда я пропадал невесть где с неслыханным нарушением графика, думаете, кто-то почесался организовать поисковую экспедицию? Пропал один из лучших галактических душесосов, а никому и дела нет! Зато с наказанием за нарушение графика не возникло никаких проблем. Чуть не затоптали друг друга, прорываясь на Дисциплинарную комиссию. Ещё бы: трансляция первого заседания шла на всю Галактику. Так кривлялись — куда там привидениям с Последней планеты! Однако спешу успокоить неравнодушных: даже пристрастный допрос Цыца не позволил комиссии приписать мне прогул.

Но вернусь к духам Последней планеты. С неподобающей для хорошей карьеры честностью признаю, что увлечься своими байками меня вдохновила чувствительная девица по имени Эмма. Её огромные глаза и тех же размеров открытый рот свидетельствовали о восхищении, которым она прониклась ко мне. Из благодарности, размер которой не превысил восхищения, я врал напропалую почти полгода.

Иногда мои поучительные семинары прерывали толпы туристов. Я относился к ним почти беззлобно, ибо в сумках тунеядцев всегда было чем поживиться. Как существо с предельно допустимым для организма благородством, я делился с Эммой своей восстановленной энергией, дабы поощрить проявленный ко мне интерес.

Когда Эмма уставала, я замолкал, и мои слушатели разбредалась по своим "рабочим местам". Так они называли тёмные закоулки, в которых кривлялись перед случайными зрителями. В остальное время моей просветительской деятельности никто не мешал: спасибо администрации развалин за бесконечные санитарные дни.

Однажды Вася (привидение с цепью на шее и ногами в тазике) поведал мне, что санитарными эти дни называются из-за весёлого нрава Феди, сторожа подземелья. После каждого осмотра он, впечатлённый выходками моих новых приятелей, подолгу веселился.

— Не веселился, а бывал навеселе, — поправила меня Эмма, когда я рассказывал Цыцу о своих открытиях, и объяснила разницу между двумя одинаковыми по моему мнению понятиями.

Оказывается, санитарным процедурам подвергались не духи подземелья, а Федя. И, как правило, его восстановление длилось ровно пятнадцать суток.

В перерывах между своими историями я старался собрать информацию о планете. Выяснив, что никакого Чистилища для отлетевших душ нет, я чрезвычайно удивился:

— Как же вы не боитесь без чистки рождаться заново? Столько травм тащите в новое воплощение...

— Ещё как боимся, — разволновался Вася, застучав тазиком по камням.

Эмма, как акушер в последнем воплощении, согласилась с ним:

— Видел бы ты, как упираются младенцы при родах. Слышал бы, как они орут. Почти год в соплях проводят.

Изумление моё было беспредельным:

— А чего тогда от душесосов прячетесь в подвалах и пещерах?

И поведали они мне историю, от которой у меня до сих пор слёзы наворачиваются.

— Давным-давно, — затянул Боян, самое древнее в подвале привидение, — один из капитанов проявил себя самым подлым образом...

Со свойственной мне профессиональной солидарностью, я возмутился:

— Дожили! Истлевшие призраки с захудалых планет поганят славных капитанов!

Старый Боян посмотрел на меня потухшим взглядом и продолжил песнопение:

— Он наведывался к нам не ко времени, а под настроение. Под зело свирепое настроение. Сгребал свободный дух подчистую, не отделяя готовых к новому воплощению от развоплотившихся. И нарождались у нас из века в век сонмы бездушных. И жили они во вражде и бесконечном кровопролитии...

Не в силах вытерпеть это нытьё, его перебил недавно развоплотившийся историк Вениамин Эдуардович:

— От подавляющей людской бездуховности страшные войны столетиями будоражили нашу планету. Число погибших было колоссальным. Казалось, свободный дух мог теперь уравновесить ситуацию и всё бы само собой наладилось. Но тут являлся капитан и снова загребал духовный капитал планеты. Итоги этого разбоя ужасны — две последние общепланетарные войны едва не выкосили человечество окончательно. Выход у нас оставался один — накапливать дух и прятаться от чистильщиков в подвалах да пещерах...

— Ещё не хватало! — взвизгнул юноша со следами прижизненных травм. — Кто слаб в коленках — пусть тухнет в катакомбах, а мы, молодёжь, по ночам писали и будем писать на полях всё, что мы думаем!

Видя моё негодование, умудрённые печальным опытом привидения извинились за балбеса:

— Сколько раз просили их не провоцировать душесосов. Но разве им кто указ? Не серчай, и в мыслях не было тебя обидеть.

С неизъяснимым укором я посмотрел на них, потом на мою призрачную любовь Эмму и решил "не серчать". Хотя бы ради Эммы. Демонстрируя свою легендарную незлобивость, я даже предложил:

— Может, кого подбросить в центральное Чистилище?

— У нас с духовностью и так напряжёнка, — вздохнули призраки. — Если можно, скинь нам из своих контейнеров кого не жалко.

Вернувшись на корабль, я хорошенько отчитал Цыца для профилактики и, пока он пребывал в недоумении и путался в оправданиях, скинул на Последнюю планету самые незамутнённые, почти стерильные души. Только, боюсь, новорождённые, которым достанется упавшая с неба душа, не смогут скрыть своё инопланетное происхождение. Да и как его скроешь: у аборигенов аура светло-жёлтая, а у моих душ — ярко-синяя.

— Цвета индиго, — сказала Эмма.

Как акушер в последнем воплощении, она взяла их на своё попечение. От этого мои чувства к Эмме стали такими тонкими и возвышенными, что я, прежде чем увязнуть окончательно, решил проверить их большой разлукой. Но прежде, по совету Цыца, вырезал на стене подвала:

"Прощай! Не знаю,

Увидимся ли вновь.

Холодный страх

Пронизывает кровь"

Эмма расплакалась, вспомнила про какого-то Ромео и прошептала:

— "Как часто человек бывает счастлив

Лишь на пороге вечности"

Возвращаясь в Центр, я извёлся от беспокойства. Думал: приеду, сдам груз в Чистилище и — назад. Куда там! Дисциплинарная комиссия, потом отпуск как лучшему по профессии... Когда вышел на работу, Последнюю планету уже передали другому капитану. Но меня в благородных порывах только отпуск притормозить может. Забрался я в свой старенький душесос, прикрикнул на Цыца для порядка, и — вперёд к Эмме!

Летел и думал: а вдруг она снова воплотилась — ищи-свищи тогда сопливку по учреждениям. А если всё-таки ждёт, как мне быть? Покинуть своё бренное тело и замутить великую призрачную любовь?

Цыц не оставлял меня в горе и бесконечно множил мои сомнения, цитируя какого-то поэта с Последней планеты:

"В последний раз её обвейте, руки!

И губы, вы, преддверия души,

Запечатлейте долгим поцелуем

Бессрочный договор с небытием..."

— Чтобы потом вместе воплотиться и насладиться ужасами плотного мира? — растерянно спрашивал я старика.

Цыц кивал:

— "Любую боль прогнать другая может"

Я весь измаялся в сомнениях. Быть иль не быть — что для моей любви полезней будет?

***

Зря я маялся — меня перехватили на полпути, объявили душесосом-оборотнем и закатали в Казённый дом. Но, поверьте мне на слово, детишки-индиго на Последней планете ещё отомстят за меня. Это в своих прежних мирах синие души смирные, а в кошмарных условиях Последней планеты их интеллект наполнится мощью, так необходимой для переустройства мира. И тогда гореть моим обидчикам, этим душителям великой призрачной любви, синим пламенем!