Ведро Водопийцы

ФИЛЬГА

 

В некрополе темно даже днём из-за сотен теней, блуждающих вокруг могил. Ночью тени остаются столбами непроглядного мрака, когда темнота расступается перед светом факелов караульных. Эти клочки чёрного тумана не представляли угрозы, в отличие от тех, кто в них прятался.

Два кистеня ударили из темноты одновременно, а караульные упали порознь. Один рухнул на колени и ткнулся лицом в землю. Факел зашипел в грязи. Другой крутанулся вокруг своей оси, налетел на могильный обелиск, сполз по нему, пачкая камень красным. Некрополь получил двух новых граждан.

Фильга одобрительно кивнул.

— Ничего приметного с них не берите.

— Нож у этого ладный — возразил Ноздря.

— Ну, если ладный, так и быть. Не забудь заплатить. С каких это пор гвардейцы кладбище охраняют?

Наверное, с этой поры — везде топоры. Кладбищенская стража охраняла живых от мёртвых, а не наоборот. С этой поры всё будет иначе. Но Ноздря послушно положил на грудь убитого две серебряных монеты. Обидно, сделал бы так и без напоминания.

— Ноздря и Второй, берите факелы, продолжайте их обход. Со стены могут наблюдать, — скомандовал Фильга. Всё это давно обговорено, но повторение лишним не будет.

Двери сторожки уже подперты могильным камнем, там бражничали и горланили. Действовать нужно быстро, всегда кому-то понадобится выйти по нужде.

Была мысль войти и зарезать всех, только шуму много, а чести мало. И не затем они здесь чтоб глотки резать.

Искать склеп Водопийцы не пришлось — вот он, посреди некрополя. Два каменных стража с каменными дубинами даже не пытались помешать вошедшим. Каменные псы не чуяли врага, а значит, всё что делается — правильно. Значит, дерзость выше закона. Значит, дерзость законы пишет.

Войдя, Фильга взял молот из рук Кривого, раз тот не решался ударить по могильной плите. Сколько же тёзок у Кривого?

— Я бы ударил, будь у меня имя, — извинился здоровяк.

Удар. Раскололась с первого раза. Второй удар расколол деревянный гроб. Кости лежали не так, как в человеческом теле. Нет, их промыли и связали пучками, чтобы не встал покойник, не потребовал своих прав. Кожаные ремни почти истлели, но кости весили так, будто были облечены в плоть и броню.

Эхом раздались удары секиры по дереву — гвардейцы в сторожке прорубались сквозь подпертую обелиском дверь .

— Забирайте кости и уходим!

Но даже дерзость имеет свой предел. Кривой попятился, а Песня стоял столбом. Тут-то и понимаешь, почему их зовут прозвищами, а не именами. Имя, это слово, у которого лишь одно толкование, а прозвище — описание телесной особенности. Потеряй глаз, и станешь тёзкой Кривого.

Кому, как не Фильге было это совершить? Он сделал. Теперь с ним ни одна баба не ляжет, если узнает. И никто не приютит его под своей крышей, пока его дерзость не воспета и не стала законом. Только ничто уже не будет как прежде. Теперь и мёртвые станут приходить, чтобы забрать кости живых. Или законов не станет вовсе. Кто теперь согласится умирать, если жить больше некуда?

Лошади остались на последней заставе, до которой бегом — весь день и всю ночь. Нужно избежать кордонов, готовиться к мести кладбищенской стражи.

Благо, нашелся готовый гроб, рядом с караулкой , на плечо и в сторону границы! А вот с ним не побегаешь.

Храни нас, дубовая дверь, и подпирающий её обелиск.

 

 МАРЦ

 

Когда дверь превратилась в щепу, а обелиск упал, Марц вышел наружу первым.

— Бегом в обход, парни!

Гвардейцы рванули вперёд, шесть факелов заметалось по кладбищу.

Лунка вернулся первым.

— Наши убиты. Кистенём, оба с одного удара.

— Склеп Водопийцы вскрыт, гроб пустой, — добавил подоспевший Хлебец.

Марц, не веря, побежал смотреть. Заглянув в оскаленную разбитым камнем яму, сплюнул под ноги.

— Никогда такого не случалось, чтобы воровали кости правителей. Коней, женщин, золото… Вот что, парни, когда мы выбили не те зубы не тем людям, нас отправили сюда. А теперь нас оставят здесь, но уже не как охрану. Ройте могилки, ложитесь поудобнее.

Лунка поднял руку, прося слова. Марц кивнул. Тот явил желтозубый оскал, за который и получил своё прозвище.

— Похитили кости Якто Водопийцы, а с наших оружия не взяли. Стало быть, это не грабители, а лазутчики от соседей. Значит, взяли Водопийцу в заложники.

— Не бывало такого, чтобы на покойных покушались.

— Значит, покойник решился воскреснуть, и нашел заинтересованных в этом.

— Парень, ты мне говоришь, что нас не просто умертвят, а мучительно умертвят? — Марц снова сплюнул под ноги. Он даже не упрекнул Лунку в том, что тот назвал седьмого автократора Водопийцей. Его так звали в Суроме, но в Везе никто не повторял этой хулы.

— Без предка в родовом склепе князь не имеет родовых прав. Когда вскроется пропажа, на Якто полезут со всех сторон. И Суром и все другие соседи. Если родовая книга Якто врёт о костях, значит и во всём другом ей верить нельзя.

— Тогда, парни, предлагаю бежать в Суром. Кто со мной?

Шестеро гвардейцев молча подняли руки. Седьмой покачал седовласой головой.

— Нет, Марц, моя песня недосчитывает лишь пары куплетов. Я останусь здесь Возьму лопату и выстрою дом на троих.

Марц церемонно поклонился Арезу.

— Я восхищаюсь твоей песней, и хотел бы быть достойным подражать ей. Гвардейцы припали на колено вслед за Марцем. Все они жили в тени судьбы своего командира, умирали в его сражениях. И никто кроме них не вспомнит Ареза, Лысину и Щербатого. Люди скажу только, что у Марца в ту ночь стали гуще расти волосы и выпал зуб. А может, и ничего не скажут, ведь для рта так много приятных применений, вроде поцелуев и питья браги.

— Хлебец, Грязный, найдите коней. Мы тут приберём и встретимся у Белой Мельницы. Шустрей, парни, шустрей. — Басил Марц

Арез вышел к дороге, откуда к некрополю прибудет конница из Везы, и вонзил лопату в землю.

 

ФИЛЬГА

 

Одолев большую часть пути по дороге, лазутчики свернули в заболоченный лес, чтобы избежать заставы и разъездов. Здесь стало легче, благо гроб хорошо держался на воде. Но купать бороду в зловонном зелёном супе — этому предпочтёшь тащить на себе всё кладбище.

— Водопийца в воде не тонет, — ухмыльнулся Песня.

— А почему он Водопийца? — спросил Кривой.

— Один всадник переметнулся к нему от наших, а заодно прихватил ведро с городского колодца. Обычное, деревянное. Дед нашего Смея потребовал ведро обратно. Гордый был, мол, предатели ему без надобности, а собственность верните. А тогдашний Якто, у них все князья так зовутся, отказал. Вот с этого и пошла междоусобица, а Якто стали Водопийцей звать, раз ему своих лоханей мало.

— Так что же, Смей потребует ведро обратно в обмен на кости?

Песня поскрёб затылок.

— Думаю, ведра тут будет мало. А меня вот что заботит — почему нас отправили, княжескую охрану?

— Лучше нас никто бы не справился, — Кривой пожал плечами.

— Вот уж не думаю. Пограничные стражи как-то увели коня самого Якто, но вот князя охранять им не доверили.

— Стратиг Клепет сказал, что лучше нас никого нет.

— А то мы не знали! Теперь, если дров нарубить, пусть нас шлют — мы же лучшие! Или горшки обжигать, а? Кому как не нам? — Кривой почти кричал.

— А как вышло, что ты ничего не знал об этом?

— Может, и слышал, да в голове не удержал.

С тех пор, как вражья булава сделала его кривым, память его не выбирала прямых путей.

— Где Второй? — Спросил Фильга, вертя головой. Только что шёл замыкающим, и вот его нет.

— Болотный дух забрал, видно. Плата за проход.

Воины дружно сделали охранный знак, хоть теперь нечего было опасаться. Дух проведёт их до другого края в безопасности, раз получил своё.

Вот так с семи лет упражняешься с оружием, в седле с утра до вечера, а умрёшь, например, от поноса, так и не увидев противника.

Ночевали тут же, по грудь в воде, привязав себя к деревьям, чтобы не утонуть во сне. Да и не сон это был, тяжелый обморок, как после удара в голову.

Из болотного хлюпанья и звона мошкары соткался голос: “Однажды пришли ко мне на суд двое, и каждый из них утверждал, что является единственным наследником покойного скотовода. Я назначил судебный поединок, дал в руки по бараньему рогу, велел начинать. “

А дальше Фильга мучительные часы наблюдал за поединком. Один из бойцов имел на голове ведро вместо шлема, а другой был в броне из болотного мха. Как они раскровянили друг-другу лица, как оба рога сломались, пошли в ход кулаки и зубы. Большой палец одного из соискателей правды вошел в глазницу другого. От хлопка лопнувшего глаза проснулись все, ещё более усталыми, чем раньше.

— Двигаемся дальше, — скомандовал Фильга.

И снова часы в чавкающем зловониии. Благо, воды в болоте поубавилось. Будто в пригрезившемся поединке Водопийца победил болотного духа, и теперь осушал его вотчину.

Когда Сухие Холмы уже показались впереди, Водопийца убил ещё одного: Кривой, толкавший перед собой гроб, поскользнулся и нырнул. Гроб ударил Песню в затылок, и тот тоже скрылся под водой. Кривой вынырнул, а Песня — нет. Так лазутчиков осталось пятеро.

 

 МАРЦ

 

Стремясь избежать своих же застав, отклонились в лес, чтобы пересечь реку.

Коней привели паршивых, плохой породы, да и всего четверых. Но восьмерых гвардейцев эти четверо вынесли через реку. Только Грязный утонул. Не снял кольчугу, а Марц не проверил. Грязного проверять — что в себе усомниться. И вот теперь Марц сомневался уже в себе.

Поганые лошади, кожаная броня. Теперь он не Грязный — река отмоет его до костей.

Проехали сгоревшую деревушку. Таких полно по обе стороны границы. Марц бывал здесь дважды, — река мелеет каждые четыре года, обнажая броды, — и оба раза всех вырезал подчистую. Во второй раз всего троих. А не резать нельзя — надо лишить противника фуража и дохода. А угонишь крестьян к себе — сбегут назад или к другим соседям. Так Арез объяснил когда-то. Теперь здесь выживают только гарнизоны пограничной стражи, — благо, охота отличная.

Марц со своими людьми быстро нашел суромскую заставу и рассказал всё. Утаил лишь своё имя, назвавшись

Старшина слушал их долго и внимательно, часто моргал, а кадык его двигался непрерывно. Хотелось полоснуть его ножом по горлу, чтобы остановить это движение. Казалось, старшина и сам раздумывал, не убить ли Марца на месте.

— Простите, я отвлёкся. Я отошлю вас к стратигу. Пусть он с решает, как тут быть. Кстати, известно ли тебе, что у стратига абсолютная память? Такая, что прочтя книгу, он знает не только текст наизусть, но и каждую помарку, каждый дефект пергамента? Проезжая по дороге замечает, если какой камень не на месте и как колея поменялась.

— Мучительный и бесполезный талант. Должно быть, стратиг пьёт до беспамятства? — спросил Марц.

— Мучительный, вы правы. Но нет, вина он не пьёт. Если изо рта несёт, то и слова воняют.

Старшина заметно обидело высказывание Марца о Клепете, которого он считал великим человеком.

Оружие забрали, но снабдили сопровождающими — десятком всадников.

Как-то легко всё складывалось, как бы тяжко не развалилось. Как бы Марц ни силился, все мысли ложились в некий лад и вязались в рифму. И на подъезде к стенам Сурома, будто ждали их, вывернули из леска два десятка конных. И ещё лучники за деревьями. Не прятались, не было нужды.

Главный выехал вперёд. Огромный, брови торчком, у луки седла двуручный топор. Ростом явно выше Марца на полголовы, а то и на целую голову. И видно, что удивлён. Нет, не их он ждал.

— Вы кто такие?

Один из стражей хотел было доложить, но гигант остановил его жестом.

— Пусть он отвечает.

Марц обнажил голову, поклонился и рассказал свою историю. Врать не посмел. Знал, что дознаются правды не пытками, так магией.

— Теперь, когда ты знаешь всё, господин, возьми нас к себе или отпусти идти дальше. Мы в твоей воле.

— В город, — крикнул своим огромный всадник, и Марцу, — ты езжай рядом.

Его всадники окружили дезертиров и поехали шагом. Лучники поспевали сздади.

— Я Клепет, стратиг князя, — произнёс гигант после долгого молчания, — а ты не тот ли Марц, что спас автократора от покушения брата?

— Тот самый, господин. Беда в том, что любой член семьи Якто, — особа священная. Поднять руку на брата автократора — дело немыслимое. Якто пощадил меня только потому, что я защищал его самого. Но не наказать не мог, — так я и оказался на кладбище.

— А что тогда произошло?

— Автократор был тогда в отъезде. В детинце осталась только сотня гвардейцев, и ещё на стенах малый караул. В городе явились люди, что начали смущать чернь, подбивать на бунт. Говорили, будто неурожай пал за грехи автократора, и если сместить его, земля снова станет плодоносить, а скот плодиться.

Чернь взяла брата автократора из темницы, поставила над собой. А он и рад был повести их на детинец. Обещал им перейти реку как по суше и многие другие чудеса. Так он собрал вокруг себя несколько тысяч горожан. И городской полк с ними. Быть бы большой крови.

Я вышел к нему один, и спросил, видит ли он будущее. Тот отвечал, что да, видит всё. Я спросил, что он сделает до захода солнца. Он ответил, что много великих дел совершит. Тогда я снёс ему голову топором, и все увидели, что он солгал.

Многие разошлись, но многие ждали до заката. Я ждал вместе с ними, а мои люди — со мной. Все они здесь.

Клепет кивнул. Конечно, он слышал эту историю. И оттого не верил, что такой человек как Марц способен на предательство.

А Марц продолжал.

После заката, когда стало ясно всем, что брат автократора не встанет, толпа начала редеть. Я потребовал выдать зачинщиков бунта — но они просто разбегались. Тогда я проехал по улицам, возвестил, что в каждом дворе оставлю на кормление по гвардейцу с младшими воями и лошадьми, если не выдадут зачинщиков бунта. Наутро мне привели всех пятерых.

— Всех пятерых? — переспросил Клепет.

— Да, всех. Я спалил им бороды, и выспрашивал. Двое указали на тебя, а остальные преставились.

Клепет пожал плечами, поклонился.

— Восхищаюсь твоим безумием и дерзостью, сожалею, что ты безумствовал не для меня. И пусть герой останется героем, а не предателем. Нам всем надоела эта война. Поэтому, я отдам вам кости Водопийцы без выкупа и требований, как знак миролюбия и наилучших намерений. Надеюсь, и ты сам от этого выиграешь.

— Надеюсь, господин. Посол звучит лучше, чем перебежчик.

Им не предложили еды и ночлега. Видать, Клепет не желал показать гостям укрепления города — кто же его за это осудит. Вывезли за ворота обтянутый ремнями гроб на двухколёсной повозке, вернули оружие и дали охранную грамоту. С этим и отправили.

Перед тем, как сесть в телегу, Марц спросил.

— Скажи стратиг, как ты справляешься со своей абсолютной памятью?

— Уже не зовёшь меня господином?

— Но ты же недавно произвёл меня в послы.

— Ладно. Я мысленно вырываю из книги страницу за страницей, и бросаю их в огонь. Это помогает.

— А как с остальным? Люди, кони и всё остальное.

Клепет недобро усмехнулся.

— А сам как думаешь?

— Что будет теперь? — Марц обернулся к Лунке, когда отряд удалился от крепости на расстояние выстрела. Тот поднял брови, пожал плечами.

— Автократор с войском уже на границе, это наверняка. И наверняка будет не в духе, когда нас встретит. Так что думаешь о статиге? Он спросил, ты не ответил.

— Если книги в мыслях жжет, то и людей убивает. Привык к крови, даже если не проливал её своими руками. Значит, подвернись случай, извёл бы всех людей подчистую, чтоб не плодили воспоминаний. Чем лучше знает человека, тем чаще расправляется с ним. А, подвернись случай, убьёт не раздумывая.

— Я бы, на его месте, то же самое сделал бы. Или удалился бы в пустыню, где ничто не меняется. Если правда, что есть такие места.

— Пустыню можно сделать где угодно.

 

ФИЛЬГА И МАРЦ

 

Два отряда встретились в лесу, где двум телегам трудно разминуться. Суромских было пятеро, все пешие, грязные, с тиной в волосах. Из ратной сбруи — лишь кожаные камзолы. Гвардейцев Везы было восемь, и все в кольчугах и шлемах. И все верхом, пусть и по двое на одну лошадь.

Марц поднял над головой охранную грамоту.

Фильга церемонно поклонился.

— Доброй дороги.

Когда поравнялись, Лунка толкнул Марца под локоть:

— У того, на телеге, нож знакомый за голенищем.

Тот самый ладный нож, единственный трофей вылазки суромских, если не считать костей Водопийцы. Рукоять зелёного дерева ни с чем не спутаешь.

— Это же они.

— Вы откуда путь держите? — Спросил Марц.

— С заставы возвращаемся. А как гвардейцев Якто занесло так далеко от Везы?

— Ездили повидать вашего князя.

— И как себя чувствует князь?

— Прекрасно. Теперь едет к автократору Якто с ответным визитом, — Марц указал на гроб в телеге позади себя.

— И не те ли вы гвардейцы, что охраняли некрополь?

— А вы не те ли Суромские, что недавно туда наведались?

Гвардейцы спешились, почуяв, к чему всё идёт.

— А вы не те ли, которым тоже захотелось чужих костей из чужого некрополя?

— Твой папаша только пялил овец, или был женат на одной из них?

А руки уже тянулись к оружию, выбирались позиции, разминались ноги.

Фильга обернулся к Кривому:

— Как начнётся — пробейся к их повозке, разворачивай и дуй к Сурому.

Кривой кивнул.

— Не будем с этим тянуть, — сказал Марц Фильге.

— Не будем, — ответил тот, обнажая меч.

Сразу началась сшибка и звучали только проклятия и стоны. Марц двигался экономно, делая лишь полузамахи, неизменно держа острие направленным на противника. Фильга двигался быстро, часто открывался для удара. Но одно одно видеть возможность, а другое — использовать её. Марц парировал удары и ждал. Он уже понял, что перед ним ученик из Академии.

Школяры учатся драться не ради укрепления тела или его гармонии с духом. И не ради того, чтоб отбиться от воров — их всегда будет много или ударят сзади. Борьба нужна ради поединка, а любой поединок — по сути божий суд. Если кончились аргументы в споре, — докажи кулаками, тут тоже нужны аргументы в глазах Высшей Правды. Если ты убедительней, Высшая Правда встанет на твою сторону. Только на войне не фехтуют

А рядом уже упал Грязный — ему подрубили ногу. Лунки не было видно. Хлебец наседал на бугая с молотом.

Кривой отразил удар рукоятью молота, кровь и пальцы брызнули вверх — лезвие меча скользнуло вдоль. Фильга занял место товарища, обрушив на Хлебца град ударов. Но скоро и он получив ребром щита в голову, упал в придорожные кусты.

С обеих сторон бились мастера клинка, но броня и численный перевес гвардейцев сделали своё — вскоре Кривой обнаружил, что стоит один против пятерых. Изувеченная правая кисть его заливала кровью рукоять молота

С высоты своего роста он смотрел за спины гвардейцев, где Фильга, проползший за кустами, разворачивал двухколёсную повозку с гробом.

Марц перехватил его взгляд и усмехнулся. Он остановил руку Червя, доставшего пращу.

— Пусть уезжает.

Кривой своим оружием начертил перед собой линию.

— Кто первым её переступит, первым и умрёт.

— Тогда мы обойдём её, — Хлебец усмехнулся, заходя сбоку. Марц сделал выпад.

Кривой отразил его клинок, увернулся от второго, и встретил лбом навершие рукояти марцева меча. Уже падая, он получил два удара в грудь, и упал, перечеркнув своим телом линию на дороге, что сам же начертил. Тень его за волос из ноздри потащила себя из мёртвого тела наружу. Она будет караулить здесь, пока не явится кто-то, кому вещи Кривого покажутся достаточной платой за похоронные хлопоты. А если нет, то серое посмертие снабдит мерзавца дополнительными гениталиями, чтобы нашлось, что терзать, и серым рыбам и серым пчёлам.

— Этого не преследовать, парни, — Марц кивнул на удалявшуюся к Сурому повозку, — останки Якто остались у нас. А тот гроб, что бы там ни было, пусть забирает.

Поводов убивать всегда в избытке, так стоит ли умножать их? Лунка прежде возразил бы, но теперь лежит и молчит.

 

ФИЛЬГА И КЛЕПЕТ

 

К закату можно успеть в Суром. Так думал Фильга. Никто не гонится, хотя могли бы уже изловить разбежавшихся коней и догнать. Не потрудились, решили вничью свести, решили, что лучше так. Фильга заметил, как один из везских гвардейцев готовил пращу. И видел, как другой опустил его руку. Возможно, хотели взять его живьём. Возможно, всё ещё хотят, и сейчас послышится топот копыт, поэтому надо двигаться быстрей.

И-ха!

И-ха!

Крестьянская лошадь выбивалась из сил.

А потом перестала реагировать на удары хлыста, замедлилась и упала, набрав полные ноздри дорожной пыли. Фильга освободил хомут и впрягся в него сам.

Горечь предательства жгла его нутро. Но с чего бы? Нет ничего зазорного в нарушении рыцарских законов, когда законы мира нарушены. Зазорно ли ковыряться в носу за столом, когда сотрапезники тычут друг в друга железом?

И Фильга взрезал мечом кожаные ремни, отвалил крышку гроба, чтобы увидеть внутри Песта, князя Сурома и озера Суроды. Мёртвый, и с лиловым следом на шее.

Это был Князь. Владетель Сурома от реки до реки, Леи и Смары. Князь, одобривший вылазку, задуманную Клепетом.

Фильга вдруг увидел, как всё произошло — Клепет отослал телохранителей князя в безнадёжную вылазку, а сам удушил его поясом. Не важно, преуспел бы Фильга, или нет, Клепет оказался бы в выигрыше в любом случае. Стратиг превзошёл в мерзости худших из людей, чтобы сесть на княжеский трон.

Гвардейцы из Везы явились мстить за похищение останков Водопийцы. Так Клепет нашёл, кого обвинить в убийстве князя. Но нет, он отпустил их домой с трупом и охранной грамотой. Неужели он хотел закончить войну, послав автократору Якто такие дары?

Время близилось к закату, когда Фильга оказался у городских ворот, усталый и страдающий от жажды. Караульный поднёс факел к его лицу, признал и пропустил.

— Зачастили гробы в последнее время.

А следом въехал Клепет. Конь под ним ступал мягко, неслышно, будто был подкован мхом. Они молча двигались по длинному “коридору смерти”, где штурмующих крепость встретили бы стрелы с навесных галерей.

— Всё не так, как тебе представляется, — сказал, наконец, стратиг.

Фильга не ответил.

— Мне открылось, что Скрижалей Родов не существует, — продолжал Клепет, — может, и были когда-то, да сломаны. Не будь так, Веза провалилась бы под землю, когда был убит брат автократора, единственный наследник рода Якто по крови. Сам же автократор — сын пажа. А это значит, что я могу княжить, а город стоять как стоял.

Фильга снова промолчал, только шаг за шагом тащил телегу вверх по склону “коридора смерти”.

— Ты думаешь, это я убил князя? Нет, это ты его похитил и убил. А я тебя изловил, запряг в повозку и заставил тащить труп в город. Стража у ворот это видела. Скажешь, не так всё было? А вот посмотрим!

Клепет пустил черного жеребца вскачь к внутренним воротам.

— Открывайте! Князь убит!

Что тут началось! Со всех улочек крепости, кто в доспехах, кто в исподнем, сбежались люди, а Клепет, перекликая толпу, объявил о случившемся. Суромцы разбегались по своим кварталам, неся во рту страшную весть, возвращались с пополнением. Явился гильдейский судья, всех перекричал, всех выслушал и назначил судебный поединок. В свидетели определил всех тысяцких и сотенных — кого же ещё? И десятников тоже позвал, как знатоков стальной рубки. И что же?

И вот оба стоят перед столом, на котором дубина, палица и молот. Огромные, тяжелые, с чрезмерно толстыми рукоятями как раз в пору Клепету с его лапищами. Тот и рад, — огладил палицу, подбросил вверх, и поймав положил обратно. Из его личного арсенала всё это и принесли, не иначе.

— Тебе выбирать, Фильга, — сказал судья, — возьми любое оружие с этого стола, и Клепет получит такое же.

Стратиг ухмылялся. Он не был быстр, зато чудовищно силён, и на палицах Фильга ему не ровня. Поэтому выбор был между смертью, смертью и смертью. Тут задумаешься.

Фильга обреченно уставился на стол, и вдруг поднял с него соломинку.

— Биться будем этим.

— Это не оружие, — закричал распорядитель.

— Она лежала на столе, поэтому я волен её выбрать, — ответил Фильга. Толпа вокруг одобрительно загудела. Мол, правильно, пусть так и будет.

Теперь у Фильги появился шанс. Выпускник академии, он знал анатомию, знал расположение болевых точек, был тренирован для кулачного боя. Но Клепет, мог жонглировать огромными булавами, что лежали сейчас на столе, он был мешком из кожи, полным булыжников. Удар по нему отзовётся увечьем. Но шанс первой безнадёжной атаки, он был, был, был. Да пребудет он вовеки!

А Фильга уже знал, как будет: кто бы ни взял сейчас верх в кулачном бою, отряд гвардейцев из Везы доберётся к реке Нуди, и доставит туда останки Якто Водопийцы. Тот выпьет реку досуха, потом станет пить кровь. Беспрестанно, а не каждые четыре года, как прежде.

Клепет выступил в центр образованного зрителями круга. Нервы обратились в струны, мышцы — в тетивы. Он мог бы сейчас сам убить их всех, этих никчемных носителей черт, запахов, историй, привычек, звуков, имён, прозвищ, родословных, болезней, сплетен. Но Повешенный Великан, сигнальный рог на Блинной башне уже гуднул, а значит, передовые отряды автократора уже режут глотки и жгут предместья.

Пока измотанный Фильга будет вставать и кидаться на Клепета, ни один из военачальников не посмеет покинуть своё место. Правда не ждёт. А в это время армия Якто перевалит стены и прольётся в город, снесёт ворота кварталлов, заполнит дома. Нужно только простоять против Фильги достаточно долго, чтобы лучшие воины города не смели оставить свидетельской скамьи. Так руками Клепета автократор получит свою победу, а Клепет руками Якто убьёт как можно больше людей. Как убить остальных — ещё предстоит придумать.