Смертьсестра

 

 

Катерина видела, что Юля и Андрей собираются в дорогу. Девушка понимала, что парень давно потерян для нее, но сердцу было трудно с этим смириться. Когда подошла очередь прощаться, она бережно обняла его, почти не касаясь, и прошептала: "Я буду молиться за вас". Это все, что можно было себе позволить, но Андрей в ответ только рассмеялся.

Девушка вздохнула и отвернулась от военных обозов, груженых продовольствием и лекарствами. На передовой постоянно не хватало еды, теплой одежды и людей. Еще стояла осень, но уже через пару месяцев наступит суровая зима, и если к этому времени не удастся подписать хоть временное соглашение с ведьмами... Даже подумать страшно, куда может тогда завести эта распроклятая война.

Катерина остановилась около своего дома, щеки раскраснелись от бега. Пришлось навалиться на калитку всем телом, чтобы приоткрыть ее. Дверка вот уже как неделю слетела с петли и накренилась. Как только папенька девушки слег в конце лета, чинить дом стало некому. В деревне говорили "лето дало, лето и заберет", намекая, что человеку родиться и умереть в одно время года суждено.

Девушка взяла из дома лукошко и собрала в огороде валявшиеся на земле поздние яблочки. Еще раз перекопала грядки, где были посажены лук и морковка: как бы ни осталось в земле урожая. Зима ведь так близко, а погреб наполовину пустой.

Тем временем маменька Катерины задремала около камина. При взгляде на нее девушка грустно улыбнулась. Для Катерины это был последний день в стенах этого дома. Завтра такой же обоз отвезет ее в монастырь, в город. Она не стала будить маменьку. Пусть спит, день у той был нелегким.

Девушка поднялась к себе в комнату и плотно прикрыла за собой дверь. Иногда все, что человеку нужно, это промолчать, а она и этого не смогла сделать. Катерина присела близ окошка и долго смотрела на улицу родной деревни. С тех пор, как она увидела страшный вещий сон, луна из полной уже успела "похудеть".

"Лошадь, лошадь! Папенька упал!" — Катерина до сих пор слышала в своих мыслях этот крик.

Этот сон был совсем не такой, как остальные. Слишком уж яркий и четкий: Катерина видела лесную тропинку, уходящую резко налево, вырезанные на дереве имена, грязь на ботинках. Сон был раскрашен красками жизни. Он казался даже более реальным, чем сама жизнь. Отогнув края рубахи, Катерина увидела на своем теле порезы: тонкие и глубокие, как от лесных веток. Маменька прибежала на крик.

"Это просто сон, сон, сон, — причитала девушка, когда немного пришла в себя. — Папенька вернется совсем скоро. До соседней деревни ведь всего день пути".

Они с мамой уснули, тесно прижавшись друг к другу. Но Катерина слышала, что маменька даже во сне шептала: "Пропадем. Пропадем. Ежели кто-то в деревне прознает, пропадем".

Глубоким вечером лошадь отца Лакомка подошла к калитке и прислонила морду к забору. Не было на ее спине всадника. Катерина разбудила маменьку, и они вместе тут же бросились в лес. Все сбывалось в точности, как во сне. Папенька лежал близ лесной тропы и тяжело дышал. Девушка подбежала к нему и осторожно перевернула на спину. Взгляд отца был направлен в никуда.

Лекарь прибежал быстро, сказал, что дела плохи: папенька сильно ударился головой, когда упал с лошади. Чудом жив остался. Что дальше будет — только время покажет. Катерина молчала, ни жива, ни мертва, все вопросов ждала: как же они его так быстро в лесу отыскали.

А маменька лекаря выпроводила, грустно поглядела на мужа, вздохнула, а потом Катерину к себе поманила. Они вышли в сени, старый дом скрипел от сильных ветров за окном.

— Плохи дела, дочка. Но полно страдать. Шестнадцать лет спокойной жизни тебе небеса подарили, не ропщи на судьбу.

— Что вы говорите, маменька? Какую судьбу?

— Ежели в городе про твой дар прознают, пропали мы с тобой. Сгонят с земли, дом сожгут. Убить не убьют, но в лесу жить будем. Глубоко, глубоко, где звери лютые обитают. Туда, где живут ведьмы.

Маменька с укоризной посмотрела на девушку.

— Другие глаза у тебя, Катерина. Не такие, как у меня или отца. Вся в прабабку ты, а она ведьма была знатная, пусть и безобидная. Знахарка от бога, а не от черта. Да только не сберегло ее это знание.

Девушка вспомнила прабабку Клару, чей портрет лежал у нее в комнате.

— Не хочу в лес, не хочу. Боюсь я его. Там жуть как страшно.

— Слушай тогда меня внимательно. Поведешь себя по-умному, и никто не догадается. А покуда отправляйся в монастырь. Прими обет. Там, вдали от мира, вдали от леса, глаза твои силу и потеряют. Постепенно вернешься в дом.

— Когда?

Маменька вздохнула. Было видно, что горько ей правду говорить.

"Никогда, видимо".

И вот, Катерина стояла посреди своей комнаты и смотрела на собранные вещи. Одно радовало, сжалились небеса, позволили Андрея на войну проводить. Пусть и не рад, пусть и не обнял в ответ, а только посмеялся, но разве ж важно это, когда сердце любит.

Она подошла к шкафу и вынула на свет божий портрет своей прабабки Клары Овчинниковой. Ох, и тяжелый был взгляд у женщины: как будто иглы толстые в смотревшего втыкают. Глаза черные, черные, как колодцы. Копна волос по-лошадиному густая. Платье ярко синее, расшитое розами, на ногах мужские сапоги. Катерина смотрела на лицо родственницы, как в зеркало.

Девушка повернула портрет другой стороной, чтобы посмотреть, не написано ли чего. А там — зеркало. Да какое зеркало: в дорогой оправе, чистое, будто только что протертое. И сама Катерина себе в зеркале нравилась, так руки и тянулись волосы потрогать.

"Ежели я ведьма, то и бояться ничего, — подумала девушка. — Пока жива сила глаз, пока огонь горит, не побоюсь узнать ответ на свой вопрос".

Она поставила зеркало на пол, сняла со стены второе и напротив друг друга установила. Образовался бесконечный коридор, Катерина села на пол меж двух зеркал.

"Ежели Андрея увижу, никуда не поеду. Дождусь его с войны".

 

"Суженый — ряженый.

Мне судьбой предсказанный

Ветерком нашептанный

Болотцем убаюканный

Домом обогретый

Песенкой пропетый

Появись передо мной

Руку на плечо сложи

И дорогу к себе покажи".

 

Так, твердила она про себя. Снова и снова. Раскачиваясь, вглядываясь в зеркало, будто действительно веря в то, что она ведьма и может видеть вещие сны.

Неожиданно зеркальная гладь обратилась в воду. По ее поверхности пробежала небольшая волна. Катерина протянула руку, чтобы потрогать: пальцы увязли в собственном отражении, как в смоле, и пропали из виду. Будто перед ней не зеркало, а теплая густая водица. Катерину с той сторону что-то тронуло за руку. Девушка тут же отпрянула от зеркала и прижала к себе ладонь. По телу прошел озноб, будто прикоснулись к ней куском льда.

А в отражении появилась тень. Сначала совсем неясная, но постепенно приобретающая четкую форму. Катерина вгляделась, из черной тень стала желтовато-белой, совсем не человеческой. Девушка зажмурилась, но через мгновение послышался скрип половиц. Что-то ступило на пол, совсем рядом.

Перед ней был Андрей. Парень опирался на одно колено, а другая нога так и осталась в зеркале. Одежда на нем была старой и местами порванной, а еще залитой застывшей кровью. Глаза, как две мутные лужицы: что есть, что нет. Волосы пшеничного цвета грязные, свалявшиеся. На щеке — глубокая царапина, только кровь из нее уже не течет.

— Андрей?

Существо подняло голову и выбросило руку вперед наугад. А из зеркала появился еще один человек. Маленький, в цветной ярмарочной одежде, крепко сжимавший в руке цепь, прикрепленную к ноге Андрея.

— Ты куда меня привел, башка? — сказал незнакомец. — К человеку? Я тебя спрашиваю!

Он прикрикнул на Андрея, и тот боязливо опустил голову и закрыл лицо руками. До того Катерине его стало жалко, что она подалась навстречу к нему. Но этот Андрей из зеркала был другим. Его кожа бликовала на свету, была на вид резиновой и холодной. Явился к ней с того края зеркала не живой человек, а мертвец.

— Ты зачем его позвала? — спросил человечек в ярмарочных одеждах у Катерины. — Не твой он, мой! Ведьма! Ничего, ничего я про тебя еще хозяйке расскажу, будешь у меня знать. Чего удумала... шутки со Смертью шутить.

— Смертью?

— Конечно, — он горделиво выпятил грудь. — Я не абы кто, а самый настоящий Сет-двоедушник. У меня все учтено, все записано. И бумаги могу показать. Я этого первым заметил и не отдам.

Катерина опустилась на колени.

— Жестоко. Что он сделал в этой жизни, чтобы в цепях на том свете ходить? Дай же умереть ему спокойно, — она сложила руки в молитвенном жесте. — Суженым он моим был, прошу, заклинаю, отпусти.

— Суженым? — ученик Смерти посмотрел на девушку с нескрываемым интересом. — Суженым говоришь. Не обманываешь?

Катерина головой помотала, слезы душили, мешали говорить.

— Так, пока не умер твой Андрей. Жив он, иначе бы не явился из зеркала. Но тень его уже в моих руках. Недолго сталось.

— Жив?

— У Смерти есть собственные тропы. Только человек ступит на такую, как уже не свернуть, не объехать. Не жилец твой Андрей, не жилец.

— Жив, жив, — повторяла Катерина, как заклинание. — Жив еще. Стало быть, и спасти его можно.

Сет нахмурился и взглянул на Андрея, который до сих пор сидел, не поднимая головы.

— Возможно, но сила для этого потребуется великая. Такая, что деревья из земли выкорчевывает, волны от берега заставляет течь, а неживое живым делает. Великая сила. Цепь надежно удержит, уж я не отпущу. Но... своя цена есть у всего, — он понизил голос.

— Цена?

В руках у Сета появился ключик. Он повертел им перед лицом у девушки, а затем положил той на ладонь. Катерина моргнула, а ключ уже исчез.

— Ты приведешь мне три души, и я отдам тебе ключ. Может, твой Андрей тогда и сойдет с тропы. Ничего не обещаю, ничем не клянусь. Три души я с тебя попрошу, на каких людей покажу, тех и отдашь мне, Катерина.

— Убить. Убить, предлагаешь? Никогда такого не будет. Никогда.

— Стало быть, в огне погибнет твой Андрей.

У Катерины от подобных слов сердце сжалось. Боялась она огня пуще всех чертей на свете. В детстве девушка уронила керосиновую лампу в сарае, сено загорелось. Такое пепелище стояло на всю округу. Жар окаянный лизнул ногу Катерины и навсегда оставил на ней свой след.

— Да ты не бойся. Ни о чем плохом я просить не буду. Старики в основном. Не сегодня-завтра сами помрут. И не страшно совсем, я же нож в руки не даю. О самом легком прошу. Так, пустяки.

Катерина покачала головой.

— Значит, отказываешься? А говорила, суженый. В огонь за ним отправишься, все деревья из земли выкорчуешь. Ложь, стало быть, — бесновался Сет, дергая за цепь. — Лгунья. Лгунья!

Андрей морщился от боли, но ничего не предпринимал в ответ.

— Остановись, — Катерина схватилась за цепь. — Смилуйся над его душой. Разве он что плохое сделает? За что ему такие муки?

Ученик Смерти замер и приблизил цепь к глазам девушки. Та была выкована из серебряных монет, ровно тридцать звеньев.

— Не понимаю, — она чувствовала себя такой беспомощной и глупой.

— Предатель твой Андрей, — слова в ночной тиши прозвучали, как погребальные колокола. — Есть у него страшная тайна за душой.

— Нет, нет, — шептала Катерина пересохшими губами. — Лжешь. Обманываешь ты меня.

Человечек снисходительно улыбнулся.

— Я готов предложить тебе сделку: если обманываю, если выведешь меня на чистую воду, то верну тебе твоего Андрея, без всякого выкупа. Сам со Смертью говорить буду, чтобы его свести с тропы. Но если я говорю правду...

— Не правда, — упрямо повторила девушка.

— Значит, и бояться ничего, — сказал Сет и протянул девушке руку.

***

 

Катерина проснулась на голой земле. Тело ломило от непривычной позы. И приведется же такое. Не суженый ей Андрей: уехал и даже не оглянулся. И только сейчас она заметила, что вокруг нее больно уж деревья странные растут: длинные, изогнутые во все стороны. И лежит девушка совсем одна посреди леса.

Она вскрикнула и быстро села, поджав под себя ноги. Так холодно, так недружелюбно дышали не нее лесные чащи. Ветер бродил меж их ветвей и тряс листочки. Катерина огляделась: вдалеке виднелся дым от костра, слышались голоса.

Девушка поднялась на ноги и отряхнула одежду. Она не помнила у себя платья, что было на ней надето. Белое с передником, сшитое из плотной ткани, что сильно топорщилось местами. "Что же такое произошло? Куда меня забросило? — подумала девушка. — А что, если все это совсем не сон?"

Шаг за шагом, мышцы из деревянных превращались в живые. Да только странные чувства завладели Катериной, неуютно ей в собственном теле. Ноги, руки есть, а не те. И глаза видят, и уши слышат, да не так.

Она дошла до стоянки, ее тут же окружили люди. Многих девушка знала, вместе в деревне росли. Замерла, не знает, как объяснить, как она тут оказалась.

— Опять в лесу ночевала. Горе ты луковое, Катя, а не медсестра, — из толпы выступил усатый мужчина Валентин Матвеевич. — Ну, ступай, ступай. Посуду вымой, сама что-нибудь съешь. Через два часа дальше двинемся.

Девушка замерла, руки к телу прижала. Никто отродясь ее Катей не называл только Катериной. Как маменька с папенькой нарекли, так человеку и зваться. Она отступила назад и спиной в бочку уперлась, едва не опрокинула. Смех послышался отовсюду.

— Ой, Катя, Катя. Одни беды от тебя.

Катерина обернулась. Ночью дождь шел, видимо, оттого набралась в бочку вода. Сырая вкусная водица, но с листочками и ветками вперемешку. Но как только девушка свое отражение увидела, так пуще прежнего испугалась. Не она это была: глаза другие, нос чужой, волосы грязные.

"Стыдоба-то какая, — подумала она, чуть не плача. — Руки в грязи, ногти нечищеные. Лицо ветками исцарапано. Из косы пряди выбились".

— Отойди с моего пути, — послышался такой знакомый голос.

— Андрей? — так радостно на сердце стало, что и прическа и одежда забылись.

Живой родной стоит перед ней. И кожа розовая от холода, и взгляд не пустой. Живой, живой. Катерине от радости хотелось хлопать в ладоши. Только он смотрел на нее сердито.

— Что ты с утра расшумелась? Есть иди и на глаза не попадайся, глупая, — сказал Андрей и кивнул в сторону палатки.

Катерина не удержалась, слезами залилась, покраснела вся и прочь бросилась. А вслед ей выкрики раздавались: "Глупая, глупая".

Девушка упала на траву, рядом с палаткой. Плечи ходили ходуном от слез. Не Андрей это, не Андрей. Кое-как платьем лицо вытерла, немного успокоилась, затем на ноги поднялась и пошла на запах еды. Еще маменька говорила, что голодный желудок только плохое чует.

Зашла девушка в палатку. Ее тут же отвели к ведру, чтобы руки, лицо умыла. Девушки-медсестры хлопотали вокруг нее, косичку заплели и слова ласковые нашептали. Будто не может Катерина все сама сделать, будто юродивая, не такая, как остальной люд.

Посадили за стол и супа жиденького налили.

— Ой, хлебнем мы с ней еще горя, — вздохнула одна из девушек.

— Молчи, — пристыдила ее другая. — Слышит же. Не глухая она. Да и смелая, ничего не боится.

Они вышли из палатки. Но тонкая перегородка не похоронила их голоса полностью. Катрина хлебала пустой водянистый суп и думала о том, в какое странное место она попала. Кажется, ученик Смерти перенес ее в чужое тело и даже в чужое время. Она оглядела палатку в поисках календаря.

Он нашелся в одной из коробок, упакованных к переезду. Последний не вырванный лист гласил "Четырнадцатое ноября 1714 год".

— Могла бы и у меня спросить, — раздался насмешливый голос.

Катерина от испуга выронила календарь, сердце быстро стучало. За ее спиной сидел ученик Смерти и с равнодушным видом чесал кинжалом за ушком.

И вдруг раздался протяжный звук трубы, Катерина вскинула голову.

— Ведьмы, ведьмы! — кричал кто-то в лагере. — Они нападают!

Девушка бросилась вон из палатки, пройдя прямо сквозь ученика Смерти. При этом ее обдало холодом. Здесь, в самом центре лагеря, царило необычайное оживление. Она видела, что уже появились первые раненные, которых несли во врачебные палатки. Сам бой, видимо, проходил у северной границы, до которой было достаточно далеко. Катерина слышала треск деревьев, в которые попадали стрелы, протяжные крики ведьм, людские стоны.

— Что встала? Сюда иди, — крикнула на нее одна из девушек.

— Но, Андрей... — только и смогла молвить в ответ Катерина.

— Андрей? Зачем ему твоя помощь? Вот, держи сумку, — она сунула ей в руки медицинскую тряпичную суму с бинтами. — Руки чистые? Быстро вымой, да мыла не жалей! Скоро раненых станет больше.

Катерина не стала рассказывать о том, что боится крови и покорно подошла к железному умывальнику. Руки стали неповоротливыми от страха и холода. Она старалась не смотреть в ту сторону, где шло сражение, думая только о том, что Андрей находится сейчас там, и ему угрожает опасность. Слух, против ее воли, улавливал малейший шум, и Катерина мечтала только о том, чтобы закрыть уши.

Из-за ближайшей палатки вывалился человек. Его грудь была ранена. Сквозь дыры в одежде просматривались глубокие резаные раны. От одного вида крови Катерину замутило. Она опустилась на колени, не в состоянии даже позвать на помощь. Мужчина силился произнести хоть слово, но оказалось, что ведьмы пробили его легкое, и оттуда при каждом вздохе сочилась кровь.

— Помоги, помоги, — шептал он пересохшими губами, цепляясь из последних сил за юбку девушки.

Но та оцепенела так сильно, что могла только смотреть на него безумными глазами полными слез. Кровь на его руках, груди, животе страшила. Голова закружилась так сильно, что ей казалось, что под ногами пришла в движение сама земля. Она прикрыла глаза, борясь со своим страхом, но ничего не получалась. Катерина почувствовала, как тяжелеют веки. А в голове раздавалось только одно единственное слово.

Помоги.

***

Катерина проснулась так же резко, как упала. Голова нещадно болела. Во рту пересохло. Девушка приподнялась на локтях. Некто заботливо укрыл ее одеяльцем. И тогда девушка все вспомнила: и человека, которому помочь не смогла, и ученика Смерти.

— Ты отдала мне одну душу, Катерина. Но одной — мало, — услышала она голос Сета.

— Ничего я тебе не отвала.

— У меня видишь все записано: Иван Демидович Лопухов пятидесяти лет отроду. Смерть за ним должна была явиться только в шестьдесят лет. Катя бы его спасла: помощь позвала бы и рану перевязала бы, а ты нет, молодец, не растерялась. Тут же упала, чтобы подозрения от себя отвести. Целых десять лет — замечательно.

От того, что юродивая могла жизнь человеку спасти, а Катерина растерялась, девушке разом поплохело. Она откинула в сторону одеяльце и бросилась вон из палатки.

"Ничего не отдавала, ничего не отдавала", — твердила девушка про себя, а сердце билось все быстрее и быстрее. Не для того она сюда явилась, чтобы жизни отнимать. Только бы Андрея спасти, а больше ничего и не надо.

Бежала, только под ноги себе смотрела, а на людей глядеть боялась. Сталкивалась с ними, направление меняла и дальше бежала. Да только не смеялся никто уже, не до смеха, видимо. В ноздри ударял запах крови, и от этого Катерине снова дурно становилось.

— Ты должен был их прикрывать! Должен был? Отвечай! — услышала девушка громкий голос.

— Да, — ответ прозвучал совсем тихо.

Затем последовал звук удара. Катерина голову подняла, обернулась: лагерь остался далеко позади. Она стояла одна в лесу. Здесь было место боя: повсюду валялись сломанные копья, разломанные щиты, деревья были смертельно ранены стрелами. И тут на самой опушке Катерина снова увидела Андрея. Парень был не один. Рядом с ним стоял невысокий парень с луком и дрожал от страха.

— Я... хотел помочь, но испугался, — хныкал тот. — Залез на дерево. А тут сова мне прямо в ухо ухнула, я чуть не упал. Вы же знаете, эти ведьмы, они и с животными разговаривать умеют.

— Мне все равно, — Андрей занес руку, чтобы снова его ударить. — Слабакам здесь не место.

— Стой! — крикнула Катерина. Голос этот исходил из ее глотки, но был ей совершенно незнаком. Конечно, ведь это было не ее тело, а юродивой девчонки Кати. Андрей со злостью посмотрел на нее.

— Тебя это не касается. Уходи!

— Плохо бить людей только потому что ни не такие смелые и сильные, как ты.

Перед ней появился Сет. Но на этот раз Ученик смерти выглядел не таким довольным, как раньше.

— Не вмешивайся, Катерина, — строго сказал он.

Но ни Андрей, ни лучник, разумеется, никого, кроме девушки, перед собой не видели.

— Ты ничем не лучше. Не мешайся под ногами, — сказал Андрей и пошел обратно к лагерю.

Лучник опустился на колени, ноги уже совсем его не держали. Он смотрел на свои дрожащие руки и не мог отвести от них взгляда. Такой же вид был и у матери, когда она узнала, что Катерина видит вещие сны. Девушка опустилась на траву рядом с ним и погладила по руке.

— Все хорошо, все будет хорошо, — сказала она ласково.

Сначала парень напрягся, и девушка это хорошо почувствовала, но потом, словно некая сила протолкнула воду через плотину: он уткнулся ей в плечо, слегка приобнял и заплакал.

***

Катерина вернулась в лагерь вместе с лучником. Он уже немного успокоился и, наконец, отпустил ее руку, поцеловав ее на прощание. Девушка смотрела ему вслед, а в голове у нее жили собственные страхи. Не знала она, как остальным медсестрам в глаза смотреть, как сказать им, что жизнь человеческая в ее руках была, а удержать ее не получилось.

С тяжелым сердцем зашла девушка в общую палатку. Но никто на нее даже не посмотрел. Повсюду валялись окровавленные бинты. Люди лежали вперемешку с землей: грязные, стонущие от боли. А меж них сновали медсестры с целебными отварами.

— Что встала? Никакой от тебя помощи, только глазами хлопать и умеешь, — набросилась на Катерину одна из девушек. — И почему только Бог вот таких убогих и бережет!

— Ну, полно, — другая девушка, в которой Катерина узнала Юлю, отгородила ее от сердитой девушки. — А ты ступай, Катя. Ступай на кухню. Может помощь пригодиться.

Катерина, пятясь, вышла из палатки. При виде крови, а еще от упоминаний о еде, ей стало дурно, но она себя сдержала. Значит, война. Кровь, слезы и страх повсюду. Но иначе ведь никак нельзя. Если ведьмы слабину почуют, то не выжить деревне. Придут, разграбят и скот уведут.

Она шла по шумному людскому лагерю в самый центр, где стояла палатка-кухня. Много людей здесь было: молодые, старые. Все, кому деревня дорога, вышли на бой. Сколько дней, недель пройдет, прежде чем они головы свои сложат. Не отступят ведьмы, она чуяла сердцем, не отступят.

Она помогала в лагере до самого захода солнца. Относила раненым поесть, истории им рассказывала, как за кошкой гонялась, как гусь в их деревне жил, который ее терпеть не мог. Улыбалась, воду черпала. Но на кровь старалась не смотреть. А когда уже сон пришел в лагерь, когда все разбрелись по своим палаткам, то Катерина спать не отправилась.

Присела около костра и ножик кухонный из кармана достала. Вокруг лес, тишина. И только слышно, как дозорные по округе ходят, следят, чтобы ведьмы ночью не напали. А Катерина руку вперед вытянула, глаза зажмурила и сделала небольшой надрез. И крови-то было всего ничего, а ей тут же дурно сделалось. Но она не зажмурилась, не отвернулась.

— Ты что вытворяешь? — перед ней стоял Андрей. Глаза злые, невыспавшиеся. — С ума сошла?

Он попытался вырвать у нее нож из рук, но девушка ловко извернулась.

— Не тронь, — строго сказала ему Катерина. — Мое это дело. Не хочу больше крови бояться.

От этих слов Андрей переменился в лице. Рядом присел, лук перед собой положил и больше не сказал ни слова. А Катерине ничего другого и не надо было. Смотрела она, как свет от пламени плясал на ее коже; красная кровь по руке текла и на землю капала. И вспомнила она, как увидела мертвого Андрея, как его уже затянувшиеся раны были полны застывшей крови.

Катерина притронулась к руке: теплая. И кровь такая же теплая. Андрей вытащил из сумки бинт.

— Ну, хватит уже, — сказал он, грубо взял в свои руки ее ладонь, перебинтовал кисть. — Смелая ты, Катя, но глупая.

Это у него не очень хорошо вышло. Криво бинт лег, но плотно.

— Пусть и глупая, но тут ведь всем страшно, — сказала Катерина, избегая смотреть ему в глаза. — Лучник ведь не убежал, остался, хотя и знал, что ты кричать будешь. Ты не можешь не кричать. Знаю я, столько раз видела. Злой ты, жестокий. И ничего хорошего в тебе нет.

Андрей при упоминании о трусе поджал губы.

— Будто тебе никогда страшно не бывает, — продолжила девушка. — Что с деревней будет? Придут ведьмы, разграбят, убьют всех, кто остался, и нет больше истории. Нету больше твоего народа. Песни, поговорки останутся или нет, неизвестно. А о человеке что сказать, кто его помнить будет?

— Никто, — коротко ответил Андрей. — Не для того, чтобы помнили, живем. Может, и злой я, но покуда хоть один человек за мою душу будет молиться, не пропаду. А она такая существует, мне есть, кого беречь.

От этих слов по коже Катерины пробежал холодок.

— Но ведь ты так холодно попрощался, — сказала она. — И Юля у тебя уже есть.

Ведь это были ее слова. "Я буду за Вас молиться".

***

Утро наступило неожиданно. Громкими шагами, громкими звуками подкралось к Катерине. Она, как около костра сидела, так и заснула. Но только накрыл ее некто лоскутным одеяльцем, чтобы не озябла совсем. Девушка слегка приподнялась. Спать пришлось на бревне, кости ломило от непривычки. Но лагерь просыпался, и она на ноги вскочила. Да только схватил ее за руку ученик Смерти.

— Не слушаешь ты меня, Катерина. Беду на себя накликаешь, — угрожающе сказал неизвестно откуда взявшийся Сет.

Он и сам худо выглядел: мешки под глазами, взгляд безумный.

— Я ждал от тебя вторую душу, — пояснил он.

Катерина покраснела от злости. Она не допустит, чтобы по лагерю разгуливала Смерть. Не предатель Андрей, не предатель. Он жесткий командир, была в этом правда. Но тут о нем никто плохо не говорил. "Но кого же он имел в виду, когда говорил о второй душе?" — закрались в ее голову подозрения.

— И зачем только ты вмешалась! — от его громкого голоса возник такой ветер, что чуть не снес палатки. Люди пригнулись, но, конечно, ничего не видели и не слышали. А девушка, как стояла прямо, так и осталась стоять. Лучник. Сет хотел забрать лучника. Значит, правильно она сделала, что помешала Андрею договорить. Ой, не к добру его горячий нрав, не к добру такая чрезмерная строгость.

— Теперь уж последний остался, не оплошай, — сказал Сет уже немного спокойнее. — И ничего почти от тебя не потребуется. Когда время придет — побежишь своего Андрея спасать. А я уж об остальном позабочусь. Тебе нечего бояться.

Он снова протянул ей руку, но на этот раз девушка не поддалась на его лживые заверения. Отступила и ладошки к груди прижала. А сердечко так колотилось, словно просилось на свободу. Так нельзя. Так не делается. Вот, что оно ей твердило с каждым ударом.

— Нет, — ответила девушка твердо. — Нет.

Она зажмурила глаза, опасаясь новой вспышки гнева ученика Смерти. Но ее не последовало, и тогда Катерина осторожно приоткрыла глаза. Сет издевательски ухмылялся.

— А вот посмотрим еще, чья взяла, — сказал он, прежде чем исчезнуть. — Отдашь мне эту душу, и спасешь своего суженного, Катерина. А если не отдашь... — тут его взгляд стал жестким, а глаза из почти живых превратились в гранитные, — сгорит твой Андрей. Недолго совсем осталось.

***

Как только Катерину увидел повар, то сразу же забрал к себе: горшки и котелки отмывать. Девушка только и рада была: от страха руки тряслись, так и рану не перевяжешь. Она десять раз за водой сбегала. Каждый раз по новому маршруту. Бежит, лагерь оглядывает, ищет Андрея. А его нет нигде. И в лазарете посмотрела, и в палатке-кухне. Будто исчез совсем. И никто сказать не может.

Поставила Катерина ведро на кухню, а сама незаметно шмыгнула на улицу. Из всех палаток, ту, что Андрею принадлежала, она быстро нашла. Ночью именно туда парень пошел. Девушка осторожно отогнула платяную дверку и заглянула внутрь. Аккуратно сложенный походный мешок лежал около стенки. И до того ей тоскливо сделалось, будто парень умер уже.

— Что ты тут делаешь? — на пороге возник Андрей. — А ну ступай к себе.

— Ты скоро умрешь, — сказала девушка со слезами на глазах. — Ты скоро погибнешь в огне. Я знаю, я ведьма. Я вижу вещие сны. Я Катерина, а не Катя.

Слова дались девушке не просто, но она их сказала. Если Сету нужна третья жизнь, то пусть забирает ее. Хватит с нее этих игр, хватит этой войны.

— Нет, — сказал ошарашенный Андрей. — Только не ты. Уходи, они никого не пощадят. Во мне тоже есть волшебная кровь. Я им тебя не отдам.

Но на беду в этот момент в палатку заглянул Валентин Матвеевич. Мужчина все слышал.

— Ведьмы среди нас! Сжечь их, сжечь их! — закричал он не своим голосом.

Катерина бросилась к Андрею и закрыла его собой.

 

***

Катерина моргнула. То, что пронеслось у нее перед глазами, выглядело, как сон наяву, но казалось таким реальным. Помощник Смерти протягивал ей руку, соблазнял пожать ее, но девушка покачала головой и перевернула зеркало. Она снова была у себя в комнате. Получается, что Катерина видела вещий сон.

В дверь постучались. Она осторожно спустилась вниз, не зная, чего ожидать. На пороге стоял Андрей, запыхавшийся от долгого бега.

— Мне приснился странный сон, — сказал он. — Будто ты крови боишься, а меня нет. Будто ты ужин на целый лагерь можешь приготовить и воды за час натаскать. Будто истории рассказываешь так, что смертельно больные с улыбкой на тот свет уходят. Будто ты со мной разговариваешь и в глаза мне смотришь. Будто любишь ты меня, Катерина, — последние слова он сказал совсем тихо. — Ведь не может быть это правдой?

И девушка радостно улыбнулась. Разве важно, что завтра случиться, если не исправить уже ничего. Разве стало человеку за свою жизнь так цепляться, чтобы других из-за этого топить. Разве может быть жизнь, любая, ценнее, чем другая жизнь. Если Смерти надобно — пусть забирает и Катерину. Но играть или договариваться, она не станет.

— Береги меня, — ответила девушка. — Пока можешь, береги.