На Марсе жизни нет

Утром они вдруг появились. Днем не было, вечером — нет, утром — слабое жжение по коже и рубец. Сначала Женя увидела его на руке, затем, осмотрев спину в зеркале, нашла еще один на лопатке.

По голове как подушкой вдарили — стало пусто и безразлично. Потом накатил страх. Одно дело — заболеть синим лишаем на станции. Там проще. Послать радиограмму на Землю "никуда не полечу, эксперимент не закончен, замену не высылайте". Всё. Можно работать дальше. Там все всё понимают, все такие.

Другое дело — на Земле.

Женя метнулась от зеркала до шкафа, обратно. Дошла до кухни, налила воды, выпила. Опять до комнаты, на кухню, налила воды, выпила.

Матери говорить нельзя. Будут лишние слезы — дочь покалеченной прилетела, куда такой на Земле? Брат туда же.

Срочно звонить Вадиму Николаевичу и попытаться... только попытаться снова. Ведь на Марсе жизни нет. Это все знают. Ни в одном образце почвы с Марса не было ее следов.

Телефон нашелся на зеркале, выученный наизусть номер...

— Алло. Вадим? У меня синий лишай.

Зевок в трубке, короткое молчание. Потом: "Женя, ты в своем уме? Полседьмого утра!"

— Извини, — сквозь зубы. — Вадим, проснись уже. У меня синий лишай.

Три секунды тишины. Ровно три. "Жень, не придумывай. Сходи к дерматологу, наверняка герпес в порту подцепила".

Хотелось крикнуть: "какой герпес в стерильном порту?!"

"Послушай, отдохни, выспись, вчера ведь только прилетела. Месяц в одиночном полете — не шутка. Наверняка реакция на стресс. Стрептодермия, навскидку? Еще весна эта, цветет все. Никакого лишая у тебя нет".

И гудки.

Ну конечно. Никакого лишая нет. И люди исключительно по личной инициативе годами сидят на марсианской орбитальной станции. И фотографии — очень много фотографий, посылаемых на Землю. Даже образцы слали, правда, не долетели они, за месяц в полете ничего не осталось.

Но все знают: на Марсе жизни нет. И синего лишая тоже. По фотографиям сделали заключение — мутация земного грибка. Прописали мази. Переслали микологам на Марсе ящик с тюбиками и принялись ждать результатов. Что могли — замяли, что не могли — приукрасили. Незачем пугать миллиарды людей. Люди здесь, грибок — там, далеко. А правду о том, что происходит на марсианской орбитальной станции, все равно еще долго никто не узнает. Четыре года назад оттуда всё реже стали возвращаться, а вернувшиеся молчали.

Потом в голову пришло: а что, если не лишай? Банальная стрептодермия? И паника раньше времени. Понаблюдать бы сначала, потом поднимать крик.

Еще один номер...

— Ань, меня сегодня не будет. Извини. Совсем заболела. Извинись за меня перед ребятами.

 

В семь вечера в дверь позвонили.

За час до этого появился третий рубец на ребрах. Еще раньше были одноразовые перчатки, очередь в поликлинике, беглый взгляд дерматолога, безапелляционное "стрептодермия", анализ с рубца, "приходите послезавтра" и очередь в аптеке. Заехать к родителям Женя не успела. Хотя в душе чувствовала — не смогла себя заставить, побоялась выложить все за чашкой чая. Долго говорили по телефону. Брат поступил в летное училище, еле пробился.

На пороге стояла Аня.

— Сюрприз!

Выгнать ее сразу не поднялась рука, полгода не виделись. Женя посторонилась, делая вид, что не заметила подставленной щеки. Чертова традиция! Надо было раньше завязывать с обменом микробами.

Аня удивленно замерла. Всего на мгновение, потом понимающе хмыкнула, поставила сумку с фруктами на пол и принялась разуваться.

— Чем заболела-то? — спросила как бы между делом.

— Стрептодермия, — отозвалась Женя, уходя на кухню и делая вид, что ставит чайник. Чем бы обработать чашки? Хлоргексидин? Нет, из них потом пить не станешь — все горечью забьет. И он бесполезен против синего лишая. По крайней мере, на станции так было.

— Фигня, — донеслось из прихожей. — У меня в детстве была. Две недели грязная, как чучундра, ходила, потом прошло.

К черту!

Щедро плеснула хлоргексидина, обмыла водой.

— Ну ты параноик! — Аня заглянула через плечо. — Дезинфекция чашек, как на войне.

Женя подвинулась — чуть резче, чем хотелось. Главное — никого не касаться. Синий лишай передается не так уж легко. Но это на Марсе. А как на Земле?

— И от людей шарахаешься, — резюмировала Аня.

— А ты совсем не боишься, — огрызнулась Женя. Чуть резче, чем предполагалось.

Аня поджала губы.

— Если так боишься, сказала бы, что у тебя карантин. Но смысл? Даже если заражусь, через две недели вылечат. Хоть высплюсь, у меня год нормального отпуска не было.

— Я... — рука сама опустила чашку в раковину. "Боюсь, что эта дрянь расползется на Земле".

За себя давно не страшно. Поначалу, когда только прилетела на станцию и увидела коллег, — было, а потом, даже не заболев еще, смирилась. Лишай не смертелен. Уродлив до слез, но безболезнен и ничем, кроме вида, себя не выдаст. Радовалась, когда за четыре месяца не заразилась, решила лететь домой. И нате вам. Хотя, быть может, это не лишай.

— Ладно, я ненадолго зашла, — Аня всегда быстро отходила. — Давай, сама вымою, раз так боишься тронуть меня лишний раз.

Женя смотрела, как Аня моет чашку, и пыталась вспомнить, как до полета могла так же не бояться. Как умела доверять врачам, точно зная, что вылечат, ведь давно уже нет ни одной болезни, которой не было бы лечения. Ощущение не возвращалось.

Когда Аня выключила воду и села за стол, Женя только уткнулась в свою чашку. Аня тактично перевела тему. Ее дочь уже в детском саду, скоро в школу пойдет.

 

К утру рубцы посинели — ни с чем не спутать.

Накатило по новой, страх, раздражение: "почему не предупредили до полета, почему позволили лететь, почему на Марсе не нашли лекарства", безнадежное: "почему именно я". Попытки смыть синеву мылом, краснота на здоровой коже и синие концентрические круги, разбегающиеся от рубцов. Еще один рубец, пока красный, на животе.

Перчатки до локтей, кофта с длинным рукавом несмотря на тепло. Пешком до поликлиники, промоченные ноги в луже, где отражалось пронзительно-синее небо. Очередь, вымученное "ну я же вас просил прийти завтра" от врача, смотревшего больше в окно, а не в карту.

— Стрептодермия у вас, — от него же. — Кроме стрептококков, в посеве ничего нет.

— Мне еще к кардиологу надо, — маленькая ложь, чтобы получить карту на руки. Дерматолог, конечно, не стал проверять по базе данных.

 

В справке с результатами анализа действительно больше ничего не было. И быть не могло. Синий лишай не растет в земных питательных средах. Ему нужен Марс. Или человек.

Женя выдернула листок анализа из карты и спрятала в карман. Глядишь, пригодится микологам на Марсе.

Вдохнуть свободно смогла только на улице. Весенний ветер остудил голову, солнце пекло, пахло черемухой.

Нельзя бояться и паниковать. Ничего страшного не произошло, все ожидаемо. Просто не случилось чуда. Это не страшно, на Марсе такие все.

И к Вадиму идти надо, пусть полюбуется, как на Марсе нет жизни.

В кармане завибрировал телефон. Аня.

— Алло.

"Жень, ты где? На домашний не дозвониться".

— Вадим вызвал, уехала к нему.

"Да ладно. Я думала, у тебя карантин".

Конечно, не поверила.

— Работа, она такая.

Побольше веселья в голос. Обычно срабатывало.

"Чтобы Вадим в мае работал? Жень, что у тебя случилось?"

— Ничего. Все хорошо.

"Ты вчера была как на иголках. Сегодня в такую рань срываешься. У тебя точно стрептодермия?"

— Точно.

"Жень..."

— Прости, нужно бежать. Вечером созвонимся.

Скорее выключить телефон. Сказать? Нет, нельзя. Такое нельзя сообщить просто потому, что так честнее. Это не решается в одиночку. Как сказать, если все лучшие специалисты Земли сейчас на Марсе, а вакцина, если появится, не факт, что долетит?..

Женя стояла посреди улицы, смотрела на обмытый талой водой свежий город. Город смеялся и блестел.

 

 

Ранней весной вокруг Космического Института имени Королёва сажали сирень. Об этом на станцию писала Аня, возмущалась, что дорога обледенела и изгваздана землей. Сейчас сирень распускалась, вспыхивали белые, розовые, лиловые облака.

Прежде, чем зайти к Вадиму, Женя остановилась перед доской объявлений, посмотрела расписание полетов к марсианской станции. Нашла свой рейс трехдневной давности. Одиннадцатое мая, десять ноль-ноль. Усмехнулась, когда вспомнила, что рейс опоздал на два часа, и мать пыталась ей дозвониться. Следующий рейс на восемнадцатое, двенадцать ноль-ноль, туда. Оттуда — ни одного.

— Девушка, Вадим Николаевич занят! — крикнула ей Марго, когда Женя прошла через лабораторию к внутреннему кабинету. Не узнала.

— Вадим, привет, — до Марса она заходила без стука. И сейчас решила не изменять привычкам.

Вадим дернулся, скинул ноги со стола, сунул журнал в ящик. Неудачно. Журнал шлепнулся на пол обложкой вверх.

— Женя, — кивнул, подъехал на стуле ближе к столу, заслоняя журнал. — Ты не отдыхаешь? Ты, вроде, планировала неделю отпуска.

— Вадим, кончай придуриваться, — Женя закрыла за собой дверь. — Я звонила тебе вчера утром.

— Да, я помню. Разбудила меня в такую рань. И чего тебе не спалось?

— Вадим, у меня синий лишай, — повторила Женя.

— А у меня воспаление хитрости, — отбрил Вадим. — Я смотрел базы данных. Тебе поставили стрептодермию.

— Ты не хуже меня понимаешь, что это бред.

— Хорошо, чего ты хочешь?

— Следующим рейсом на Марс лечу я.

Вадим молчал.

— Я не могу тебя отправить с твоим диагнозом, — наконец ответил. — В законе пункт тридцать один, подпункт пять, если я правильно помню.

— Этот диагноз — бред!

— Не больший, чем марсианский синий лишай. На Марсе нет жизни!

— Хорошо, — Женя принялась стаскивать с руки перчатку. Та никак не поддавалась, словно уговаривала одуматься.

— Ладно-ладно, подожди, — Вадим заметно всполошился, приподнялся.

Перчатка хлюпнула и слетела.

В тесноте рубец опух, на всю руку разбежалась синева.

Сперва Женя не могла оторвать от него взгляд. Концентрические круги не отпускали и расширялись, расширялись. Потом Женя заметила, что Вадим смотрит, как загипнотизированный.

— Ну?! Вадим, я должна лететь!

Вадим дернулся, откатился назад.

— Женя, пойми, я не могу отпустить тебя. Запрещено! Два полета туда и обратно без перерыва хотя бы в месяц — это невозможно. Появятся вопросы, почему я рискую здоровьем сотрудника. Подозрения. Я не могу!

— А на Земле ты можешь меня оставить?! — Женя сорвалась вперед, нависла над столом. — Это не шутка! Оно заразно! Ты готов услышать из телевизора сообщения о заразившихся?

— Карантин. Будем ждать, когда пройдет.

— Вечно, — Женя покивала. — И никого не будешь ко мне пускать. Лично встанешь с топором у входа. С чего ты решил, что оно не сможет адаптироваться и распространиться? Рано или поздно всё равно выяснится, что оно с Марса!

— С тем же успехом — с Луны или Венеры. На Марсе жизни нет.

— Да есть она там! — кулак в синих разводах грохнул по столу. — Понимаешь? Есть! Она там везде!

Вадим вскочил, пнул стул.

— И как прикажешь мне сказать это тем, кто должен туда лететь?! Светке, которой лететь восемнадцатого? Кто вообще у меня туда полетит?! Вот это — не шутка! Это здесь, на Земле, мы все друзья. Там — нет! После всего, что мы сделали, отдать Марс другой научной группе?!

— Если ты не отправишь меня на Марс вместо Светы, я расскажу ей все, и на Марс больше никто никогда не полетит.

Женя сама не поняла, как смогла это сказать. Вадим замер. Встретившись с ним взглядами, Женя отшатнулась и метнулась к выходу.

— Стой! — неслось вслед.

Марго от неожиданности вздрогнула, уронила пробирку. По полу брызнуло алым.

 

К вечеру руку словно чернилами облили, по спине медленно расползался синий круг.

Женя знала, что Вадим ничего не сможет ей сделать, не упомянув при этом Марс. Даже вызвать скорую на дом. Иначе начнутся проверки: как сотрудник, только что прилетевший с орбитальной станции, мог заразиться. Где? Никакие оправдания не пройдут — любой более-менее приличный микробиолог на взгляд определит, что реакция не аллергическая. Та же Света никогда не имела с этим трудностей.

Семнадцатого синим чиркнуло по лицу. Сбоку, на щеке — если закрыть волосами, не видно.

Аня приходила дважды, звонила в дверь, потом на мобильный. Женя ответила один раз, сказала, что на конференции. И выключила телефон.

Хотелось увидеться с родителями и братом. Вечером шестнадцатого она все же позвонила им, но говорили минут пять, не больше.

Восемнадцатого рано утром под окнами косили траву. Женя проснулась от воя газонокосилки и заснуть уже не сумела.

 

Самый трудный звонок откладывался до последнего. Женя хотела позвонить с автобусной остановки, но пошла пешком, после — из парка, но сама не заметила, как прошла его.

Около космопорта достала телефон. Потом возможности не будет. С детства знакомый номер...

— Мам, привет. Я всего на минутку. Меня срочно командируют на Марс. Вылет сегодня.

В трубке долгое молчание. Слышно, как на заднем плане кто-то говорит.

— Мам?..

"Удачи тебе, — чужим, пустым голосом. — Вышли радиограмму, когда долетишь".

Слова пропали. Потом вернулись, но уже не те, что были заготовлены.

— Мам, я скоро прилечу. Обязательно. Всего полгода там, потом назад. И сразу к вам приеду.

Тишина. Долгая-долгая, одни шорохи в эфире.

— Мам?

"Жень... ты только там держись. Слышишь?.. Мы подождем, сколько нужно. Ты только возвращайся".

Гудки.

"Не опускай руки, слышишь? — вспомнилось давнее. — Не смей!"

Тогда она поступала в университет.

Женя автоматически вытащила зеркальце. Синева проглянула под глазом.

Возможно, если бы мама попросила, она бы уже никуда не полетела.

 

Женя смутно помнила, что зал ожидания для пассажиров до Марса размещался на втором этаже. На первом — до Луны и земных орбитальных станций.

Но Марс — это не Луна. Туда не летают дважды в день, рейсы продумываются заранее и рассчитываются на одного. Капсула подгоняется под конкретного человека, под него же — защитный костюм. Чтобы не ехать до порта в теплом костюме, его выдают только в космопорту, а зал ожидания напоминает раздевалку в бассейне, чтобы человек мог спокойно переодеться и приготовиться к месяцу полета.

Эскалатор Женя нашла сразу, зал недолго поискала. Пока он пустовал. Пришлось встать в стороне, среди кадок с фикусами, и ждать. Время подбиралось к двенадцати.

Наконец, на эскалаторе показались двое — Света и Вадим. Они о чем-то говорили, Вадим заметно нервничал. Зашли в зал, дверь за ними захлопнулась.

Женя думала, что никогда раньше у нее не стучало так сердце. Даже во время первой высадки на Марс, даже когда аппаратура показала очертания первого подповерхностного океана.

Вадим всё не выходил.

Почему так долго? В прошлый раз он сразу ушел в пункт управления полетом.

Тут накатило понимание. Он не выйдет. Отвернется, когда Света будет переодеваться, потом проводит ее до корабля. Чтобы точно знать, что это она улетела к Марсу.

Телефон долго не хотел покидать карман. "Нет сети". Конечно, сеть есть только на первом этаже у входа.

К черту, экстренная линия! Плевать на лимит "один звонок в неделю"!

— Аня, срочно.

"Женя?! Что случилось?! Что у тебя за конференции?! Мы уже искать тебя собрались!"

— Ань, нет времени. Срочно позвони Вадиму по экстренной линии. И скинь, чтобы он тебе перезвонил. Спроси, когда привезут образцы с Луны. Но не говори, что это я спрашивала!

"Что происходит? Какие образцы?!"

— Потом объясню, — еще одна ложь. — Пожалуйста, позвони!

Молчание в ответ. Гудки. Только бы Аня поняла!

Теперь ждать. Обычно Вадим сразу тратил "экстренную линию", как только она появлялась.

Минуту спустя Вадим вышел и широким шагом направился к эскалатору. Есть две минуты.

Света сидела на лавке и поспешно распаковывала костюм.

— Вадим, я же просила снаружи подождать! — возмущенное.

Женя кашлянула.

Света вздрогнула и обернулась. Долгий изучающий взгляд.

— Жень, что с твоим лицом?

— Подарок с Марса, — улыбнулась криво, отвела за ухо волосы. — Ты ведь не будешь говорить, что это стрептодермия?

— На Марсе жизни нет, — неуверенное. Синева на коже — лучший аргумент.

— Если позволишь, отвезу обратно на Марс.

Короткое молчание. Было видно, как с каждой секундой Свете всё меньше хотелось лететь туда и пропорционально меньше — оставлять заразу на Земле. Света — микробиолог, она знает, чем это чревато.

— Там все такие? — скорее утверждение, чем вопрос.

— Те, кто отказываются возвращаться, — да. Ну что? Решай быстрее, я лечу, или ты!

— Капсула и костюм настроены под меня.

— Плевать! — возможно, слишком резко, но времени нет. Стрелка часов ползла к двенадцати, вот-вот вернется Вадим.

Света неуверенно протянула вскрытый пакет с костюмом.

Ее взгляд чувствовался спиной. Неподвижный взгляд на концентрические синие круги во всю спину.

Костюм немного жал, но в целом не вызывал неудобств. Это только до лунной орбиты, потом можно будет снять. Еще шлем.

— Свет, уходи, — из шлема голос звучал глухо. — Вадим не должен знать, что лечу я.

Неуверенный кивок.

— Свет, ты меня поняла? Никто не должен об этом знать раньше времени! Понимаешь, почему?

Уже более осмысленный взгляд.

Дверь хлопнула.

В последний раз проверить все ремни, иначе выход за атмосферу Земли может стать холодным и болезненным.

Дверь хлопнула снова.

— Уже оделась? — это Вадим. Выглядит даже более издерганным, чем раньше. — Ладно, пошли.

Коридор короткий, в конце раздвижные двери и лифт. Еще одни двери.

— Черт, какие образцы? — Вадим нервничал, пытался вспомнить.

Немного хотелось плакать. Вадим не виноват, что один из всех отважился осваивать Марс — это его экспедиция семь лет назад была на станции первой. Тогда весь мир знал точно: на Марсе жизни нет.

К кораблю уже подвели трап, капсулу загрузили внутрь.

— Свет, как прилетишь, пришли радиограмму, — Вадим спохватился только у трапа. — Обязательно пришли.

— Угу, — и вверх по трапу.

Знакомое кресло, защелки безопасности. Потом, после лунной орбиты можно будет ходить по капсуле.

Вадим скрылся за раздвижными дверями пункта управления полетом, люк корабля встал на место, по экрану связи пошла рябь настраиваемого сигнала.

Быстрее. Сейчас наладят связь, и придется говорить.

Экран разлиновало зигзагами, внизу взревело, корабль тряхнуло. Черт возьми, неужели не успеет взлететь?!

— Свет, это я, — голос Вадима. — Пришли радиограмму. И вот еще... когда прилетишь, — нервный смешок, — станция может быть не совсем такой, как ты ее представляешь.

Гул снизу стал монотонным. Легкое головокружение — корабль приподнялся над землей.

— Но там очень нужны твои способности. Ты даже не представляешь, насколько.

Женю словно оглушило. "Ты даже не представляешь, насколько"...

— Свет? — встревоженный голос Вадима.

Внизу грохнуло. Из турбин хлынуло пламя, корабль понесся вверх.

— Света?!

Женя кашлянула.

— Вадим, прости. Это я.

С той стороны короткая пауза. Звук удара. Вадим стукнул кулаком по столу.

— Женя, чтоб тебя!..

— Вадим, прости, — а подозрения все множились. — Скажи, кого ты хотел заменить Светкой?

Молчание, еле слышные голоса, которые все отдалялись.

— Тебя.

Заменить ее, геолога, на микробиолога. Все справедливо, именно микробиологи там сейчас нужны. Такие, которые попросту не имеют выхода и вынуждены работать ради себя.

Вадим молчал.

— Она никому не расскажет, — наконец выдавила Женя.

— Откуда ты знаешь? — голос звучал тише помех.

"Она подумала о том же, о чем думала я, когда врала Ане".

— Просто знаю.

Но эфир уже заполнили помехи.

 

 

Включился внешний обзор, на весь экран растянулась синева Земли. Дальше, дальше, совсем далеко внизу, как капля в невесомости.

На месяц полета у нее в распоряжении целая библиотека книг по микробиологии, а после — еще месяц, пока с Земли, возможно, не начнут приходить сообщения о заболевших.

Красная лампа над экраном стала зеленой — можно снять костюм.

Обе руки посинели, синева маской покрыла лицо.

Искать лекарство будут на Марсе. С самого начала, с марсианского пенициллина. Сейчас там достаточно тех, кто готов проверить его на себе. А пока… синяя кожа — это красиво. Красиво ведь, правда?..