В стране великанов

Пеша почти не помнил маму. От неё остались только самые ранние воспоминания-образы: недвижимые, безмолвные, словно фотокарточка. Вот мама сидит в тени виноградника, расчёсывает свои длинные каштановые волосы, на устах застывшая полуулыбка. Палит южное солнце, но во дворе хорошо, прохладно. Папа Нелу в белой рубахе навыпуск, щурясь, расставляет стаканы на столе. В последний раз семья вместе — утром мама уедет: тихо, без предупреждения. Пеша проснётся затемно, но её постель уже будет застелена и сумки, собранные с вечера, куда-то исчезнут.

— Одни мы остались, — папа Нелу потреплет мальчика по плечу. — Поэтому веди себя хорошо.

На самом деле Пеша был его племянником, а не сыном. Мальчик не знал настоящего отца. Дядя оказался плохим хозяином. Виноградник высох, хмель почти придушил сад, огород зарос пыреем. Весной в нём квакали жабы, роилась мошкара. Комары плодились в никогда не высыхающих ямах, через забор на чужие дорожки рассыпалась алыча. Соседи буквально ненавидели дядю. Каждый раз, когда папа Нелу возвращался с работы, они с жалобами и угрозами поджидали его у калитки. Дядя разработал целую систему, чтобы не попадаться им на глаза — ходил разными дорогами, выжидал удачный момент и, озираясь, тайком прошмыгивал во двор. Только за забором, он, наконец, чувствовал себя в безопасности. В вопросах безопасности дядя был настоящий дока. В то время как цивилизация во дворе постепенно сжималась к проходу от дома до туалета, забор достраивался. Простой штакетник сменился сеткой, пластиковыми листами и, наконец, кирпичной стеной с зубцами и колючей проволокой.

Чтобы посмотреть на мир, Пеша залезал на жерделю за домом и подолгу стоял на самой вершине. Под ногами расстилался зелёный океан, ветер болтал с древесными кронами, а вдоль смоляных дорог проплывали дома-пароходы. Где-то рядом находилась река, но даже с жердели её не было видно. Как-то папа Нелу сводил мальчика на рыбалку, но что-то случилось — дурное, тёмное и больше он никуда не ходил кроме работы.

Со школой у Пеши тоже вышла неувязка. В садике его особенность была не так заметна. Ну, маленький и маленький, в самом конце на построении, кому это мешает?

— Он нам не подойдёт! — заявила какая-то тётенька с пухлыми щёками.

Пеша сидел на мягкой лавочке в приёмной, болтал ногами. Дядя же вытянулся перед незнакомой женщиной как по струнке.

— Да сядьте вы уже!

— Спасибо, я постою. Почему не подойдёт? Мальчик абсолютно нормален…

— Коллега, ну вы же должны понимать, что школа у нас общеобразовательная. И мы не можем лично для него создавать подходящие условия. Вот, к примеру, физкультура. У нас норматив — пробежать стометровку за четырнадцать и шесть десятых секунды. Он сможет?

— Я принесу справки об освобождении.

Тётенька качает головой.

— А остальные уроки? Каждый раз в новом кабинете, с этажа на этаж, в сплошном потоке. Сами за ручку будете водить? Ещё нужна особая парта, стул и в каждый класс. Мы не имеем право отказать, но я всё же надеюсь на ваше благоразумие. Для «особых» детей нужны и особые школы. Так будет лучше.

Дядя промолчал до самого дома, шёл, изучая асфальт под ногами, жевал губу.

— Это всё из-за меня? — тихо спросил Пешу. — Я в чём-то виноват?

Папа Нелу поднял глаза. От чтения они были всегда красные, в сосудах.

— Ты что такое говоришь! Всё ещё наладится, вот увидишь.

Особая школа стояла под боком, в нескольких кварталах от дома. За белым заборчиком суетилась, галдела молодёжь. Первые дни прошли хорошо, хотя от новой информации кружилась голова. Пеша познакомился с одноклассниками. У соседки по парте вместо левого глаза была марлевая тряпица, а один мальчик постоянно постукивал пальцами. Сидит — барабанит по крышке стола, вызовут к доске — трясёт в воздухе, будто оркестром дирижирует.

А потом случилась катастрофа. На школьном дворе к Пеше подошли ребята из старшей группы — высокие, плечистые мужчины. Один из них предложил поиграть в «метание карлика». Он ухватил мальчика поперёк туловища, размахнулся и шваркнул в палисадник. До второй попытки дело не дошло — при падении Пеша вывихнул руку и поехал в травмпункт вместе с учителем. Когда дядя увидел помятого племянника, то схватился за голову и помчался в школу. Пеша не знал, о чём он там разговаривал, но больше никуда не ходил. Дядя обучал сам, тем более что после закрытия института, где он работал, времени стало много.

Учёба давалась легко — сказывался педагогический опыт дяди. Но вот общения порой не хватало. Папа Нелу не запрещал разговаривать с другими людьми, но их же ещё надо было найти! Соседи их ненавидели, ровесники кричали вслед оскорбления, а девочки странно смотрели. Со временем Пеша тоже начал сторониться людей.

К счастью, дядя научил читать. Завоеватели и образы дальних стран оживали перед глазами. Чингисхан провожал деву с золотым блюдом через всю Азию, король Галиции на заднем дворе боролся с боярами, а Ян Жижка, даже и слепой, вселял ужас в сердца крестоносцев. Пеша видел себя воеводой пограничной крепости. Он залезал на стену и представлял под ногами бушующее море варваров. И пусть защитник был только один, а в роли налётчиков рыжий соседский кот, схватки ничуть не теряли в зрелищности. С криком «лейте масло!» воевода выплёскивал на него ведёрко с водой

— Ох, Пеша, лучше бы ты занимался, — укорял дядя. — Помни — в племени лишних ртов нет. Все нужны. Вот и ты должен научиться быть нужным.

Летом Пеша уходил в экспедицию на «болота», ночевал в шалаше, и с распухшим от укусов лицом возвращался к завтраку. Но больше всего мальчик любил залазить на жерделю, ведь там, на дереве, он уже не казался маленьким. С вышины мальчик подолгу наблюдал за играющими ровесниками. Мир за забором не стоял на месте. Дети вымахали вровень с папой Нелу, а Пеша так и остался маленьким.

— Почти четыре фута интеллекта, — заявил дядя, сматывая рулетку. У него была манера избегать метрической системы. Он считал, что так развивает «соображалку» племяннику.

— Почему я такой маленький?

— Это не ты маленький, а мы слишком большие, — улыбнулся папа Нелу. — Помнишь сказки про великанов? Ну, вот мы что-то вроде этого…

 

Весна была в самом разгаре, когда утром в кране не оказалось воды. К полудню отключили свет, вечером — газ. Не дали их и на следующий день. Дядя долго ругался незнакомыми словами, куда-то сходил и вернулся ещё более обозлённым.

— Что случилось? — спросил Пеша.

Папа Нелу дёрнул щекой.

— Ничего особенного. Выкрутимся.

Выкручивался он с помощью ржавого треножника во дворе и досок сарая. Готовили на открытом огне, воду брали из старого колодца. Дым приятно волновал ноздри мальчика, но еда, конечно, получалась на любителя. Соседи подобные ухищрения не одобрили. Как-то раз они просто собрали чемоданы, сели в машину и уехали. «В отпуск, наверное», — подумал Пеша. Но соседи не вернулись и к началу лета. Улицы постепенно опустели, пропали даже знакомые мальчишки перед домом. Ночами под окнами проносились тяжёлые грузовики, сотрясая оконные рамы. Пару раз он просыпался и, щурясь от дальнего света, пытался разглядеть, кто сидит за рулём. Все водители носили военную форму. Днём над домом проносились геликоптеры и уходили за горизонт.

Дядя сильно сдал — поседел, кожа стала пепельной, лицо покрыли глубокие морщины. Он уже не мог сам натаскивать воду из колодца и редко поднимался с постели.

— Пеша! — позвал папа Нелу. — Подойди ко мне. Я больше не… В общем, скоро ты найдёшь мою комнату закрытой. И тогда, что бы ни произошло, ты больше не должен заходить ко мне. Во всяком случае, один. Не спрашивай почему! Ещё одно — у меня есть адрес твоей мамы. Он лежит в кошельке, забирай его тоже, здесь всё твоё. Может быть, тебе удастся до неё добраться. И прости, что так вышло.

Адрес ни о чём не говорил мальчику. Пришлось заглянуть в карту. Это оказался дачный посёлок на берегу моря. Всё это время мама жила рядом и при этом ни разу не приехала. Пеша попробовал вспомнить её лицо. Обычно мама грустила и редко улыбалась. Быть может, ей была нужна его помощь?

Дверь папа Нелу больше не открывал. Вопреки запрету племянник пытался достучаться, кричал, но из комнаты не доносилось ни звука. В доме разлилась тишина. Пеша помыл полы, сам приготовил обед, положил тарелку перед дверью, надеясь, что дядя выйдет на запах. Пища осталась нетронутой.

— И что дальше? Ждать?

Можно попробовать жить как прежде, пока не закончится еда. Запасов папы Нелу хватило бы на всё лето. А потом… что-нибудь да переменится. Но мама сама собой не придёт.

Он ещё раз достал карты, с помощью линейки измерил маршрут от города до дачного посёлка. Хорошо птицам — встал на крыло и по прямой! А ему петлять в неизвестности. Нет, пешим не дойти! Разве что сплавиться по реке к морю, а потом вдоль кромки берега… Идти, пока не увидишь нужный посёлок. Он поднимется по вырезанным в крутом берегу ступенькам, постучит в дверь. Откроет мама. Она ничуть не изменилась: такая же грустная и немного задумчивая. Увидит сына, улыбнётся и всё переменится. «Я приехал, мама», — скажет Пеша. А она признается, что думала о нём и плохо спала.

Пеша приложил ухо к замочной скважине — тихо. Собрал рюкзак, взял карту, компас, деньги. Через дверь попрощался с папой Нелу. Замер у калитки, оглянулся. Цветник сильно зарос, и только лилии ещё не сдавались, прорывались через зелёный полог стрелками и раскрывали свои ярко-жёлтые головки. Дом постарел, краска на рамах облупилась, стёкла в разводах. Но это всё равно была его крепость.

— Я ещё вернусь.

Дома стояли пустые, брошенные, на улице никого. В отдалении шмыгали одинокие собаки, близко не подходили — боялись. Наверное, не знали, что он боялся их ещё сильнее. Пеша сделал первый нерешительный шаг, второй, третий и вдруг почти перешёл на бег. Ведь идти так здорово, особенно, если большую часть жизни проводишь взаперти. На ходу сверился с картой — решил повернуть на восток и идти до самой реки. Но что делать дальше? Искать лодку, сколотить плот? И чем его колотить?

— Эй, ты! Куда летишь?

За углом, в тени ивы, разместилась небольшая компания. Может быть, даже и его ровесники. Парни поднимались на ноги — все высокие, крепкие, с недобрыми лицами.

— А ну-ка подойди!

Один из них, тот что покрупней, преградил дорогу.

— Воды в рот набрал? Немой что ли?

— О-о-о! — протянул другой парень и обошёл со спины. — Ты только погляди! Это ж лилипут!

Пешу парализовало от страха. Сердце вылетало из груди и казалось, что ещё чуть-чуть, и оно вовсе лопнет. Лямки рюкзака на миг сильнее впились в плечи и тут же тяжесть исчезла.

— Это моё! — пропищал Пеша. Обернулся — ничуть не смущаясь, остальная компания уже рылась в его рюкзаке.

Набольший пригрозил указательным пальцем, мол, лучше не лезь. Но Пеша всё равно сделал шаг навстречу. Здоровяк схватил его за руку и оттолкнул.

— Угомонись! Что упало, то пропало.

Пеша знал, что проиграет, но всё равно поднял кулаки.

— Дурачок, — ухмыльнулся верзила. Отвесил пощёчину, отбросив бедолагу на траву. — Хватит с тебя! Иди куда шёл!

Но идти теперь было некуда. Карта осталась в рюкзаке, вместе с едой и сменной одеждой.

Компания вернулась под иву.

— Чего застрял? Вали давай! И хватит реветь, не маленький! — захохотал грабитель. Но Пеша всё равно остался.

— Прикопать его что ли? — предложил парень, стащивший рюкзак.

— М-да, как-то нехорошо вышло, не по-пацански. Жрать-то, конечно, хочется, но… — нахмурился главарь. — Эй, ты, чего сидишь? Дуй к нам, пока я добрый! Откуда ты вообще такой взялся?

Сам не ожидая, Пеша рассказал всё с самого начала.

Главарь протянул руку.

— Я — Шандор! Ты уж не взыщи, что так вышло. Нам тоже хочется жить, и еду мы не вернём. Но, знаешь, с рекой поможем. Пошли с нами!

Шандор поднял своих. Гурьба медленно, приноравливаясь к шагу Пеши, отправилась на восток.

— Вчера к Джаелл ходил, — вспомнил один.

— И как?

— Сказала, что за кофе хоть сейчас даст.

— А ты?

— Где я его теперь возьму? Эх, — вздохнул. — Хорошо быть бабой. Всегда есть кофе на столе.

Шандор фыркнул, похлопал его по плечу:

— Ну ты и лобан!

Вышли на широкую дорогу. Мимо проезжала, гудела моторами колонна грузовиков. В кузовах сидели, покачивались солдаты.

— Эй! Братва, киньте посмолить! — крикнул Шандор.

Кто-то кинул окурок на обочину. Парень, стащивший рюкзак, бросился навстречу, подхватил и, не стряхивая пыль, затянулся.

— Чёртовы даки! — буркнул какой-то солдат. — Так бы вас всех и…

— Пошёл ты! — перебил другой. Достал полупустую пачку из кармана и кинул Шандору.

— Спасибо, брат!

Колонна проехала. Парни двинулись через дорогу.

— А кто это? — спросил Пеша.

— Сарматы, — скривился Шандор. — Вылезли из какой-то дыры, наших Набольших поскидывали. Теперь здесь заправляют.

— А я так думаю, — влез парень с окурком. — Со всеми можно договориться. Турка терпели, так и от сармата не убудем.

— Да ты вообще терпила!

Дорога круто пошла вверх, пока не упёрлась в дамбу. Открылся вид на реку и заброшенный пляж. Вода была непрозрачной, коричнево-жёлтого цвета, текла медленно, ускоряясь только у самого пирса. От реки поднимался, расходился ветер, холодил лица. Пеша поёжился, кажется, нужно было теплее одеваться.

— Вот твоя река. Что дальше?

— Поищу лодку.

— Тоже скажешь. У кого были лодки, те давно уже уплыли. Под сарматами, знаешь ли, не по доброй воле остаёшься.

Пеша осмотрелся и вдруг заметил покрышку, только не обычную, а от большого тракторного колеса. В одиночку, конечно, она была ему не под силу.

— Вот моя лодка! — заявил он.

Шандор пожал плечами.

— Ну, куда-то ты на ней и доплывёшь. Места тебе много не надо. А ну, братва, навались!

Парни покатили покрышку на пляж и плюхнули в воду.

— Вот и всё. Надеюсь, мы в расчёте.

Пеша понимал, что без еды ему будет очень тяжело, но ведь всё могло закончиться и хуже. В конце концов, один бы он не справился. И поэтому Пеша крепко пожал протянутую руку.

— Давай, малыш, береги себя!

И его оттолкнули от берега. Покрышка, кружась, медленно поплыла по течению. Пеша сидел с наполовину погружёнными ногами во внутреннем круге и улыбался. Ещё бы, ведь пусть на немного, но он приблизился к маме!

Берег щедро покрывала зелень. Он проплывал мимо многочисленных деревьев, затянутых хмелем, кустов. Вода подрывала, обнажала их корни. Такие деревья держались из последних сил. Старые или слишком длинные падали в воду, сцеплялись сучьями, образовывая затор.

На небе ни одной тучки, и солнце сияло, но, тем не менее, вдоль реки дул сильный, порывистый ветер. Погружённые в воду ноги стали подмерзать. Пеша подобрал их как можно выше и только теперь обнаружил в своём плане слабые места. Он совсем забыл про весло! Покрышка была абсолютно неуправляемая. И если под опорами моста, она его молитвами сумела проскользнуть, то первая же встреченная отмель стала и последней. Пассажир чуть не полетел кубарем и распластался по поверхности.

Пеша раскачал покрышку, пробуя оттолкнуться. Бесполезно! Села намертво. Может, если бы был посильнее… И до берега теперь не добраться, ведь плавать он не умел. Сидеть здесь всю оставшуюся жизнь. Но сколько? День, два, три? Скорее всего, раньше. Заснёт ночью и свалится, а река таких шуток не прощает.

И только Пеша заранее попрощался с жизнью, как услышал шум мотора. По реке, поднимая волны, шёл катер. Но не такой как на журнальных картинках — высокий, с белым бортом и бассейном. И тем более без дам в изящных шляпках и с зонтиками. Этот катер был маленьким, всего на пару человек, с выпуклым металлическим носом и крытый самым что ни на есть обычным брезентом.

— Эй! Сюда! — закричал Пеша, поскользнулся и едва не сверзился с покрышки.

На помощь надежды не было, но чудо произошло — лодочник заглушил мотор, сделал полукруг и остановился. Край брезента приподнялся, и мальчик наконец-то увидел своего возможного спасителя. Это был невысокий мужчина в серой, неброской куртке и брюках.

— Не пойму — ты ребёнок или нет? Боже… ребёнок-карлик. И чего тебе надо?

— Здравствуйте! — вежливо начал Пеша. — Вы не могли бы вернуть меня на берег. Кажется, я здесь застрял.

Лодочник внимательно рассмотрел покрышку, отмель и самого потерпевшего кораблекрушение.

— И как ты здесь очутился? Поиграть захотел? Тоже мне, нашёл время.

— А я и не играл, — признался Пеша. — Мне надо было добраться до моря.

Лодочник засмеялся, но остановился, увидев серьёзное лицо мальчика.

— Ладно, на ходу объяснишь. Залезай! Меня, кстати, Михай зовут.

Михай заставил пассажира надеть спасательный жилет.

— Жить у реки и не уметь плавать. Да это позор какой-то! Куда смотрели твои родители?

— Ну, — замялся Пеша. — С этим-то вся и проблема.

Он вкратце пересказал свою небольшую историю.

— Вот это ты, конечно, зря придумал, — хмыкнул Михай. — Мало того, что не подумал о вёслах, еде, ночёвке… Ты же реку чуть ли не в первый раз видишь! И даже не знаешь, какая она там — внизу? Нет? Река замедляет ход, застаивается, растекается по мелким протокам. Может и в плавни утянуть. Ты про них слышал? О, а ведь это болота, если не хуже. Представь — камышатник с редкими полосками чистой воды, крохотные островки и жижа под налётом песка. Шагнёшь — и тут же по колено! И глубже, глубже! Никто не поможет, не вытянет. Вот что я скажу, парень, ты просто везунчик, что застрял. Иначе бы остался в плавнях навеки.

— А почему вы мне помогаете?

— Давай на «ты». Не люблю я эти благородные замашки. Будто господа какие, тьфу! Как сарматы.

Пеша нахмурился.

— И почему же их так не любят?

— А за что их любить? Видел вертолёты? Так ведь они летят наши дома бомбить. Мы вроде как даки — люди второго сорта. Никто за нас не вступится. Сарматы заберут нашу землю и не уйдут пока всю нефть, газ не выкачают. А то, что останется — пустыня — и то, скорее псам бросят, чем нам вернут. Нет, зря мы о политике! Политику надо делать, вот этими руками, а не обсуждать, пыл переводить. Перегорим раньше времени. А я так не хочу — у сарматов передо мной должок. Вот они мне и заплатят, с процентами.

Михай занял кресло перед штурвалом.

— Вот что, Пеша. Видимо у тебя очень сильный ангел-хранитель. Поедешь-ка ты пока со мной.

Катер задрожал, закачался на поверхности и вдруг рванулся вперёд, приподнимая и тут же опуская нос. Брызги летели в пассажиров и разбивались, не долетая, об иллюминаторы.

— Хороша река, правда? — спросил, не поворачиваясь, Михай. — Да, знаю, есть и шире, полноводней. С берёзовыми рощами, изумрудными лугами… А у нас-то что? Буки да дубы. И вода коричневая, мутная. Коварная, с отмелями. Но знаешь что? На всём свете нет такой родной, милой сердцу реки. И только тут я — человек. Не дак и уж тем более не сармат. А просто человек.

Река змеилась, изгибалась, и иногда казалось, будто они плыли назад. Места становились всё более дикими и деревья сильнее напирали на воду, тянулись к лодке крючьями.

— Ты извини, что много болтаю. Отвык! Всё время один летаю — вверх-вниз. Груз принял, груз отдал. Не до болтовни. А с попутчиками… Ха, ты первый! Да ещё и… необычный.

— А мне папа Нелу говорил, будто я что ни на есть самый обычный. Это остальные великаны.

Михай засмеялся:

— Кто знает. Может мы и в правду великаны. Огромные и недобрые. Тихо! Ты слышал? Кто-то летит.

Он направил катер под нависающий лесной полог и заглушил мотор. Теперь уже и Пеша слышал — гул от мощных винтов геликоптера. Огромная махина промчалась над головой.

— Ещё один сармат. У, подлюка! Сидит в нём маленький небожитель. В руках — молнии. Того карать, этого миловать! Ну, ничего, мы ещё поднимемся! Мы вас на землю-то опустим!

Лодочник скрипнул зубами.

— Пока не шлёпнут, этим гадам продыху не дам. Возил оружие и… — он резко замолчал, прикрыв рот ладонью. — М-да, не зря меня болтуном прозвали. Короче, обещай — что об этом молчок!

Пеша поклялся и вдруг ощутил порыв. Раньше он был защитником в воображаемых войнах, а здесь настоящая — праведная, святая. А рыцари всегда становились на сторону слабого. И если про сарматов всё правда, то настоящий воевода ну никак не мог оставаться в стороне.

— Я тоже за даков! — решился мальчик.

Михай завёл мотор.

— Это ничего, что нас мало. Зато правда на нашей стороне! А сарматы что? Ну, решили, будто рода особого, нашли себе чужого Бога. Кровь нашу пьют. Но так и что? Когда-то самого турка сковырнули, а их и тем более.

Ночевали прямо на лодке, у островка. Михай привязал катер к корню дерева. Течение отнесло лодку футов на тридцать.

— Это чтобы комаров не было, — объяснил хозяин. — И от лихого человека. Сейчас времена опасные, а дальше только хуже будут. Как лето кончится, и первые холода настанут, так в людях всё человеческое и исчезнет.

Уснуть было трудно — слишком много снаружи странных звуков, да ещё и лодку покачивало. Под утро ощутимо похолодало. Но сняться пришлось вовсе не из-за подобных пустяков. Их разбудили звуки дальней стрельбы.

— Очередь… Из пулемёта бьют. Пора убираться отсюда! А то прилетят вертолёты и нас заодно прихлопнут. А мы ведь, дружище, живыми больше пользы принесём.

С каждым оборотом винта Пеша всё ближе оказывался к маме…

Хозяин не выспался, и его сильно клонило ко сну. Чтобы он не заснул за штурвалом, Пеша по памяти пересказывал ему всемирную историю.

— Да, подучить бы тебя и в институт отправить преподавать. Голова ведь!

Завтракали и обедали на ходу. Пеша «помог» лодочнику расправиться с запасами. Михай казался особенно задумчивым.

— Скажи, а ты точно за даков? Хочешь помочь?

Пеша кивнул.

— Вот я как думаю — одному мне на реке опасно. Рано или поздно сарматы её перекроют. Верховьям же нужно оружие, народ поднимать будем. А так нас остановят — отец и сын путешествуют, рыбачат. Кто же будет цепляться к… В общем, ты подумай.

Настоящая борьба! Пусть даже так — прикрытием. Но ведь для правого дела — для борьбы с сарматами! Но ведь ещё есть мама. И, может быть, ей тоже требуется его помощь.

Прибрежные рощи сменились топями. Река мелела, камыш вплотную подступал к катеру, стучал по борту головками. Идти приходилось медленно, опасаясь наскочить на банку. Винты поднимали взвесь, еле проворачивались, опутанные тиной. Тёплая вода кишела жизнью: мальками, комариными личинками, плавунцами. Над поверхностью тучами роилась мошкара, облепляла руки.

— Понял теперь, куда бы приплыл на своей шине? — ухмыльнулся Михай, заметив унылый вид пассажира. — Не вешай нос! Сегодня в море выйдем и краешком, вдоль берега! А там ветер — всю эту гадость унесёт за борт!

Ждать, конечно, пришлось долго. Тем более, из-за камышей почти ничего не было видно. Но когда Пеша увидел море — в редком проблеске, то даже замер. Настолько необычным оно было, ни на что не похожим. Ему даже показалось, что это никакое не море, а горы — ровные, дальние, голубые.

— Немного потрясёт. Вообще, в настоящем море на этом тазу не поплаваешь — затонешь. Но тут можно. Особенно, если погода приятная.

Море приближалось и Пеша наконец-то смог оценить его ширину, безграничность. Пахло свежестью и солью.

— Уже вечером будешь у своей мамы! — обнадёжил Михай.

С моря посёлок напоминал рассыпанные жемчужины. Пару десятков домиков с шиферными крышами раскидало между песчаными склонами и пляжем. Катер подошёл к пирсу.

— Слушай, парень! Я тут задерживаться не буду. Мне только подзаправиться и винт почистить. В девять часов я уеду. И ты… мало ли, в общем, ждать буду до последнего. Давай, удачи тебе!

Они пожали руки и Пеша поспешил в посёлок. Он сильно устал, с дороги качало, но отдыхать было не время. Какая-то бабушка показала дорогу к маминому дому. Он постучал в калитку. На сетчатом заборчике повисла, заверещала мелкая собачонка.

Из дома вышла женщина в халате и галошах. Волосы у неё были каштановые, коротко стриженные, лицо сердитое.

— Тебе что-то нужно?

И вдруг он узнал её. Это была мама.

— Пеша?

На мгновение она отвернулась, спрятала глаза. Рванула калитку, озираясь.

— Ты заходи, заходи!

Мама много говорила и всё больше бестолкового. Пеша зашёл в дом — прихожей нет, сразу кухня. В гостиной на диване перед телевизором сидел мальчик. Младше, судя по глупому выражению лица, но заметно выше.

— Твой брат приехал! Садись, садись!

Названный братец скоро удалился из комнаты. Мама напомнила ему собрать портфель в школу. Остались наедине.

Пеша вдруг понимает, что здесь и без него хорошо и в помощи не нуждаются. Да и кому нужен вечный укор перед глазами. Но Пеша не привык сердится, не из таких. Насильно мил не будешь. И вообще — посмотрел, пора и честь знать.

— Не суди меня строго. Отец бросил нас сразу, как стало ясно. А мы даже не были расписаны. Я объявила в розыск… До сих пор ищут. Я его понимаю. Предупреждал — или он, или ты. Надо было просто оставить тебя и жить дальше. А с другой стороны, ты тоже не в обиде остался. Мой полоумный братец всегда тянулся к убогим. Помню, вечно в дом приволочёт то котёнка, то выпавшего из гнезда птенца. У тебя, кстати, ещё и сестра есть. Они оба нормального роста. А я так боялась, даже вены резала.

Мама показало запястье с крохотным шрамиком.

— Думала, что больше никогда не рожу. Но повезло. Иначе была бы матерью-одиночкой с больным ребёнком. Сейчас полегче стало. С этой войной дела в гору пошли. Мой муж — военный лётчик. Мятежников бомбит. Если… в общем, думаю, смогу уговорить. Он станет тебе отчимом. Много не обещаю, но…

— Нет, мама. Мне, правда, ничего не нужно. Я просто пришёл повидаться.

Столько же лет он думал о ней! И вот теперь, находясь рядом с мамой, вдруг понял, что здесь ему не место. И пусть относиться будут хорошо, но зато как к больному. А Пеша слишком вырос, чтобы и дальше оставаться в гнезде, да и вообще, не дело это. Настоящий воевода должен защищать свой народ — помогать Михаю и его смелым товарищам. А после победы — учиться и учить других, чтобы уже больше не появлялись сарматы и их наследники.

Мама что-то говорила, но он уже не слушал.

— Когда-нибудь я ещё заеду, — сказал Пеша. — Сколько сейчас времени?

Мама сходила за часами.

— Полвосьмого.

— Ну вот, мне и пора.

— Куда ты сейчас?

Он улыбнулся, обнял на прощание.

 

— Делать что умею. Племя лишних ртов не держит.