Рулетка

Минуту назад я умер. Пустил себе пулю в лоб и откинул копыта. Вы только не подумайте, что я самоубийца или лопух какой-нибудь. Нет, всё произошло против моего желания и, как обычно, из-за женщин. В моей жизни большинство неприятностей происходят из-за женщин, а остальная часть — из-за денег. И если вдуматься, то деньги мне нужны были ради девушки. Значит, всё из-за них, дур проклятых!

А теперь я стою как баран и созерцаю собственное безвольное тело. В левом виске аккуратная дырочка, на месте правого — огромная воронка. Содержимое головы красуется на полу, размазанное как краски на картинах Поллока, — отвратительное зрелище. Думаю, увидь я такое при жизни, меня бы тоже стошнило, как того счастливчика, который минуту назад сидел напротив, а теперь блюёт в углу.

Подошли двое парней в кожаных куртках. На лицах у них брезгливость, а на руках перчатки. Если счастливчику снова повезёт, он получит свой выигрыш и отправится домой. А потом, потом рванёт на Ямайку или на Мальдивы тратить бабло! И навсегда забудет эту проклятую комнату посреди заброшенного завода. Забудет наглого ведущего и хищные взгляды зрителей, делающих ставки на одного из нас, жадных дуралеев.

Смотри-ка, и здесь парню повезло, его не убили на месте. Напротив, даже успокоили, дав нюхнуть коричневатого порошка, а затем вручили в трясущиеся руки пакет. Я знал, что в этом невзрачном полиэтиленовом пакете лежат деньги, двадцать тысяч баксов. Как я хотел ими обладать! Уж я-то не стоял бы сейчас как полный придурок и уж точно не стал бы нюхать предложенный героин. Нет, я бы спокойно ушёл с деньгами. Для начала уволился бы с осточертевшей работы, открыл свой бизнес — подходящие связи имелись — и уж конечно вернул бы Кэт. Усыпал, к примеру, её двор цветами, а затем позвонил, как будто бы не было ссор с истериками, и пригласил её в дорогой ресторан. Сознаюсь, в душе я романтик и парень мозговитый, но мне не везёт. До чего ж мне не везёт, чёрт!

Впрочем, какой теперь толк от мозгов, если они размазаны по полу?

Захотелось расхохотаться, но мёртвым, должно быть, смеяться не разрешено. Я, во всяком случае, при всём желании не сумел. На самом деле я только сейчас осознал — я мёртв и даже не представляю, что делать дальше.

Вокруг не спеша сновали люди: расходились возбуждённые зрители, переговаривалась охрана. Ведущий склонился к моему телу и поднял с пола револьвер. Обтерев его тряпочкой, он спрятал оружие в дипломат. Одним словом, рутина.

— Забирайте труп, — кивнул он тем двоим в кожаных куртках. — Этого лучше утопите в реке. И не ленитесь! Нагрузите куртку камнями, чтобы до весны не всплыл.

Значит, могилой мне станет река и похорон можно не ждать. А жаль, я бы посмотрел, придёт ли хоть кто-то меня помянуть. Родителей я не знал, друзей давно растерял и коллеги меня не особенно любили. Если подумать, кроме Кэт никому я не был нужен. Да и Кэт… Эх, теперь-то какой смысл о ней вспоминать?

Не особенно церемонясь, мужики затолкали моё тело в большой деревянный ящик и понесли на улицу. Мне не оставалось ничего, кроме как плестись следом.

Снаружи завывала метель, и, должно быть, стоял собачий холод, но я не чувствовал ни ветра ни мороза. Те двое погрузили ящик в фургон, а затем сели в кабину. Я было уселся с ними, но обнаружил неприятную особенность моего нового состояния — я бестелесен. То есть нет у меня ни рук, ни ног — одно лишь чистое сознание, которое перемещается, куда я захочу, и видит всё вокруг одновременно. Скажете, круто? А вот и нет. Я убедился в этом, как только машина тронулась и поехала. Сначала перед моим носом промелькнула перегородка фургона, затем его кузов, а я остался на том же месте, где и был.

Наверное, духи способны испытывать шок. И именно поэтому я стоял и целую вечность тупо смотрел вслед угасающим фарам. Но когда их красные огоньки вконец погасли, на меня накатила паника.

Что делать? Что теперь делать?! Я в одиночестве, бестелесный и безтелесный. Моё тело — последнее, что связывало рассудок с реальностью — только что увезли в неизвестном направлении. А я остался посреди заброшенного двора какой-то фабрики или завода.

Вокруг тихо падал снег, и стояла гробовая тишина. Захотелось крикнуть, и я закричал. Тишина. Я не слышал себя. И правильно, мои голосовые связки только что уехали в фургоне вместе со всем остальным.

Неподалёку раздался тихий стон.

Слава богу, я не один!

Мне не пришлось долго вглядываться, чтобы узнать в стонавшем бывшего соперника. Оказывается, он сидел всё это время между мусорных баков, обхватив голову руками. На его растрёпанных волосах таял снег, а рядом лежал пакет с деньгами.

Я обрадовался ему как родному. Сопернику, конечно, а не пакету. Я-то думал, он давно уже празднует победу в дорогом кабаке или лежит неподалёку в придорожной канаве мёртвый. Но нет же — сидит тут, под забором, и стонет. Полный придурок, но почему-то я был ему рад.

Парень тем временем поднялся и, пошатываясь, побрёл к автобусной остановке. У разрисованной грязной будки он простоял минут десять, пытаясь разобрать в полутьме расписание автобусов. Фонарь возле будки не горел, и парень никак не мог разглядеть мелкие цифры. Я же видел их отчетливо и сразу понял, что автобуса он не дождётся; последний рейс ушёл почти два часа назад.

Наконец этот тугодум сообразил, что держит в руках чёртову кучу денег, и побелевшими руками достал из кармана дешёвый телефон и карточку с номером службы такси. Он долго уговаривал диспетчера, чтобы тот отправил водителя ночью в загородный промышленный район. И убедил того, должно быть, чудом.

Признаться, тут я запаниковал. Мне снова грозила перспектива остаться в тишине и одиночестве, и она пугала меня до чёртиков. Когда приехало такси, я готов был бежать за ним на своих двоих, сколько хватит сил.

А мой соперник уже садился в такси. Судя по виду, замёрз он изрядно и спешил оказаться в тёплом салоне.

Хлопнула дверь, заурчал мотор, и машина тронулась с места. А я припустил рядом, совсем как дворовый пёс, только что не лаял. Я бежал километр за километром и не чувствовал усталости.

Вот дурак! Мёртвые же не потеют. И, очевидно, не устают тоже.

Осознав эту простую истину, я помчался как ветер. Время от времени я обгонял такси, а затем ненамного отставал, но старался при этом не потерять жёлтый автомобиль из виду. Я проверял возможности своего нового состояния, и они были воистину безграничны: бег, полёт, прыжки в высоту, какие не снились олимпийским чемпионам. Увлёкшись, я чуть не потерял такси из виду и решил на время прекратить ребячество. Остаток пути до города я не спеша левитировал рядом с автомобилем.

Зимой светает поздно. И когда такси пересекло городскую чертууже наступило утро, но на улице было по-прежнему темно. На подъезде к спальному району навстречу стали попадаться автомобили. От первого я по привычке отскочил. Затем сообразил, что делаю глупость, и перестал реагировать на проезжающие сквозь меня авто. Вскоре мне даже начало нравиться проникать в салоны чужих машин. Я погружался на мгновение в чужую утреннюю жизнь и тотчас выскакивал наружу. Экспресс анализ выявил, что водители по утрам в большинстве своём хмуры и неразговорчивы. Зато радио в их автомобилях болтает на полную катушку.

Но только я успел войти во вкус, как такси остановилось. Мы приехали в район новостроек. Вокруг возвышались аккуратные девятиэтажки со стоянками во дворах. Между ними расположилась небольшая детская площадка. Одним словом, приличный район. Не ожидал, что мой соперник живёт в подобном месте.

Между тем парень покинул салон автомобиля, едва не забыв расплатиться с таксистом. Пешком, но не в одиночестве, он поднялся на третий этаж и, роняя ключи, отомкнул дверь своей квартиры. В его жилище, как я отметил тренированным взглядом, недавно сделали недешёвый ремонт. Пол был покрыт паркетом, подвесные потолки оказались даже в коридоре. Из-за стеклянной двери виднелся краешек современной кухни, в которой сейчас горел яркий диодный свет. Но большего разглядеть я не успел, потому что на звук открывшейся двери в прихожую вышла красивая девушка в махровом халате. Я замер, как громом поражённый

Квартира в новом доме, дорогой ремонт, красивая подруга. Зачем этот балбес решил участвовать в рулетке?

Вопрос, на мой взгляд, грозил перейти в разряд риторических, но вместо этого разрешился на месте.

Кутаясь в халат, девушка спросила сонным голосом:

— Почему так долго, Антон? Разве собеседования затягиваются до утра?

Мой соперник, которого, оказывается, звали Антоном, вздрогнул и неловко протянул ей пакет с деньгами. Только сейчас я заметил на его безымянном пальце обручальное кольцо.

— Бери, здесь на всё хватит.

— Что это? — удивилась девушка, но пакет взяла. — Откуда? Откуда эти деньги, Антон?

Но Антон её вопросы проигнорировал. Он так и стоял в прихожей, не снимая одежды.

— На кредит хватит, — пряча взгляд, пробормотал он. — И на ипотеку тоже.

— Ты что, у кого-то занял? — сбросив остатки сна, растерянно спросила его жена.

— Нет же! — словно через силу выдавил мой бывший соперник. — Я их заработал. Правда, заработал. Это теперь наши деньги, бери. Спрячь их, а завтра отдадим в банк, откроем там счёт на твоё имя.

— Антон, — голос девушки задрожал, — скажи честно, где ты их взял? И почему ты такой бледный?

— Да выиграл я их, выиграл! — заорал Антон, срывая шапку и бросая её на пол. –Чего ты ревёшь, дура?!

Девушка выронила пакет и, закрыв лицо руками, начала опускаться на пол. Мне стало не по себе. Захотелось отвернуться, но в нынешнем состоянии у меня не было спины.

Не желая дольше находиться в квартире, я вышел через запертую дверь и побрёл вниз, но всё ещё слышал приглушённые рыдания девушки. В голове занозой засела предательская мысль — эти проклятые деньги не принесут Антону счастья.

А мне бы принесли? Помирился бы я с Кэт или вот также стоял бы сейчас и слушал её плач?

Кэт!

Её имя вспыхнуло, словно разряд молнии в темных небесах.

Где она сейчас? С кем?

Эти два вопроса прочно обосновались в моей голове. Или же в том, что сейчас ею являлось. Недолго думая я решил отправиться к своей бывшей. Расставание у нас получилось эмоциональное. Она обвиняла меня в эгоизме и отсутствии будущего. Я же в ответ оскорблял её бездушной стервой, которая думает только о деньгах. А как ещё прикажете понимать эти её упрёки об "отсутствии перспектив" или фразы вроде "тебе наплевать на наше будущее"? Деньги, ясно дело. Тогда я думал, что причина в деньгах. Но после увиденного в квартире Антона в моё сознание прокралась предательская мысль — что если не о деньгах шёл разговор? Что если это я дурак и всё неправильно понял, а потом из ослиного упрямства ни разу не позвонил?

Дурные мысли жалили как пчёлы, заставляя меня ускоряться всё сильнее и сильнее. Я вихрем домчался до её дома, взлетел по ступеням на тринадцатый этаж к порогу знакомой до боли обтянутой дерматином двери и остановился как вкопанный. Войти я не решался.

Лампочка на площадке мигала. От её патрона через весь угол тянулась серая паутина. А за дерматиновой дверью звенели кружками и слышался приглушённый разговор. Её голос.

Глупо было мчаться на всех парах, чтобы теперь вот так стоять на пороге, но мне не хватало смелости, чтобы сделать последний шаг. И тогда кто-то решил всё за меня.

Дверь квартиры приоткрылась, и на площадку вышла катина мама.

— Ты только держи себя в руках, — пятясь, просила она. — Я быстро, забегу в аптеку за успокоительным и сразу назад.

— Да, мама, — послышался из глубин квартиры сдавленный голос Кэт.

— Это наверняка не он, — не трогаясь с места, убеждала дочь женщина. — Мало ли бомжей всяких погибает.

— Они говорят, в кармане был паспорт, — ответила Кэт и разревелась.

Ах, чёрт! Мой паспорт. Я так и не выложил его из внутреннего кармана, перед тем как отправиться на смертельную игру. Условия рулетки запрещали брать с собой документы, по которым можно установить личность. Но многие участники на это плевали. Отчаянные отчаявшиеся парни.

Катина мама поспешно вернулась в квартиру и обняла рыдающую Кэт. Мне тоже захотелось её обнять, но я лишь стоял рядом и смотрел, и не мог ничего поделать.

Какой же я был дурак! Она ведь всё ещё меня любит, а я думал, всё кончено. Вышиб себе мозги из-за денег, в которых по-настоящему не нуждался. Круглый идиот! Даже удивительно, что в моей бестолковой башке нашлось что вышибать. Зато теперь я мёртв, и Катя по мне убивается.

Успокоилась она нескоро, но понемногу плач перешёл во всхлипывания и постепенно утих. Её мама никак не решалась оставить дочь в одиночестве. Она предприняла несколько неудачных попыток дозвониться до немногочисленных друзей и знакомых Кэт, чтобы те ненадолго пришли и посидели с девушкой. Но всё было без толку: одни не отвечали, другие спешили на работу или отсутствовали в городе. Однако женщина не бросала усилий, пока её не остановила сама Кэт:

— Не надо, мама. Сходи так, ничего со мной за это время не случится.

Женщина лишь нерешительно посмотрела на дочь.

— Я уже успокоилась, видишь? Даже не плачу. Иди.

— Я, я быстро, — с мольбой во взгляде ответила катина мать. — Одна нога здесь, другая там. Ты только не делай глупостей, обещаешь?

— Обещаю, мам.

Бросая недоверчивые взгляды на дочь, женщина накинула пальто и поспешно вышла, оставив Кэт наедине со мной.

Я смотрел на Её заплаканное лицо и терзался раскаянием. Ну почему я не могу подать знак? Сказать, что я рядом? Попросить прощения? Хотелось завыть.

Кэт, закутавшись в накинутый поверх платья халат, побрела на кухню. Дрожащими руками она разбавила заварку кипятком и склонилась над дымящейся кружкой.

— Это я виновата, — безжизненным голосом произнесла она. — Из-за меня он… он…

Девушка не договорила и снова разрыдалась. Горячий чай разлился по столу, обжигая ей руки.

Нет! — беззвучно вскричал я. — Ты тут ни при чём. Я во всём виноват. Я один!

Но она не слышала.

Я молил её не терзать себя и просил прощения. Я говорил, что люблю её. Клял себя за то, что был слепым идиотом. Но она ничего не слышала.

Казалось, минула целая вечность, прежде чем хлопнула парадная дверь и вернулась катина мама с покупками. К тому моменту мы оба уже успокоились и молчали каждый о своём. Катя вытирала стол, я присутствовал неподалёку.

— Катенька, я дома! — крикнула из коридора катина мама. — Ты в порядке?

Кэт ответила что-то положительное, но я её не слушал. В моём сознании роились траурные мысли. Как никогда остро я чувствовал, что пришло время сделать окончательный выбор — остаться в квартире, таскаясь за Кэт как Кентерберийское привидение, или же уйти из её жизни навсегда. Я выбрал второе, предпочёл не терзать себя невозможностью хоть как-то заявить о своём присутствии. Да, я слабак! Но глядеть на то, как она страдает, было выше моих сил.

И я ушёл.

На улице светало, однако с первыми лучами солнца я не исчез, на что робко надеялся в душе. Ещё одно разочарование. Я никогда не верил в бога, даже в детстве. Но честное слово, предпочёл бы поджариваться в аду на сковороде, лишь бы не быть в одиночестве. Увы, сковороды для меня не припасли. Вместо общества чертей я целый день бродил по городу, стараясь не уходить мыслями в себя, но, в конце концов, не удержался. Поток воспоминаний захлестнул меня с головой: детство, проведённое без родителей, юность, когда пришлось кулаками выбиваться в люди, и бесцветное настоящее, как кульминация всей жизни. Думаю, в эти моменты я ходил по лезвию над озером безумия и соскользнул.

К вечеру на небе стали появляться звёзды. От их холодного света на фоне чёрной бездны я начал приходить в себя. Собрав воедино остатки сознания, я попытался понять, в какую часть города привели меня скитания, и это удалось мне без особого труда. Я находился на краю центральной площади. Недели две назад посредине неё установили огромную живую ель и залили каток. Сейчас вокруг нарядного дерева катались семьи с детьми, обнимались раскрасневшиеся от мороза парочки, и гомонила ребятня.

Несмотря на позднее время, никто никуда не спешил. Наверное, потому что сегодня была пятница. К тому же наступало католическое рождество, преддверие настоящих русских праздников.

Не хотелось ни о чём думать, и я просто стоял, смотрел на людей вокруг и на увешанную гирляндами ель. Я видел всё: и красоту и грязь. Но даже переполненные урны и примостившийся неподалёку местный алкоголик не портили окружающей идиллии. К слову, алкоголик показался мне знакомым. Он сидел на ящике из-под мандаринов и пил из пластикового стаканчика дрянной портвейн.

Ну точно, это же Леший-человек!

Детьми мы с друзьями не раз кидались в него снежками и дразнили. Кажется, с тех пор он нисколько не изменился — всё то же драное пальто, надетое поверх комбинезона, нечесаная борода и авоська с бутылками.

Бомж, вдыхая морозный воздух, как и я, любовался праздником.

— Красиво, да, — заплетающимся языком пробормотал алкоголик.

Красиво, — беззвучно согласился я.

— Тогда чего ты здесь торчишь, а? — посмотрел на меня бомж.

Он что меня видел?! Да нет же, бред. Никто не мог меня видеть, и алкоголик, должно быть, обращался не ко мне, а к самому себе.

— Видел, вижу и буду видеть, — пробубнил бомж и не спеша отхлебнул из стаканчика.

В спину ему прилетёл снежок, тут же раздался взрыв детского хохота.

— Вот я вам, паразитам! — закричал на детей бомж, но с ящика не встал, а только усмехнулся в седую бороду, когда те бросились врассыпную.

Мне стало стыдно за детей и за себя в их возрасте. Дети бывают очень жестоки.

— Бестолковые, — передёрнул плечами старик, и снег осыпался с его пальто. — Ты таким же был. И если не собираешься скитаться тут до скончания веков, таким же станешь. Ребёнком, в смысле. Если, конечно, захочешь.

А так можно? — совершенно по-детски удивился я.

— Так нужно, — ответил бродяга, глядя, казалось, в самое средоточение моей души. — В этом весь смысл, в вечном круговороте жизни. Сначала умереть, чтобы затем родиться вновь. В другой семье, в ином месте. Снова учиться, снова радоваться и страдать. Быть может, тебе повезёт и радости будет больше, чем печали. А может и не будет. Решишься, и твоя судьба окажется в руках случая.

Как в русской рулетке, — безмолвно усмехнулся я.

— Можно и так сказать, — согласился старик. — Но решать всё равно тебе. Когда устанешь бродить по городу бесплотной тенью, просто захоти и начнёшь всё сначала.

Начать сначала? Снова стать маленьким и беспомощным, снова пробивать дорогу в жизни, искать вторую половинку и не находить? Не лучше ли остаться здесь, чтобы потом исчезнуть навсегда, утонув в водовороте безумия?

Посреди праздничных огней и падающих снежинок, среди взрывов петард и всеобщего веселья прозвучали тихие щелчки револьверного барабана.

Я хочу.