Аурум

Я всегда считал, что каждому человеку в жизни необходимо найти своё творчество, которое возвысит его над бренным миром, дав толчок к индивидуальной эволюции. Именно так, думал я, изогнувшись мостом, человек искусства проложит путь, ни много, ни мало, к сверхчеловеку! Но сам я жил простой обывательской жизнью, ходил на работу, читал беспорядочно книги в метро, ругался с родными по пустякам, мечтая о простом человеческом счастье. Чего же мне хотелось? Быть как все, стать полноправным представителем рода человеческого. И я был.

Так, однажды, я обрёл маленькое бытовое счастье в лице девушки Наташи, которую, проводив с вечеринки, поцеловал неловко у заплёванного подъезда незнакомого дома.

— Ты дурак? — сказала Наташа и покраснела. А потом пригласила на чай.

С тех пор моя жизнь изменилась, всё меньше времени я посвящал высшим сферам и всё больше вертелся в земных делах. Но чего-то не хватало. Меня посещало смутное ощущение, что я упускаю нечто важное, лишаю себя чего-то необходимого, оставляю невыразимое — невыраженным, несказанное — невысказанным.

Однажды, я не выдержал, и спросил у Наташи:

— Наташ, в чём смысл жизни?

— Не знаю, — отвечала задумчиво та. — Я вот, например, ребёночка хочу.

На этом я не успокоился и решил, что непременно посвящу свою жизнь творчеству. Начал с того, что купил гитару. Брал уроки у преподавателя. Но, то ли пальцы у меня слишком короткие, то ли сам я оказался слишком ленивым, гитара мне не далась. Тогда я купил себе губную гармошку, резонно решив, что освоить этот инструмент будет легче лёгкого. Я выучил мелодию "Джингл Белз" и играл её на днях рождения, свадьбах, вечеринках, перед друзьями, дома, сидя в туалете, на работе. Пока окончательно всем не надоел.

— Бросай свою дуделку, — говорил мне отец. — А то я тебе её в задницу засуну!

Вот я и бросил. Да и как, посредством "Джингл Белз" я мог постигнуть суть бытия?

Наверное, так бы я и жил: женился, детей нарожал, работал не покладая рук, если бы не встретил случайно, в шумной толчее улицы, Аурума, маленького синего инопланетянина с удивительным хоботком вместо рта и огромными, полными грусти глазами.

С тех пор, как земляне наладили связь с внеземными цивилизациями, жизнь кардинально изменилась, появился инопланетный туризм, и часто нашу Землю посещали несуразные существа, разных расцветов и форм, пытающиеся постигнуть загадку человеческого менталитета.

И, конечно, никто не обратил особого внимания, когда на главной улице, осторожно озираясь, появился растерянный и удивлённый инопланетянин. Я стоял в стороне и ел мороженное. Мимо шагали увлечённые своими мыслями люди. Пришелец поднял табличку: "Ищу попутчика". Заметив меня, он подошёл боязливо, нерешительно, замялся, немного покрутился на месте, пошёл назад, потом вернулся, и вдруг заговорил.

 

— Ы-бо-гуин-пы-коиз-ургбанд? — вежливо сказал он.

— Привет с планеты Земля! — радостно отозвался я.

— Ы-ро-гуин-паратуказам! — разозлился пришелец.

— Полегче, приятель.

Инопланетянин будто вспомнил о чём-то, стукнул себя лапкой по лбу и включил авто-переводчик.

— Как иметь твоё имя? — самодовольно спросил он.

— Что? — не сразу понял я. — Моё имя? Меня Сергей зовут.

— Я иметь имя Аурум-джурум-бурум-джумбаве.

— Мать твою трам-тарарам! — удивился я.

— Ты желать делать любовь с моя мать? — обиделся инопланетянин. Потом он вдруг как-то сжался, поменял цвет с синего на фиолетовый и грустно произнёс: — Моя мать совершить смерть падением с высокое здание.

— Я сожалею.

— Зачем ты делать это?

— Я… я сочувствую.

— Зачем ты это чувствовать? Отвратительно. Извращение.

— Давай я буду называть тебя просто Аурум? Договорились?

Так мы и познакомились. Оказалось, что Аурум прибыл с далёкой планеты Космополитии. Космополитяне жить не могут без путешествий, они исследуют миры, познают другие культуры, и каждый новорождённый космополитянин, только он появляется на свет, так сразу отправляется в странствие, чтобы, спустя годы, вернуться назад и принести на родную землю новые знания и накопленный тяжким трудом опыт.

Я поведал Ауруму о своей проблеме.

— Понимаешь, тут такое дело, я смысл жизни не могу найти.

— Ты где-то потерял её? На каком планета?

— Как бы тебе объяснить… Смысл, это нечто такое возвышенное, духовное, чистое.

— Высота? Духовка? Чистый? Я не ощущать связь между эти слова.

— Понимаешь, я думал о том, что посвятив себя искусству, человек возвышается над самим собой, делается лучше, мудрее.

— Ты хочешь создавать искусственный предметы?

— Да! Я хочу стать творцом!

— Можешь лететь со мной. Я иметь тебя как друга. Ты меня тоже иметь.

— Ты предлагаешь мне стать твоим попутчиком? — удивился я. И тут меня словно молнией ударило. Да ведь я об этом и мечтал всю жизнь! Подумать только, настоящее путешествие!

Я тут же позвонил Наташе и сообщил ей приятную новость.

— Наташ, я собираюсь в космическое путешествие со своим новым другом Аурумом, чтобы найти себя в искусстве и обрести смысл существования!

— Ты дурак? — обиделась Наташа.

Я наспех попрощался с ней, обещал вернуться с сувенирами и подарками, и, повернувшись к ожидающему Ауруму, дал свой ответ.

В тот же день я сел в маленький, похожий на яйцо, космический кораблик и отправился в самое увлекательное путешествие в своей жизни.

 

***

 

Первым делом мы прилетели на маленькую планету под номером 81956. Там жил одинокий художник. Днями напролёт он рисовал картины. На планете не было жизни, поэтому художник решил, что сам сможет её сотворить. В первые дни Великого Творения он в основном живописал землю, но ощутив бесплодность усилий, переключился на небо. Однако и эта затея оказалась слишком трудоёмкой. Так он взялся за вещи попроще — рисовал деревья, траву, дома, улыбку на своём лице, животных, птиц в клетках и всякую всячину.

— Здравствуйте, — поприветствовал я художника.

— Не может быть! У меня гости! — он просто не верил своим глазам.

— Как иметь твоё имя? — огорошил его Аурум.

— Художник. Так меня зовут. Приятно познакомиться с… эм… Вы муж и жена?

— Моя жена умирать от укус ядовитый гигантский мантикора, — грустно сказал Аурум.

— Соболезную.

— Гадость.

— Но, простите, — начал я, — мы сюда пришли не просто так. Мы, понимаете ли, путешественники. Мы хотим узнать о смысле жизни, о тайном назначении искусства.

— О, дорогие мой, — улыбнулся Художник, — мы обязательно об этом поговорим, но давайте я сперва покажу вас эту небольшую планету. Кстати, я просто обязан познакомить вас со своей прекрасной женой!

Художник скрылся за углом нарисованного дома и вернулся спустя минуту с нарисованной на куске картона голой женщиной.

— Это моя жена, Сара, — похвастался он. — Она очень стеснительная, но поверьте мне, пусть такие вещи нельзя говорить при людях, эта крошка в постели просто бомба! Хотите яблоко?

Художник взял кусок картона, нарисовал на нём яблоко, и, с некоторыми усилиями, принялся его грызть.

— А что ещё у вас тут есть? — спросил я.

— О! У меня тут есть мыши, — и он достал картонных мышей.

— Пи-пи-пи, — пропищали мыши. (Конечно, никакие это были не мыши, это сам Художник поражал нас мастерством чревовещания).

— Хрю-хрю, — надрывались свиньи.

— Гав-гав, — лаял серенький пёс.

— Мур-мяу! — важно мяукала кошка.

— Какое удивительное многообразие форм, — философски заметил я.

— Это вы ещё не всё видели! Пойдемте, погреемся у камина.

Мы сидели у нарисованного камина, пили нарисованный чай и разговаривали об искусстве. В какой-то момент я не выдержал и сказал:

— Но это ведь всё не настоящее!

— Как это, не настоящее? — обиделся Художник. — Мой мир такой же настоящий, как и вы.

— Да это же обман! Ваши рисунки — жалкие копии реальности. В мире так много красоты, удивительного, невообразимого, а вы живёте на этой пустой планетке и разговариваете с нарисованными зверушками! Да это же безумие! Ваше искусство совершенно бессмысленно!

Художник какое-то время внимательно слушал, и даже кивал, но потом вдруг изменился в лице, вскочил, и закричал что было мочи.

— Да пошли бы вы на трам-тарарам! Да я вас сейчас тут всех, трам-тарарам! Убирайтесь, мать вашу трам-тарарам!

Он разозлился не на шутку. Вопил и брызгал слюной, угрожал нам расправой. Мы бежали к кораблю, не разбирая дороги, проламывая картонные стены, а Художник гнался за нами с нарисованным револьвером и кричал:

— Бах! Бах!

Пули просвистели мимо, Художник устал, запыхался, махнул рукой и оправился восвояси. Мы спрятались за нарисованным валуном.

— Я имею вопрос. Сергей, почему все хотят делать любовь с моя мать?

— Боже мой, Аурум, да он не это имел в виду!

В тот день я твёрдо для себя решил никогда не становится художником.

 

 

***

 

 

Странствуя по вселенной, мы наткнулись на планету, где жили одни поэты.

Мы вышли из корабля и чуть не ослепли. Мир этот сиял. Река искрилась в лучах полуденного солнца, птицы запевали хором, аборигены же, в основном юноши, с бледными лицами и горящими взорами, бродили туда-сюда, глядели себя под ноги и бормотали неясные слова.

Один из таких юношей, тощий и обессиленный, стоял под яблоней, безвольно опустив руки, и жаждущими глазами вгрызался в одиноко висящий плод. Губы его трепетали. Мы прислушались. Он плаксиво бормотал стихи:

О, яблоко, милее всех подруг,

Твой нежный стан, твоё благоуханье,

Я голоден! Сломил меня недуг,

Сил нет, ослабленно дыхание.

Я чувствую — конец. О, бездна умиранья!

Уйду навек, не станет ничего.

Зачем висишь так высоко,

Предмет таённых воздыханий?

 

— Послушайте, — обратился я к поэту. — А почему бы вам не забраться на это дерево и не достать яблоко?

Юноша как-то смутился, потупил свой горящий взор и с грустью произнёс:

— Знаете, как-то вдохновения нет…

Тем временем мимо шли ещё трое мужчин, они что-то живо обсуждали, жестикулируя. Я решил, что это хорошая возможность поговорить со знающими людьми об искусстве.

— Простите, — сказал я. — Вы не могли бы ответить на несколько вопросов?

— Я весь — внимание! — отозвался потрёпанного вида молодой человек с элегантными усами.

— Я хочу понять, можно ли обрести смысл жизни в поэзии?

Усатый почесал затылок, потом вдруг посуровел, сделал шаг вперёд, набрал в лёгкие воздуха и продекламировал:

 

Пусть наше тело — гроб души,

И бабочки кричат в тиши,

Круша планеты.

Вопрос твой… без ответа.

 

— Как? — удивился я. — Значит, вы не знаете?

Усатый пододвинулся поближе, и полушёпотом, словно раскрывая великую тайну, произнёс:

 

В тоске ночных страстей мне снизошел ответ:

Взлохматив бурями космические дали,

Ломая с треском тишину, упали

Звезд семена, что зародили свет.

 

— Какие звёзды? — не понял я. — Какой свет?

— Не обращайте на него внимания, — сказал другой поэт, с длинной и аккуратно бородой. — Он немного того… символист то есть. Я думаю, что мог бы ответить на ваш вопрос…

Бородатый набрал воздуха в легкие и приготовился…

— А можно только не в стихах? — попросил я.

Бородатый нахмурился.

— Если не в стихах… Уф… Понимаете, поэзия помогает нам… Хм… Меняет угол зрения… Гхм… Заставляет чувствовать…

— Красоту! — заорал третий поэт с взъерошенными волосами.

— А что вы по этому поводу думаете? — спросил я взъерошенного.

Тот стукнул себя кулаком в грудь и заговорил:

 

Я смысл выдавлю, как из рыбы глаза!

В чьих слезах мне загадки рая!

Обретя — потеряю себя навсегда,

Потеряв — обрету, узнавая.

 

— Мимолётность! — с жадностью объяснил бородатый. — Скоротечность! Невозможность познания!

Тем временем взъерошенный продолжал:

 

Эту боль я осколком в груди затая,

Всем подрёберным свистом — звучу!

Пусть поэзия дробью в грудь палача,

Врежется, как лопата в навозную кучу!

 

— Поэзия, как борьба! Как протест! — комментировал бородатый.

— Что-то я потерял нить, — устало произнёс я. — А нельзя это как-то проще выразить?

— Никогда, дорогой мой друг, никогда вам не стать поэтом, — обиделся на это бородатый. Так они и ушли. А я стоял как истукан, недоумевая.

— Я любить поэзия, — произнёс вдруг Аурум. — Я пишет стихи на родная планета.

— Тогда, может быть, ты объяснишь мне, в чем смысл поэзии?

— Опять ты свой смысл спрашивать. Зачем? Поэзия — это когда красиво звучать. Это как музыка. Звучать. Понимание?

— Понимаю, — ответил я грустно.

 

***

 

На планете Цибум жили, в основном, гурманы. Днями напролёт они занимались готовкой и дегустацией, разрабатывали новые рецепты, а если и путешествовали на другие планеты, только лишь для того, чтобы собрать ингредиенты для эксклюзивных блюд. Искусством тут и не пахло. Зато пахло жареным мясом и тушеными овощами. По древней традиции, новоприбывших гостей чествовали изысканными яствами.

— А пока идёт готовка, — утешал нас Роек, местный экскурсовод, — мы прогуляемся на ферму, где в прекрасных условиях содержатся уникальные виды вселенской фауны.

— И как вы тут живёте без искусства? — удивлялся я.

— О, милый мой, поверьте, кулинария для нас — высшая форма творчества. Еда — основа жизни. А мы хотим жить красиво! И главное — вкусно!

Мы пришли на ферму. По размеру она походила на город. На громадных пастбищах фланировала пестрящая разнообразием живность.

— Вот тут у нас отделение местной фауны, — объяснял Роек.

Местная фауна, ограниченная всего одним видом, производила смешанное впечатление — животные с трудом подчинялись описанию: на серых физиономиях, среди бесчисленных глаз, щупалец и ушей, пробивался робкий рот, растянутый в нелепое подобие улыбки.

— Да, признаюсь. Хвастаться тут особо нечем, — оправдывался экскурсовод. — На Цибуне только один вид — Корбоны. Вся остальная живность — с других планет.

На ферме встречались и земные животные: коровы, гуси, цыплята, но чаще попадались всякие непонятные Парожабы, Единогоги и Кособаржи. Впечатляли маленькие Карданки, отдалённо напоминающие сказочных гномов, только эти двигались быстро, стремительно, и слишком уж злоупотребляли рукоблудием. Поражали воображение невозможные Преороги: медленные, ленивые, размером с четырёхэтажный дом, — далёкие родственники динозавров.

— Преорожья печень очень полезна для сердца, — рассказывал Роек.

А мы только кивали и следовали за ним.

— Дальше у нас идёт человеческая ферма.

— Что? — я раскрыл рот от удивления.

— Прошу вас, милый мой, не пугайтесь, мы не занимаемся захватом, или всяческими глупыми войнами, мы по своей природе мирный народ, я вот, например, очень хорошо отношусь к землянам. Мне нравятся люди…

— Особенно под Ганаанским соусом, — сказал проходящий мимо фермер. — Пальчики оближешь!

— Поглядите лучше, — продолжал экскурсовод, — в каких замечательных условиях они находятся.

Люди жили на громадной, огороженной стеной, территории. Там были и свои примитивные дома, и развлечения, а главное — кормушки. В первую очередь к кормушкам подходили альфа-самцы, когда они досыта наедались, то начинали подпускать своих многочисленных женщин, последними пищу робко принимали все слабые и некрасивые. Такая вот там была иерархия. Люди ходили голыми, но альфа-самцы нахлобучивали на шею галстуки — это говорило об их исключительном происхождении. Иногда, охваченный чувством социальной справедливости, альфа-самец начинал лупить дубинкой какого-нибудь исхудалого немощного мужчину. Тот не сопротивлялся. Он смиренно принимал свою незавидную участь. Женщины же были в восторге.

— Такие дела, — пожимал плечами экскурсовод. — Ничего не можем поделать с этой вашей человеческой жестокостью.

Кормили человеков в основном гамбургерами и колой, и хотя рядом стояли урны, венцы творения предпочитали выбрасывать мусор куда попало. Уборными они так же пренебрегали, и гадили чаще под себя.

— Вот что мне в вас, людях, не нравится, — говорил Роек. — Так эта ваша нечистоплотность.

— Боже, — сказал я. — Да это же сущий кошмар! Как вы можете выращивать людей на мясо? Это, как минимум, жестоко!

— Это вы-то, человек, говорите мне о жестокости? Я бывал на Земле, я видел, как вы относитесь к животным. Да, да, я посещал ваши фермы, и видывал в каких ужасных условиях содержаться стада. Для вас животные — низшие существа. Для нас, цибумийцев, вы — низшие существа, однако мы не кричим об этом на каждом углу, вы уж простите за такие слова, но мы находимся на более высокой ступени развития, превосходя вас и физической силой и интеллектом…. Простите, я немного волнуюсь, для меня неожиданно слышать такие обвинения от человека. Я не против людей, они мне нравятся…

— Особенно хороши люди, тушённые в молоке Бурегонского Жарника, — с достоинством сказал проходящий мимо фермер. — Но если будете пробовать, мой вам совет: начните с человеческих младенцев — нежнейшее мясо! Просто наслаждение вкусом!

— Это безумие какое-то, — сказал я Ауруму. — Пошли-ка мы отсюда, пока и нас не зажарили.

По дороге к кораблю я с подозрением спросил у Аурума:

— А ты хотел бы попробовать человеческого мяса?

— Космополитяне не принимать пищу мяса. Плохой пищеварения. В туалет долго сидеть.

 

***

 

В поисках искусства мы прилетели на прекрасную планету Фэтрум. На ней никогда не прекращался театр. Все люди были актёрами, все играли главные роли в спектаклях своих жизней. Порою эти спектакли перемешивались между собой, и казалось, что сценарий творится на ходу, но на самом деле сюжетные линии были предопределены. Их писал главный сценарист. Сценарист не участвовал в этом представлении. Он жил на самой высокой горе, вдали от цивилизации, и наблюдал за спектаклем в громадный бинокль.

Мы прибыли на планету утром. Люди спешили по своим делам, кто домой, а кто на работу — сложно было поверить, что все их движения заранее прописаны.

— Интересно, — сказал я. — А что если мы вмешаемся в жизнь какого-нибудь человека, разве это не изменит сценарий его жизни?

— А если мы уже имеем себя в этом сценарий? — отвечал всезнайка Аурум.

— Давай попробуем? Ну-ка! Заговори с кем-нибудь.

Аурум подошёл к молодой симпатичной девушке и сказал:

— Извинения. Я имею вопрос.

Девушка покраснела, уставилась на него, словно увидела самое прекрасное существо во всей галактике.

— О, простите, волнение сжало сердце в тиски. Мой голос охрип, от вина, сигарет, от бесприютности. Я так долго была одна, так многое испытала. А теперь прошлое сбрасываю, как кожу — змея. Забуду всё что было, отдавшись сладостному мигу узнавания: я вижу, о, ты тот, кто был обещан мне сумрачной гадалкой много лет назад, теперь же я робею, я ищу слова, я так нелепа, наверное, смешна… прошу, не уходите, и меня не прогоняйте, дайте ещё хотя б минуту насладиться вашим присутствием… о, как же я буду жить без вас, не уходите, нет!

Аурум растерялся. Я удивлённо наблюдал сцену со стороны. Что это? Игра? Представление? Или девушка взаправду влюбилась в маленького синего инопланетянина с хоботком вместо рта?

Аурум повернулся ко мне:

— Сергей, я не обладаю знаниями, ты помогать, я волнения.

Я шепнул ему на ухо:

— Похвали её причёску. Женщины это любят.

— Вы обладаете красотой на голове, — сказал девушке Аурум. — Ваши волосы сияние тысячи алмазы Трансамадора. Как иметь ваше имя?

— О, не была я так счастлива ещё никогда на этом свете. Моё имя — Парсиния. А вы, мой милый, как вы красиво говорите. Я чувствую — волнуюсь так, что сердце выпрыгивает из груди. Сколько тысяч лет ждала я вас, мой принц? Мой господин! Я ваша — вся.

— Я не хотеть рабства.

Так между ними завязалась увлечённая беседа. Я ждал. Аурум был очарован, уже через пару минут он сделал девушке предложение руки и сердца.

— Что ты творишь, чёрт бы тебя побрал! — вмешался я. — Разве мы не собирались путешествовать?

— Сергей, моё сердце разорвано, словно Гаанский червяк, что гулять и не знать куда. Я ушел, так же тебя, я почувствовал боль, но зачем? Эти чувства — любовь. Я несу извинения. Я оставить тебя.

В его словах мне послышались горечь. И он ушёл под ручку со своей прекрасной избранницей. Я остался один, раздражённый и раздосадованный.

В волнении я схватил за руку мимо идущего мужчину и спросил:

— Я есть в твоём сценарии? Я есть в твоём сценарии?!

— Кто вы такой? Не вижу я знакомых черт, вы — здесь чужой. Оставьте, ради бога! И руку отпустите, вы делаете больно!

— Но если меня нет в твоём сценарии, значит — я нарушил ход спектакля, и теперь весь твой сюжет полетит в трам-тарарам!

— Вы мелете чушь! — отвечал человек. — Всё предначертано Великим Сценаристом.

Я задумался. Если всё предначертано, даже наше появление на этой планете, значит ли это, что мне не удастся ничего изменить, и лучше оставить всё как есть? Аурум нашёл свою любовь, собирался жениться. Разве я имею право вмешиваться?

И всё-таки я решил пободаться с судьбой и отправится на гору, чтобы найти того, кто выдумал эти сюжеты, того, кто сочинил любовную линии между Аурумом и Парсинией.

Весь день я бродил по горам. Однообразный пейзаж навевал уныние. Солнце холодно глядело с небосвода. Ближе к вечеру, когда я уже совсем потерял надежду, из-за холма выросла небольшая жилая хижина. В горящем окошке мелькала тень. Я остановился у двери в нерешительности.

— Сергей постучал в дверь, — проговорил голос.

— Что вы сказали? — не понял я.

Голос не ответил. Я постоял немного на пороге. Ничего не происходило. Я постучал в дверь.

— Дверь распахнулась, — сказал голос. — И Сергей увидел беззубого старика с длинными седыми волосами.

Так и случилось.

— Извините, — спросил я. — Это вы здесь великий сценарист?

— Ну я, — отвечал ехидно старик. — И дальше что?

— Это вы написали сценарий для Аурума и Парсинии, или оно само так случилось?

Старик засмеялся.

— Ну конечно! Конечно же, это я написал сценарий! У меня и для тебя есть пару страниц… Хочешь прочесть?

— Нет, спасибо. А можете вы как-то изменить ход сюжета, сделать так, чтобы Аурум не влюблялся в эту самую Парсинию, и не остался на Фэтруме? Поймите, путешествия — это самое важное в жизни Аурума. Да и у меня есть свои цели. Нельзя, чтобы мы здесь застряли.

— Дорогой мой! То, что предначертано, не может быть изменено. Вот, например…

Он взял небольшую книжку и принялся листать. На обложке было написано: "Аурум-джурум-бурум-джумбаве".

— Вот здесь, вы, дорогой мой, произносите: "А что если мы вмешаемся в жизнь какого-нибудь человека…" — это ваши слова?

— Мои.

— С этих слов начинается любовная линия Аурума и Парсинии. Читаем дальше: "Я иметь любовь к тебе, Парсиния, я желать получить много детей. Я назвать их красивые имена". Да. Это ваш друг произносит… Дальше, читаем: "Родители Парсинии были против этой свадьбы". Ого, а ведь интересно, не правда ли? Что же было потом? Вы хотите узнать?

— Нет, я хочу, чтобы вы изменили сценарий.

— Я знал, что ты это скажешь! Это тоже есть в сценарии. Читаем дальше: "Я не желаю, чтобы этот жалкий космополитянен портил кровь моей прелестной дочки!" Это отец кричит… Так. Дальше начинается кульминация. Крови много. Прям триллер.

— Вы сумасшедший. Я не знаю, откуда у вас такие способности, но я требую, чтобы вы немедленно…

— Переписали сценарий! И бла-бла-бла… Это ведь я написал этот диалог. Довольно безумно, не правда ли? Думаешь, высшие боги оценят такой юмор? Хех, будем на это надеяться. Ладно, ты меня утомил. Уходи.

— Но вы ведь точно такой же актёр. Разве нет? Значит, есть кто-то, кто пишет ваш сценарий. Кто-то более могущественный.

— Нет. Выше меня только судьба. Но она ведает вселенной. Я же правлю планетой Фэтрум.

— Я не верю. Если вы такой всемогущий, докажите, измените уже написанный сценарий. Пусть Аурум не встретит Парсинию. Пусть не влюбится в неё.

— Мой дорогой глупый друг, ты ничего не понимаешь в теории времени. Он уже её встретил! И будет встречать каждый раз, снова и снова, пока не закончится мир.

— Мир закончится?

— Это тоже есть в сценарии.

— Но Аурум…

— Ох, ну хорошо, ты такой зануда, я изменю твой дурацкий сценарий…

Он схватил книгу жизни Аурума и вырвал оттуда несколько страниц.

— Я перепишу всё заново. Но не подумай, что ты такой умный. Дело в том, что я совершил ошибку, вы — не с этой планеты, а значит находитесь не под моим руководством. А теперь проваливайте отсюда, мать вашу трам-тарарам!

Аурум был освобождён от злых чар любви. Мы встретились с ним возле корабля.

— Что-то надвигаться на меня, я без знания. Я глупость делать?

— Не волнуйся Аурум, в этом нет твоей вины.

Мы покинули Фэтрум. Но я знал: наши приключения подходили к концу. Ауруму пора было возвращаться на родную планету, но у нас ещё оставалось несколько свободных дней. И мы направились на Землю, где жил величайший писатель своего времени.

 

 

***

 

— К нему сейчас нельзя. Он творит! — многозначительно сообщила нам жена писателя.

— Мы мало имеем время, — сказал Аурум.

— Но нам очень надо, — умоляюще попросил я. И женщина поддалась, отступив в сторону, пропустила нас наверх, где сгорбившись над ноутбуком, творил искусство уважаемый всеми писатель.

Мы вошли, со скрипом отворив дверь. Писатель удивлённо вздёрнул брови, завидев нас, и, обращаясь неведомо к кому, воскликнул:

— Ну я же просил, трам-тарарам! Боже мой, неужели так сложно, мать твою туда и сюда, хотя бы раз! Сделать! Так! Как я! Прошу!

Он беспомощно, даже как-то боязливо, поглядел на нас:

— Что вам надо?

— Мы путешественники, — сказал я. — Странствуем по вселенной, встречаемся с людьми, пытаемся найти ответ: есть ли смысл в жизни.

Писатель сразу как-то подобрел, расслабился, и задумчиво поглядев в заоконный мир, сказал:

— Дорогие мои, ведь это наивно! Разве вы до сих пор не поняли? Всякий смысл — есть результат человеческой мыследеятельности. Что такое этот ваш "смысл"? Только слово! Пустота! Люди сами наполняют значением слова, не существует объективных значений и объективного смысла. Животные не мыслят словами, их жизни бессмысленны, лишены целей, однако же, поглядите, они, эти неразумные создания, живут в гармонии с природой, будто светятся тихим счастьем. Разве вы видели хоть раз печальное животное в своей естественности? Мы — люди, погрязшие в словах, вечно спорим из-за значений, ругаемся, дерёмся, а правда ведь скрывается внутри самой жизни, в её сути. Если уж и впадать в иллюзию слов, можно выдать такую штуку: "смысл жизни в самой жизни". Но, простите, слишком пошло выразился… Кажется, это где-то было... Да, да… Проклятый плагиатчик… Всё есть цитата, дорогие мои… всё есть цитата… И даже это… это тоже цитата.

Он задумался ещё глубже, на усталом лице проявились линии морщин. В окно заглянуло солнце.

— Но вы же пишете зачем-то ваши книги? — спросил я. — Придаёте им какое-то значение?

— Моё искусство — это попытка развлечь себя в пути к…

Писатель вздохнул.

— Может вы и правы, дорогой мог, даже я грешу этим, наполняю чашу жизни эфемерным вином смысла. Словно я тут не просто так, и всё не случайно, и эти книги, эти знания, воплощённые в слова — всё это сгодиться кому-то, пусть даже самому маленькому человечку. Маяком ли, светочем во тьме неведения, вспышкой падающей звезды… Я верю.

И, кажется, слёзы навернулись на его глаза. Он глядел на свои руки, небритый, усталый, разочарованный, и мы видели, как отчаянно он цеплялся за свою веру, как рьяно пытался ухватиться за ниточку смысла, выпутаться из паутины бесплодных мыслей. Неизбежно он погряз в словах, заблудился где-то посреди книги собственной жизни, не имея подсказок, а вокруг громоздились цитаты, чужие мысли нереализованных надежд. Но вдруг он посуровел, словно разозлился на самого себя за эту искренность, за сентиментальность. Стукнул кулаком по столу, сказал:

— Уходите. Мне нужно работать!

А потом ещё, вдогонку, удаляющимся басом:

— Сьюзен, я же тебя просил, никаких посетителей! Я же проси-и-и-ил!

 

***

 

Что бы найти ответы, мы направились в конец времени и пространства, где жил Хранитель. Этот безумный старик, по слухам, знал всё на свете.

Он жил в обветшалой хижине, на дальнем краю всех галактик.

— Здравствуйте, — поприветствовал его я.

— Как иметь ваше имя? — поинтересовался Аурум.

Старик улыбнулся.

— Этому парню давно пора купить себе новый транслейтор. На таких вещах не нужно экономить.

— Мы пришли сюда, что бы кое-что спросить, — сказал я.

— Я знаю, зачем сюда приходят. Но я не тот, кто вам нужен. Жизнь — вот лучший учитель.

— Но вы должны мне помочь! Мы объездили всю вселенную в поисках ответов, но так и не смогли ничего найти… А всего-то, я хотел узнать, зачем живу, и поможет ли мне творчество обрести себя…

— Дорогой мой друг, я многое повидал. Я причинял страдания, и страдал сам, любил, ненавидел, мечтал, я был и птицей парящей в лазоревых небесах, и зверем, бегущим по бескрайним полям. Я был и поэтом и художником, писателем и музыкантом, я был тобой самим, и я был никем, пустотой, черной дырой, что прятала в себе вселенные. А теперь я здесь, безмерно одинокий, но счастливый, взращиваю в себе тишину, медитирую, растворяю боль и радость прошлого в холодном мерцании звёзд. Всё это — мой выбор. В этом моё искусство.

— Но что всё это значит? Я не понимаю ваших речей.

— Ты спрашиваешь меня о смысле. Я не знаю ответ. Может, смысл жизни людей — служить пищей для богов? Быть пешками — вот наш удел. В этой бесконечной цепи жизнетворения, человек — всего лишь звено. Всего лишь маленькая частичка. Нас используют высшие силы, задают нам параметры, ставят в определённые условия, и мы барахтаются, беспомощно и смешно машем руками, делаем свои великие дела, а по сути — только выполняем программы, заложенные в нас Великой Богиней.

Старик добродушно засмеялся.

— Но, я вижу, что тебя не удовлетворит такой ответ. Пойми, каждый человек — это бесконечный потенциал. В созидании, мы способны уподобиться богам, разомкнуть цепь, выйти за пределы границ, за пределы установленных программ. В этом — высшее искусство! Стать хозяином своей судьбы, самому выбирать из существующих линий реальности. Твори свою жизнь, мой дорогой друг, начни путь к свободе с одного шага, прямо сейчас, и весь мир развернётся у твоих ног. Напиши самую прекрасную картину! Создай свою собственную версию реальности!

— Мы мало имеем время, — дёрнул меня за рукав Аурум. Мы попрощался с Хранителем и вернулись на корабль.

 

***

 

Посетив планету Кагер, в галактике Андромеда, мы купили за десять кагриков новый переводчик для Аурума и направились прямиком на Космополитию. Наше путешествие подходило к концу.

— Что же ты решил? — сказал изменившимся голосом Аурум. — Ты смог найти свой смысл?

— Не знаю. Кажется, я что-то понял. Но при этом — запутался ещё больше. Слушай, Аурум, а тебе не показался знакомым этот старик?

— Конечно же, я знаю этого старика. Я путешествовал с ним. Этот старик — это ты. Только в другом времени и другой реальности.

— Ты издеваешься надо мной? Как я мог оказаться на краю вселенной?

— Ты очень молодой. Твой путь ещё только начинается. Впереди — тысяча планет, которые предстоит посетить.

— Но у меня даже космического корабля нет!

— Ты можешь забрать мой. Мне больше не нужен корабль.

— Как насчёт путешествий? Разве не в этом смысл твоей жизни?

— Я никогда не искать смысла в том, что делал. Я просто развлекаться.

Мы прибыли на Космополитию к ночи, в нашу честь устроили грандиозный праздник. Все покинувшие родное гнездо космополитяне сегодня вернулись назад. Громко играла музыка. Мерцали многочисленные огни. Танцевали тени. Аурум водил меня за руку, знакомил с кем-то, много смеялся и шутил, а потом вдруг сказал, что ему пора уходить: надо повидать родных. Вокруг царила суета. Аурум сказал что-то на прощание, но я не услышал, потом пожал мне руку — жест, выученный на Земле — и ушёл. Толпа сомкнулась, проглотила Аурума. Я остался один на один со своими мыслями. Стоит ли мне вернуться назад на Землю? Повидать Наташу?

Она казалась ненастоящей, придуманной, её образ в моей голове был лишь призрачным эхом прошлого, смутным серым воспоминанием.

Странно, но я не скучал по родине. Вся вселенная теперь казалась мне домом. И я решил: познаю все искусства, и в каждом найду зернышко смысла. Пусть так, по крупицам, я смогу прийти к истине.