Видимая невидимость

Шел снег. Падали снежинки. Они летели, как перья в безветренную погоду. Качались из стороны в сторону и медленно опускались вниз. Каждая снежинка походила на перо, не только полётом, но и размером. Они были большие, круглые и овальные, не похожие друг на друга, ни рисунком, ни формой. Они летели с небес и ложились на раскаленный песок, как на эшафот.

"Где и когда я мог видеть снег? Лишь слухи о нем доходили до меня от купцов, но сам я его никогда не видел. А может быть в прошлой жизни? Но есть ли эти прошлые жизни? Если их нет, то где я мог видеть этот снег? Может быть, это моё воображение нарисовало его в воспаленном Солнцем мозгу? Но не могут быть снежинки такими большими! А может это и есть перья, например цапли. Может быть, где-то там, высоко-высоко, они летят и теряют свои перья. Но почему тогда эти перья тают, оставляя на горячем песке капли воды, которые сразу исчезают…."

— Мастер! Мастер!

Я открыл глаза. "Видение или сон? Какие реальные ощущения, какие яркие краски".

— На кухне говорят, что завтра возвращается правитель, — смуглый курчавый парень лет двадцати вытер пот с лица, — значит, завтра он захочет увидеть вашу картину!

— Не картину, Киш, я должен показать ему только набросок.

— Да, мастер, набросок, но холст, который я выбелил, две недели назад, до сих пор пуст! Ой, это не понравится радже.

— Набросок нарисован, не волнуйся.

— Нарисован? У вас есть еще один выбеленный холст?

— Да, Киш, мой холст вот здесь, — я приложил два пальца к виску.

— О! Если вы это скажите уважаемому радже, то боюсь, он отрубит вам голову и повесит этот холст перед окнами своего дворца.

"Солнце здесь восходит рано. Как хорошо за пределами дворца. Сейчас еще полумрак, но мольберт и холст уже ждут восхода. Подожду и я.

Какой приятный утренний воздух! Жара еще не раскалила его, и он еще не извивается, как змея, поднимаясь кверху. Он висит неподвижно. Нарисовать его легко, но как передать его аромат? Может быть цветком лимона? Знатоки символов припишут ему свободу, а может быть, что еще хуже, благоразумие. А почему нет? Разве воздух не благоразумен? Когда его не хватает, у человека туманится голова и разум покидает его. Да, воздух благоразумен, но как точно передать его утреннюю свежесть на холсте, как передать его прохладу после ночи.

Вот и Солнце. Подожду еще, пусть оно поднимется чуть выше. Сейчас оно красное, и все красит в этот цвет. Но пока я приготовлю кисти и краски, мир обретет естественные цвета.

Набросок. Он будет черно-белым. Правитель сам укажет, какие он хочет видеть цвета своей одежды. Его мнение переменчиво, как дюны в пустыне. Сначала он хотел быть в красном шервани и красных чуридарах. Он знает, что значит красный цвет — цвет крови и огня, мудрости и власти. Затем выбрал белый, символ святости и чистоты. Да, на старости лет все хотят стать святыми, забыв про свою грешную молодость. Но какой бы цвет он не выбрал, я нарисую его с гранитным камнем вместо сердца под одеждой. Никто, никогда не увидит его сердце-камень, только я буду знать о нём и только так я сохраню истину. Истину. О жестоком правителе с каменным сердцем".

Движения руки уверенны. Кисть скользит медленно, оставляя за собой четкий след черной линии.

"Чалма. Конечно же, с огромным рубином, который он завоевал, разбив войско правителя соседней страны. Он был храбр в этой битве. Очень храбр, его крепкая рука срубила не одну голову в той войне. Рука рубила, но уши не слышали. Он не слышал мольбу своего соседа, который готов был отдать этот самый большой рубин и много других драгоценных камней, чтобы не убивали его людей, чтобы оставили в покое его маленькое государство, но сильный не слышит слабого. Зачем? У него крепкая рука, которая рубит без устали, у него много храбрых воинов, но самое главное он глух к мольбам слабых противников. Да, чалма будет с рубином, но под чалмой — голова без ушей. Без ушей. Никто, никогда этого не увидит, пусть, но я знаю истину. Голова без ушей. Голова человека, который не слышит других.

Он будет сидеть на своём любимом коне. Его любимый конь. Да, я нарисую его на любимом коне. В богатой упряжке, в седле, прошитом золотыми нитями. Он отдал за этого арабского скакуна много золота. На это золото можно было бы купить не один караван зерна, испечь много хлебных лепешек и накормить несколько деревень. Но зачем, когда ты сам сыт? Купить коня и гарцевать на нем перед побежденными соседями, не для этого ли рожден настоящий правитель? Я нарисую коня с золотыми копытами. Слепцу это покажется символом любви к коню великого правителя. Кто поймет, что золотые копыта это знак бесцельной траты денег. Из копыт не сваришь даже пустой похлебки. Конь с золотыми копытами в дорогой сбруе и седле, под раджой будет казаться дорогим троном. Дорогим троном, или посмешищем над глупостью и гордостью властителя. Пусть этот секрет никогда не откроется непосвященному зрителю".

Спина, грива, голова, грозные глаза скакуна и морда лошади с гневным оскалом. Кисть почти не отрывается от холста. Её движения завораживают. Рисунок проявляется быстро, очертания становятся отчетливей и понятнее.

"Правитель на коне. Теперь копьё. Он должен пронзить тигра. Именно тигра — символа варны кшатриев. Вот то, что ему понравится. Он, представитель сословия брахманов, убивает тигра, символ кшатриев — братства благородных воинов. Раджа не глуп, он поймет картину и её смысл. Именно так он завоевал власть. Правитель должен быть с твердой рукой и сильной волей, а он брахман, посланник бога, член высшей варны. Кто усомниться в его власти?

Но в джунглях, я нарисую тигренка, живого тигренка, который смотрит на убийцу своего отца. Его трудно заметить, но он там, видны только его желто-зеленые глаза с черными мстительными зрачками. Он вырастет. Он придет. Кшатрии вернутся, и снова будут править страной".

Лианы, деревья, причудливые листья и желтые глаза. Набросок почти готов. Солнце начинает печь спину, но художник не чувствует, он рисует…

— Учитель! Вас ищут по всему дворцу. Раджа приказал отрубить голову стражнику, который стоял у дверей вашей спальни! — откуда-то издалека кричал Киш.

— Ещё немного.

— Вы нарисовали картину?

— Почти, осталось всего несколько линий… Ну, что теперь скажешь?

Киш замер перед наброском. Художник тоже отошел на несколько шагов.

— Что же ты молчишь?

— Теперь я спокоен.

— Что успокоило тебя, Киш?

— Ваша мудрость, учитель. Раджа будет доволен, все знают, что тигр символ кшатриев, но…

— Что еще?

— Ваш набросок без души.

— Что-что?

— Простите, учитель, но он черно-белый, если его раскрасить, то душа появится.

— Хм! Ладно, бери мольберт, пора возвращаться. Сколько лет ты у меня в подмастерьях, Киш?

— Скоро будет почти восемь лет.

— Да, пора тебе дать что-то нарисовать. Коня или тигра?

— Нет, учитель, можно джунгли, я там увидел такие красивые глаза в них целый мир…