Зачем?

Вначале это было просто белое пятно вдалеке. Но чем ниже я спускался, тем чётче проступали очертания основных сооружений. Ещё один блестящий, тщательно спроектированный и вылизанный безжизненный гигант.

Всего четыре надземных яруса, наверняка, не менее двух, служебных под землёй. Это уже одиннадцатый город, встреченный мною, и до сих пор, ни одного похожего друг на друга. В эру урбанизации люди много сил вложили в то, что бы придать каждому из них свою неповторимость. Вопреки большинству плоских мегаполисов, либо имеющих выпуклую форму, с низкими строениями на окраине, постепенно увеличивающимися в размерах, этот имел "приподнятые края" плавно спускающиеся вниз к центру. Зато в середине высилась величественная белоснежная цитадель. Наверняка это здание мэрии и прочих правительственных организаций. Практически все здания города были так же белоснежны и на их фоне чёрные ленточки дорог сплетались в тонкую, аккуратную паутинку.

Я ускорил шаг и уже через пару часов достиг его окраины. Эта тонкая полоса, очерченная когда-то обычным циркулем на листе бумаги всеми уже забытым архитектором. Сейчас это идеально ровная граница в ста метрах от ближайшего здания.

Вот дикорастущие полевые травы, деревья, где-то пожухлые, где-то растоптанные, но делаешь один шаг и наступаешь на свежий, мягкий, идеально выстриженный газон. Декоративные кустарники и деревца, подстриженные по древним шаблонам. Ни одной надломленной веточки, ни одного случайного камня.

И при всём его великолепии, нет ничего страшнее, чем безмолвие этого каменного гиганта. Абсолютная, мёртвая тишина. Хочется развернуться и бежать обратно, вверх по склону холма, к щебечущим птицам, к пугливым зверям, к свободно и дикорастущим деревьям, прочь от этой мёртвой и, давно уже никому не нужной красоты.

Несколько минут я неподвижно стоял, не решаясь перешагнуть этот порог, но, наконец, переборов страх, уверенно ступил в городскую зону.

Мягкий газон сменился гладким покрытием. Ни кочек, ни ямок, ни мусора. Идеальная ровная дорога, по которой вот уже много лет никто не ездит, не считая роботов-дворников, садовников, реставраторов. Запрограммированный на поддержание заданного порядка МЭР, до сих пор исправно снабжает мегаполис всем необходимым и тщательно следит за малейшими отклонениями от нормы.

Сколько я бежал по этим пустым улицам? Пять, десять, двадцать минут? Зеркальные тоннели, детские площадки, клумбы с цветами, причудливые статуи и фонтаны, винтообразные, абсолютно прозрачные лестницы и переходы. А в одном месте был даже искусственно созданный водопад. Мощные потоки воды срывались с крыши одного из зданий и с грохотом падали в небольшой канал с мраморными, пологими берегами. Не хватало лишь одного.

Я вышел в центр дороги, и, сложив руки рупором, закричал что было сил:

— Лююдиии.

— Лююдиии… юди… ди… ди… — отозвалось эхо.

Сбросив со спины рюкзак, я пробежал квартал и снова:

— Лююдии.

И снова ничего.

Ещё квартал, ещё. Может быть в том дворе? Или просто выше на ярус… или ниже. А может ближе к центру?

Спустя полтора часа горло начало болеть. Я остановился у уличного автомата.

— Тёплой воды.

Автомат немного погудел и выдал заказ. Обессилевший я рухнул на лавочку и прикрыл глаза. Время ещё обеденное, до ночи должен успеть дойти до центра.

К цитадели я вышел уже вечером. Действительно огромное здание, построенное по типу крепостей первого тысячелетия, с высокими стенами, башнями, и даже самым настоящим рвом. Пока я стоял на мосту, сердце моё готово было выпрыгнуть из груди, видя как весело пляшут ярко-алые лучи заходящего солнца на тяжёлых, грубых, казалось бы наспех вытесанных камнях крепостной кладки.

Я перешёл мост и широкие, тяжёлые воротины с громким скрипом медленно распахнулись передо мной, как будто бы их и вправду толкали руками пара уставших солдат.

Как и стоило ожидать, в холле никого не оказалось. Но всё же, я на всякий случай ещё раз позвал. В последний раз в этом городе. Голос разлетелся по коридорам, заскользил по лестницам, натыкаясь на холодные стены, закрытые двери и пустые комнаты. Но, никто на него так и не ответил.

Я подошёл к терминалу и скопировал план здания. Главная панель доступа к МЭРу находилась почти на самом верху центральной башни. Ну что же, вполне в духе архитектора.

Еле слышно зашуршал лифт, и вот я уже в конечной точке. Просторный зал с рядом мониторов на стенах. Антураж рыцарской эпохи во всём этом скоплении вычислительной техники поддерживала тяжёлая, навесная люстра с длинным рядом лампочек-свечек, а так же огромный роскошный ковёр, на поверхности которого была искусно выткана панорама города, в точности, какой она открылась мне на вершине холма.

Я шёл вдоль стен, вглядываясь в мониторы. На экранах мелькали всевозможные данные по городу: энергетические, водные и биозапасы, расходы и восполнение, состояния зданий, количество исправной и неисправной техники и многое другое. Наконец, в длинном ряду терминалов обнаружился нужный.

"Количество жителей триста один" — гласила надпись. Тот самый минимум, который обязан поддерживать любой исправный городской МЭР. Я скопировал все имена и адреса. К счастью, все горожане проживали в двух соседних зданиях.

Наконец последний штрих. Зарегистрировавшись в городской сети, я обратился ко всем жителям с просьбой прийти в цитадель или хоть как-то обозначить своё присутствие. Конечно же, безрезультатно.

Спал я тут же, в мэрии, а рано утром отправился в жилой район города. Вот они, те самые дома рядом с тем самым водопадом. Вчера я уже проходил тут и именно отсюда начинал свои поиски.

Я включил навигатор. "Квартира номер один, Томас Пен, шестьдесят восемь лет".

Томас лежал в кресле жизнеобеспечения с закрытыми глазами, а на стенах комнаты отражалась довольно примитивная сетевая игра по строительству башен. Это был пухлый лысый старик с длинной седой бородой. Я бесцеремонно перевернул кресло, скинув старика на пол. Соединение тут же разорвалось.

— Здравствуйте, Томас, вы слышите меня? Вы меня понимаете? — склонился я над ним.

Некоторое время он лежал неподвижно.

— Подключить, — наконец произнёс Пен. Спустя минуту он ещё раз повторил команду, а затем ещё. Я терпеливо ждал, но ничего не менялось. Тогда я взвалил старика на плечо и вынес на улицу.

— Домой, — потребовал старик.

Я вошёл в канал под водопадом и начал медленно опускать Пена в воду. По колено, по пояс, по грудь.

Команды менялись, от "Домой", до "Сушить" и "Согреть". Наконец и голова старика скрылась под поверхностью. Вода в канале была кристально чистой, и я отчётливо видел его глаза. Ни страха, ни удивления. Старик захлебнулся, так и не предприняв ни единой попытки всплыть. Я разжал пальцы, и тело заскользило прочь по течению.

То же самое было и с Говардом Тоном и с Кенди Симс и с другими. Один за другим они безропотно тонули в моих руках. Это было изнурительно. Я насквозь вымок и сильно устал. Запоздало в голову пришла мысль, что можно взять в гараже ручную тележку и не таскать всех на спине.

"Ещё один и передышка", подумал я, открывая очередную дверь и замер. Димс О’нел, очередной житель, сидел спиной ко мне у кухонного автомата и плевался во все стороны свежим хлебом.

— Здравствуй, — обозначил я своё присутствие.

О’нел замер.

— Здравствуй, — повторил я своё приветствие.

Кресло бесшумно развернулось. О’нел, молча смотрел на меня.

— Я Нильс Грэм, слышишь меня, Димс? Я вчера звонил по общему каналу.

Потянулись минуты ожидания.

— В сеть, — нарушил тишину О’нел.

Кресло заскользило в комнату подключений.

— Стой. Димс, ты можешь мне ответить? Димс!

— Подключить.

Вспыхнули огоньки соединения и мужчина начал погружаться в глубины виртуального мира.

— Димс, — разорвал я контакт, — ответь мне, Димс, ты меня понимаешь?

— Подключить.

— Димс! — я приподнял его за грудки и встряхнул.

— Подключить, — упорно повторил хозяин квартиры.

Я размахнулся и, что было сил, ударил мужчину по лицу. Из разбитого носа заструилась кровь.

— Теперь ты меня будешь слушать, Димс?

— Подключить.

Нет, это было выше моих сил. Я вышел из квартиры. Нужно отдохнуть и успокоиться. Как и вчера, я лёг на одну из множества лавочек. Я не мог спать в одной из квартир, где живут или жили такие как они.

Проснулся я уже вечером. Волнение улеглось на смену ему пришло спокойствие и рассудительность. Что это было? Плевки хлебом, было ли это осмысленное действие? Можно ли это считать признаком или для них это норма, с которой я раньше просто не сталкивался? Возможно, им нужно больше времени, чтобы проявить себя?

Я вернулся в квартиру. Димс спал. Я вытащил его из кресла и уложил в тележку. О’нел проснулся и начал требовать "спать", "согреть" и "домой". Как и все другие. Я вёз его по той самой ровной, гладкой дороге, по тому самому мягкому газону. Всего лишь в метре, но за чертой города я сбросил его на землю, как какой-нибудь мешок с мусором. Мужчина лежал в неестественной позе на боку, завернув руки за спину и уткнувшись носом в землю, но не предпринял ни единой попытки перевернуться.

— Домой, — потребовал О’нел.

— Если хочешь домой, дойди сам.

Можно было и не отвечать.

— Домой, — повторил он всё тем же бесцветным, бездушным, спокойным голосом. Голосом, который сводил меня с ума.

Тем же самым безразличным голосом, которым говорили и Томас Пен и Кенди Симс и многие другие, которых я топил, бил, душил, резал. Что бы я не делал, как бы не мучил их, не было ни страха, ни слёз, ничего в этом голосе, абсолютно никаких эмоций. Только "есть", "спать", "домой" и "в сеть".

Когда я привёз следующего жителя, О’нел лежал всё в той же позе, и так же просил "домой".

Я возил их сюда одного за другим. Каждый раз пересчитывал, в надежде, что хоть один пропадёт, уйдёт в лес или попытается вернуться домой. Наконец, все оставшиеся двести восемьдесят шесть жителей города были вывезены за черту и выложены аккуратными рядами.

Оставалось только сидеть и ждать.

— Домой, домой, домой, — равнодушный, безумный гвалт.

Я сдался через два часа. Я больше не мог смотреть на этих бездушных созданий, слушать гомон их безэмоциональных голосов.

Пять дней я не мог приблизиться к тому месту, и бесцельно слонялся по городу. А когда, наконец, вновь смог пересилить своё отвращение, гвалт уже утих. Точнее он сменился, с равнодушного на бойкий и жизнерадостный. Там где раньше лежали люди, сейчас орудовала целая туча птиц и мелких падальщиков. Вонь стояла ужасная.

Нет, тут уже бесполезно было искать признаки человеческого интеллекта.

Я шёл по тому же самому городу, в который прибыл всего неделю назад. Но теперь его улицы были наполнены шумом, пусть и механической, но всё-таки жизнью. Пару часов назад они были дворниками и садовниками, и заботились о чистоте и порядке. А сейчас, стремительно переделанные в утилизаторов, крошили статуи и фонтаны, разбирали стены, рушили арки. По дорогам метались автомобили снабжения, заполненные строительным мусором.

МЭР как всегда безукоризненно выполнял полученную задачу. Великая машина.

А ведь прошёл всего час с того времени как я отключил самореставрацию и задал новые приоритеты.

Город самоуничтожится, начиная с окраины и постепенно смыкая кольцо, пока не останется только цитадель. Тогда МЭР уничтожит себя и остатки техники, бесследно и бесповоротно. Пройдёт двадцать-тридцать лет, и на этом месте вновь будет властвовать природа, и лишь полуразвалившиеся руины крепости останутся напоминанием о безумии, некогда поглотившем человечество.

Я с сожалением обернулся и в последний раз взглянул на умирающий город. Красив. Даже в своей агонии город был по-настоящему красив. До чего же велик был уровень развития архитектуры человечества в эру урбанизации.

"Идеальный город", где всё есть у всех и все будут счастливы, так думали люди.

Когда больше не к чему стремиться, не за что бороться и нечего бояться….

Я вздрогнул, вспомнив сотни недочеловек и скопление пирующих птиц. А ведь придётся пройти мимо них.

Это было кресло жизнеобеспечения.

Оно зависло над газоном в двадцати метрах от орудующей своры птиц.

На звук моих шагов кресло развернулось и я увидел его. Димс О’нел.

Как много было в его глазах, слезах, голосе… в одном коротком:

— Зачем?