Я остаюсь

 

К запаху сырости и затхлости можно привыкнуть. Если не выходить на свежий воздух, пропитаешься этим запахом насквозь.

К самой же сырости привыкнуть сложнее. Будто чьи-то холодные липкие руки обвивают тело и, куда бы ни шёл, не выпускают.

Опустившись на кованый сундук — единственное возвышение в подвале — Иггриф в очередной раз принялся растирать заледеневшие ноги. Здесь же, на сундуке, приходилось и спать.

Что ж, ещё немного... Потом можно сделать первую вылазку.

Ещё немного продержаться.

Держался ведь, когда три дня отступали сюда по болотам с севера. А куда деваться? Сжимаешь кулаки и идёшь. В голове нет и мысли о смерти: когда телу плохо, ему не до метафизики.

Сейчас всё по-другому: он сидит тут, в одиночестве. Так и лезут подлые вопросы: а стоило ли?

Конечно, теперь поздно рассуждать. Назад пути нет. А значит, стоило. Окончательно и бесповоротно. Все сомнения в кучу и на эшафот.

Скоро надо будет проверить, как там, снаружи.

Но сначала вздремнуть, набраться сил.

***

Дневной свет показался чересчур резким. Неужели снаружи уже всё кончилось? Неужели Они пришли?

Откинув крышку люка, Иггриф выполз на дощатый пол. На всякий случай подправил циновку, чтобы скрыть ход в подвал от случайных взглядов.

За дверью — ни звука. Если гарнизон и жители ещё в городе, вряд ли бы днём на рыночной площади стояла тишина. А если Они уже здесь…

Неуверенно шагая через заваленную старой мебелью комнату, Иггриф подошёл к входной двери вплотную. Заглянул в щёлку меж покосившимися досками.

Снаружи никого.

Только ветер поднимает тучи пыли, мешает их с сухой листвой и мусором, протяжно воет и стонет.

Иггриф толкнул дверь и выскочил на площадь. На круглой каменной плите торгового ряда Хорланда сидели стаи голубей, искавших в расщелинах зерна и остатки пищи. Две улицы, уходившие в разные стороны, приветствовали человека зёвом распахнутых дверей и окон, пустыми бельевыми верёвками и зловонием гниющих на мостовой помоев.

В соседнем доме вдруг послышался стон. И это был не ветер.

Иггриф поспешил внутрь, с тревогой ожидая ловушки. Хотя кто станет ради него устраивать спектакль? Все ушли — можно успокоиться. Просто кто-то тоже решил остаться или… его забыли.

На втором этаже приличного на вид дома в кровати лежал старик. Глаза уставились в жёлтый потолок, губы шевелились, словно хотели что-то сказать, но выходил один лишь стон. В комнате не было ничего съестного. Даже стакан воды не подать.

"Добить, как загнанную лошадь?" — мелькнуло в голове Иггрифа. Старик всё равно умирал. Он мучился. За ним не вернутся — сюда вообще больше никто не вернётся.

А скоро ещё придут Они.

Может быть, смерть даже лучший вариант.

"Только человек не лошадь, — решил для себя Иггриф. Он подошёл к больному и сжал его ладонь в своей, холодной. — Я не вправе здесь ничего решать".

Спустившись, снова оказался на просторах пустынных улиц.

Он шёл вперёд, не оборачиваясь. Иногда шёпот ветра в ушах дополняли далёкие глухие стоны. Сколько их ещё таких здесь? Ждут смерти.

Вот каким стал Хорланд, когда все ушли. Город не узнать.

Зато теперь это его город. И только.

Хорланд не достанется Им так просто, потому что Иггриф не сдался, как все.

Под смятым и грязным плащом таился фамильный меч. Иггриф, уже не боясь, вытащил его из ножен, сделал взмах и сильно, до боли, сжал рукоятку в кулаке. Глаза устремились на высившуюся впереди стену Хорланда, древнего города-крепости.

***

Поднимаясь по витой лестнице одной из сторожевых башен, он почувствовал, как решимость с каждым шагом растворялась во мраке коридора. Ему всего лишь раз пришлось пережить осаду. Здесь же, на стенах Хорланда, только будучи гораздо моложе, он прятался за выступами, боясь быть убитым. Хотелось сбежать от орущих и лезущих по лестницам врагов, от огненного роя стрел и глухих ударов тарана. Будто не ворота выламывали, а стучали прямо по вискам, пытаясь пробиться внутрь головы.

Воспоминания нахлынули внезапно, так что Иггриф чуть не покатился вниз от головокружения.

Тогда отец остановил его, не дал запятнать честь семьи: схватил за рукав, влепил затрещину и толкнул в самое пекло. Иггрифу казалось, он никогда не простит отца. Кому нужен будет чёртов Хорланд, если его убьют? Неужели отец не понимал: город не значит ничего в сравнении с жизнью сына! Мать бы увела, укрыла бы где-нибудь…

Но тогда он остался. И был на стене до конца, до победы.

Потом помирился с отцом. Они напились в тот вечер прямо в караульне вместе с солдатами.

Лестница вывела как раз в одну из караульных комнат. Здесь было сухо. Слабый солнечный свет давал возможность разглядеть в плывущей по воздуху пыли очертания предметов мебели: плотно сколоченный стол и табуретки, навесной буфет и сваленные в углу ящики.

Иггриф вынул щеколду на двери и покинул помещение, отправляясь осматривать стену. Ветер приподнял полы плаща и взлохматил густые чёрные волосы.

Взору открылась дорога на юг. Ещё можно было разглядеть последние уходящие вдаль обозы и всадников.

Они ушли недавно. Последние жители города, ставшего теперь призраком.

Есть шанс бежать следом, чтобы к ночи догнать.

Только теперь его и там не примут. Он дезертир. Отец, наверное, в гробу вертится и скрипит зубами от злости.

Пусть себе скрипит.

Это они все дезертиры. Кто покинул Хорланд, испугался, отдал город Им как мясистую кость голодной собаке: лишь бы не трогала.

Теперь ясно окончательно: он один в Хорланде. Пора готовиться к последней войне. Драться стало уже не так страшно: главное, не думать о будущем. Делаешь, что должен, и не думаешь. Думать будешь потом, бессонными ночами и долгими часами на дежурстве. Иггриф привык так жить.

Сейчас и терять было нечего. Кроме города.

***

Иггриф опустил решётку на южных воротах, с трудом запер их тяжёлым бревном и снова пошёл через опустевший город на противоположную сторону стены. Какой-то еле уловимый запах болезни отчётливо присутствовал в воздухе безлюдного Хорланда.

К удивлению, у входа в Храм сидел человек с протянутой рукой. У кого он собирался просить милостыню? У призраков? Иггриф запустил руку в карман плаща и вытащил все монеты, среди которых поблёскивало даже серебро. Он нагнулся к полусонному нищему и высыпал содержимое в раскрытую ладонь, сжал её в своей, чтобы деньги не рассыпались и прошептал на ухо:

— Только куда ты с ними пойдёшь?

Нищий, не поняв вопроса, поднял затянутые пеленой глаза. В них искрилось счастье. Дрожащими руками он стал перебирать монеты, пытаясь сосчитать. Иггриф не стал дожидаться развязки, а пошёл дальше, проклиная себя за неожиданно злую шутку.

На северной стороне стены около ворот также была башня. В ней Иггриф и планировал расположиться в ожидании Их прихода. Двери её оказались открытыми, как вообще все двери города. На первом этаже находилась казарма с деревянными остовами нескольких десятков коек, между которыми даже сейчас Иггриф пробирался с трудом. Он прошёл в столовую. Как и следовало ожидать, ничего съестного не нашлось. Три собаки дрались в углу из-за отходов. Скоро перейдут на мясо, больное и старое человеческое мясо…

Надо хоть чем-то утолить жажду и голод. Иггриф обшарил шкафы и буфеты, нашёл пару сухарей и флягу с вонючим пойлом. Сойдёт на первое время. Хлебнул, поморщился: кажется, выдохшийся эль. Пили такой во время осады Брудня, когда подводы с провизией отбили союзники осаждённых. Плохо тогда было: животы крутило от голода. Отец приносил какие-то ягоды и корешки, да с них только разжигался аппетит.

Теперь он один здесь. Наверное, вообще один в целом мире. Люди сюда больше не вернутся, а Они придут всё уничтожить, его мир уничтожить.

Заставил себя глотнуть ещё тошнотворного пойла, чтобы сухари во рту размякли. Отец говорил, эль не утоляет жажду, а наоборот, сушит глотку.

Поднялся на второй этаж, откуда был выход на крышу. Здесь много маленьких отдельных комнат. Дёрнув за ручку, Иггриф понял, что первая закрыта. Чего там было прятать? Знали же, что не вернутся, чёртовы скряги! Дёрнул за вторую — подалась со скрипом. Внутри не оказалось окон: кромешная тьма, громкий скрежет и лязг цепей встретили Иггрифа.

— Айне тх’эйне хьюн’ скоа! — зашипела на него темнота охрипшим девичьим голосом.

Пошире распахнув дверь, Иггриф пустил в комнату тусклый свет коридорных окон. На полу, прикованная к кровати, сидела полураздетая девушка. Глаза горели ненавистью, ногти на руках впились в скомканное одеяло, будто оно было плотью мучителя.

— Тихо, не ругайся, я тебя не трону. Ты была пленницей? — спросил Иггриф, но не дождался ответа. — Сейчас освобожу тебя. Видишь, на столе лежат ключи. Почему ты не взяла их?

Он медленно пошёл вперёд, следя за тем, чтобы пленница не бросилась на него в отчаянии. Но она сидела спокойно. Иггриф кинул ей ключи. Девушка повертела их в руке и вопросительно посмотрела на мужчину.

— Не умеешь? — с улыбкой спросил Иггриф. Ответа не последовало. Он рискнул подойти ближе, взять ключи и освободить её от ошейника и кандалов. Девушка — подойдя ближе, Иггриф понял, что из народа эльфов — не сопротивлялась. Потом она стала растирать затёкшие руки.

— Спасибо, — произнесла она с акцентом. — Я есть Вельма. Я теперь есть твоя Вельма. Не надо меня быть в цепи. Я буду пойти за тобой сама.

— Не надо за мной никуда идти… Хотя какой у тебя выбор? Значит, будешь помогать мне обороняться. Я научу тебя: встанешь по правую сторону ворот, я останусь здесь. Умрём за Хорланд вместе.

— Я была воевала за свой народ. Господин будет дать мне оружие, и я буду умирать за него, но не за чужой Хорланд.

***

Ночь уже вступала в права, сумерки укутали крыши домов и подбирались к тротуарам, когда Иггриф в сопровождении Вельмы в последний раз сделал вылазку в город. Он провёл эльфийскую девушку по улицам воспоминаний.

По одной ещё пареньком раньше провожал домой Синтию. Дорога всегда пролетала незаметно, а обратно он бежал через дворы. Бежал, чтобы не попасться на глаза местной шпане. Бежал, чтобы скорее забраться под одеяло и вспоминать блаженные минуты счастливого дня.

Только много позже каждый куст на этой дороге, каждое крыльцо, окно со ставнями и извилистая печная труба на крыше торговца пряниками стали значимыми. Много позже, когда Иггриф гулял здесь в одиночестве. Каждый год принося цветы к двери её опустевшего дома.

— А тут вот заветная скамья, — делился он впечатлениями с эльфийкой. — Мальчишками мы вечерами доходили до неё в изнеможении после игры в мяч или войну и мечтали. Делились впечатлениями. Первыми впечатлениями, которые не могли высказать родителям.

Скамья стояла под сенью клёнов и осин напротив огороженного поля. Как островок свободы, за которым снова тянулись вереницы шумных и тесных улиц.

— Господин есть любит свой город, — сделала вывод спутница.

— Мне больше некого любить, всё осталось здесь.

К наступлению ночи они дошли до родных пенат Иггрифа. Он зажёг факел, найденный в башне, и вошёл под своды старого дома. Некогда было предаваться воспоминаниям и прощаться, но при одной лишь мысли, что всё будет разрушено и вот в последний раз он видит дом, в глазах невольно появились слёзы. Здесь почти ничего не тронуто с тех пор, как они с отцом ушли. Вот мамин угол с иконами, её вещами и давно потухшей свечой, вот книги отца и его инструменты, дальше кровать, печь, посуда, знакомый вид из окна на соседнюю улицу. Всё, как раньше. Только он вернулся, а отец так и остался там, на болотах.

— Жди здесь! — приказал Иггриф спутнице и полез в погреб за припасами и оружием. Крышка оказалась приоткрытой, а внизу заметны были следы непрошеных гостей.

"Меня искали, — с ехидным злорадством подумал Иггриф. — Да не в том погребе".

Прятаться от солдат у себя дома может только наивный.

Вельма терпеливо ждала возвращения человека, рассматривая деревянные игрушки, расставленные рядком на печке. Глаза эльфийки видели в темноте лучше. Она улыбалась нелепым рожицам фигурок, криво и по-детски выструганных.

— Этого должно хватить на пару дней, — проговорил Иггриф, до поясницы высовываясь из погреба и ставя на пол мешочек с припасами. — А потом придут Они, а дальше уже всё равно... Умрём вместе с городом.

— Умрём, — без понимания смысла повторила Вельма.

— Но не просто так. Мы заберём Их с собой как можно больше. Ты обрушишь на врагов град стрел со стены, я опрокину им на головы чаны с кипящей смолой. Они не возьмут Хорланд просто так.

В глазах Иггрифа появился азартный блеск, от которого Вельме вдруг стало не по себе.

Потом Иггриф снова скрылся под полом, но вернулся гораздо быстрее. Он достал оружие: кинжалы, луки, связку стрел. Нашёл и с десяток свечей, стопку старых книг.

Он попросил Вельму нести снедь и свечи, сам пробовал уместить в двух руках всё остальное.

Перед самым выходом почувствовал неладное: чей-то сверлящий спину взгляд и шорох на лестнице, ведущей на второй этаж. Хотел обернуться, чтобы рассеять тревогу, но в тишине раздался отчётливый голос:

— Тебе помочь, брат?

Иггриф почувствовал, как холодок на спине сменяется липким потом.

— Геллер, что ты здесь делаешь?

— Просто хочу помочь, брат. Когда тебя нигде не нашли, я сразу понял: ты остался в Хорланде. Умирать вместе с тем, что было тебе когда-то дорого. И я затерялся в толпе, спрятался, чтобы потом встретиться здесь.

— Зачем ты остался? Ты ненавидишь этот город.

— Ты же помнишь отца. Что бы он сказал, если б я тебя бросил? Что бы он сказал, если б я бросил Хорланд? Наши предки — одни из основателей города. Здесь лежит вся наша семья: нам больше некуда идти.

— Ты так молод… — сказал Иггриф, глядя на худую фигуру брата, никак не годную для защитника целого города от полчищ захватчиков.

— Зачем жить, если потерял честь? Она гораздо ценнее жизни…

— Это не твои слова.

— Знаю, так учил нас отец. Я здесь потому, что я его сын. И твой брат.

— Рад тебя видеть, — бросил Иггриф, улыбнулся Геллеру и шагнул наружу догонять Вельму.

***

Иггриф чувствовал стук сердца. Словно само тело вздрагивало после каждого удара. И весь мир разделялся на короткие промежутки времени от одного удара к другому.

И ещё мир был пустым. Только тени и неведомый страх, надвигающийся с севера.

Коридоры башни походили на темницы. Ещё сегодня здесь, наверное, шум сотен голосов эхом разносился по этажам. И вот люди исчезли, а всё созданное ими словно умерло. Иггриф абсолютно ничего не почувствовал, даже когда прогулялся с Вельмой по знакомым местам, не почувствовал и тепло родного дома. Так за что же он хочет умереть?

Прочь, наваждение!

Иггриф запустил руку в волосы и опёрся локтями на один из зубцов, окаймлявших крышу. Он почувствовал свежий предгрозовой ветер, остудивший голову. С ним пришло ощущение безграничной свободы. Иггриф смотрел на мир с высоты, подобно богам. И мир показался живым, бесконечным и ужасающим. Над головой нависали тучи, закрывая звёзды и луну. Впереди — леса, разделённые надвое широкой дорогой. Оттуда скоро должны прийти Они.

На площадке появился Геллер.

— Она уснула, — сообщил он причину того, почему покинул эльфийку.

— Геллер, мне кажется, ветер приносит с собой звуки, — признался брату Иггриф. — Стоны умирающих и покинутых. Не все из них обречены. За кем-то просто некому было прийти. Они зовут родных в бреду, страдают и стонут в невыразимой муке. Пытаются понять, почему опустел мир. Скоро они умрут. Или уже умерли. Их души могут быть сейчас здесь, рядом с нами.

— Ты веришь в призраков?

— Я боюсь не мёртвых, Геллер. Нам следует бояться только тьмы, которая вот-вот зашевелится на горизонте и тучей поползёт сюда.

— Ты боишься Их?

— Я боюсь увидеть малейшее движение там, в темноте, окружающей леса. Они придут, чтобы разрушать. У нас нет шансов, Геллер. Ты понимаешь?! Но я и так остался здесь, чтобы умереть. Почему ты со мной?

Геллер побледнел:

— Мы сохраним честь и память предков… Долг заставляет нас быть здесь. Отцы завещали охранять город…

— Вряд ли отец одобрил бы наше безрассудство. Мы смертники.

— Это дело чести, — твердил своё Геллер. — Мы поставили её выше жизни

— Да, выше, — в забытьи проговорил Иггриф.

— Клеймо лживой клятвы, мучения совести… и жизнь! Не гнить в земле, пусть и родной, под руинами сгоревшего Хорланда. — Геллер в волнении начал расхаживать взад и вперёд по площадке.

— Мне кажется, ты сомневаешься, — спокойно заметил Иггриф.

— Да, да! Пускай даже у меня и не осталось бы ничего в жизни, я бы жил в грязи, в пещере, питался бы жуками и червями, но жил. — Геллер тревожно всмотрелся в неподвижный ландшафт за стеной. — Только не умирать. Я боюсь, Иггриф, боюсь!

— А как же честь?

— Зачем мне она в могиле? Она не поднимет меня из-под земли. Честь — просто слово, а жизнь нет! — Геллер замолчал на миг и остановил движение по кругу. — Давай убежим, Иггриф! Скроемся от всех, сбежим хоть к эльфам в дебри.

Иггриф зевнул. Геллер, заметив это, резко отвернулся.

На свободу! Отвернулся и уверенными шагами пошёл, не оборачиваясь.

— Трус! — крикнул вслед Иггриф. — Ты всегда был трусом. Ты сбежал тогда при осаде. Беги и сейчас!

Иггриф умолчал о том, что и сам тогда сбежал бы, если б не отец.

— Прости, брат, — услышал Иггриф откуда-то из темноты. — Прости… И прощай. Я не могу. Просто не могу. Перед страхом смерти у меня нет ни морали, ни совести. Я сам могу ради жизни пойти и вместе с Ними разрушать стены Хорланда. Потому что жить хочу. Не я виноват, что город падёт!

Эхо быстрых шагов отдавалось в ушах Иггрифа, оставшегося на стене в одиночестве. Скоро смолкло и эхо.

Ушёл.

Иггриф взглянул в пугающую даль. Он должен доказать всем, что сдержит слово. Только кому это — всем? Уже мысли о родном городе не согревали сердце. Но теперь уйти нельзя.

Он взывал к чести Геллера, но сам думал лишь об одном: чтобы брат не бросал его в одиночестве. Конечно, ещё есть Вельма… Но это совсем не то. Она как Хорланд — тоже под его защитой. Она не спасёт от страхов и призраков.

— Предатель! — взвыл Иггриф в исступлении. Одиночество окружало со всех сторон. Иггриф упал в изнеможении на пол и стал бить кулаками по холодным камням. Пыль смешалась с кровью на коже разбитых рук. Разум начал возвращаться.

"Я думаю лишь о себе. Братишка молод, ему надо жить, жениться, растить детей. Он прав! В нём ещё есть жажда жизни. Я как ворчливый старик, который думает, что всем интересно слушать его ворчание, держал его при себе. Это мой путь. Он кончается тупиком. Это путь проигравших. Надо было сразу прогнать его".

Иггриф поднялся, посмотрел вокруг. Всё так же тихо. В углу разложено одеяло и стоит кувшин с водой. Иггриф пошёл, отряхнув пыль с ног. Подошёл к краю площадки. Горизонт по-прежнему неподвижен. Леса молчали.

Вдруг сердце Иггрифа забилось учащённо. Он почувствовал лёгкое прикосновение чьей-то ладони к плечу.

Иггриф развернулся. Глаза сверкали. Перед собой он увидел тень.

Тень подошла вплотную. Только тогда Иггриф узнал в ней брата. Геллер вернулся.

"Он не ушёл. Он дорожит своим именем! Или мной?" — Иггриф похлопал его по плечу, утешая.

— Я ведь не предатель! Я всегда был… честным сыном! Мой отец гордился мной! — вздрагивания заставляли прерывать исповедь. Он вернулся, сломав что-то в себе.

— Ну, перестань, — отвечал довольный Иггриф.

Поддельной весёлостью он старался поддержать принятое Геллером решение и его боевой дух. А Геллер смотрел на брата с надеждой в прослезившихся глазах. С надеждой, что Иггриф всё-таки отпустит.

Сам.

Но Иггриф молчал. А потом пошёл дальше дежурить.

"Отпущу его завтра. Он успеет скрыться от Них".

***

Ему стало не по себе. Вглядываясь в одну точку, слушая тишину и ожидая неизбежное, Иггриф словно растворялся в воздухе, сливался с городскими стенами. Безжизненными, покинутыми.

Пора бы и брату подежурить несколько часов в эту ночь, иначе пытку невозможно будет вынести. Хотя Иггриф сомневался, что сможет уснуть внутри башни.

Тем не менее он отправился в караульную, нашёл Вельму спящей, а Геллера — читающим при слабом мерцании двух свечей. Отцовские книги, что Иггриф нашёл в погребе.

— Я читал про князя Арцелла, — оторвался от книги Геллер.

— Да, слышал о нём от отца, — проговорил Иггриф, вспоминая старые истории как давно забытый сон.

— Он похож на тебя, Иггриф. Он тоже не сдался, когда в его дом ворвались разъярённые ледовчане. Князь в то время жил гостем в Ледовии, но бился один против всех, в чужой стране.

— Вроде бы Арцелл погиб…

— Зато погиб героем. Вот такие книги мне нравятся. Они помогают. Я осознал вдруг: не мы одни с тобой такие вот, есть ещё… И такими людьми восхищаются.

"На что я обрёк его? — думал Иггриф, глядя на умное лицо рассуждающего о книге брата. — Они скоро придут, сметут все преграды, превратят стены и ворота в пыль и убьют нас всех! Он должен бежать! Геллер молод, ему нужна любовь и тепло домашнего уюта, а не холодные стены Хорланда. Он не должен погибать, защищая груду старых камней, именуемых городом".

Иггриф стоял в нерешительности, покусывая нижнюю губу. Он смотрел на юношу и почему-то видел его тело, болтающееся на виселице. Выпученные, испуганные глаза, которые до последнего не могли поверить в ужас реальности. Они кричали: "За что?!"

— Уходи, Геллер, — проговорил Иггриф еле слышно. Это оказалось не так и сложно.

— Что? — будто бы назло переспросил тот.

— Уходи! — Иггриф начинал горячиться. — Беги! Тут не место тебе!

— Иггриф, я остаюсь с тобой…

— Тебя здесь не должно быть, понимаешь?! Я — не Арцелл, не борец. Я — камень! Камень из этой старой стены. Меня положили здесь, когда строили Хорланд. И я просто не могу сбежать. Без Хорланда я бесполезный булыжник на дороге. А ты живой. Беги, пока живой, Геллер!

От криков Иггрифа проснулась Вельма и непонимающими глазами уставилась на нового хозяина. Он в исступлении рычал и надвигался на Геллера, чтобы схватить того за шиворот и вытолкать вниз по лестнице.

— Я не уйду, — спокойно ответил Геллер. — Я не сбегу. Больше никаких побегов. Только если вместе.

— Мой господин, — заговорила напуганная Вельма. — Мне есть страшно, мой господин.

Она смотрела на него снизу вверх и молитвенно сложила ладони.

— Мой дедушка был говорил в детстве, что далеко-далеко на юге есть страна, где есть живёт счастливый народ. Мой народ. Мы есть можем уйти туда из этого страшного города. Мне есть не нравится жить здесь.

Иггриф не ответил им. Он со вздохом прислонился к стене и опустился на пол, скользя спиной по острым краям крошащихся камней. Кулаки сжались, чтобы судорожно сотрясать безответный воздух Хорланда.

Геллер подошёл и дотронулся до его плеча. Осторожно, словно боясь чего-то.

Иггриф отмахнулся и закрыл лицо сжатыми коленями.

— Идите прочь! Куда хотите! Хоть прямо в ад валите!

— Иггриф… — мягко перебил его Геллер и бросил к ногам толстую книгу. — Тут ещё вот это… Отец когда-то рассказывал, что в древности на Хорланд напало бесчисленное воинство, и город сам смог защитить себя. Отец сказал: в этой книге есть ответы. Он в молодости украл её из старой библиотеки Хорланда.

— Ответы? — раскрасневшееся лицо Иггрифа приподнялось, чтобы посмотреть на книгу. Она не была толстым фолиантом — скорее, крупных размеров тетрадь с какими-то схемами и записями. Иггриф углубился в чтение, забыв про всё на свете.

— Я есть хочу жить, мой господин, — бормотала эльфийка, сидя на кровати, скрестив руки на груди. — Мой господин, мне есть страшно.

Но никто не внимал её словам.

***

Золотые рыцари!

Когда он только прочёл про них, душа Иггрифа воспарила к вершинам счастья. У них появился шанс. Настоящий шанс повернуть ход будущего сражения в свою пользу.

Золотые рыцари!

Почему никто о них не помнил и не знал?

Иначе всё было бы по-другому. Никто не приказал бы гарнизону и жителям покидать Хорланд и позорно бежать дальше на юг.

Но ничего. Раз город может постоять за себя сам, Иггриф сумеет завести механизм и оживить золотых рыцарей. Оживить Хорланд!

Бегая по коридорам башни в поисках ключа, Иггриф считал каждую уходящую минуту. Геллера отправил искать в башню по правую сторону ворот, Вельму — дежурить на крышу. Ключ должен находиться в одном из подвалов. Вот только какой башни?

Срубившись мечом ветхий замок на двери подвала, Иггриф прошёл внутрь, зажёг факел и стал осматриваться. Видно, подвал не использовался в качестве склада: целые стены из плотной паутины преграждали дорогу. Разрывая нити клинком, осторожно ступал вперёд, пока не наткнулся на полуразрушенный родник: тонкая струйка воды еле вытекала из вделанной в стену трубки.

"За ключом без орла ты найдёшь сей ключ, — повторил Иггриф недавно выученную фразу из книги. — За ключом без орла… Орёл на гербе Хорланда летит над рекой. Вода! Ключ за этим ключом!"

Иггриф воткнул меч в стену поверх родника, потом ещё раз. Вода стала течь медленнее, зато новые трещины быстро начали увлажняться.

Вскоре удалось вырвать из стены, вместе с целым её куском, трубку. В прохладной и мокрой бреши Иггриф на ощупь обнаружил ржавый металлический ящичек. Дрожащими от нетерпения руками он сломал замок, достал свиток, завёрнутый в холщовый мешок.

"Трубка, которую ты вырвал из стены Хорланда, есть жезл полководца. Золотые рыцари по одному зову твоему явятся на стены города в трудную минуту, чтобы спасти…"

Он не успел дочитать, как эхом по коридорам прокатился вопль эльфийки.

— Они идут!

Схватив заветную трубку, Иггриф бросился обратно наверх.

Теперь он был готов встретиться с врагами лицом к лицу.

***

Он ждал их прихода на площадке крыши башни, гордый и самоуверенный. Рассвет уже занимался, но бессонная ночь никак не отразилась на самочувствии Иггрифа. В руках сверкал в блеске зари старинный меч.

Сегодня надо биться как зверь, чтобы не упустить шанс. Сегодня он покажет, что Хорланд не сдаётся: одно сердце всё ещё бьётся слитно с городом, и сам дух города поможет отразить штурм.

Страшный миг, когда горизонт почернел от движущейся к Хорланду армии захватчиков, настал. Но теперь Иггриф не боялся. У него в руках — жезл Повелителя золотых рыцарей. Стоит взмахнуть им, и они явятся, как и в былые времена, защищать древние стены.

Геллер куда-то исчез. Странно даже.

А Вельма здесь. Она стояла сзади, смотрела на растущую впереди тучу вражеской армии и бормотала какие-то слова. Но Иггриф не слушал её. Она ведь ещё не знает. Надо успокоить дикарку.

— Мы не одни, Вельма, не бойся, — выкрикнул Иггриф, оборачиваясь. Вельма тут же прекратила бормотать. — Я прочитал в книге о золотых рыцарях. У меня в руках жезл, который поможет защитникам города явиться исполнить свой долг.

Иггрифу показалось, будто кто-то ещё появился на стене. Он обернулся.

— Я думал, ты не придёшь, брат! — радостно выкрикнул Иггриф, заметив хмурого Геллера. — Я рад, что ты со мной! Сегодня победа будет за нами. Я отыскал жезл!

Вельма всполошилась после этих слов Иггрифа. Она даже не посмотрела на Геллера и снова начала бормотать что-то, звать куда-то.

— Мне казалось, ты всё-таки убежишь, — кричал Иггриф против ветра.

— Я не мог уйти, — отвечал Геллер.

— Почему же?

— Я не предатель, понимаешь?

— Понимаю… — только Иггриф не понимал.

— Я бы плюнул на всё: на город, на свою честь. Лишь одно не может дать мне покоя...

— Так что же?!

— Это ты… — ответил Геллер и подошёл вплотную к брату. Тонкие пальцы потянулись к горлу Иггрифа. Тот отступил к краю площадки, ноги упёрлись в основание зубца. Он выставил меч вперёд, направив острие прямо в грудь Геллеру.

— Давай, убей меня, брат! Или я убью тебя! — Геллер разорвал рубаху, обнажая грудь.

— Уймись, — продолжал кричать Иггриф. — Я нашёл жезл. Мы теперь выстоим. Нам нечего бояться. Золотые рыцари появятся…

— Хватит!!! — завизжала Вельма, прикрывая заострённые уши ладонями. — Хватит! Мой господин, я есть уходить. Я есть хочу жить. Будьте простите меня, мой господин, но я есть ухожу от вас. Я есть убегу из города. Я есть убегу на юг.

— Нет, вы все останетесь, — Иггриф перевёл острие клинка на неё. — Вы останетесь! Мы победим, ясно?! Я только взмахну жезлом.

Он с силой тряхнул ржавой трубкой в воздухе в ожидании чуда. Потом ещё раз.

Не было ни скрипа золотых лат, ни топота золотых сапог по лестнице. Не было ничего.

— Сейчас они появятся. Надо подождать, — испуганно проговорил Иггриф. — В книге написано, что они появятся.

— Мой господин, — сказала Вельма и протянула Иггрифу ту самую тетрадку. — Как вы были читали по этой книге? Там нет слов.

Механически Иггриф взял книгу, пролистал несколько страниц. Абсолютно пустых страниц чистой тетради.

— Но там были надписи, рисунки… Я читал. Может быть, магия города сейчас скрыла их, когда я уже нашёл жезл. Вот и Геллер читал эту книгу, мой брат… Да, он видел.

— Мой господин, — вкрадчиво произнесла Вельма. — Нет никакого Геллера. И никогда не было. Мы здесь были одни. Всю ночь были одни.

— Но Геллер… — начал оправдываться Иггриф и повернулся к брату. И снова увидел его повешенным. Глаза выпучены, невинно смотрят на своих убийц. Лучик сознания пробился через пелену к памяти Иггрифа и вырвал из неё спрятанный кусок.

Во время осады отец не дал ему убежать, заставил остаться на стене. Но рядом с Геллером отца не оказалось. Парнишка не выдержал. Он спрятался дома. Где его потом нашли.

Уже после победы.

Отец ничего не мог сделать: он обещал золотые горы каждому члену городского совета, но тщетно. Им нужно было прилюдно восхвалить героев и наказать отступников.

— Я не предатель, — шептал сейчас Геллер, даже не шевеля вывалившимся изо рта языком, но Иггриф слышал его слова.

Мать после этого прожила недолго, чуть больше месяца.

— Я же не предатель. И ты не предатель, брат…

Иггриф схватился за голову, в которую, казалось, воткнули жало тысячи пчёл. Он смотрел на орду захватчиков, плывущую к городу. Они уже почти около ворот. Слишком поздно куда-то бежать.

Разве что самым коротким путём, сделав всего один шаг вперёд.