Град Метаморфный

Двух неразлучных друзей, молодых людей неспортивного сложения, зато умных и веселых, полицейские взяли прямо в театре. Это случилось сразу после того, как упал тяжелый пурпурный занавес. Маленькая и хрупкая Жизель, взяв за руку высокого и сильного Альберта, присела в реверансе, и артисты покинули сцену. Смолкли овации, зрители устремились к выходу. Когда Женька Кленов и Вовка Дубинин, мысленно еще пребывая в музыкальной нирване от великого француза Адольфа Адана, вышли в фойе и забрали куртки в гардеробе, к ним подошли бравые ребята в полицейской форме. Вежливо козырнув, попросили следовать за ними. Спорить было бесполезно, тем более, они почему-то по чистой случайности не взяли с собой ни электронных карточек граждан России, ни студенческих билетов, ни разовых пропусков в Черный Квадрат.

Объяснения по поводу бесцеремонного задержания полицейские отложили на неопределенное время, дескать, по прибытии на место узнаете. Бордюрные фонари на Театральной площади горели неярко, в целях жесткой экономии электроэнергии мэр увеселительного города Литера Ё велел уличное освещение минимизировать. Но тяжелую военную машину, нелепо смотрящуюся около Театра оперы и балета, друзья все-таки разглядели. Вооруженные конвоиры, мрачные фигуры которых вырисовывались в свете фар, недвусмысленными жестами и прикладами загнали новоприбывших в кузов. Экипировка военных бронежилетами из метаматериалов и пуленепробиваемыми шлемами могла бы говорить о недавних боях, если бы не доносящаяся мажорная полифония общественного транспорта и гуляющих компаний. Ночной город Литера Ё даже при слабом свете габаритных огней зданий выглядел мирно и беззаботно.

В крытом армейским брезентом фургоне типа «Конвой», набилось много разномастного народу, судя по голосам, молодые и пожилые, трезвые и не очень, по-видимому, взятые в спешке наугад без разбору. Освещением пассажиров не баловали, поэтому в темноте разглядеть соседей по несчастью оказалось невозможно. Женька и Вовка сидели рядом плечо к плечу и изредка перешептывались. Ситуация принимала зловещий оттенок, неприятный холодок страха ползал мурашками по спине и отдавал тошнотой, подступающей к горлу.

— Всегда светлая полоса яркой стороны жизни сменяется темной, — негромко сказал Женька. — Мы с таким трудом достали билеты на балет.

— Труппа из самого Мариинского театра приехала на гастроли. Какой театр, какие имена и личности! Да за ним вся история классической хореографии стоит. «Мариинка» — это ж ласковое народное прозвище театра, названного в честь супруги Александра Второго императрицы Марии Александровны. Не часто выпадает шанс провинциалам посмотреть классический танец и мировых звезд, — посетовал Вовка, «сев верхом» на любимого коня.

В детстве он мечтал стать танцором на большой сцене или балетмейстером, но как-то не «срослось». В юности мальчишеские увлечения техникой взяли верх, и балет остался лишь тлеющим угольком «в сердце».

— Посмотрели? — басовито спросил кто-то, примостившийся рядом с кабиной. Тембр голоса мужчины выдавал возраст. «Лет шестьдесят пять или больше», — определил Вовка и промолчал.

— Ага, — ответил Женька. — Куда едем-то?

— На кудыкины горы, — ответил все тот же мужчина.

— Кто-то сильно нагрешил, — раздался старушечий голосок напротив. — Или все вместе, горемычные.

— Жень, покайся, — сыронизировал Вовка.

Женька хихикнул и неожиданно вспомнил, похолодел. Была пятница, день, когда предвкушаются чудный вечер с девчатами и бурные выходные следом. Настроение рабочее — вблизи нуля. Студенты физфака пермского университета: Женька Кленов, заядлый романтик туристической наружности, и Вовка Дубинин, ревностный приверженец Мельпомены, манерный красавец, сидели на паре по квантовой механике и вполуха слушали лектора Эммануила Альбертовича Шмакова, повествующего о «коте Шрёдингера». Женька нарисовал клетку с осликом и подписал: «Осёл Шрёдингера». Вовка добавил: «лепший друг профессора Шмакова». Они прыснули со смеху, передали соседкам, а те, развеселившись, на другой ряд, и листочек пошел гулять по аудитории. Прозвенел звонок, студенты поторопились в буфет, а какой-то шутник положил рисунок на преподавательский стол.

Всё бы прошло незаметно, если бы не внимательность профессора Шмакова к мелочам. Он увидел бумажку, надел очки, рассмотрел карикатуру и хмыкнул. Затем, сложив улику усердного отношения к учебе пополам, сунул в карман и отправился на кафедру теоретической физики.

— Помнишь пару по квантмеху? — Женька пихнул в бок друга.

— Осёл Шредингера? — спросил Вовка. — Мы пошутили.

— Это мы так думаем. Не уверен, что профессор Шмаков того же мнения. Кстати, отомстить мог и доцент. Забыл?

Следующей по расписанию была лекция по астрофизике, ее читал высокий худощавый, но жилистый мужчина в строгом темно-синем костюме с желтым галстуком, доцент Асмодей Лиходеев, обладатель желчного характера и весьма злопамятный тип. С первого взгляда на этого человека у студентов закрадывалось в душе сомнение о его благожелательном отношении к людям. Глубоко посаженные глаза меняли свой цвет в зависимости от интенсивности освещения. В пасмурные дни они бывали бездонно-черными, в ясные дни казались бесцветно рыбьими. Яркое солнце хорошо обнажало изнанку малопонятных личностей. Орлиный нос горбинкой в сочетании с заостренным подбородком и торчащей клинышком бородой придавали Асмодею Лиходееву вид хищной птицы, нацелившейся на жертву.

Скупые и нервные движения преподавателя, когда он писал маркером на доске формулы или же прохаживался вдоль длинного стола, гнусавым тенором читая нараспев лекцию, вызывали в аудитории панический страх. У Женьки Кленова доцент Лиходеев почему-то ассоциировался с ранним Средневековьем и крестовыми походами. Вовка Дубинин, обзывая «препода» Великим магистром, советовал другу держаться от Асмодея, подальше.

— Тема нашего с вами неусыпного интереса: «Квазары, пульсары, черные дыры и инструменты наблюдения». Пишите, пишете, господа в учебниках есть далеко не все.

Женька, насупив брови, принялся рисовать. Вовка успевал все: записывать тему и сочинять подписи к комиксам соседа. Меж тем лектор вещал:

— С развитием астрофизической техники и компьютерного инструментария наши астрономы обнаружили космические объекты, которые посылают в пространство периодические импульсы в оптическом, радиоволновом и рентгеновском спектрах. Хотя импульсы короткие, они хорошо регистрируются на Земле. Неизвестные источники назвали пульсарами. Это нейтронные звезды. Из-за их чудовищного вращения в поле зрения внешнего наблюдателя попадает мигающий свет космического маячка.

Доцент Асмодей Лиходеев бубнил, а друзья рисовали. Дуэт «Кукрыниксов» таким «макаром» отработал пару, и к концу лекции аудитория осчастливилась новой выставкой «физмодерн»…

— Куда делись карикатуры, знаешь? — спросил Вовка.

— Нет, конечно, — пролепетал Женька одеревеневшим языком.

— Если Асмодей Лиходеев отнес «шедевры» в Черный Квадрат, то…

— Мы могли попасть в список неблагонадежных.

— Из-за ерунды? Несерьезно.

— А ну, цыц, раскудахтались, куры! — прикрикнул конвоир. — Люди присмирели и замолчали.

Фургон подпрыгивал на ухабах, буксовал в глубоких сугробах и катился юзом на ледовых проплешинах. Долго-долго ехали куда-то по заснеженному пустырю и бездорожью, освещаемому блеклой луной, виднеющейся в круглые дырки брезента.

— Наверное, это дырки от пуль, — прошептал Женька, толкая плечом полусонного друга и ковыряя пальцем тент.

— Похоже, — ответил Вовка и вновь заснул.

Холод коварно пробирался под брезент, заставляя людей прижиматься друг к другу плотнее, стыли ноги и спина. Дорога казалась бесконечной и ведущей в никуда. Наконец, фургон остановился, конвоиры приказали пассажирам выйти. Затекшие от долгой тряски и неудобной позы ноги плохо слушались, руки примерзали к поручням. Мороз крепчал. Полярное сияние вспыхнуло и расцветило чернеющее небо зелеными, красными и желтыми всполохами. На фоне белых снегов высился ультрамариновый квадрат, колышущийся и тонкий, словно лист бумаги. Верхняя часть гиганта царапала рваные кучевые облака, нижняя часть зарылась в грунт, растопив вокруг снег и обнажив карликовую растительность тундры. Внезапно пошел колючий снег, поднялся ветер; резкие порывы бросали кристаллы льдинок в лица людей. Рассмотреть нелепый квадрат и местность стало невозможно. У людей возникло ощущение, что это мираж. Изображение расплывалось, поэтому угадать точный размер голограммы не получалось.

Из квадрата вышел человек в блестящем серебристом комбинезоне, похожий на космонавта, и мигнул фонариком. Конвоиры выстроили людей по очереди и повели к «космонавту».

— Первые? — спросил встречающий.

— Так точно, — отчеканил командир. — Принимайте!

— Добро пожаловать, господа, прошу! Град Метаморфный с нетерпением ждет своих обитателей.

— Метаморф? Это Метаморф! — с ужасом зашептались люди, передавая друг другу как эстафету тревожную новость. — Мнимый город и мнимая жизнь. За что?

— Не «порите чушь, ей больно»! — громко возмутился «космонавт». — В нашем городе есть и дома, и улицы, и еда, — между прочим натуральная, а не химически синтезированная. Так что вам, господа метаморфяне, будет обеспечен необходимый уровень выживания и досуг. Хлеба и зрелищ хватит всем! Клянусь, мамой!

Выслушав еще более непонятную тираду и придя в полное уныние, господа «метаморфяне» покорно проследовали за ним. Как только обреченные пересекли границу квадрата, внешний мир исчез. Люди увидели небоскреб — бледно охристый шар, опоясанный тремя кольцами, делающими его похожим на планету Сатурн. Небоскреб динамично балансировал на высоком железобетонном постаменте. Вокруг здания по земле стелился кисельный туман. Поверх неясной субстанции висел трехпалубный экранолёт, верхнюю палубу которого ограждали стальные перила. В дальнем углу от трапа стояли письменный стол и тумбочка. За столом расположился коренастый человек с бычьей шеей и крупными кистями рук, зеленая фуражка и китель с погонами майора недвусмысленно говорили всем, что этот офицер из Черного Квадрата. Рядом подбоченилась фигуристая дама в синем халате, шапочке и маске, оставляющей узкую щелочку для глаз, защищенных широкими химическими очками. В открытом медицинском саквояже лежали ампулы с вакцинами от различных вирусных агентов. Угадать, кто из этих официальных лиц главнее, не смог в очереди никто: ни Женька с Вовкой, ни «кудыкин» мужчина, ни старушка, призывающая грешников покаяться.

Прибывшие становились на гидравлическое устройство, похожее на весы, и прикладывали руки к сканеру, который следом определял личность и здоровье каждого. На основе данных, состоящих из группы крови, веса, микрофлоры кишечника, типа нервной системы, генетического кода и перенесенных заболеваний дама выбирала вакцину. Кроме известных прививок от холеры, чумы и гриппа, она добавляла еще "Ультрахрон".

— Зачем? — испугалась старушка.

— Для быстрой адаптации к любому ходу времени, мадам, — сухо ответила врач.

— Не понимаю, дочка!

— Лично для вас Метаморф выберет местожительство. Не просто городской квартал, но более подходящий сектор истории, — снизошла она до пояснений.

Когда подошла очередь Женьки Кленова, он тоже закатал рукав на левой руке:

— Мадам, мы хотим вместе, — храбро сказал Женька, кивнув через плечо на друга.

— Непременно, — она взяла ампулу с веществом, под ультрафиолетовой лампой светящимся синим цветом.

«Наверное, это и есть тот таинственный «Ультрахрон», — подумал Женька. Боли от укола он не почувствовал. Вскоре приятное тепло волной разлилось по телу и затем ударило в голову. Стресса, усталости и тревожности, как ни бывало.

— Смотри, не расслабляйся особенно, — шепнул на ухо Вовка, он шел следом и уже норовил пересчитать ступеньки, ведущие куда-то вниз.

Женька поддержал его. По трапу «первые метаморфяне» спустились на нижнюю палубу и очутились в ресторане. Тихие уютные столики вдоль иллюминаторов, накрытые белоснежными накрахмаленными скатертями были сервированы по высшему классу. Подошел метрдотель:

— Господа Кленов и Дубинин, присаживайтесь за любым столиком по левому борту. Обед оплачен спонсорами. Прошу! — он широким жестом пригласил откушать.

— Давненько студенческое брюхо не едало изысканных блюд, — обрадовался Вовка, заглядывая в меню. — Сон это или явь, однако, выглядит все крайне подозрительно!

Богатая сервировка блистала музейной роскошью. Китайский фарфор, серебряные столовые приборы из двенадцати предметов, хрустальный графин и фужеры, словно их только что вынесли из дворца Екатерины Второй. Подошел официант в красном камзоле, таких же панталонах, белых чулках и с полотенцем наперевес:

— В нашем меню — уха из осетрины с картофелем и брюссельской капустой. А также стерлядь, запеченная с маслинами и лимоном под луковым соусом. Кулебяки с лососем, капустой, брусникой, черносливом и чесноком. Клюквенный морс. Черный индийский чай и пирожки с яблоками.

— Сегодня рыбный день? — спросил Женька, мечтая о бифштексе.

— Постный, господин Кленов. В строгий пост некоторым посетителям рекомендуем сухари и воду. Для вас, прибывших с Большой Земли, повар сделал исключение. Просить подать?

— Да-да, подавайте, будьте любезны, — поспешно ответил Вовка, по-китайски вежливо улыбнулся, и незаметно пнул друга под столом. — Мы очень любим рыбу с овощами.

Официант удалился. Другие сотоварищи по фургону тоже заняли места в ресторанном салоне на нижней палубе. Меж тем экранолёт загудел, мигнул лампами на потолке и плавно набрал крейсерскую скорость, покачиваясь, словно на морских волнах. Скользя в густом тумане, он устремился по гигантскому серпантину на первое кольцо небоскреба, отливающего цветами спелой осени.

***

После сытного обеда, дежурный лакей отвел друзей в двухместную каюту, где они практически мгновенно уснули, едва прилегли на кровати. Экранолёт не торопился, приближаясь к третьему ярусу. Наконец шлюзование закончилось, и небоскреб-Сатурн впустил путешественников в Град Метаморфный. Он давно и жадно ожидал их. Поселенцы, означенные в бумагах под грифом «Строго секретно», крепко спали и ничего не ведали.

Женька видел сюрреалистический сон. Это Метаморф, — дьявольское изобретение профессора Шмакова, — рылся в их подсознании. Друзья плыли по Реке Времени в узкой лодчонке без весел вниз по течению. Внезапно река раздвоилась, огибая «Окно в Будущее», и лодчонку завертел быстрый водоворот. Несимметричная спираль водяного омута вытолкнула добычу в мутный поток, бегущий против течения реки. Вскоре возникло новое препятствие: «Окно во Двор». Лодчонка врезалась в стекло, крошево острых брызг фонтаном рассыпалось. Пассажиры выпали за борт и кубарем скатились по винтовой лестнице, прямо в пыль. Сверху упали обломки утлого суденышка.

Друзья проснулись одновременно. Темная комната с маленьким оконцем в глинобитной стене, солома вместо мягкой кровати с чистейшим постельным бельем и характерный запах ночной вазы за занавеской, — все это показалось большим кошмаром, нежели давешний сон. Утренняя дань природе не заставила себя долго ждать, и они с ужасом вытаращились на предмет, заменяющей цивилизованный унитаз или биотуалет. Окружающая реальность не поддавалась здравому смыслу.

***

На улице послышались шум, крики и дробный топот копыт. В каморку проник запах навоза. Это и вывело парней из состояния ступора, схватив нечто похожее на одежду, — родные штаны и куртки исчезли, — они выбежали наружу, на ходу одеваясь, во что Бог послал.

На круглой площади гарцевали всадники, оседлавшие породистых и хорошо откормленных жеребцов. Белые плащи и красные кресты, раздвоенные на концах, отдаленно напоминали что-то древнее и исторически канувшее в лету. Знамена с той же символикой, развевавшиеся на ветру, несли на себе печать боев, жестокости и беспощадности. Засохшие пятна крови, которые можно было разглядеть на одеждах, свидетельствовали о недавнем сражении с врагами.

— Вовка, ты Средневековую историю хорошо знаешь? Кто это? — прошептал на ухо товарищу Женька.

— Не очень. Что-то особого энтузиазма у меня эти господа не вызывают, — ответил Вовка, усиленно протирая кулаками глаза.

Он не привык «неумойкой» выходить на улицу и чувствовал явный дискомфорт. Одиннадцать городских построек, обнесенных высокой крепостной стеной, сторожевые башни с бойницами и полное отсутствие приятных лиц никак не могли вызвать в душе «гостей поневоле» положительных эмоций.

— О, Бедные Рыцари Христа, вас сам Господь послал к нам, залетев белым голубем в Храм Соломона! Защитите, пилигримов, добрые крестоносцы! — воззвал какой-то пузан с широченным лицом, тройным подбородком и узкими, заплывшими жиром глазками. Он вышел из толпы, одетой в свободные коричневые балахоны, подпоясанные джутовой веревкой, и низко поклонился белым всадникам.

— Где ваши враги, святые паломники? — спросил предводитель, по-видимому, сам Великий магистр Ордена.

— Мы взываем к милосердию месье Робера де Краона, — учтиво поклонился другой паломник, суховатого и аскетичного вида старец, черноволосому мужчине, крепко держащемуся в седле. — Вон они!

— Сарацины! — загалдели хором паломники, указывая перстами на Женьку и Вовку. — Вражины сеют смуту среди добропорядочных христиан, держащих путь ко храму Гроба Господня в Иерусалим!

Аскет подал месье Роберу де Краону измятую бумагу:

— Лазутчики распространяют богомерзкую хулу на папу Римского и на вас, Великий магистр. Я чую, посланники халифа преследуют нас повсюду и даже здесь, в благородном городе, что раскинулся на берегу Мертвого моря. Шпионы халифата достойны Страшного Суда!

— Темплум Соломонис! — главный крестоносец воздел руки к небу и, перекрывая шум внезапно налетевшего грозового ветра, зычным голосом приказал. — Именем короля Франции арестовать!

Орденоносцы ловко заарканили лазутчиков, заставив Женьку и Вовку бежать вслед за конями. Сверкнула молния, и мощные струи дождя обрушились на город, превратив единственную площадь в грязевую жижу, хлюпающую под копытами лошадей. Друзей втолкнули в темницу и закрыли дубовые двери на засов.

— Завтра суд, антихристы! — крикнул стражник напоследок.

***

На рассвете изрядно напуганных «сарацинов и лазутчиков» привели в зал суда. В левом кресле, возвышающемся на пьедестале, сидел Великий магистр, месье Робер де Краон. В кресле посередине восседал папа Иннокентий Второй. В кресле справа сидел Моня Шмакони, глава города. Сегодня главный тамплиер слез с коня и снял рыцарские доспехи. Поэтому молодые люди могли беспрепятственно разглядеть историческую личность, несмотря на тусклый свет, едва проникающий сквозь узкие арочные оконца в каменный зал.

У худощавого мужчины высокого роста было овальное лицо с глубоко посаженными глазами бездонно-черного цвета. Орлиный нос горбинкой в сочетании с заостренным подбородком и торчащей клинышком бородой придавал ему вид хищной птицы. Скупые и нервные движения правой руки, беспрерывно проверяющие наличие меча в ножнах, выдавали в нем жестокого и немилосердного человека.

— Подсудимые встаньте! К нам в руки попали бумаги, изобличающие вашу вражью деятельность, — магистр потряс ими перед зрителями, сидящими на скамейках поодаль. — Что скажете?

Как только тамплиер заговорил, его гнусавый говор тут же выудил из памяти друзей знакомый образ.

— Мы случайно оказались в вашем городе и раньше никогда не бывали здесь, — сказал Женька.

— Что, сарацины, разве это не ваше? — вкрадчиво спросил Великий магистр, лицом и фигурой поразительно схожий с доцентом Лиходеевым.

Женька и Вовка подошли ближе и взглянули на бумаги:

— Осёл Шрёдингера, — озвучил Вовка.

— Эти еретические рисунки являются карикатурами на уважаемого сеньора Моню Шмакони, главу города тамплиеров, и на Великого магистра месье Робера де Краона, воспитывавшегося преподобным Асмо де Лиходье.

— Господа хорошие, мы — бедные студенты. До вчерашнего дня никого из вас никогда не видели и не знали. Рисунки — вовсе не карикатуры, а дружеский шарж на наших преподавателей, — оправдывался Женька.

Обстановка недоверия в суде нарастала. Простые горожане шумели, группа каноников в рясах, злобно сверкая глазами из-под капюшонов, визгливо завывала и потрясала кулаками, судьи перешептывались.

— Где же вы обучаетесь, сеньоры студиусы? — иронично спросил Великий магистр. — Назовите имя хоть одного досточтимого лектора в вашем университете и его дисциплину.

Друзья переглянулись.

— Самый досточтимый лектор — это доцент Асмо де Лиходье. Он ваш благородный потомок, ведь мы люди из будущего.

— Вот как? Возможно ли, путешествовать во времени, да еще безнаказанно? — спросил сеньор Моня Шмакони, ни дать ни взять, дальний предок профессора Эммануила Альбертовича Шмакова.

— Безнаказанно, пожалуй, нельзя, вот вы нас и судите.

— Не знаю, как там потомок, а мой учитель преподобный Асмо де Лиходье хорошо владел не только писанием, но также — мечом, копьем и неплохо скакал на лошади.

Судьи зашептались, вероятно, изыскивая способы наказания для сарацинов или непрошеных гостей из будущего, если они не лгут, конечно.

— Суд удаляется на совещание, — сказал папа Иннокентий Второй и стукнул молотком по столу…

— Встать, Суд идет!

Вошли те же и вместе с ними юная очаровательная брюнеточка в бордовом платье из парчи. Тонкий стан, немилосердно стиснутый корсетом и глубокое декольте, выдававшее нахальному взгляду мужчин немало достоинств хозяйки наряда, поразили молодых людей в самое сердце. Юница встала рядом с месье Робером де Краоном, исподволь поглядывая на пленных хищным оком незамужней дамы.

— Высокий суд пришел к справедливому решению. Дабы подтвердить или опровергнуть утверждения обвиняемых, вы будете подвергнуты испытаниям. Если ваш преподаватель действительно потомок преподобного Асмо де Лиходье, то должен был обучить вас рыцарским премудростям. Завтра на ристалище вы продемонстрируете умение сражаться на мечах и копьях в ближнем бою. Если поединок понравится зрителям, вас помилуют и признают студиусами. Если же огорчите зрителей, судей и добрых горожан, вас казнят, как сарацинов и вражеских лазутчиков.

— Боже мой! — воскликнули Женька и Вовка хором.

До них начал доходить смысл вчерашнего напутствия: «Хлеба и зрелищ хватит всем», — обещал «космонавт». Бравые «кукрыниксы» никогда не то, чтобы вступить в клуб ролевиков в своем времени, но даже просто ни лошади, ни ишака не оседлали ни разу. О чем парни сразу как-то пожалели, «метаморфным» образом очутившись в раннем Средневековье.

«Вдруг эта наследница месье Робера де Карона, — догадались они о родственных связях красавицы, — смилуется и поможет»? Приложив руки к сердцам, молодые люди вежливо поклонились влиятельной даме. Сердце красавицы дрогнуло.

— Папа, — топнула ножкой юница, обращаясь к Великому магистру. — Вон тот, который слева, лишил меня невинности.

— Дочка, ты уверена?

— Ну, не знаю, может быть, тот, что справа осмелился.

— Когда, милая, Адель?

— Сегодня ночью влез ко мне в спальню. При свете полной луны содрал с меня одежды и терзал мою плоть до утра.

— Этой ночью народилась молодая луна, — лениво зевнул папа Иннокентий Второй.

— Неужели старая донна Роза открыла грешнику зарешеченное окно в третьем этаже? Или служанка, дрянная девка, сговорилась с тюремщиками, и в наказание они отпустили заключенного на свидание? — иронично спросил отец.

— Папец, эти негодники сначильничали и лишили меня девственности, — надула губки Адель. — Должны жениться на мне немедленно, оба!

— Это не тот случай, дочка, когда количество переходит в качество. Из двух сарацинов вряд ли получится один благородный рыцарь. Выбери сеньора Шмакони!

— Он старый.

— Возраст этому не помеха. Хорошо, скажи, что тебя лишил невинности его сын.

— Уродец! Ни за что!

— Этот уродец сказочно богат, моя прелесть. Не хочешь? Выбери, лапушка, кого-нибудь из благочестивых граждан, дворянского происхождения. Завтра на турнире соберутся достойные мужчины разного возраста, — неоценимую услугу в интимном вопросе, я полагаю, готов оказать любой из них.

Юница не унималась, молодые люди чем-то привлекли ее весеннее воображение.

— А победитель рыцарского турнира может на мне жениться?

— Да, — критически оглядев мужскую стать завтрашних «лыцарей», наморщил лоб месье Робер де Краон. — Если сначала залезет на лошадь, а потом сможет с нее слезть.

***

На ристалище собралась тьма тьмущая народа; яблоку, сливе или ягодке упасть было некуда. Торговцы устроили ярмарку товаров из выпечки и колбас, оружия и доспехов, одежды и украшений. Арену и трибуны украшали флаги, фамильные щиты и гербы. Благородные дамы и господа сидели в ложах под навесами и на скамейках. Простой народ расположился прямо на земле.

— Дорогие зрители! — обратился к публике герольд. — Давайте, поприветствуем новопосвященных рыцарей — жюте. Жюте Евгений Кленов вызывает на поединок жюте Владимира Дубинина. В пешем бою мужчины покажут зрителям свою ловкость, выносливость и умение владеть мечом так, как этот делал преподобный Асмо де Лиходье, учитель Великого магистра Ордена тамплиеров. Раунд первый!

Герольд отмахнул флажком. Навстречу друг другу, громыхая латами и чертыхаясь на неизвестном для зрителей наречии, неровной походкой на арену вышли рыцари. Шлемы бойцов украшали геральдические атрибуты, — бурлеты и намёты, — изготовленные ночью помощниками герольда. У Женьки бурлет был красного цвета, у Вовки — синего. Люди оживились, они заранее разделились на фанатов в красном и синем секторах трибуны.

— Надо же, рыцарские латы весят тридцать килограммов! — возмутился Женька, с трудом доковыляв до середины поля.

Чтобы сделать хотя бы шаг, он резко выбрасывал то левую, то правую ногу вперед, как фриц на плацу. Лязг коленных суставов от железных лат, сопровождавших его боевую атаку, заглушал истинное мнение рыцаря о турнире. Липкий пот градом катился по лицу, застилал глаза, но под пластинами средневековой экипировки этого видно не было.

— А двуручный меч добавляет еще пятнадцать кило, — сказал Вовка, выравнивая дыхание. — Ну что, бла-ародный рыцарь Женька, к бою за сердце Адели!

— Чур, она моя! — крикнул Женька!

— Сначала победи! — азартно вскипел Вовка. — Ты видел, как она на меня смотрела?

— Да у тебя харя неумытая была!

— Ах, так? Защищайся, сарацин!

Переведя дух, Женька ухватил обеими руками меч и начал его поднимать. Непослушная железка норовила выскользнуть из неудобных рукавиц наземь. Вовка тоже боролся со своим рыцарским орудием, которое никак не хотело сделать правильный и красивый замах. Наконец-то, героически поднатужившись, Женька поднял меч над головой. Некоторое время рыцари выделывали незамысловатые па друг вокруг друга, с силой удерживая мечи в замахе, и напоминая танец петухов в курятнике. Сцена завела зрителей до предела, толпа жаждала интересной развязки. Немного побалансировав в вертикальном положении, железный клинок решил жить собственной жизнью. Вращающаяся железяка утянула за собой и самого рыцаря.

— Вовка берегись, — только и успел крикнуть Женька, как меч упал на плечо Вовке.

Вовка взвыл и рухнул навзничь, вспоминая все студенческие присказки из ненормативного лексикона малокультурных личностей. Женька тоже не удержался на ногах и, споткнувшись о лежащего Вовку, следом обрушился на него сверху.

— Ой, ёй! — завыли храбрые рыцари изо всей дурацкой мочи.

— Есть бой! — заорали господа на трибунах и простой люд.

Зрители в красном секторе скандировали:

— Жень-ка, Жень-ка!

Болельщики из синего сектора переживали:

— Вов-ка! Вставай!

Подняться самостоятельно бойцы не смогли. Прибежали слуги и временные оруженосцы, заботливо выделенные бойцам жестокими судьями. Взяв рыцарей за ноги, они ловко растащили их по разные стороны поля. Трибуны синего и красного секторов ревели от дикого восторга, такого зрелища горожане еще не видывали ни на одном турнире. После перерыва оруженосцы и слуги посадили рыцарей на лошадей, дали бойцам по копью.

— Второй раунд — бой на копьях! Жюст! — воззвал герольд и отмахнул флажком.

Слуги хлестнули рысаков по крупу так, что они взвились на дыбы, чуть не сбросив неумелых всадников на землю. Чудом не упав, Женька и Вовка неслись навстречу судьбе, с ужасом сожалея об упущенной возможности обучиться верховой езде. От непрямого удара в латы оба копья выскользнули из подмышек. Женька не удержался в седле, упал на траву, едва не угодив под копыта. Лошадь шарахнулась в сторону и заржала. Вовка проскакал чуть дальше, однако и он не достиг конца поля, свалился на арену. Зрители кричали, ревели и свистели, топали ногами, неистово колотили палками по бревнам, на которых сидели. Дамочки в экстазе махали оторванными от нарядов рукавами.

Благородные рыцари тамплиеры во главе со вчерашними судьями: месье Робером де Краоном, папой Иннокентием Вторым и сеньором Моней Шмакони, — вытирали мокрые от слез глаза.

— Ой, больше не могу смеяться, все бока болят, — сказал папа Иннокентий Второй.

— А у меня судороги и нервный тик, — пожаловался сеньор Шмакони. — Какой приговор вынесем нашим жюте?

— Сейчас узнаем. Адель, скажи-ка, который из добрых бойцов лишил тебя невинности? — сквозь икоту спросил у дочери месье Робер де Краон.

— Эх, папа, эти рыцари, пожалуй, действительно из будущего, где нет ни лошадей, ни турниров, ни рыцарских лат! Я бы хотела отправиться вместе с ними в их время.

— А что такого? Девочке не вредно бы набраться ума разума, — развел руками сеньор Шмакони. — Заодно, пусть достойные рыцари расскажут о нас правду. Уже сейчас в хрониках халифата о тамплиерах пишут небылицы.

— Привести подсудимых! — велел месье Робер де Краон стражникам.

— Приговор. За нарушение субординации и непочтительное обращение к преподавателям, за карикатуры в виде «Осла Шредингера» и лень вы обязаны вернуться домой и окончить курс учебы. Адель, непослушная дочь своего отца, достойного месье Робера де Краона, отправляется туда же для обучения вашим премудростям.

— Прощай, папа, ты самый лучший отец в мире! Я люблю тебя! — сказала юница и обняла месье Робера де Краона.

— Прощай, Адель, помни о чести фамилии! Будь счастлива, — напутствовал отец. — Берегите, девочку, «рыцари» из будущего.

— Обещаем, Великий магистр, — хором ответили Женька и Вовка. Мягкий приговор средневекового суда их подбодрил.

Молодых людей и юную Адель в сопровождении стражников из отряда крестоносцев и горожан на закате дня отвели на мост через реку Лету. Взявшись за руки, они дошли до середины моста, когда пошел снег, и начавшаяся метель скрыла знакомые силуэты от глаз провожающих. Град Метаморфный перенес всю троицу в другой сектор, где царило иное время.

— Хальт! Хенде хох! — крикнул кто-то берегу. — Вяжи всех, Ганс! Это партизаны...