Фармацевт
Что может быть лучше, чем коротать время с помощью книг? Сидишь себе, никого не трогаешь, попиваешь имбирный чай, читаешь и радуешься жизни… Ага, как же. По закону подлости всё же обязательно найдётся тот (или те), кто нагло прервёт тебя на интересном моменте сюжета, ещё и забывая о всех канонах вежливости в придачу.
Моя работа — продажа медикаментов и лечебные консультации жителей восточного округа. Говоря проще, я фармацевт. Спокойная, тихая, даже несколько скучная работенка, до мелочей регламентированная министерством здравоохранения. Этот непонятный и не слишком интересный для меня самого путь я выбрал только потому, что лучше всего разбираюсь именно в этом. Вот так учишься, получаешь знания, ищешь какие — то перспективы, надеешься на будущее… а в итоге сидишь и пьёшь имбирный чай. Дело в том, что в последние несколько десятилетий люди стали широко использовать полимерные заменители органов. Они не ломаются, не причиняют боли, да и вообще никакого дискомфорта. Поэтому на глобальном фармацевтическом рынке исчезли препараты, предназначенные для лечения или поддержания деятельности биологических органов. Удивляюсь, как ещё полимерные мозги не изобрели.
— Можно тюбик вазелина?
Ну вот. Типичный клиент, которому нужно что — то смазать. А конкретно этот заходит частенько, чтобы обработать свой синтетический пищевод. Причём делает это, не выходя из аптеки. Мерзкое, должен признаться, зрелище. Что меня больше всего бесит в представителях этого "больного" населения, так это то, что они напрочь забыли такие фразы, как "здравствуйте", "спасибо", "пожалуйста", "удачного дня". Причём теперь это не считается дурным тоном, просто очередное нововведение от министра культуры, печально известного своими реформами. Недавно в публичном заявлении он сказал, что подобного рода лаконичность "значительно сэкономит время граждан для работы и досуга". Вот если у кого и есть полимерные мозги, так это, наверное, у него.
Встав с громоздкого скрипучего стула, я протянул руку к холодильнику. Так, посмотрим. На первой полочке — вазелин местного производства, на второй — вазелин зарубежного, на третьей — "вазекс" (вазелин с антисептиком, продукт Венеры). Весьма печальная, на мой взгляд, картина. В этой древней холодильной машине меня радует только недопитая банка йогурта, стоящая на дверце. Сколько она уже здесь стоит… дня три, наверное?
Расставшись с клиентом без лишних слов, я вернулся к полюбившейся книге. Знаете, многих вещей мы уже никогда не увидим, потому что они канули в небытие. Однако для того и нужно воображение, чтобы воссоздать их вновь. В книге, которую я читаю (да, и в наше время некоторые люди читают бумажные книги), речь идёт об одном князе, настоящем чудаке. Об искреннем, простодушном человеке и его нелёгкой жизни. А странность в том, что князь чувствителен и имел "доброе сердце". Представляете? "Доброе сердце"! Такого, наверное, уже не услышишь нигде в нашем мире. Самое забавное, что никто даже не поймёт эту фразу. Она будет восприниматься как нечто вроде: "качественный насос для перегонки крови".
— У вас есть корвалол?
Вот тебе и доброе сердце. Незаметно вошедший клиент стоял напротив и вертел в руках бумажник с валютными картами. Однако, услышав о том, что данного препарата нет в наличии, выпучил глаза и тоном человека, которому отказали в последнем желании, изрёк: "Как?!".
За десяток лет, а может уже и больше, работы с людьми, я придумал сотни высказываний на этот вопрос, которые в большинстве случаев вгонял собеседника в глубокий ступор, а некоторых, особо впечатлительных, заставлял сразу развернуться и уйти. Однообразие ввергает в тоску, потому моё восприятие мира дрожало и ликовало, когда в чужом мировосприятии происходил переворот. Но менее сдержанные господа всё же награждали меня расширенными комментариями, такими как: "Почему это у вас нет, а в аптеке северного округа есть?" В такие моменты приходится сдерживать злость, держать эмоции под контролем, чтобы не навредить себе и государственному учреждению. Ведь ответ на подобный вопрос не даст ровным счетом ничего. Ненавижу настолько тупые вопросы. Кстати, тот самый, последний флакончик корвалола, я же сам и забрал, что придавало моему сознанию ещё больше злорадного ироничного удовольствия.
Конечно, в работе окружного фармацевта есть свои плюсы. Один из них, мой любимый — это работа без постороннего персонала. Когда — то он — персонал, я имею в виду — наверное, был нужен. Но в самом деле, если я один прекрасно справляюсь, зачем государству платить больше? А я и не против, поскольку ещё и выкраиваю время для своих, личных занятий и интересов (о чём, впрочем, вышеупомянутому государству знать совсем не обязательно).
Мыслительные процессы мозга удивительным образом нашли отклик в желудочно — кишечном тракте. Но, достав йогурт из холодильника, и только примерившись оприходовать содержимое бутылки, я услышал приближающиеся шаги. Ну, вот и он — мой собственный, именной, так сказать, закон подлости вновь решил показать себя во всей красе. Обернувшись, я увидел то, чего совершенно не ожидал. Передо мной предстал упитанный человек располагающей внешности, лет пятидесяти на вид, и сверкал загадочной улыбкой. Знаете, что — то я не припомню, когда мне в последний раз улыбались на работе. На этом странности не заканчивались. На нем был твидовый костюм, который был в моде, наверное, в конце девятнадцатого века, рубашка голубого шёлка и в придачу… пятнистая бабочка. Насколько мне известно, их не носят уже несколько столетий. Мой взгляд задержался на ней некоторое время, пока я не подумал о том, что со стороны смотрюсь довольно странно. Жидкие седеющие волосы беспомощно свисали с блестящей лысины этого чуда природы. И хотя они вовсе не закрывали его глаз необычного тёмно — лилового цвета, их почти не было видно — слишком довольно щурился мой странный посетитель.
— Доброго времени суток, уважаемый! — возгласил он пароходной сиреной.
Не помню, чтобы я когда-нибудь так усердно пытался поймать что-либо, как йогурт, быстро решивший меня покинуть, и устремится вниз. Это ж надо! Уже много лет меня так никто не называл. И тут на тебе. В этот самый интересный момент умственные способности внезапно теряют свою силу, и тебе абсолютно необходимо получить хотя бы пару секунд, только чтобы привести свои мысли в порядок.
— Да не нервничайте вы так! Что ж это, продукты только переводите. Кстати, советовал бы вам избавиться от этого безусловно полезного лактобактериального средства, так как после истечения срока годности, находящиеся в нём бактерии не менее безусловно переходят на темную сторону и вредят вашему организму.
Мой внутренний голос внезапно умолк, что никоим образом не помогло проявить мои чувства внешне. Машинально я осмотрел поднятую банку и разглядел на ней цифровую пометку срока годности. Как оказалось, он истёк ещё вчера. Не сводя глаз с мужчины, я хотел что — то ему сказать, но с губ слетали только бессвязные междометия..
— Говорю же: не нервничайте.
С его лица не сходила улыбка. Он еле заметно пожимал плечами и смотрел будто бы сквозь меня. Но, похоже, сочувствие не чуждо и ему... Он приподнял брови, такие же белёсые, как и свисавшие до плеч волосы — паутинки, и выжидательно уставился на меня. Я сжал кулаки и сделал глубокий выдох, дабы успокоиться. Дальше, по идее, должны следовать мои осмысленные изречения. Однако вредный, чтоб его, гость снова меня опередил, прейдя попутно на "ты".
— Не заморачивайся. Иногда лучше действительно не тратить время на слова, хотя ваши так называемые министры только этим и занимаются. Как сказали бы мои сограждане, "маразм крепчал".
Он уселся напротив меня на табурет, предназначенный для посетителей, вытянул ноги, и… когда это он успел передвинуть его с другого конца комнаты? Я так и не сказал ни слова, когда он начал свой кажущийся бесконечным монолог. Хотя, на самом деле он поступил совершенно правильно. Ведь всё, что я хотел сказать или спросить, действительно не имело другой цели, кроме удовлетворения моего любопытства.
— Когда — то здесь было довольно просторно и даже красиво — на мой вкус, конечно. Я имею в виду — здесь, в этом самом месте, где ты живёшь. Как ты уже догадался, я путешественник. И как — то раз уже бывал в этом городе. Правда, очень давно. Славный был городок, приветливый, с интересными людьми, и всего каких — то пять сотен лет назад. На этом месте тогда была расположена конюшня. Ты хоть помнишь, как выглядели лошади? Нет? Великолепные были животные! Благородные, сильные. Использовались для работ в поле и прогулок на свежем воздухе. А сейчас что? Во всём городе из живности можно увидеть только гелиевых слизней, которых так и тянет к вашей таллиевой фабрике. Кстати, они так смешно и громко лопаются при высоких температурах или давлении. Хоть какое — то развлечение в этом извращённом веке. Потому что в вашей жизни развлечений маловато. Вот, посмотри на любой дом. Глянь, в том окне всё отлично видно. Здоровенные круглые, скучные — белые шарики. Напоминают капсулы, которыми ты торгуешь. Да чего уж там, это и есть капсулы, а не дома! Полная безвкусица. Всё принесено в жертву рациональности и практицизму. А вон, вон, видишь, за тем окном? Не видишь. Правильно. Потому что там ничего нет, кроме стержней подпитки солнечной энергии. До сих пор не могу понять, зачем вам столько энергии. П вы её, что ли, или спите, не выключая свет? Раньше господин Цепеш на такие вот колышки насаживали и за меньшие провинности. Слушай, скудные у тебя окна какие — то. Так и помереть можно от уныния, только глянув наружу.
Как ни странно, словесный поток не выбил меня из колеи. Слушать путника было приятно — и главное не то, о чём он говорил, а то, как он это делал.
Хотя и то, о чём он говорил, имело место быть. Так и есть. Мой родной город — это вгоняющее сердце (опять это сердце, чтоб его!) в тоску шахтёрское поселение, смысл существования которого — добыча и обработка минералов и тяжелых металлов. Несколько сотен лет назад его колонизировали мои предки, сделав дополнительным двигателем экономики государства. Здесь никогда не отстраивались дома в полном смысле этого слова, а только лишь импортировались уже готовые самодостаточные ячейки, вагончики для проживания. Поступление воды из подземного источника, который был обнаружен глубоко в недрах, обеспечивалось насосами, которые, кстати, пора бы уже заменить. Какова бы ни была плотность породы, со временем вода всё равно будет просачиваться сквозь неё. А электроэнергию мы получали, используя те самые солнечные стержни, соединённые линиями электропередач с модернизированной распределительной мельницей, которая, в свою очередь, была вся истыкана такими же стержнями, только поменьше. Мельницу же в народе прозвали в честь сказочного, мифического создания, о котором я до сих пор ничего не знаю — ёжиком.
Ну вот, в принципе, и всё. Рассказывать больше не о чем, потому что больше ничего и нет. Пустошь как она есть. А культурные изыски, эстетические излишества и прочие роскошества цивилизованного общества можно найти разве что в домах у богатеев и представителей власти. Да и то редко.
— Впрочем, чего я тебе рассказываю, ты и так тут живёшь достаточно давно и сам всё знаешь. По мне, так описать твою жизнь можно словами "рутина и безысходность".
Он сунул руку за пазуху и вытянул оттуда стопку фотографий. Протянул их мне и продолжил.
— Конечно же, я зашёл к тебе не просто чтобы поговорить и излить душу. Смотри, вот то, что тебя наверняка заинтересует. Хотя, наверное, у тебя уже возникло впечатление, что я просто одинокий сумасшедший, которому нужно просто выговориться, ничего не купив при этом. Должен разочаровать, или, надеюсь, обрадовать — я к тебе по делу. То, что ты видишь на этих чудо — картинках — это то, что я предлагаю.
Когда я стал рассматривать фотографии, он ненадолго замолчал, наблюдая за моим лицом. Чтобы не выглядеть совершеннейшим невеждой, я попытался скрыть удивление, однако боюсь, что получалось у меня из рук вон плохо. Я наблюдал живописные пейзажи неизвестного города, который как будто не тронул так называемый "прогресс", оставив нетронутым на века. На некоторых были дома с островерхими крышами, со стенами из кирпича красного, белого, любого приходящего на ум цвета. На других видна центральная часть города и, о боги, зелёная лужайка. Для полноты картины не хватает разве что скачущих по радуге единорогов. Между домами извивающимися змейками пролегли каменные тропинки, сопровождаемые старыми, диковинных очертаний, фонарями.
Пролистывая кадр за кадром, словно фрагменты чьих — то снов, я замечтался и забыл, что нахожусь в пустующей аптеке, да ещё и не в одиночестве. Но знаете что? Мне было абсолютно не до того. Из изображений, которые я начал листать уже по второму кругу, появилось "любимое". На переднем плане — люди. Мужчины одеты примерно таким же образом, как мой новый знакомый, а женские платья имели нездоровую тенденцию к буфам и пышным оборкам (до чего не рационально — то!). Рядом с людьми на четырёх лапах стояло белошерстое полуметровое, неизвестное мне животное: стоящий торчком хвост и уши торчком. Как выяснилось позже, это была т.н. "собака", правда, название породы я так и не запомнил. На заднем фоне виднелся двухэтажный дом из камня цвета морёного дуба с резными окнами и дверьми. Замечательный, на мой взгляд, дом. Однако потом я разглядел надпись на свисавшей на двери табличке и оцепенел. Золотыми буквами на ней было выгравировано: "pharmacopolium ".
На стене зала за спиной чужестранца возникла голограмма электронных часов, оповещающая о конце рабочего дня. По всей аптеке теперь раздавался монотонный визг будильника, который заставлял непроизвольно скривиться каждого, кто его слышит. По законам государственных предприятий, если закончить работу позже установленного времени, то придётся платить немаленький штраф. А мне бы этого ох как не хотелось. Странник поймал мой взгляд и улыбнулся.
— Намёк понят. Ну что же, тогда, наверное, до завтра...
Быстро развернувшись, что заставило его паутинки вспорхнуть и на несколько мгновений повиснуть в воздухе, он удалился, аккуратно прикрыв за собой дверь. В моей дурной голове столь эффектный уход вызвал проекция рекламы популярного шампуня. "Ваши волосы станут нежнее шёлка, от чужих бальзамов нету толку!" Тоже мне, нашёл о чём думать.
Вытащив из халата пульт — ключ ко всему зданию — и нажав определенную комбинацию кнопок, закрыл аптеку. Захлопали двери и засовы. Поднялся щит сигнализации, окутывающий всё здание. Затем, по отработанной годами процедуре, я нажал ещё несколько клавиш пересчёта сегодняшней выручки и автоматического заполнения отчётов. И, казалось бы, что уже можно идти на второй этаж, где я, собственно, и жил, как вдруг появилась боль. Как будто кто — то пронзил невидимым мечом мой живот насквозь. Меня резко скрючило и, согнувшись пополам, я чуть ли не ползком устремился в уборную. Значит, бактерии йогурта всё же перешли на тёмную сторону в великой битве за господство в моём кишечнике.
В аптеке воцарилась тишина. Свет, настроенный под сенсор движений, погас. На стуле лежала небрежно брошенная книга с серебристым тиснением на обложке: "Идиот".