Александр Никоноров

Скучающий

Пелерау. Город, повидавший многих. Стены домов давно покрылись белым налетом от соленой морской воды, а резкие, упрямые порывы холодного ветра продолжают сгибать причудливые деревья, места которым не нашлось в остальной части мира. Согбенные цветы и прочие растения, такие элегантные, но донельзя хрупкие и ломкие, покорно ложатся наземь и терпеливо ждут, когда ветер сойдет на нет, чтобы потом воспрянуть и потянуться вверх, навстречу ярким лучам теплого солнца.

Пелерау. Редкий гость захаживает сюда. Мало кто знает о его существовании, но еще меньше готовы пересечь весь континент, чтобы повидаться хотя бы одним глазком со старым другом или родственником, а то и навсегда остаться жить здесь.

Это место — плод архитектурного сумбура, зодческое противоречие, где приземистые покосившиеся избенки стоят в один ряд с величественными замками и их крепкими донжонами, стройными башнями… Путник может наткнуться и на землянку, казалось бы наспех обустроенную недальновидным жителем земных недр, но стоит переступить порог, и гость сталкивается с длинной лестницей, ведущей глубоко вниз. Много этажей может пройти зашедший, и не всегда достигнет он конца.

Пелерау видел тех, кто приходил в длинных мешковатых мантиях. Он лицезрел их встречи с таинственными животными. Кто-то приходил к финаропам — не то гигантским кузнечикам, не то разбухшим жукам; иные встречались с теми, чья раса давным-давно канула в лету. Ни один из живущих не вспомнит их доподлинного названия.

Город следил за всеми. Время от времени пришедшие навещали странные дома, чьи стены — живое пламя, а крыша — бурливые потоки воды. Люди заходили внутрь и подолгу пребывали там, заливисто смеясь или горько плача. В такие моменты языки пламени горели ярче, неистовее, а воды вскипали, да так, что густые клубы пара поднимались в воздух, и там отдавались на растерзание новому промозглому порыву…

Здешние сады — самые смелые фантазии лучших садовников континента, а может, гораздо смелее. Бирюзовые стволы, будто покрашенные матовой краской, задорно искрятся под лучами солнца, и множество отблесков разукрашивает сочную зеленую траву на много шагов окрест. Эти сады изобилуют золотыми плодами вкуснейших фруктов, но здесь их некому есть. Они настолько прекрасны, что ни одна рука даже самого жадного жителя не посмеет сорвать произведение природного искусства, потому что пред ним бессильны все. Назревая, плоды срываются с веток и падают вниз, разбиваясь на тысячи янтарных крупинок. А в ночи, под покровом тьмы, из них бьют серебристо-молочные снопы света, и видно его со всех укромных уголков Пелерау.

Город любит жителей. Прославленные маги, совсем еще юные студенты или мудрые, вечно совещающиеся старцы. Одни ходят по тихим улочкам и ведут длинные путаные беседы, другие уединяются и разраждаются нескончаемыми монологами, попутно прерываясь на создание или редактирование только что получившегося заклинания; группы молодых людей, собравшись по интересам, ведут магическую перепалку, хвастаясь перед девушками или устраивая самые настоящие поединки, заягивающиеся до глубокой ночи. Суровые и статные полководцы, грозные военачальники в неизменно блестящих доспехах и всегда при заточенном оружии; они верны себе и блюдут законы чести. Их можно встретить марширующими по брусчатке или длинным строем растянувшимися по протяженной набережной. Отсюда ветер подхватывает обрывки солдатских песен и военных маршей, разносит их по каждому проулку и закутку, а любовно отстроенные казармы готовы принять эстафету у ветра и отправить песню дальше зычным и гулким эхо. Бородатые жители подземных царств — прирожденные шахтеры, чьи забавные шапки, скорее похожие на перевернутые котелки, изобилуют самоцветами разных форм и цветов — презабавно семенят по луговинам и долам прямо за мрачными фасадами вечно угрюмых и задумчивых сальтимов. Даже здесь, в царстве покоя, улыбок и благоденствия они верны себе и на постоянку окидывают Пелерау своим тяжким взором с верхних этажей, выйдя на балкон и нахмурив брови.

И ко всем ним приходят гости. К кому-то чаще, к кому-то реже. К кому-то еще пока не пришли, но это лишь до поры — значит, пока что не время.

Он видел молодого человека, усталого, с осунувшимся и обветренным лицом, который прибыл из далеких земель, проделав путь в несколько месяцев, чтобы встретиться с длинноволосой зеленоглазой девушкой, прямо-таки принцессой. Их встреча была недолгой, они провели вместе буквально несколько часов и так спешно расстались, не успев сказать многого, очень многого…

Он помнил и другого — хромого старика, опиравшегося на уже иссохшееся древко копья с проржавевшим наконечником. Бывалый воин прибыл в город, чтобы пожать руку старому другу-однополчанину. Когда-то они вместе воевали, но ужас войны разделил их и разбросал по разным сторонам света. Долго водил старика воин, очень долго. Он показывал ему окрестности, провожал по светлым и ярким проспектам, знакомил со всеми выдающимися достопримечательностями и предлагал освоиться. И приковылявший старик навсегда остался внутри стен Пелерау.

Город знавал еще одну. Женщину. Она была молода, но лицо нещадно изрезали глубокие морщины, а ранняя проседь выбивалась из-под платка и лезла в глаза. Она пришла к детям, совсем еще маленьким несмышленышам. Да, Пелерау не раз отмечал, как они — мальчик и девочка — босиком слонялись вдоль аллеи с переплетенными сверху ветвями омовенника, плачущего древа, с кроны которого срывались грузные теплые капли воды. Эти двое очень любили ловить их: каждое утро они прибегали сюда и, заливисто смеясь, пытались то уклониться от маленького дождика, то, раскрыв рот, старались поймать капельку, дабы в конце подсчитать, кто оказался проворнее. В один из дней их игру прервал окрик молодой женщины.

"Мама! — крикнули они и что есть мочи побежали к ней навстречу, только пятки сверкали. — Мамочка, мама, мамуля! Ты чего же так долго? Пожалуйста, не уходи, мам. Ты же не уйдешь, ведь правда?"

"Конечно не уйду, — отвечала она, пряча слезы и обнимая прижавшихся к ее ногам детей, — никогда. Обещаю".

Многих видел город. Людей и нелюдей, еще юных и уже почтенного возраста, но неизменным было одно — все они уходили седыми.

И был один случай.

Пелерау навестил долговязый парень в простом одеянии крестьянина. Ладони его бугрились от мозолей, поступь была тяжела, но решительна, в плечах чувствовалась сила, несмотря на тщедушность его телосложения. Он не ходил по застроенным районом, его не привлекали такие живые дома волшебников, не было у него интереса и в норах людей-земельников. Местный заповедник, где встречается не только летающий лев с парой крыльев вместо лап и немного вытянутой мордой, оканчивающейся клювом, но и плывущие по воздуху рыбы, что ныряют или плещутся в теплых восходящих потоках… Нет, ничто не привлекало молодого крестьянина. Он брел дальше до тех пор, пока не завершил свой путь в центре застроенной деревянными избами деревушки. В одну из них он и вошел.

"Здравствуй мать. Привет и тебе, отец", — пробасил он, отворив дверь.

"Сынок… Здравствуй, сынок. Сколько же мы не виделись… — мать осыпала лицо сына поцелуями. — Оставайся с нами! Мы так соскучились по тебе. Ну-ка, Торл, не дай соврать".

Пожилая женщина с надеждой воззрилась на лобастого мужчину с сединой на висках.

"Да, сын, правду мать говорит. Сбились со счету, сколько уже без тебя. Проходи к столу, отобедай после долгой дороги".

"Не могу, — ответствовал парень, — я еще не всех повидал. Вот сейчас оббегу их и к вам. Но надолго не останусь! У меня еще там, — он кивнул куда-то в сторону, — дел невпроворот. Как-нибудь еще приду".

И ушел, оставив родителей в грусти и тоске. А ноги привели его к следующей избе, и в ней он встретился с лучшим другом, названным братом. Все детство провели они за одним двором, но судьба посчитала нужным разлучить их, не спросив ни того, ни другого.

"Ну, рассказывай! — говорил его друг. — Услади уши брата. Думаю, после стольких лет ты всяко отыщешь, чем порадовать мой слух!"

"Еще расскажу, дружище, — отвечал путник, — вот только не всех я еще повидал. Душа моя рвется к ней… — он потупил взор. — Но я еще зайду, обязательно зайду!"

Заключив друга в хваткие объятия, молодой крестьянин покинул дом.

В третий раз ступил он на порог, и встретила его молодая девица в длинном платье, расшитом замысловатым узором. Была она красива как вечерний закат, как солнце после дождя или теплый ветерок, ласкающий кожу уснувшего на природе.

"Здравствуй, любовь моя", — дрожащим голосом сказал гость, сдерживая предательскую влагу в глазах.

Она не ответила, только руки сами собой приникли к лицу.

"Здесь ты еще красивее", — улыбнулся он.

"Мне одиноко без тебя", — только и вымолвила она, приникая к его плечу.

"Но ты ведь ждешь меня?" — прищурившись, спросил молодой человек.

"Жду! Еще как жду… Ты только не сомневайся! Куда же ты? Побудь со мной, я так страдала без тебя!" — взмолилась она, догоняя путника.

"Я приду к тебе. Скоро".

Да, он не солгал, ибо для нее это действительно покажется скорым. На сей раз крестьянин пошел мимо домов туда, где был колодец. А возле колодца, сидя на задних лапах, его ждал четвероногий друг. Увидев хозяина, пес обрадовался и кинулся на него, скребя лапами по длинной рубахе и облизывая стремительно гладящие его макушку ладони…

Его звали, кажется, Идэем. Да, именно так, потому что город никогда не ошибается. Он помнит и знает все про всех. Деревня Идэя была разрушена свирепым ураганом. Он стер с лика мира все сорок домов, не оставив в живых никого. В тот момент молодой крестьянин ехал из города, закупив необходимые на зиму товары. Увидев, что его дома больше не осталось, что все погибли под натиском бездушной и хладнокровной природы, он пал на колени и расплакался. Не успевшие к усмирению урагану маги поведали ему о далеком городе Пелерау, где пересекший стены города может встретиться с умершим. Но дорога цена этой встречи — каждая минута идет за год, и путник, покинув Пелерау, зачастую не живет больше пяти-десяти лет.

Пелерау... Оплот ушедших, убитых и погибших. Приют душ. Царство мертвецов. По улицам города ступают павшие в битве воины, обманутые короли и преданные государи. В лесах кричат дикие звери, убитые браконьерами или исчезнувшие после неудачных экспериментов волшебников. Здесь стоят дома, разрушенные катаклизмами, сожженные ополоумевшими узурпаторами или тщеславными завоевателями. Местные сады — дань памяти прошлого. Мир никогда не узрит этих цветов и растений, потому как несколько тысяч лет назад они были выжжены по прихоти неразумного правителя.

Его звали Идэем. И все его родные и близкие пали в одночасье. И он пришел сюда, чтобы встретиться с ними, увидеть и хоть как-то облегчить свою юдоль. Но он оказался слишком ненасытным, слишком жадным до общения с давно ушедшими в мир иной… И дал слабину. Он осознал, что теперь ему незачем покидать город. Вся его жизнь — здесь.

Идэй с трудом поднял старческую руку, совсем не удивившись тому, что днем ранее она была гладкой, цепкой, способной погнуть подкову, и откинул седую прядь с лица, больше похожего на страшную маску. Не в силах стоять, он сел, прислонившись спиной к деревянной стене дома, и прошептал:

"Я скучал…"

 

26.03.2014 г., Москва

 

Александр Никоноров

 


Автор(ы): Александр Никоноров
Конкурс: Креатив 16
Текст первоначально выложен на сайте litkreativ.ru, на данном сайте перепечатан с разрешения администрации litkreativ.ru.
Понравилось 0