Иные воды
12 октября, 10:35. Симмонсы
Роберт Симмонс поднял ружье, прицелился и мягко спустил курок. Пустынная набережная отозвалась оглушительным грохотом. Звуки разбежались как круги от брошенного в воду камешка, вальяжно расхаживавшие вокруг фонтана жирные голуби сорвались с места. Отразившись от беленых стен каменных домов, эхо выстрела затерялось в безоблачном небе.
— Мои поздравляния! Буры или белы, сир? — спросил владелец тира на греко-английском, разящем варваров-туристов наповал диалекте.
Роберт вопросительно поднял бровь и перевел взгляд на Эмми. Девочка горящими глазами впилась в длинную полку, заваленную мягкой игрушечной рухлядью.
— Пап, спроси дядю, у него нету панды? Я хочу мишку-панду!
— Сир, панды кончались еще в июлисе, — похоже, толстяк говорил правду. — Вашей девачге понравится белы или буры. Вот посмотрите них, сир.
— Белого! — запрыгала Эмми. — Белого-белого-белого!
На самом деле не нужен ей бурый или белый, и даже панда не нужна. Пусть лучше папа и мама, взявшись за руки, как раньше, гуляют вместе с ней. Сейчас они не дружат, и если один куда-нибудь собирается, у другого непременно находится куча срочных дел.
Роберт улыбнулся Эмми, и кивнул владельцу аттракциона:
— Белого, пожалуйста.
Белый мишка в красном шарфике, с черными глазками-пуговицами и правда смотрелся лучше бурого, хмуро прятавшегося на дальней полке. Обняв пахнущую пылью добычу, Эмми зарылась носом в пушистый мех и чихнула.
— Как ты его назовешь? — спросил Роберт, наклонившись к Эмми. — И… ты ничего не забыла?
— Ой!.. Спасибо, папочка! — Эмми повисла у отца на шее. — Нарекаю его… Молчуном!
— Отлично…, — Роберт, казалось, думал о чем-то другом. — Может, перекусим? Домой к завтраку мы уже опоздали.
Эмми покрепче прижала к боку Молчуна и, держась за папину руку, засеменила через площадь к ресторанчику, в свежевымытых стеклах которого отражалась бескрайняя морская гладь. Город Ираклис — тихое, но уж очень скучное местечко. Так она и напишет подружке в твиттере.
14 октября, 6:40. Сержант Костакис
Костакиса слегка качало, он не спал вторые сутки. Накануне отпахал — сначала развозил по клубам золотую молодежь, а под утро, выпив кофе и покалякав с приятелями в баре, собирал "ночной урожай". Хмельные компании, догуливавшие последние погожие недели, не скупились на чаевые.
Сбросив нежно лопочущих, жаждущих его расцеловать туристов, Косто только собрался сообщить, что освободился, когда диспетчер передал "код 10-17", и тут же — "Красный! "Красный" код! Срочно прибыть в управление!"
Выскочив на прибрежное шоссе, Костакис резко затормозил. Что-то было явно не так. И когда он понял, в чем дело, изо всех сил вцепился в руль, чтобы не закричать. В груди тяжко забухало сердце, к горлу подкатил ком с тошнотворно-кофейным привкусом. Нет! Нет-нет-нет… Нет.
Косто зажмурился и начал считать про себя. Дойдя до тысячи, открыл глаза. Усилием воли подавил приступ паники, всмотрелся в море. Или что там теперь стало вместо моря. Ничего особо пугающего, разве... кроме… Тут ему пришлось опустить голову, чтобы снова прийти в себя. Сосредоточившись на дороге, Костакис утопил педаль газа и погнал, погнал к полицейскому участку, наплевав на все знаки и ограничения.
Его семья издревле жила на острове. Крестоносцы, сарацины, венецианцы, турки, немцы — все они стремились спихнуть Костакисов в море. Мужчины — контрабандисты, моряки, воины — воевали с пришельцами, ловчили, прятались, бежали с Ираклиса, лишь для того, чтобы снова вернуться. Род крепко врос в клочок суши, и Косто такой же — не сковырнешь.
Старенький минивэн натужно кряхтел на поворотах, но Косто не обращал внимания на жалобы кормильца. Не сейчас! В один прекрасный день тебя, старшего дознавателя, сержанта с семнадцатью годами выслуги отправляют в неоплачиваемый отпуск. Вместо службы Закону скоро год, как он катается на ярко-красном женином "вагончике" по дорогам, которые никуда не ведут — остров ведь. Хорошо, что начальство смотрит сквозь пальцы на его извозчичьи художества, а приятель-мэр оформил бумаги за полчаса вместо трех месяцев. Семью-то кормить надо!
Запиликал наладонник. Не отрываясь от дороги, Косто искоса взглянул на сообщение. С чувством выругался. Какого…?! Хотя да, правильно. Детей, женщин — всех по списку. Только так. Глядишь, со временем рассосется. Хрена! Это не экономический кризис, когда жирные коты хапают чужие деньги, тащат в свои карманы, а потом усердно выворачивают чужие — у вас тут случайно не завалялась денежка, а то нам отдавать не с чего. Совсем другой геморрой…
На парковке возле полиции — ни одной машины. Косто остановился у входа, взбежал на крыльцо, толкнул стеклянную дверь. Шаги гулко отдавались в пустом коридоре, двери кабинетов — настежь. Никого. Из кабинета начальника участка выглянул лейтенант Христов. В ухе у него помигивала гарнитура. Шеф в роли диспетчера?..
— Минуту! Я сейчас… — сказал он неизвестному собеседнику. — Ты? Ага… Сообщение получил?
Косто молча кивнул. Особой любви к начальству он не испытывал. Не зря первым под раздачу попал именно сержант Костакис. Хотя… он сам видел разнарядку "сверху". Черным по белому: "…временно сократить 1 (одну) сержантскую должность". А всей полиции — десяток душ, с лейтенантом, сержантом и уборщицей.
— Все прочитал? — спросил лейтенант.
— Угу, — соврал Косто: к чему ненужные подробности.
— По времени уложимся?
— Да… Не знаю… Попробуем.
— Тогда с богом. Держи связь. Бензин бери бесплатно. Алло?!.. — Дверь кабинета захлопнулась.
Косто вышел на улицу, секунду постоял, собираясь духом, потом позвонил домой.
12 октября, 13:45. Симмонсы
Они сидели в "Таверне Зафракиса". Эмми с увлечением атаковала гигантскую порцию шоколадного мороженого. Роберт прихлебывал пиво, Шейла цедила узо. Оба смотрели в окно на "Отель Канарис", неуклюжее трехэтажное здание, вобравшее все мыслимые архитектурные ошибки и излишества, начиная с каменного века. Несмотря на вопиющее уродство, отель не терял веры в себя и продолжал безнадежную, до последнего постояльца, борьбу за "дамашней уют и кофмортную негу".
— Ты снова закармливаешь ее сладостями… — наверное, в сотый раз за неделю повторила Шейла. — Здесь же сколько угодно свежих фруктов.
Роберт промолчал, созерцая архитектурный курьёз за стеклом.
— Боб, я с тобой разговариваю.
— Мы завтракали овощами, — морщась, словно от зубной боли ответил Роберт. — А с утра ели груши и гранаты.
— Снова покупали на улице? Я же тысячу раз говорила…
— Ма… Ма-а!
— Ну, что еще?!
— Можно, я погуляю на улице?
— Конечно, детка, — криво усмехнулся Роберт. — Нам с мамой нужно… побеседовать.
— Только не уходи далеко, чтобы я тебя видела.
— Спасибо па, мороженое просто отпад. Хорошо, ма, я…
Но ее уже никто не слушал.
Подхватив Молчуна, Эмми без оглядки бросилась из ресторана. Красный шарфик медвежонка развевался как знамя.
14 октября, 22:30. Сержант Костакис
Проблесковые огни выхватывали из тьмы серо-зеленые борта вертолета, оранжевые жилеты спасателей, заспанные лица детишек, которых по цепочке передавали к люку. Косто полагал военных лодырями и бездельниками — до сегодняшнего дня. Как бы там ни было, теперь военная машина спасала детей.
Утро он потратил, чтобы обзвонить всех по списку. Сначала мало кто верил. Потом из телевизора хлынул поток новостей, указов, приказов, инструкций, распоряжений. Выступил с обращением президент, за ним полезли министры по ситуациям, дипломированные эксперты и самозваные советники…. Эфир захлебывался от избытка информации, но всеобщей паники, слава богу, не случилось.
Хватало и без того. Стонущие роженицы. Хнычущие младенцы. Причитающие мамаши. Потерянные папаши. Два десятка рейсов — к заброшенной вертолетной площадке в соседней долине и обратно. Пустые дороги. Блокпосты.
При въезде детей сверяли со списком, взвешивали, цепляли бирку и вели к летному полю. На заросшую по пояс травой площадку одна за другой с ревом и свистом садились толстопузые транспортные вертушки.
После обеда началась эвакуация младших школьников. "З. и А. Костакис" — десятые в списке. Дом Косто строил своими руками: каждый камешек, каждая дощечка, каждое деревце в саду… Теперь они осиротеют. Зои и Ангелина, тесно прижавшись друг к другу, ждали у калитки. И, молодцы, — без вещей. Косто обнял Зои, погладил по вздрагивающей спине. Поцеловал. Ответил успокаивающим кивком на тревожный взгляд жены. Взял на руки, чмокнул дочку и заспешил к машине.
Бездумно переключая передачи, аккуратно вписываясь в повороты серпантина, Косто поймал себя на том, что отводит взгляд от моря. Отметил он и другое: взрослые тоже не смотрели, никто. Дети — другое дело. На перевале, когда раскрылся морской горизонт, Ангелина, прилипнув к боковому стеклу восхищенно вскрикнула:
— Папочка, мамочка! Смотрите, какая красота!..
Зои одернула ее. Оставшуюся дорогу ребята тихо шушукались. Время от времени они поглядывали на это и как будто к чему-то прислушивались.
Ближе к ночи сержант забрел к площадке, где шла посадка последней группы детей. На очереди — подростки. Вон они, темной массой шевелятся у края освещенного прожекторами пространства. Хихикают, болтают. Ломкий мальчишеский голос пробасил: "Нучё, мамзели, прошвырнемся с ветерком до Афин? Я угощаю!" — и смех, слишком громкий, натужный. Им тоже страшно.
"Побриться что ли? — думал Косто, с усилием растирая колючее лицо ладонями. — Или часок вздремнуть?"
12 октября, 17:35. Симмонсы
Длинные тени кипарисов пересекали дорогу, в ярком свете заката бегущую вдоль берега моря. Жало солнца пряталось в пролив между островками Иолаисом и Тавросом, ослепительно-белыми днем, а сейчас залитыми багрянцем. Роберт нащупал в нагрудном кармане темные очки, надел их, и вечерняя заря поблекла, растеряла красочное безумство. Выруливая машину, Шейла щурилась и хмурила брови: она забыла очки дома.
— Возьми мои, — предложил Роберт.
Шейла отрицательно покачала головой.
"Дуется… И чего, спрашивается? Ну, почему все так паскудно складывается? Эксперимент… Эта поездка. Бесконечные дрязги и придирки. Да я и сам хорош: потащил сюда Эмми, хотя ей нужно в школу, и заняться здесь совершенно нечем. Пятое колесо… С-скотина! Эгоист конченый, если ты так думаешь о собственной дочери... Стоп! Я уже заговорил словами Шейлы…"
"Надо было взять… Дороги почти не видно, пятна одни. Ну, ничего, недалеко осталось… Чего я завожусь из-за каждой мелочи? Съела Эмми мороженое, подумаешь! Или руки не помыла после грязного медведя — большое дело. Боб молчит, как воды в рот набрал — переживает… Дурачок, я же тебя люблю! Если бы не твои дурацкие "эксперименты". И невыносимое самодовольство ученого: ой-ой, у меня IQ 147 — могу делать что хочу…"
"Красиво как, ух! Хочется крикнуть: "красота-а-а!!!" Но нельзя: "Эмми, тише, у мамы болит голова… Доча, помолчи, мы с папой разговариваем… Милая, иди в постель, уже поздно… Лапуля, не задавай глупых вопросов — почитай в Интернете." Хочу в школу! Там тоже отстой, но никто не капает на мозги. И подружки… Надо было остаться дома. Эх, Молчун-Молчун, никому мы с тобой не нужны. Без нас им лучше…"
Из-за поворота показалась "Вилла Бьянка". Небольшой коттедж Симмонсы недорого сняли на три недели. Но если внешне "вилла" выглядела отлично: бежевый фасад, французские окна во всю стену, терраса с видом на море, маленький бассейн — внутри прочно обосновался дух бардака. Горячая вода исчезала и появлялась по собственному хотению, холодильник и кондиционер на два голоса завывали так, что кровь стыла в жилах, автоматические жалюзи тоже любили преподносить сюрпризы, а связь… Три телевизора и три спутниковых "тарелки" скопом выдавали ровно два телеканала: турецкий и греческий. Здравствуй, двадцать первый век!
Виноватым оказался Роберт: зачем согласился с Шейлой? Почему не настоял на отеле? В городе в сто раз лучше. Ломаная-переломаная вилла! А Эмми?! Подумать только, как можно сломать пульт управления гаражными воротами?! Так они и жили — в доме с привидениями уюта.
За сто метров до ворот заглох двигатель. Шейла тщетно терзала стартер, ничего кроме скрежета извлечь не удалось. С мученическим стоном она выдернула ключи из замка зажигания, открыла водительскую дверцу и, утопая каблуками в песке, побрела к вилле.
15 октября, 02:05. Сержант Костакис
Машина тихо катилась вдоль центральной улицы Ираклиса, мимо деревьев, в зеленовато-желтой листве которых трепетали тысячи разноцветных фонариков-светлячков, в абсолютной пустоте и тишине. Кое-где светились окна, люди готовились к отъезду. Еще одно, последнее задание и на боковую! Спать. Спать…
Косто встряхнул головой. Так ведь и за рулем уснуть недолго. Вилла… как ее?.. "Бьянка" — недалеко, на восточном берегу, километрах в семи от города. Гнать не стоит, действовать методично.
Стало быть, туристы. Да еще с ребенком. Девочкой. Почему не эвакуировали со всеми? Ну да, в списке не значится. Полиции знать неоткуда, ясновидящих там нет. Но родители!.. Ослепли-оглохли что ли?! Вой стоит на весь мир, а они, видите ли… Спасаться, бежать, стучаться во все двери, и в первую очередь — полиции. Идиоты. Янки дубоголовые…
А теперь ребенок пропал. Среди бела дня. Как пропал? Куда пропал? Нет, что-то здесь нечисто. Чем-то скверным пахнет от дела. Почему шеф отправил на вызов именно сержанта Костакиса? Хотя… никто, кроме него по-английски не говорит, вроде не подкопаешься. По-настоящему плохо, что малышка пропала днем, родители позвонили лишь вечером, и поиски придётся начинать среди ночи, на уставшую до одури голову. Но хуже всего — дом стоит на берегу… этого.
14 октября, 09:15. Симмонсы
— Мама! Папа! Проснитесь, да проснитесь же! Смотрите, смотрите!!! — голосок Эмми слышался откуда-то из-за окна.
От крика у Шейлы зазвенело в ушах. Она с трудом оторвала голову от изголовья, сдула в сторону упавший на глаза локон. Взглянула в окно и со стоном уронила лицо в подушку. "Все… Завязываю… Мешать бухло на ночь — последнее дело… Чур, сплю дальше…"
Картина, на мгновение открывшаяся взгляду, ужасала. Казалось, прямо за стеклом, где по всем законам божеским и человеческим должен находиться пляж, во весь окоем раскинулось бесконечное зеркальное пространство. Идеальная серебристая гладь отражала фантасмагорический пейзаж: песчинки размером с человека, камешки, ставшие громадными, как дом, глыбами… Дикая, сумасшедшая карикатура на пляж размером со Вселенную.
— Мама! Папа! Вставайте! — Эмми вихрем ворвалась в спальню. — Чудеса! Чудеса начались!
— О, боже… Бобби…
— Доброе утро, — Роберт был полностью одет, словно не ложился.
Он погладил Эмми по голове, потом с холодным любопытством воззрился на монструозное Нечто за окном. — Шейла, родная… Ты не приготовишь нам завтрак? Аппетит разыгрался. А у тебя, Эмми?
— Но пап! Ты же види…
— Конечно вижу, солнышко. А еще кое-кто не почистил зубы. Ну-ка, марш в ванную!
Эмми с виноватым видом исчезла. Шейла снова подняла и сразу же опустила закружившуюся голову. Утренний кошмар и не собирался рассеиваться.
— Бобби, что это? — слабым спросила Шейла. — Что это, мать его, такое?
Роберт, казалось, не слышал. Любовался несусветным пейзажем. И шептал:
— Мы сделали… Я сделал это… Удалось, все удалось! Невероятно… Нет — факт! А последствия? Последствия, последствия…
— Бобби! — Шейла повысила голос. — Почему эта хрень не исчезает? Мне от нее плохо…
Роберт резко повернулся к жене.
— Шейла, ты только не волнуйся, хорошо? Бояться нечего. Пока вы спали, я провел небольшое… исследование. Это — Эксперимент. Помнишь эксперимент, который мы готовили?..
— Боже, Бобби, ты чудовище! Скажи мне только одно: что это?
— Видишь ли, Шейла… — Роберт задумчиво почесал гладко выбритую щеку. — Старый осел Сандерс, судя по всему, перестарался. Хотел провалить Эксперимент, утопить меня и еще парочку человек из Лаборатории. А вышло, — он кивнул в сторону "зеркала", — что мы кругом правы. Теперь Сандерсу конец.
— Ты говоришь об этом, как будто ничего не…
— Милая. Родная, — Роберт присел на край кровати и погладил Шейлу по голове, как перед тем Эмми. — Потерянного не воротишь. Факт есть факт. Что делать? Биться в истерике? Раскраситься фломастерами и прыгать с бубном вокруг костра? Бежать в церковь за святой водой? Звонить в полицию? Не поможет. Мир изменился, и единственный способ жить дальше — узнать о нем как можно больше. Вот и все, что можно сделать.
— Милый, мне страшно. Я не могу… не хочу смотреть на это.
— Ты привыкнешь. Все привыкнут.
— А вот и я! — улыбаясь во все двадцать восемь зубов, Эмми показалась в дверях. Она даже причесалась ради такого случая, а подмышкой болтался медвежонок. — Пап, пойдем посмотрим на Зазеркалье. Мам, можно?
— Не…
— Идем, малыш, — поднялся Роберт. — Я покажу тебе пару фокусов. Шейла, пожалуйста, приготовь завтрак. Тосты, яичница. Кофе, сливки. Мы скоро.
И Роберт, с повисшей на нем Эмми, ушли на пляж — к страшному. Непонятному. Чужому. Шейла осталась одна. Хотелось заплакать, но сухой ком в горле, казалось, высосал из нее всю влагу. В дивном новом мире завтраков никто не отменял, и Шейла вяло побрела на кухню.
15 октября, 02:20. Сержант Костакис
Потерпевшие сидели в разных углах дивана, избегая смотреть друг на друга. Сержант Костакис еще раз представился и достал блокнот. В дом его впустил мужчина с исцарапанным лицом, Роберт Смис… Симмонс. А дамочка, стало быть, жена. Косто записал: "Шейла Симмонс, гражданка США, 35 лет. Домохоз.", уточнил возраст мужа. "Роберт Симмонс, гр. США, 41 г. Учён." Спросил о девочке. "Амалия Симмонс, 9 л. Рост 133, вес 30. Волосы темно-русые, глаза серые. Без. ос. прим. Одета…"
— В каком смысле "раздетая"? — поднял голову сержант. — Совсем?
— Нет, что вы! Эмми вышла в купальнике, — Шейла сжимала-разжимала пальцы, не отрывая опухших, красных глаз от следователя. — Она еще взяла с собой игрушку. Роберт разрешил, хотя я была против…
— Какого цвета купальник?
— Синий… то есть, синий с красным. Красная вставка на правом боку.
— Понятно. Мистер и миссис Симмонс, постарайтесь точно вспомнить, когда и где вы видели дочь в последний раз.
— На пляже. В одиннадцать, — ответил Роберт. — Или в десять минут двенадцатого? Шейла?..
— Одиннадцать?.. Не помню. Может быть. Мы проспали… Потом началось это светопреставление. Я хотела уехать, но вечером сломалась машина. Я звонила на один-один-два, звонила в полицию — никто не отвечал. Я хотела уйти с Эмми пешком, но Боб… Роберт сказал, что нет смысла куда-то бежать, везде одно и то же и…
— Минуту! — вскинул ладонь сержант Костакис. — Откуда он узнал?
— Сержант… — Роберт поднялся с дивана. — Позвольте, я вам все объясню.
— Сидеть! — рявкнул Костакис, и уже сдерживаясь: — Сядьте, пожалуйста. Вопросы здесь задаю я.
Мужчины несколько секунд мерили друг друга взглядами, затем Роберт медленно сел обратно. Костакис шумно перевернул страницу блокнота. Досчитав до десяти, разжал пальцы, мертвой хваткой впившиеся в ручку.
— Я занимался только расчетами… — сказал Роберт.
— Расчетами чего? — недоуменно спросил сержант.
— Уравнений обмена квантовыми состояниями…
— Состояниями чего?
— Молекул… Молекул воды.
— Погодите, — сержант отложил записную книжку в сторону. — Ну, молекула. Или молекулы. Но при чем здесь море?
— Видите ли, сержант…
— Бобби, не начинай! — всхлипнула Шейла. — Извините, его часто заносит…
— Ничего-ничего, — Костакис попытался улыбнуться, но вышла жутковатая обезьянья гримаса, мышцы лица плохо слушались. — Продолжайте, мистер Симмонс.
Неожиданно загудел кондиционер. Индикаторы хаотично мигали, пока не остановились на режиме "обогрев". С потолка на гостиную обрушился поток горячего воздуха, но никто не обратил на это внимания.
— Суть эксперимента состоит в том, что мы как бы "обмениваем" одну молекулу обычной, земной воды на молекулу инопланетной субстанции. При этом молекулы никуда не перемещаются, всего лишь обмениваются состояниями. Так называемая "квантовая нелокальность". Сержант, я понятно объясняю?
— Да-да! — отмахнулся Костакис. — И вы… Вы провернули чертов эксперимент здесь, на Ираклисе?!
— Нет, наша лаборатория находится на тихоокеанском побережье, неподалеку от Фриско… Сан-Франциско, на берегу залива. Эксперимент проводился именно там, в специальном резервуаре с очищенной от примесей морской водой.
— И…?
— Не знаю, — пожал плечами Роберт. — Похоже, успех превзошел все ожидания.
— Успех?!
— Неужели вы не понимаете… Правда, не понимаете? Вместо одной-единственной молекулы, энергии хватило на обмен "все на все". Мировой океан целиком переброшен через микро-червоточину на другую планету, за сорок световых лет от Земли. А вместо морской воды теперь другая.
— Какая? — по лбу сержанта пробежала крупная капля пота.
— "Вода" чужой планеты. Сверхтекучая жидкость.
— Допустим, — процедил сквозь зубы Костакис. — Тогда при чем здесь девочка?
— Проклятый кондиционер! Становится жарковато, сержант. Давайте продолжим беседу снаружи. Шейла, ты идешь?
— Лучше подожду здесь, — сказала женщина и отвернулась.
Мужчины вышли на террасу. Роберт — первым, следом за ним — сержант Костакис. Он не верил ни единому слову.
15 октября, 02:35. Сержант Костакис
— Допустим, ваши показания правда, — Костакис держался вполоборота к зеркальной бездне, в которой адскими кострами пылало ночное небо. Проклятущие воды превращали белые точки звезд в разноцветные созвездия переливающихся огоньков, и их было гораздо больше, чем на том небе, которое он помнил с детства. Может, это и красиво. Но Косто внутри передергивало.
Призрачно-сияющий мираж тонкими черными щупальцами тянулся к их ногам — вверх по берегу. "Не беспокойтесь, сержант, — сказал на это Роберт. — Это просто свойства сверхтекучей жидкости. Мы давим на песок, жидкость "течет вверх" по деформированной поверхности…". Косто кивнул, будто понял. Он успокоился, заметив, как анафемские воды нехотя отступают, стоит им пройти мимо.
— Допустим? — фонарик, которым Роберт освещал дорогу, описал несколько кругов у его ног. — Я все вам рассказал. Что еще вы хотите услышать?
— Эмми. С ваших слов выходит следующее: девочка ушла от вас — пешком по воде…
— Я не могу вам этого доказать…
— А!
— Я не могу этого доказать. Именно я — взрослый человек. Но дети… Эмми сразу, в ту же минуту как увидела другую воду, знала — именно знала, что может ходить. Она сама мне это сказала. И не спрашивайте "как" и "почему" — у меня нет ответов.
— Отлично, — саркастически усмехнулся сержант Костакис. — Тогда зачем вы позвонили в полицию? И чем мы с вами здесь занимаемся?
14 октября, 09:25. Симмонсы
Эмми и Роберт вышли на террасу, и Зеркало с готовностью ухватилось за новые игрушки. Огромные отражения великанши-девочки и ее папаши-гиганта протянулись до самого неба.
— Ой, папочка! — восторженно взвизгнула Эмми. — Смотри, это же мы!
Колоссальный призрак девочки беззвучно пошевелил губами и разверз провал рта, в котором хищно блеснул белоснежный оскал.
— У-у-у! А я страшная, правда, пап?.. И смешная: э-э-э! — она показала Зеркалу язык, а то немедленно отозвалось вулканическим извержением розоватой извивающейся массы.
Не в силах сказать хоть слово, Роберт потрепал дочь по плечу.
— Скорее смешная, чем страшная, — наконец выговорил он, вглядываясь в собственное отражение. Каждая морщинка, бугорок, каждый волосок, малейшие изменения мимики как на ладони. "Так вот что называется зеркалом грешной души…"
— Па, а почему оно такое…? — Эмми изобразила руками дугу.
— Э-э… — замялся Роберт. Что ни скажи, появятся только новые вопросы. — Помнишь, мы читали на ночь книгу, "Чудеса Семи Морей"?
— Конечно, помню. Только там не было про Зеркало!
— В том-то и дело. Зеркало — самая большая тайна, самое главное чудо Семи Морей.
— Чудо?! Настоящее-пренастоящее? — глаза Эмми широко раскрылись. — Честно-честно-честно?
— Клянусь!
— Вот это да! Па… Ты слышишь? Музыка… Тихо-тихо. Оно поет. Подойдем поближе?..
Роберт прислушался, и на него обрушилась оглушающая тишина. Дул легкий бриз, но на зеркальной поверхности — ни морщинки. И запах… Йодистый, круто замешанный на соли, дух моря едва ощущался. Или, скорее, похоже на… мяту? Возможно, теперь запахи стали всего лишь игрой воображения. Как и звуки. Детский слух намного тоньше. Что слышит Эмми?..
— Хорошо. Только я пойду вперед. Я тебя позову, ладно?
— Да. Только недолго, а то мне одной скучно.
Перепрыгивая через ступеньку, Роберт спустился с террасы и пошел к воде. Песок тихо поскрипывал под ногами. Зеркальная фигура понемногу уменьшалась, а когда он остановился у кромки воды, приняла почти нормальные человеческие очертания.
Вблизи другая вода уже не выглядела зеркальной. Под тонкой пленкой угадывалась непрерывно меняющаяся структура, будто смотришь сквозь несколько слоев поляризованного стекла. Вода текла снизу вверх на берег, затем, словно раздумав, поворачивала обратно. По теневой стороне небольшой глыбы жидкость забиралась гораздо выше. Прозрачно-зеркальные язычки ползли по трещинам вверх, пока не достигали освещенных участков камня. Оттуда вода сбегала вниз, как будто стоило ей коснуться солнечных лучей, чтобы… "Ну, конечно! — осенило Роберта. — Абсолютная теплопроводность, вот что значит эта тяга к солнцу…"
— Па, долго еще? — Эмми свесилась с балюстрады.
— Сейчас, — Роберт опустился на колени, и ручеек из моря тут же пополз к нему. Прищурившись, мужчина смотрел как субстанция собирается вокруг него небольшой лужицей в форме неправильного эллипса. Похоже на… Да, на эпюр деформации — сверхтекучая вода реагирует на градиент плотности точно так же, как на градиент тепла. Это необычно, но не более того. Следовательно…
— Ну, пап! — держа за лапу медвежонка, Эмми стояла у него за спиной. — Я жду-жду… А ты тут прям как не знаю что.
— Эмми! — учёный вздрогнул. — Эмми… пожалуйста, не делай так больше.
— Не буду, папуль. Ну, давай уже чем-нибудь займемся. Ты ведь обещал фокусы!
— Тогда… — Роберт набрал в пригоршню воды, — … скажи "абра-кадабра!"
— Абракадабра!
— Вуаля! — он раскрыл ладонь. — Сухая! Где водичка?
Эмми уронила Молчуна на песок и схватила отцовскую руку. Внимательно осмотрела. Потерла кожу пальчиками.
— Сухая… А где же вода?..
— Смотри сама — вон она, убегает.
Сплюснутые кругляши капель медленно катились к морю.
— Ура! А я тоже так смогу?
— Попробуй.
Эмми сложила ладошки "лодочкой" зачерпнула из моря и подбросила вверх: "Абракадабра!" Эффект получился неожиданным. Вместо облака брызг — грушевидное тело, неуклюже кувыркаясь, опустилось на песок и только здесь рассыпалось на множество шариков, тут же начавших неспешный бег к морю.
— Я волшебница! Я фея! — и Эмми издала воинственный клич. — Абракадабра! Молчун, говори! Эй, Молчун! Па, почему не получается?
— Не все так просто. Хотя и Молчун кое-что умеет… Смотри, — Роберт поднял с песка медвежонка и медленно окунул его. — Абра! Швабра! Кадабра! — Так же медленно Молчун показался из воды: уши, глаза, нос, шарфик, плечи, лапы, живот… — Эне! Бене! Раба! — Приходилось тянуть время. — Квинтер… Финтер… Жаба… И — получите ваш белый мишка абсолютно сухим, маленькая мизз!
Девочка осторожно взяла игрушку на руки, погладила, сдавила.
— Сухой… Па-ап, а как ты это делаешь?! Или секрет в Зеркале?
— В нем тоже. Но настоящий секрет фокуса — в фокуснике. Ты тоже так можешь.
— А "квинтер-финтер-жаба" обязательно говорить?
— Не обязательно. Просто делай все медленно.
Эмми тут же проделала "фокус", и у нее почти получилось, Молчун вынырнув замочив только нижние лапы.
— И все-таки я не очень волшебница, — подытожила Эмми. — Я только учусь. А дома я тоже так смогу?
— Выше нос, — улыбнулся Роберт. — Уверен, что сможешь.
— А Мэри?
— Ну, Мэри… Наверное.
— Тогда отстой, — сразу поскучнела Эмми. — Если каждый может чудесить — какое это волшебство?
15 октября, 03:05. Сержант Костакис
Медвежонок нашелся на верхушке невысокой, по пояс сержанту глыбы, и, похоже, не спешил покидать насиженное место.
— Здесь?
— Да. Впервые Эмми запела именно у этого камня. Мы втроем стояли…
— Как именно вы стояли?
— Справа, ближе к воде — я. Эмми посредине, а Шейла — за нами, слева.
— Тогда где следы?
— Наверное, смыло приливом.
— Ну да, ну да. И что же пела ваша дочь?
— Эмми сказала, что поет "песню моря" — она постоянно слышала… Или ей казалось, что слышит какую-то музыку, голоса. Не знаю… Возможно, ультразвук? Без аппаратуры точно не скажешь.
— Так что же песенка?
— Она совсем простая, детская. Вряд ли это имеет отно…
— Мне решать. Что за песенка?
— Белый мишка маленький, зачем не носишь валенки? И по льдинкам босиком ходишь ты всегда пешком...
— Всё?
— Да, сержант.
— Не понимаю…
— Я тоже.
Костакис обошел камень по кругу, пошарил фонариком по "воде". Отмель, длинная песчаная отмель.
— И непосредственно после этого, как вы утверждаете, девочка смогла ходить по во… по сверхжидкости?
— Почти сразу. Она напевала стишки от самого дома. Сначала мурлыкала под нос, потом нараспев произносила отдельные слова, а здесь спела песенку целиком. Нам понравилось. И хоть жена немного… опасалась, она разрешила Эмми побродить по воде, у самого берега.
— То есть вы возлагаете ответственность за происшедшее на жену?
— Что за чушь, сержант! Я, именно я шел рядом с Эмми и держал ее за руку. Чтобы Шейле было спокойнее. Почему вы меня не слушаете? Я же говорю правду.
— Каждый думает, что говорит правду, — назидательно сказал Костакис, — пока дело не доходит до суда.
— Естественно, — фыркнул Роберт. — Вам только дай кого-нибудь куда-нибудь довести. Сержант, мы ведь обратились к вам с совершенно конкретной просьбой: проверить, не появлялась ли Эмми где-нибудь на острове. Вероятность этого события, скажем так, весьма мала. Но остров невелик, и появление нового человека невозможно не заметить.
— В отличие от пропажи.
— В каком смысле?
— А в самом прямом. Кто видел девочку, начиная с… — Костакис заглянул в блокнот, — …шестнадцати тридцати двенадцатого октября, когда вы втроем, осмотрев Венецианские Стены и расплатившись с гидом, якобы отправились домой?
— Э-э, никто. То есть никто, кроме нас…
— Вот-вот.
— Нелепо! По-вашему, мы с женой… Наверное, мне стоит позвонить в полицию чтобы прислали другого, лучшего следователя!
— Я и есть лучший. Другой ничем вам не поможет. Отсутствие алиби ничего не доказывает, но согласитесь, наводит на размышления.
— Чушь!
— Вовсе нет. Все очень серьезно, мистер Симмонс. Серьезней некуда…
20 декабря, 10:10. Эпилог
Море кончилось. Ситуация наладилась. Иные Воды пришли и остались. Роберт Симмонс утверждал, что люди привыкнут, и оказался прав. Погибших оплакали, затонувшие корабли подняли, морскую рыбу на столе сменила пресноводная, с китайских ферм… За несколько месяцев массовая истерия сошла на нет, и больше всех обманулись те, кто ждал конца света.
Никаких следов Амалии Симмонс на острове, в море, или где бы то ни было, не нашлось.