Новый год же
Уже открывая дверь, я прикинул время — выходило как раз. Ну, просто в самый раз! Идеально.
Тихий августовский вечер, теплый, как бабские объятия. Голоса уличных зазывал уже притихли, но лавки еще открыты. Их хозяева на месте, за прилавком, но в мыслях, да, в мыслях они уже там — за широким столом гостеприимной таверны, макают пышные усы в пенистый напиток, фыркают от удовольствия.
Торговцы оглаживают кафтаны на пузатых животах, ослабляют завязки, лениво перебирают в памяти сегодняшний день, строят планы на завтра. Мужики попроще беззлобно переругиваются, готовятся разойтись по домам. Они заглянули ненадолго, пропустить по стаканчику и вернуться под бдительное око сварливых жен и гомон ребятишек. Но первый, кто уйдет получит обидное прозвище подкаблучника, а идти надо.
До заката осталось не больше часа. Загульные выпивохи еще спят, чтобы с наступлением сумерек промочить засохшее горло и вновь горланить песни. Спят и гулящие девки, от алчных глаз которых не скроешься даже в темной подворотне. Никто не заметит, как я уйду, словно растворившись в тумане. Идеально.
Дверь бесшумно закрылась за спиной. Хорошая дверь, крепкая, надежная. С обильно смазанными жиром петлями. Такую не выломаешь за раз. Да и засов — вот он, рядом стоит, к косяку прислонен.
Я не торопился. Постоял, вдыхая запахи — с кухни пахло жареным мясом и, кажется, грибами. Чуть качнулся на пятках, — скрип кожи привлек внимание хозяина. Сапоги на мне новые, еще не разношенные, не стоптанные. Звук приятный и резкий одновременно, слушать его, словно прыщ давить.
Растерянность, с которой лавочник бросил взгляд в мою сторону, подтверждала догадки, все до одной. Не ждал, да, не ждал он уже покупателей. Крупный мужик, как есть с усами. Одежа добротная, теплая, не по сезону — как ему не жарко в ней, здесь, в натопленном доме? Голова с проплешинами, брови лохматыми пучками. Колоритен, да. Руки ухоженные, чистые, по прилавку прыгают, мелочевку с места на место передвигают.
— Чем могу помочь?
Можешь, можешь. Ох, и повеселимся мы сейчас!
Оттираю о штаны внезапно вспотевшие ладони, облизываю пересохшие губы. Медленно, очень медленно вытаскиваю меч из ножен. Наслаждаясь произведенным эффектом, тем, как расширяются от страха зрачки, вытягивается лицо, ходит ходуном крупный кадык.
— Чччт?.. — Должно быть, он хочет что-то спросить, понять, почему я так поступаю. Но страх парализовал тело, сковал язык и фраза обрывается, застревает в горле, когда лезвие клинка прорезает грубую верхнюю ткань, вслед за ней суконную поддеву и входит в мягкое тело.
До последнего вздоха я смотрю в его глаза, мутнеющие, серые. Остатки воздуха выходят из легких кровавой пеной, пузырятся на губах. Так же медленно, я вытаскиваю перепачканный клинок, осматриваю, стряхиваю капли и вдруг, будто недовольный проделанной работой, снова и снова втыкаю в уже безвольное, начинающее коченеть, тело.
Отличный клинок! Входит мягко, без усилий, — не обманул кузнец. Даже оставил несколько зарубин на полу. Перешагиваю через труп и натекшую с него лужу, направляясь к внутренней двери, в жилую часть дома.
Кто тут у нас? Хозяйка. Мешает варево в котле длинной деревянной ложкой. Волосы мышиного цвета небрежно перевязаны косынкой. И вновь недоумение, растерянность, испуг. Вертлявая баба! Первый удар попал ей в плечо, второй разрезал рубаху на груди, отчего наружу вывалилась дойка, достойная доброй коровы. Вся в крови, а прыгает, как молодка, чай в молодости так не скакала! Котел перевернула, дура. Визг хозяйки похож на свиной, я знаю, в детстве слышал, как свинью резали, да как-то неумело — один в один по двору также бегала. Наконец мне удалось ее утихомирить. Фух, аж вспотел.
Вытираю клинок о подол платья — об ту немногую, чистую, кровью не залитую ткань, и двигаюсь дальше. Приятно скрипят по ступеням сапоги. Осталось сладкое, десерт, апогей вечера. Вишенка на торте. Кто не спрятался — я не виноват.
Где ты? Сидишь в темном углу, стучишь зубами от страха? Слышал, поди, мамкин крик — не мог не слышать. Закрыл ли ты глаза, пытаясь поверить, что все вокруг сон? Что я исчезну с петушиными криками? Но на дворе уже ночь, все спят. Никто не придет тебя спасать. Никто не поможет.
Я развеселился. Кажется, даже принялся насвистывать незамысловатую мелодию, покачивая клинком в такт, поскрипывая сапогами. Где ты? Кто ты? Сопливый мальчуган, маленькая копия отца с аккуратно подстриженными ногтями? Девчонка с косичками в нарядном платьице?
Должен быть ребенок. Не может не быть.
Под какую кровать ты залез? В какой шкаф спрятался?
Я все равно найду тебя…
Из состояния приятной возбужденности меня вывел посторонний звук. Отвлекает. Я пару раз моргнул, перевел взгляд с монитора на диван, кривую елку в углу, наряженную абы как, телевизор. В ящике все та же рожа бурчала ежегодный поздравительный текст. В духе: "Этот год был тяжелым, но следующий…". Стабильность, мать ее. Зануда.
Приятно, однако, иногда вот так пар выпустить. Словно надоедливую муху прихлопнуть. Кто-то по черному глушит, кто-то в драку лезет, а я вот играюсь…
Так что за звук? О, куранты! Желание бы загадать, так один хрен, не сбудется! Я почесал живот крупной пятерней, махнул залпом бокал шампанского и загрузил сохранение.
— Чем могу помочь?
Живи, лохматый. Я сегодня добрый. Новый год же.