Шарики

— Не, ну чё скучный-то такой? Давай еще накатим! Новый год же! Праздник! Чё ты как неродной?

Зачем я сюда пришел? Всё ведь будет как по сценарию. Сейчас они все перепьются — это теперь называется отрываться. Пухленькая деваха с жирно подведенными глазами скоро поймёт, что со мной каши не сваришь, и подсядет вон к тому плотному парню из планового отдела. Недооценил. Деваха оказалась упорной.

— Вот, держи, пей. Тя как зовут-то? Александр? Саня то есть? А я Диана. Ну давай за праздник, Санёк.

А почему бы нет. Может, сегодня все будет иначе. Может, с двенадцатым ударом курантов разбитная сослуживица превратится в леди Годиву. Веришь? Нет.

— Ну чё, за исполнение желаний? Ты чо-о, не знаешь? Пиши давай желание, а как начнут отбивать, подожжёшь и в бокал бросишь. Успеешь выпить, пока бьют, тогда в будущем году всё сбудется. Я вот в том году стать начальником отдела загадала и…

Я слышал эту историю уже трижды за вечер. Деваха успешно выжила пожилую кадровичку на пенсию и теперь почивала на лаврах.

— Давай лучше за чудеса, Саня. И за Деда Мороза, чтобы желания исполнялись.

Ну давай. Хотя мне он помочь не сможет. Даже если бы вправду существовал.

Я налил по новой. Хотя спиртное и не приносило облегчения, иногда оно избавляло от снов, в которых Вовка был жив. С последующими горькими пробуждениями.

Десять лет назад мой брат-близнец погиб в горном ущелье при сходе лавины. Вместе со всей съёмочной группой. Он был художником-оформителем и мог не ехать с ними. Но Вовка не позволял себе оставаться в стороне — он буквально проживал каждый фильм, над которым работал. Тридцатого декабря 19.. года он должен был вернуться, чтобы вместе отметить наш день рождения. А тридцать первого мне дозвонились из горской деревушки и, прорываясь сквозь треск помех, долго не могли втолковать, что произошло. Каждый год в эти дни меня накрывает по новой. Снится, что отговариваю его от поездки. Что он заболевает и остаётся дома. Что у него рождается дочь, и он выбирает семью. Десятки вариантов… И десятки пробуждений. Чудес не бывает.

Диана следила, как я, прикрываясь ладонью, царапаю на вырванном наискось из записной книжки клочке. Пыталась подсмотреть текст, но была уже слишком пьяна, чтобы сфокусировать взгляд.

Шампанское со вкусом пепла оказалось куда гаже, чем обычно.

…Сон не шёл. За окном поминутно рвались фейерверки; я курил на кухне и старался ни о чем не думать. Все же десять лет прошло… Мы были вместе двадцать с лишним лет. Некоторые африканские народы считают близнецов волшебными детьми — дескать, на самом деле это один человек, просто у него два тела. А дальше как повезёт, могут и съесть, разделив удачу на все племя. Репортеры после трагедии выпытывали, не чувствую ли я связи с Вовкой, — он тогда числился "всего лишь" без вести пропавшим — на оскорбления не обижались. Работа такая, привычные.

А тел так и не нашли.

Я заставил себя лечь в постель только ближе к утру. Дурацкая вечеринка, дурацкая игра в желания снова вызвали в душе события тех дней. И приснилось мне, что стою в полной пустоте, почти как Морфеус и Нео после проглоченной таблетки. Красного кресла не предвиделось, зато появилась бледная дорожка золотистого песка. Приглашение было более чем недвусмысленным. Сначала брёл в одиночестве, потом появились звуки — шорох шагов и шум толпы. Тени и контуры проступали из ниоткуда, слишком зыбкие, чтобы можно было понять, кому они принадлежат. Что-то коснулось моего бедра, заставив вздрогнуть — крупный длиннолапый лис с кисточками на ушах прошествовал мимо.

— Погоди! Куда мы идём?

Красавец дёрнул ухом, почесал затылок и оскалился:

— Ты в первый раз на Базар?

— Э-э… Базар?

— Базар судеб. Э, да как ты сюда попал тогда вообще?

— Я много выпил, крепко сплю, всё это мне снится и ты мне снишься, потому что мой не до конца отключившийся мозг перетасовывает содержимое как стекляшки в калейдоскопе. Так что помни об этом и отвечай на вопрос.

— Да вон за той улиткой топай, не промахнёшься. Она каждый день товар привозит. — Лис чихнул и подвыл вслед — Что, кузнец своего счастья, руки кривые?

Даже во сне, даже несуществующие звери пытаются язвить. Что же у меня за характер такой! Тем временем стала видна и улитка, огромная, щедро покрытая черными иероглифами по красному лаку раковины. Двигалась она удивительно быстро, между рожек проскакивали искры. Большие переметные сумы из кожи легонько похлопывали по блестящей расписной скорлупе. Такой что Базар, что сама священная Фудзи — все нипочём, вползет и не запыхается.

Нагнал, отдышался, пошел рядом. Тропа тем временем оживилась. Мимо пропорхнула галдящая стайка ангелочков; грузно протопало существо с головой красного карпа, увенчанной тяжёлыми ветвистыми рогами; мелькнул некто полупрозрачный в белой тоге, а рядом со мной некоторое время плёлся одноглазый андрогин в латаном сарафане поверх широких плисовых шаровар. Вскоре улитка поравнялась со стариком в меховом анораке, на котором собачьими зубами были вышиты орнаменты. Полуприкрыв раскосые глаза, старик тянул две заунывные ноты на крошечном варгане; ноги его, обутые в рыжие унты, выписывали в золотистой пыли странные узоры. Крепкий полуголый негр в раскрашенной деревянной маске с перьями поддерживал северного коллегу под локоть, чтобы тот в трансе не сошел с пути. Пёстро одетые цыганки начали было петь, но большой голый пес с узкой мордой басовито их облаял. Стало совсем шумно. Цыганский гомон, лай, жуткие завывания варгана, звонкие голоса маленьких барабанчиков и тростниковых флейт, нежное пение, бульканье и тявканье — я почти оглох.

Впереди показались две скалы, похожие на грибы. Таких много в пустынях, где есть частые сильные ветры. Один за другим мои попутчики проходили между скалами и исчезали в золотистой дымке. Задержав на миг дыхание, я шагнул следом.

Базар встретил гомоном, незнакомыми запахами и холодным ветром.

— Амулеты! Стопроцентная удачливость в ста процентах случаев! На покер, на снукер, на кости! Лучшие расклады! Лучшие броски! Только у нас! Оптом дешевле!

— Материнские благословления! Отцовские проклятия! Церковные анафемы двойного действия! Берёте три букета ругательств, доброе слово в подарок! На родительские напутствия сегодня скидки!

— Ложные клятвы! Ложные клятвы! А кому ложные клятвы!

— Удлинители линий жизни! На гарантии! Недорого!

— Смертельные болезни! Кто хочет избавиться от родственничков?! Налетай, подешевело!

— Рубашки! Рубашки для рождения! Ангелы-хранители, не стесняйтесь, подходите-ка! Серебряные ложечки!

Кто-то тронул меня за рукав:

— Господин, не желаете ли купить дурной глаз? Я недорого прошу… — бормотал высокий ангел, ковыряя пыль босым пальцем ноги. От него сильно несло ладаном, на грязноватой хламиде виднелись бордовые пятна.

— Нет, спасибо, мне бы судьбу…

Ангел вздохнул, наградил укоризненным взглядом бездонных очей и указал на центральные ряды, где было больше всего покупателей. Я подошёл к ближайшему прилавку, но был вежливо отодвинут рогатым карпом. Тот извлек из рукавов расшитого хризантемами халата два толстых свитка, вручил один продавцу и принялся энергично торговаться. На прилавке горками лежали маленькие чуть опалесцирующие шарики. Перед каждой пирамидкой виднелась картонка с изображением животного, растения или насекомого. Под монотонный голос карпа продавец отсчитывал товар, а тот, раздувая жабры, отмечал что-то кисточкой на своем свитке. Приглядевшись, я заметил чуть в глубине, видимо, чтобы нельзя было схватить и убежать, коробки с рисунками людей. Как раз за ними и полез торговец. Посетитель снял чёрную шапочку с янтарным шариком и обрызгал голову содержимым фарфоровой бутылочки. Встретившись со мной взглядом, он зашевелил усиками и замахал плавниками — на всякий случай я поклонился и отошёл. Впрочем, успел заметить, что картинки на коробах и шкатулках похожи на азиатские гравюры, а человечки занимают разное положение в обществе. Принцип понятен, чего тут непонятного. Снабженец за новыми перерождениями пришел — кто на что наработал. Или приплатил, кто их там разберёт.

С этими мыслями я дошел до прилавка, у которого толпились ангелы и подождал, пока они закупятся. Тучная тетка с гидроперитными кудряшками взвешивала для горбоносого красавца-блондина в доспехах один мешок за другим. "Что, опять Мишами модно называть? Который год подряд, а ты, бедняга, света белого не видишь уже…" Тот лишь вздыхал.

При виде меня продавщица посуровела.

-Ты кто такой? Из новеньких что ли? Какой-нибудь Лорикэрик, Пятвчет или Полиграф? Да не, эти отоварились вроде… Неужто Влапудам?

Я помотал головой. Теткино лицо вытянулось.

— Накладную давай. Что,нету? Тогда давай, проходи, очередь не задерживай. Много вас тут ходит, на дармовщинку-то…

По всему выходило, что новой, нераспечатанной судьбы для Вовки мне не получить. Впрочем, шанс оставался. Если этот Базар похож на обычные, то должен тут быть и свой блошиный рынок. И свой чёрный рынок. С этими мыслями я пошел сквозь ряды. Покупатели везде отдавали торговцам документы — на рисовой бумаге, пергаменте, каменных скрижалях, офсетке, кости, дереве или коже. Никто не перемигивался, не предлагал "договориться". Только зря теряю время.

…Он сидел чуть в стороне и от прилавков и от толчеи коробейников. Перед этим серым человечком на газете стояли три стаканчика. Старая как мир игра. Даже здесь разводят лохов.

— Подходи, не стесняйся! Проверь свою удачу, Санёк.

И действительно, терять нечего. Потому что ставить нечего.

— Ошибаешься. Можешь сыграть на свою судьбу.

— А если проиграю?

— Твоя жизнь закончится. Сердечный приступ, или инсульт. О, да ты пьян? Захлебнёшься рвотой, как настоящая рок-звезда, много их было одно время… Это неважно. У тебя ведь два шанса из трех — или все останется как есть, или ты выиграешь ещё одну судьбу. Хромую судьбу на нелёгкую долю — махнемся не глядя? Да шучу я, шучу.

— Ты кто такой?

— Куда важней, кто ты. И как сумел пробраться сюда. Ты ведь не шаман, не служащий канцелярии Ян Вана, не из Небесной, не из Хранителей, да и на одну из Мойр не сильно похож… Значит, впрягся за тебя кто-то. Или удача у тебя дерзкая. Фарт шальной. Соглашайся! Ныл, что плохо без братца, а сам не хочешь даже подраться за него… Как это типично…

— Уж не тебя ли зовут Отцом Лжи, разговорчивый ты наш? Нет тебе веры ни на грош. Но в одном ты прав — кто я буду, если так впустую шанс упущу? Играть буду на своих условиях, наперсточник. Первое — без обмана. Второе — новую судьбу на кон, нулёвую, нераспечатанную, без подвохов и оговорок. Третье… Три кона играем. Кто два кона выиграет, того и взяла. Если хоть один раз выиграю, при своих остаюсь. Блевотиной пусть Сиды Вишесы давятся, не я им чета.

Глаза наперсточника заблестели.

— По рукам?

— По рукам.

— Ну смотри, Санёк. Вот три стаканчика и два шарика. Одна пустая могила, и две с… хммм… жильцами. Угадай пустую — пуста и будет. Два раза угадаешь — и твоя пуста будет, и брата твоего. Готов?

Вот подловил так подловил. Но я не сдамся.

— Кручу-верчу, обмануть хочу!

Мельтешат шарики. Расплываются перед глазами.

— Вот!

Стаканчик откинут. Издевательски блестит чёрный шар.

— Оп-па! Ошибочка вышла? Не грусти, Санёк, еще два кона впереди.

Снова вскипела круговерть. Кажется, не два шара, а двадцать два мечутся среди памятников… Каких памятников? Стаканчики были, стаканчики и есть — вон один помялся немножко сбоку…

— Стоп!

Не может быть! Это шар такой чёрный, или в глазах темнеет? Не разобрать…

— Ну что, поехали? У нас все без обмана, одна ловкость рук.

А мне почудился Вовка, каким видел его в последний раз. Он улыбался во все тридцать два, грозился настоящего дербентского коньяку привезти и с невестой познакомить… Я прикрыл глаза. "Прости, брат. Не смог." И, не глядя, накрыл кружащиеся стаканчики ладонью. Смял. Пусто.

Пусто?! Жить! Я буду жить. Вот только зачем?

Наперсточник криво усмехался мне в лицо. Глаза его были как у недавнего ангела-забулдыги — синие-синие.

— Понял, да? Поздно только понял. Но хоть при своих остался, повезло тебе.

— Я хочу сменить условия. Пусть одна могила останется полной. Но с другим жильцом.

— Это вообще-то против правил… Но я согласен.

— И без обмана и оговорок?

— Без, без. И даже без изъяна. Новый год все-таки. Но с Вовкой ты больше не встретишься. Такова плата.

— Я согласен.

— Эк ты быстро. И даже про то, что уготовано тебе, не спросишь?

— А зачем? И так скоро узнаю.

— И то верно. Ну что же. Сделка совершена. С новым годом, Санёк! С новым годом, Вовка!

Владимир потоптался в коридоре, отряхивая снег с ботинок. Руки его оттягивала сетка с мандаринами и шампанским и нарядная коробка со швейцарскими часами с кукушкой. У сестринского поста стояла кривая искусственная елка с разномастными шариками. Надпись на самодельном плакате гласила "С новым 19.. годом!"

Поставив сетку на стол медсестры, художник с надеждой заглянул ей в лицо.

— К…, Александр К…, поступил сегодня, я могу его увидеть?

Пожилая сестра подняла взгляд от журнала и вскрикнула. Это лицо, но украшенное гематомами и трубками она видела всего полчаса назад.

— Вы его брат, верно? Врач сказал, состояние очень нестабильно, пока никаких посещений.

— Но…

— Никаких "но". Вообще чудо, что его смогли довезти живым. Под праздники вечно все носятся как ошпаренные, никаких правил не соблюдают!

Владимир не слушал. Еле переставляя ноги, он побрел по коридору. В спину что-то кричали, но ему было все равно. О трагедии узнал уже в аэропорту, бросил съёмочную группу, помчался в больницу... Почти опоздал.

Человек в белом халате, вышедший из палаты, отшатнулся было, но взял себя в руки.

— Простите, нервы. Владимир К…, верно? Мне очень жаль… КАМАЗ, гружёный, я мало что мог сделать…

— Я должен его увидеть.

Хирург вздохнул.

— Это против правил, но… Наденьте халат.

Владимир с трудом узнал изуродованное лицо брата. Остальное было скрыто простынями, однако даже так было очевидно, что тело обрывается на уровне бедер.

— Обширные внутренние повреждения, разрывы, позвоночник сломан… — шелестел за спиной голос врача.

Умирающий открыл глаза.

— Не… ищи… меня… Живи… сам… Время дорого!

В забытой всеми коробке умиротворяющее тикало.