Сделать шаг
— Тридцать три раза массаракш!
Если день начинается с ругани, значит, сегодня дежурный офицер ротмистр Тэцу. Железно.
— Спите? А Отечество пусть снегом заметает???
Дневальный подошел строевым шагом, попытался доложить, сколько активных штыков сейчас в роте и через какой отрезок времени планируется побудка, но ротмистр отстранил его и сам скомандовал во всю мощь своей луженой глотки:
— Рота, подъем! Живее, сонные ящерицы, не копаемся, массаракш!
Кандидат в действительные рядовые Гай Гаал замер в строю среди своей секции и добросовестно поедал глазами начальство. Сильные снегопады не были чем-то необычным на хонтийской границе, но ротмистр распинался так, как будто заурядная задача — выйти всем личным составом и привести в уставной вид расположение части — приравнивается к настоящему подвигу.
— Кто за вас будет снег расчищать, дармоедов? Неизвестные Отцы??? А оно им надо?.. Так и будете сидеть в сугробах по уши, и никакой Барн Колаз до вас не дойдет…
Барн Колаз… Добрый седобородый старик, который приходит посреди зимы и приносит награду хорошим детям, оставляя в подвешенных под крышей варежках подарки за хорошее поведение и гнилушки за плохое. Такой милой довоенной жизнью повеяло от этого сказочного образа, что Гай и сам не заметил, как расплылся в непосредственной детской улыбке.
Тут же перед его лицом, стирая ностальгические воспоминания, возник разъяренный офицер.
— Кандидат, массаракш-и-массаракш, чего ты щеришься? Я сказал что-то смешное???
— Никак нет, господин ротмистр! Виноват, господин ротмистр! Осмелюсь доложить…
Не дав ему договорить, ротмистр Тэцу чуть присел на полусогнутых и с резким выдохом выбросил вперед правую руку. Едва коснувшись солнечного сплетения кандидата Гаала, он тут же отдернул кулак. Рукоприкладство по отношению к нижним чинам, которое, как написано в учебниках, цвело махровым цветом в императорской армии, сейчас не поощрялось ни в Гвардии, ни в строевых, ни вспомогательных частях, и почти не практиковалось. Многие новобранцы пугались этой шутки, но Гай был заранее предупрежден земляком из старослужащих, поэтому стоял по стойке "смирно", не дрогнув ни единым мускулом на лице.
Ротмистр одобрительно приподнял вверх рассеченную вертикальным шрамом бровь, но вслух сказал совсем другое:
— Вы тут еще мамкиными пирожками ходите, позволяете себе улыбочки, разговорчики в строю. А враг ждать не станет, пока из вас дурь штатская выйдет. Когда мы сядем в наши машины и двинем в зону атомных ловушек, все эти хиханьки да хаханьки вам выйдут боком. Поэтому мне и приходится выбивать из вас гражданскую пыль, чтоб вам от нее в бою не чихалось. А вы, небось, думаете себе, какой нехороший, злой и недобрый этот господин ротмистр. А вот ошибаетесь. Время сейчас такое, что милосердие оборачивается жестокостью, и только в жестокости заключается истинное милосердие…
"Какие правильные и нужные слова" — подумал Гай. Ему вспомнилось, как быстро и необратимо пожирала война большую и дружную семью Гаалов. Вереницей прошли перед глазами отец, пропавший без вести на фронте, бабушка, затоптанная на вокзале при эвакуации, десятилетний братишка, умерший от дизентерии, мать, в считанные недели сгоревшая от чахотки, старшая сестра, по нелепой случайности оказавшаяся в тюрьме. И если бы не Неизвестные Отцы, кто знает, сколько еще невинных людей могло бы пострадать?
Щемящее чувство тоски и жгучей жалости, неимоверная благодарность Неизвестным Отцам, всё это встало поперек горла зудящим комком, протолкнуть который можно было только песней.
— Боевая Гвардия тяжелыми шагами идет, сметая крепости, с огнём в очах!
Пели все. Пели истово, вкладывая душу в каждую строчку. И не было такой силы, которая помешала бы им допеть до конца.
— Сверкая боевыми орденами, как капли свежей крови сверкают на мечах!..
Надсаживая простреленную грудь, ротмистр Тэцу орал чуть ли не громче всех и, лишь завершив последний куплет "Когда в бою гвардейские колонны, спокойны Неизвестные Отцы!", закашлялся, обшлагом черного френча утирая выступившие слёзы.
— Так, о чем это я?.. Ну да, снег. Лопаты получите у каптенармуса. Капралам задачи нарежет комендант. Вольно, разойтись! — Еле слышно прохрипел задыхающийся офицер.
***
Между ужином и отбоем полагался час "личного времени". Кандидат Гаал сидел один в комнате для самоподготовки и надраивал ветошкой кокарду на берете и бляху на ремне. На черной форме Боевой Гвардии, в отличие от серой армейской, медные части выделялись не так отчетливо, поэтому гвардейский шик требовал ежедневно "драить медяшку". Только какой-нибудь старый хрыч, заплесневевший на штабной должности, мог допустить, чтобы у него позеленели пуговицы, настоящие гвардейцы-молодцы всегда сверкали как на параде.
Говорили, что их униформа — черные комбинезоны, сапоги с короткими голенищами и берет (обязательно сдвинутый на правую бровь!) — произошла от танкистской. Якобы некая гвардейская танковая дивизия была одной из первых, поддержавших Неизвестных Отцов почти два десятка лет назад, когда они еще не были Отцами, но были всё так же неизвестны. Именно поэтому автобронетанковая подготовка до сих пор остается неотъемлемой составной частью обучения гвардейцев.
Почему Боевая Гвардия также исполняет полицейские функции сил быстрого реагирования при задержании и конвоировании опасных государственных преступников,
Гай не задумывался, а ему никто не объяснял. Какая разница? "Сейчас на нас всё держится" и баста. Говорят топить белые субмарины — мы топим. Говорят ловить выродков — мы ловим. Говорят охранять воспитуемых — мы охраняем. Сказали сегодня снег чистить — мы расчистили. Скажут завтра Неизвестные Отцы: "Прыгни в пропасть", так он прыгнет. Даже не спросит, зачем. Надо, так надо.
В коридоре раздались несмелые шаги, скрипнула дверь, и в комнату вошел кандидат в рядовые Эдет Дарва из его секции. Глаза у него неестественно блестели, но запаха сивухи не было. Глядя на то, как он нетерпеливо притоптывает ногами, Гай понял, что его просто распирает от желания поделиться какой-то тайной. Дарва плотно прикрыл фанерную дверку, наклонился и шепнул:
— Слышь, Гаал, чо скажу. Ты тока не думай, что я псих, ладно?
— Не думаю. — Пожал плечами Гай.
Воспоминания о проверке перед зачислением в кандидаты были еще чрезвычайно свежи в его памяти. "В Гвардии место только кристально чистым, без оглядки преданным, способным на всё". Требования по здоровью соответствовали. Только "неограниченно годен", даже если "годен с незначительными ограничениями", уже светит армия. Исключения — только для боевых ранений, подтвержденных значками и нашивками.
— Короче, эта… Барн Колаз — существует.
Гай Гаал не верил в доброго деда лет так с восьми. Возможно ли сохранить эту наивную светлую веру незамутненной до восемнадцати годков?
— Выродком буду, Гаал, если вру. Я сам не верил. Но он здесь. Ходит в длинной шубе, с мешком — всё как положено. Не веришь — пошли, покажу.
Накинув поверх комбинезонов черные бушлаты, кандидаты в рядовые выскочили в снежную круговерть. Эдет Дарва, местный уроженец, ориентировался при снегопаде гораздо лучше привычного больше к песчаным бурям Гаала. Ему фактически приходилось тащить Гая на буксире, словно тягач подбитый танк.
— Не поверил еще? Гляди! — Дарва ткнул пальцем куда-то вперед.
Гаал пригляделся и сквозь метель действительно сумел различить долгополую тень с мешком на спине. Более того, тень эта подошла к стене одного из ангаров и медленно начала подниматься вверх. Неужто класть подарки в варежки? Если найдет здесь хоть одну — Гвардия ходит в перчатках…
— Давай за ним! — Гай рванулся вперед, Эдет чуть отстал.
Разгадка нашлась довольно быстро — старая ржавая пожарная лестница, ведущая на крышу ангара. По полустертому номеру на стене Гай узнал это место — здесь стоял законсервированный имперский танк прорыва и две современных легкобронированных разведывательно-дозорных машины, одну из которых он совсем недавно водил на полигоне.
Дед Колаз тем временем карабкался всё выше и выше, отпуская себе под нос отнюдь не праздничные выражения, а лестница под ним скрипела и шаталась, грозя оставить хороших детей без заслуженных наград, а плохих — ненаказанными.
— Дедушка, подожди! — кандидат Гаал храбро ухватился за поручни и полез за ним. Когда же на лестнице оказался и кандидат Дарва, крапления не выдержали и начали выходить из отсыревшего бетона.
Последним, что успел услышать Гай перед тем, как отключиться, был истошный вопль Дарвы, а последним, что увидел — шестиугольные каменные плиты, припорошенные мелким снежком.
***
— Кандидат в действительные рядовые Гай Гаал! — сделав шаг вперед и приложив палец к носу, отчеканил Гай.
— Кандидат в действительные рядовые Эдет Дарва. — эхом повторил его товарищ.
— Так-так-так… и что это с вами случилось, голубчики? Говорите, упали? — задумчиво протянул доктор Дзягу, похожий на большого благодушного бегемота, по какому-то недоразумению отмеченного двумя значками "За ярость в огне", а также шевронами за участие в рукопашной схватке и за лично подбитый танк.
— Точно так, господин штаб-врач! Упали! — за двоих отозвался Гаал.
— Что-то часто у нас бойцы стали падать. Думаете, доктор Дзягу такой добренький, он вам всё спишет, а господин бригадир покроет, скажет: "Плевать, на то и Гвардия?". Нет уж, хватит с меня. Еще один упавший — и вся рота выйдет на усиленный марш-бросок по пересеченной местности в средствах радиационно-химической защиты. Ясно?
— Так точно… — нестройно протянули кандидаты, хотя ничего им ясно не было.
— Вот то-то же. Идите в шестую палату. Вас там еще один упавший дожидается.
***
— Здорово, чижики! — не вставая с кровати, приветствовал их действительный рядовой Хловор Квадд. — Курить есть?
— Не курю. — Хмуро ответил Гай.
— Опа, а ты чо такой грустный? — Хловор приподнялся на койке и, почесывая брюхо под расстегнутым до пупа комбинезоном, уставился на Гаала. — Может, спляшешь?
— Нет.
— Слышь, щегол, да ты никак Устав забыл?
— Никак нет, господин действительный рядовой, не спляшу.
— А спорим, спляшешь? — Хловор аж присел, чуть ли не повизгивая от возбуждения. — Ты писем давно не получал, например?
— Давно. — опередил Гая Дарва. — Вся рота без почты сидит, считай с самого сезона дождей.
— Ну вот. Чо ж не сплясать-то за весточку из дома? Не порадовать ветерана доблестной Боевой Гвардии, волею злодейской судьбы вынужденного скучать в этом… усилище…
— Может, узилище? — переспросил Гай.
— Нет, ты откуда такой умный взялся, а? Может, ты еще капралом стать хочешь? Или в заочную офицерскую школу пойти?
Продолжая убалтывать, рядовой Квадд приблизился к кандидатам и вдруг пребольно схватил их за носы, выворачивая "сливу" — аж искры из глаз полетели. Гай уже умел драться не только руками и ногами, но и штыком и прикладом и лопатой и даже ремнем с пряжкой, но здесь вновь почувствовал себя беспомощным школьником в грубых лапах старшеклассника.
— Отпусти! — запросил пощады Дарва. — Отдашь письма, будут пляски. Только отпусти!..
— Вот так-то лучше. — рассмеялся Хловор. — Подождите здесь, птенчики. Сейчас всё будет.
***
Действительный рядовой Хловор Квадд в длинном караульном тулупе шел по крыше ангара, постукивая костяшками пальцев то по одному, то по другому раструбу вентиляционной шахты. Наконец, один из них ответил гораздо тише остальных. С торжествующем возгласом он вытащил оттуда достаточно объемистый мешок и начал в нем копаться, приговаривая "Дарва и Гаал… Гаал и Дарва". Ну чисто Барн Колаз пришел одарять детишек — со стороны легко обмануться, если не знать, как оно на самом деле.
Видимо, найдя то, что искал, он выпрямился и приготовился спрятать мешок обратно, но не тут-то было. За спиной у него неожиданно оказался кандидат в рядовые Эдет Дарва.
— Знаешь, я передумал. — нарочито спокойным голосом сказал кандидат. — Плясок не будет.
— Да ладно… — наиграно удивился Квадд, слегка раздосадованный тем, что его выследили. — Ты хочешь сказать, что я зря всё это время поил каптенармуса, таская у него почту для нашей роты?
— Думаю, зря. — на крыше появился Гай Гаал. На этот раз кандидаты лезли вверх по другой лестнице и поодиночке, чтобы не нарушать необычный запрет доктора Дзягу на падения.
— Выследили, значит… — прошипел разъяренный Хловор. — Ну сейчас я вам устрою сладкую жизнь…
— Не устроишь. — Ответил Дарва, показывая спрятанную за спиной металлическую ножку от табуретки. Гаал же молча вытащил из рукава бушлата приводную цепь от дизель-генератора.
Следить за Кваддом необходимости не было. Они знали, что он прячет какой-то мешок на том ангаре, где они грохнулись с лестницы. Не знали только, что он рухнул на них сверху, спускаясь с крыши, когда под ногами внезапно не оказалось обвалившегося лестничного куска. А в лазарет попал раньше их, потому что действительный рядовой был признан более ценным, чем какие-то кандидаты, не прошедшие еще даже крещения огнем, не говоря о крещении кровью.
А вот вооружиться не помешало бы. Выкрав из кладовой свои бушлаты, друзья заскочили по дороге в опустевший по ночному времени слесарный цех, где днём восстанавливалась помятая нерадивыми курсантами техника. Была мысль стащить что-то вроде кувалды, но весь инструмент оказался под надёжным запором. Эдет тогда незамысловато позаимствовал табуретную ножку. А вот Гаю глянулась генераторная цепь. Чем-то она напоминала несколько увеличенную цепь от велосипеда, которой в детстве удавалось успешно отмахнуться от хулиганов.
Но не только поэтому его привлек дизель. Гай довольно смутно помнил ядерную энергетику имперской эпохи, оставившую после себя не только автоматические танки на атомном приводе, но и целые автономные укрепрайоны. Увы, большинство наиболее крупных и близких к поверхности месторождений тяжелых металлов остались в отколовшихся после войны провинциях. И он до сих пор не мог забыть, что это такое — растягивать одну свечу на несколько дней, оттого и не сомневался в том, что худо-бедно отапливающие и электрифицирующие Отечество, заполоняя окружающее пространство густым смрадным дымом, ТЭЦ — целиком и полностью заслуга Неизвестных Отцов. А генератор казался ему теплостанцией в миниатюре — маленький символ победы человеческого разума над холодом и тьмой.
Рядовой Квадд под угрозой непосредственного физического воздействия изменился до неузнаваемости. Рухнув на колени, он бормотал "Не бейте, ребята… Ребята, не бейте…" и суетливо рылся у себя за пазухой.
— Ваши письма… Я их вам отдам. Сейчас… Не подходите ко мне с этим железом…
— А зачем нам тебя бить? — брезгливо протянул Гай. — Мы просто пойдем в роту и расскажем всем, что они столько времени не получали писем из-за того, что кому-то захотелось урвать себе немного власти над братьями-гвардейцами. А сами тебя и пальцем не тронем. Правда, Эдет?
На Хловора Квадда было жалко смотреть. Он живо представил себе, в каких условиях будет проходить его дальнейшая служба. И эта перспектива ему очень не понравилась.
— Нет. — твердо ответил Дарва. — Почту ребятам я отдам сам. Скажу, что нашел случайно потерянный кем-то мешок. А он завтра же напишет рапорт о переводе в армию. Крысам не место в Гвардии…
***
Дарва и Квадд ушли. Один преувеличенно твёрдой походкой человека, с удивлением обнаружившего где-то в глубинах себя крепкий внутренний стержень. Другой — заплетаясь и путаясь в ногах, словно приговоренный к смертной казни, которому в последний момент заменили расстрел пожизненной каторгой. Сейчас-то он пьян от счастья, но потом…
Мировой Свет горел тускло, как и положено ночью. Но расположение отдельной Хонтийской бригады Боевой Гвардии полностью освещалось прожекторами с охранных вышек, поэтому обратный адрес на полученных Гаем двух конвертах виделся более чем отчетливо. На первом стояло "Тати Ивольв", на другом — "Рада Гаал".
Колебание было недолгим. Кандидат Гаал в радостном предвкушении разорвал конверт письма от Тати. Там было всего три строчки, каждая из которых ударила по голове как новейший четырехствольный ракетомёт по закаленной танковой броне.
Разлюбила.
Прощай.
Не пиши.
***
Гай стоял на краю крыши старого ангара. Ветер бросал в лицо крупицы холодного, колючего немного радиоактивного снега. Сфера Мира спускалась с востока и поднималась на западе, и вокруг был только снег — и спереди и сзади и справа и слева и сверху и снизу. Лететь было невысоко — чуть больше, чем два его роста, да еще сугроб с подветренной стороны как минимум ему по пояс. Но от того, что всё вокруг было белым-белом, ему казалось, что он один во всем огромном мире и под ногами у него разверзлась ледяная бездна.
"А как же Рада?" — шепнул внутренний голос.
"Прости, сестрёнка" — подумал кандидат Гаал, бережно вскрывая второй конверт.
Старшая сестра, заменившая ему мать, сейчас была самым родным и близким человеком. Когда она после полицейского налёта на подпольные "Женские бега с тотализатором" оказалась в тюрьме, Гай переживал так, как будто второй раз теряет маму, но всё равно верил — разберутся, отпустят, не может такого быть, чтобы Неизвестные Отцы позволили осудить невинного человека.
Рада писала, что пробыла в тюрьме совсем недолго. Когда выяснилось, что она бегала в основном за еду и мизерный процент от выигрыша, ей прочитали короткую лекцию о морали и концепции общественного здоровья, мягко пожурили за недоносительство и отпустили на все четыре стороны. Она осталась без денег, жилья и работы. Голодала, перебивалась случайными заработками и даже не могла наскрести на марку, чтобы послать весточку брату в Гвардию.
А потом совершенно случайно встретила дядюшку Каана. Оказывается, правительство все-таки решило возобновить работу его университета. Отечеству для чего-то вдруг снова понадобилась захиревшая в смутное время наука об ископаемых ящерах. Так что дядюшке вернули две комнаты в его реквизированной квартире, дали паек и положили твёрдый оклад. А еще в одну из комнат ей удалось прописаться как ближайшей родственнице профессора Каана.
Но и это не всё. Она по счастливому стечению обстоятельств получила место официантки в столовой мамаши Тэй и завтра выходит на работу. Под репутацию заведения Тэй она взяла немного денег в долг, чтобы купить чистое платье, а заодно приобрела и конверт с маркой. Правда, адреса его она не знает, поэтому надписала просто "Боевая Гвардия, Гаю Гаалу". Народ любит свою Гвардию, так что может быть, на почте не будут ругаться, разберутся, кому и как доставить послание.
Письмо заканчивалось так: "Ты знаешь, братишка, я тут подумала, что не стоит отчаиваться даже в самой трудной ситуации. Главное — найти в себе силы и смелость сделать шаг вперед. Просто сделать шаг. И надеяться, что он сможет началом нового большого и светлого пути.
Целую. Твоя сестра Рада".
— Как же это правильно — подумал Гай. — Просто шаг. Всего лишь шаг, а так шаг за шагом выйдешь куда-нибудь подальше от снега и слякоти. Не нужны мне эти хонтийцы, всю жизнь бы их не видеть, буду проситься на Юг, пусть мутанты, но там хотя бы тепло…
И так легко и сладостно стало у него на душе, что он набрал побольше воздуха в легкие и закричал:
— Боевая! Гвардия! Тяжелыми! Шагами!..
— Идет! Сметая крепости!.. — Подхватили откуда-то снизу Дарва и Квадд.
Как же можно было подумать, что он — совсем один? Нет, вокруг наши гвардейцы-молодцы, славные ребята, за каждого из которых можно пройти огонь и воду, а потом вернуться и снова пройти. Вот как они славно распевают, стоя в едином строю на вечерней поверке, пока мы числимся лежащими в лазарете.
— С огнём в очах, сверкая боевыми орденами, как капли свежей крови!..
Бригада горланила гимн в полном составе. Стоявшие на плацу отбивали такт прикладами по пряжками. Повара размахивали черпаками, а писари — перьями. Все они думали, чувствовали, даже дышали как один человек.
Песня закончилась. Стучало в висках, покалывало кончики пальцев. Кандидат в рядовые Гай Гаал долго не мог понять, где он находится, что с ним случилось, и что ему надо делать.
"Просто сделать шаг" — бросилась ему в глаза фраза из зажатого в кулаке письма.
…и Гай сделал шаг в бездну.