Новогодье

— Вот ты говоришь, не бывает на свете чудес, сказки всё это, на вроде тех, что в детстве нам рассказывают. И всему можно дать научное объяснение, а если сейчас нельзя, значит, наука до этого пока не дошла, но непременно дойдёт в будущем.

Пирамиды те же Хеопса вон тоже думали, что инопланетян дело, а нет, нашлись умные люди, объяснили, есть, говорят, такая метода, что голыми руками эдакую махину можно отгрохать! Нам бы на завод такую методу, а то вон пятый год третий корпус достроить не можем, он уж разваливаться начал…

Я ведь и сам считал, что нет чудес, блажь всё это и умозавихрения. Как-никак человек с образованием, ПТУ закончил, и четвёртый разряд на заводе имею. А что выпиваю, так кто не без греха? Да ведь и пью в меру, исключительно по выходным, а если на неделе когда грех выпадет, то исключительно в компании потребляю. Но, это я отвлёкся. Речь то о чудесах шла. В общем, в чудеса я до прошлого года не верил. Страшно подумать, всего-то две недели назад был, самый что ни на есть, матерьялист! А вот ведь как оно, Михалыч вышло, вот оно что… Есть чудеса на свете! И Бог, есть. Откуда знаю? Было мне Михалыч знамение. Или видение, уж не знаю как и назвать. Что пил, что пил! Да ничего, можно сказать такого и не пил. Нет, ну накануне выпили ясно дело с корешами, но, тридцать первого как стёклышко! Новый Год, как-никак, семейный праздник. Да ещё Ленка, зараза последнюю тыщу выклянчила. А я что, я по пьяне добрый, отдал. Наутро хватился, а она — накося-выкуси, уже всё потратила… Что, сколько с корешами пили? Да как все, по пол литра на рыло. Давно? Как с двадцать пятого декабря начали, так и пили. Почему так рано? Эх ты, а ещё интеллигентный человек! Католическое рождество ведь, грех не выпить. Бог, он-то ведь один… Говоришь, не надо было? Нет, ну может какой там террорист и гнушается за католиков пить, а мы Михалыч люди толерантные и политкорректность блюдём. Поэтому встретили Католическое Рождество, как своё. Ну, каюсь, может, и перегнули слегка палку, но, знаешь, где политика замешана лучше перебдеть. Опять ты меня сбил. Политика то тут причём, я ж о Чуде тебе рассказать хотел, от которого у меня в жизни полный переворот случился! Слушай, и не перебивай!

В общем, наутро того дня проснулся я с похмелья. Сунулся, денег нет. Я к Ленке. А она мне кукиш под нос. Смешны мне, говорит, твои притязания. К нам сегодня гости придут, а тебе лишь бы нажраться. Некультурная женщина, прости Господи. Я — то ведь о-по-хме-лить-ся хотел, а не выпить! А это два принципиально разных процесса. Знаю, говорит она, твоё опохмелиться! Усвищешь на весь день и придёшь под вечер, бухой в стельку. Сиди, говорит, и не отсвечивай, а то мало не покажется.

А я что, разве могу женщину обидеть? Тем более, если она меня на полголовы выше и на добрый десяток килограмм тяжелее? Сел и сижу. А душа-то горит…

— Дай, — прошу, хоть на пиво!

— Отстань, ирод! Не беси.

— Человек ты или нет?! Тошно мне, не видишь? Ну, дай!

— Тебе всю жизнь тошно! Взрослый мужик, а хуже ребёнка! Вот говорила мне мама…

— Ну, завела свою волынку... Жалко тебе что ли, тридцати рублей? Мои ведь деньги-то, заработанные!

— Ой, да на тебе на пиво, только уйди с глаз моих, достал!

Деньги мне кинула, отвернулась и кастрюлями забрякала.

— Ты ж моя ласточка!

— Иди, алкашина!

Вышел я на улицу, отоварился в ближайшем киоске, да и задумался. Домой идти — неохота, Ленка не в духе. К корешам тоже не вариант, была бы у меня поллитра водки, другое дело…

А на улице — красота. Солнышко светит, снег блёстками переливается, и пахнет свежевыстиранными простынями, как в детстве. Зачем, думаю, куда-то идти, присел на скамеечку в ближайшем скверике, пробку культурно в урну выкинул и сижу, лечусь. Вокруг ребятишки носятся, снежками кидаются, в царя горы играют. Вдруг, БАБАХ!, прямо у моей ноги петарда взорвалась. Я аж вздрогнул. Только хотел отругать пацанов как следует, голову повернул, никого поблизости нет. Как носились детишки, так и носятся. Кто петарду кинул — непонятно. Думаю, неужели показалось?

Я потом только понял, что это он меня так отвлекал. Потому что пока я головой туда-сюда вертел, он и появился. Кто? Да Дед Мороз конечно! В красной шубе, шапке с посохом, только без мешка. Нет, не артист, настоящий. Хотя, я сначала тоже подумал ряженый. Ну кто, дожив до сорока лет в сказки верит? Одно только меня сперва насторожило, борода. Натуральная до ужаса.

— Здравствуй, — говорит, — Александр.

— И тебе не хворать, дедушка, — засмеялся я. — Имя-то моё, откуда знаешь?

— Да я всё про тебя знаю, непутёвая ты душа, — отвечает.

Конечно, я удивился. Решил даже что это кто-то из знакомых меня разыграть решил. Всмотрелся в Деда Мороза попристальней — нет, не знаю его. Высоченный детина, широкий, но не толстый. Лицо как из камня вырезано, а глаза — лёд. Как у командира нашего в армии. Суровый мужик был, спуску ни кому не давал. А лет Морозу и не поймёшь сколько. Говорю же, лицо как каменное.

— А с чего, ты решил, что я непутёвый?— мне стало интересно

— Да уж видно, дрянь человечишко. Может и могло из тебя что выйти, да утопил ты свою душу в вине. Так и знай, замёрзнешь этой зимой под забором, уж я прослежу…

Я аж пивом поперхнулся от таких слов. — Ты что это, мужик, с головой не дружишь? За такие слова и по хлебалу получить можно.

Он усмехнулся в ответ и ногой притопнул. И бутылка, что у меня в руке была, вместе с пивом превратилась в кусок сплошного льда. Я так рот и раскрыл. А он ещё раз усмехнулся, и она рассыпалась брызгами.

— Ты, это чего? — ошалел я.— Ты кто, вообще?

— Я-то? Дед Мороз. Дух Зимы, Хранитель Холода. Предки ваши меня хорошо знали и чтили. Правда, с приходом Христианства забыли меня, аж до начала двадцатого века, но теперь я снова в силе. Не в той, что раньше, понятно, не так в меня верят, но, всё же. Кой чего могу.

— Дед Мороз? Настоящий? — нет, если бы не бутылка пива, я бы точно решил что он городской сумасшедший. Ходила тут у нас по утрам одна такая дама, лет шестидесяти. На каблуках, в руках икона, на голове накидка, на вроде фаты…Христова Невеста.

— Тебе, может, ногу отморозить, чтоб поверил?— ухмыляется этот упырь ледяной.

— Тебе же добрым быть полагается, ребятишек радовать. Я ж сам тебе маленьким письма писал!

— Ну, это сейчас полагается…А вот раньше, всякое бывало. А сейчас да, сейчас я только ребячьими делами занимаюсь.

— А от меня-то тебе что надо?

— По делу я к тебе. Для начала поговорить, а потом, может и наказать. Оставлено за мной такое право, справедливость вершить, в исключительных случаях, конечно.

— Да что за вина-то на мне? Человек я мирный, муху не обижу! Откуда такая напасть на мою голову! — взвыл я.

— А это с какой стороны посмотреть. Добра-то от тебя тоже немного. Ты когда алименты последний раз на сына платил?

— Чего? — от такой наглости у меня дух перехватило. — Ты хоть говори, да не заговаривайся. Танька меня сама выгнала и наказала, чтоб духа моего в её доме не было. И про сына велела забыть. Говорит, лучше никакой отец, чем пьющий, стерва. Подумаешь, один раз пацана из садика не забрал, так ведь на то причина была — Серёгу мастером поставили, не выпить вместе со всеми — обида выйдет…

— И что, советь тебя не мучит?

— С чего вдруг? Я себя тоже не на помойке нашёл, и бегать за ней унижаться не собираюсь! Раз я там не нужен, значит и денег моих им не видать!

— Не получается с тобой, видно, добром….

С этими словами Мороз наклонился ко мне поближе и дохнул прямо в лицо. И такой вдруг холод по телу разлился, словно в жилах у меня не кровь, а вода ледяная. Жутко мне стало до дрожи.

— Пощади, Морозушко, — еле онемевшим языком выговорил.

— Люди, люди, что же вы не меняетесь то совсем? Вот, хоть бы раз сразу добром договориться.

— Всё сделаю, что скажешь! — горячо заговорил я, чувствуя, что ледяная рука сжавшая нутро, начала потихоньку таять.

— Вот и ладно, вот и хорошо. Для начала, купи— ка подарок, да сходи, поздравь Алёшку, с Татьяной по душам поговори. Повинись. А там разберёшься. Да смотри мне, не исполнишь сего — пожалеешь. Сейчас моё время! В бараний рог согну!

— Не сомневайся, слово даю! Только скажи мне, Бога ради, с каких пор Дед Мороз в судебные приставы подался? — не утерпел я.

Мне показалось, он смутился. — Да всё из-за писем ребячьих. Знаешь ли ты, что я помогаю сбываться только Настоящим, Заветным Желаниям? Тому, о чём ребятёнок всем сердцем мечтает, всей душой.

— Так это выходит Алёшка о чём мечтал-то? — не понял я.

— Эх ты, пропащая душа..— вздохнул Дед Мороз и протянул мне непонятно как очутившийся в его лапище листок бумаги.

На нём, корявыми, разлапистыми буквами, разноцветными фломастерами было написано:

Здрастуй Дедушка Мороз!

Весь год я вёл сибя хорошо. Памагал маме и слушался воспитательницу. Пажалуйста, пусть папочка вернётся! Я па нему очень скучаю.

У меня аж горло перехватило.

-То то, непутёвый. Проняло?

— Проняло, — согласился я. — Не забыл, выходит сынок. Родная кровь, как никак, не вода.

— Так чего тогда ты тут рассиживаешься? Ноги в руки и вперёд! — рявкнул злыдень.

Я как ужаленный вскочил со скамейки и заспешил домой. Правда, один раз не выдержал, оглянулся. Мороза не было. И только разбитая вдребезги бутылка с пивом напоминала о нашем разговоре.

— А зачем вы, любезный Александр Иванович, жёнины серёжки золотые взяли?

— Ну, это случайно получилось. Я же домой-то за деньгами прибежал, ну, чтоб значит, подарок малому купить. А Ленка в крик. Не поверила мне, говорит, ничего святого у тебя, ирод нет, постыдился бы! Я вижу, баба не в себе, ушёл в комнату, от греха подальше. Сижу, думаю, что делать. Смотрю — шкатулка на столе с Ленкиными украшениями. Гости же скоро придут, ясно дело, ей при параде надо быть. Ну, я и взял серёжки, что сам ей на восьмое марта дарил. Взял и утёк потихоньку. В ближайшем ломбарде заложил, купил машинку радиоуправляемую и к Таньке пошёл. Не скажу, что рада она мне была, но сына поздравить разрешила. Алёшка рад был, аж светился весь! И мне на сердце тепло так стало, когда его увидел, что я даже чуть не прослезился.

— Жена однако, вашей радости не разделила…

-Не разделила… С порога сковородкой приголубила. Но ничего, она у меня хоть женщина на руку тяжёлая, но с понятиями.

— Это да. И Скорую Помощь вызвала и передачу вон вам передала. Правда, спиртное я изъял, нельзя вам ещё.

— Да чёрт с ним, со спиртным! Я может, новую жизнь хочу начать! Ты мне скажи лучше, когда мне закодироваться можно будет?

— Вот сотряс подлечим, и кодируйтесь на здоровье. Только предварительно у психиатра проконсультироваться не помешает.

— Да хоть у десяти! Главное, смысл теперь в жизни появился. Это ведь совсем другое дело, когда ты кому-то нужен, по-настоящему, по правде. Страшно подумать, если бы не это чудище ледяное, потерял бы я сына и не заметил…