Tragedy
Солгавший в одном, лжет во всем.
Народная мудрость
Все давно разошлись по домам, у школьных дверей остался только я. Марина опять задерживалась в библиотеке. Зачем, спрашивается, ей книги, если мы решили… Порыв ветра обдал меня морозным холодом. Я поёжился, и полез в карман за носовым платком.
Прошло ещё полчаса, прежде чем, она появилась. В полушубке, без шапки, так что видны её чёрные волосы, обрамляющие прекрасное лицо. Сразу протянула мне портфель и тяжеленный пакет с книгами. В любой другой день я взял бы вещи и потащился вслед за ней, не произнеся ни слова. В любой другой, но не сегодня.
— Зачем они тебе, мы же…
— Заткнись, придурок. Никогда не соображал своей тупой башкой.
Нет, не сегодня.
— Зачем? — упрямо повторил я.
Марина не изменилась в лице, и даже не влепила мне пощёчины. Она терпеть не могла, когда я перечил ей, или задавал глупые вопросы. По её мнению, все мои вопросы были глупые.
— Нельзя, чтобы меня в чём-то подозревали. В прошлый раз мне не дали уйти, в этот раз у них ничего не выйдет. Увидят стопку книг, подумают, что я планирую всё это прочитать за новогодние каникулы и успокоятся. Дошло, дебил?
Я кивнул, а Марина улыбнулась мне. За её улыбку я продал бы душу.
— Мы сможем, — сказал я. — Мы отомстим им!
Улыбка исчезла с лица Марины.
— Если мы не сможем, я убью тебя.
Сказав это, она громко засмеялась и закружилась на месте. Сумасшедшая.
— Убью тебя, а-ха-ха. Всё. Ха-ха. Идём.
Мы покинули школьный двор, и направились к "Центральному парку культуры и отдыха". Марина шла впереди, напевая что-то из "Нирваны". Я позади, еле поспевая за ней. Ещё и ветер тормозил меня. Пронизывающий, холодный, дул прямо в лицо, заставляя частенько останавливаться и подставлять ему спину.
— Марина, подожди, — просил я.
Она, конечно, шла быстрее.
В парке было многолюдно: лыжники, папы и мамы, катающие детей на санках, фальшивые деды Морозы, работники парка, украшающие голые деревья разноцветными гирляндами, которые тут же покрывались хлопьями снежинок. Марина повернулась ко мне, и кивнув в сторону толпы, окружившей деда Мороза, сказала:
— Противно, да?
Я не ответил.
Выйдя их парка, мы пошли дворами к дому Марины.
— Заглянешь на чай?
От неожиданности я потерял дар речи. Она просит? Не приказывает?
— Д… Д…
Она снова улыбнулась, окончательно растопив моё сердце.
— Дома всё равно никого нет. Так что заглянешь.
Вот. Узнаю любимую.
Дома и правда никого не была. Марина скинула полушубок и сапожки на пол и побежала в свою комнату. Я снял свои сапоги и куртку, аккуратно сложил все вещи на тумбочке. Пройдя в ванну, долго сражался с последствиями мороза, высмаркиваясь и натирая замёрзшие щёки горячей водой.
Чай, конечно же, заваривал я. Налил кипяток в стаканы, и опустил в них пакетики.
— Иди в зал, — раздался голос Марины. — Торт не забудь. И давай, тащись быстрее, черепаха.
Марина успела переодеться в футболку и шортики. Такая маленькая и трогательная, она устроилась на диване, забравшись на него с ногами. Подсев к ней впритык, я открыл коробку с тортом, и мы начали есть. Знаете, кто-то любит целоваться, кто-то обниматься, а мы любим есть торт из одной коробки.
— Я приду вечером, — произнёс я, нежно стирая крем с уголка её губ
Марина не ответила, только снова улыбнулась мне. В третий раз за день.
Новый год проходил, как обычно. Дом был забит роднёй, гостями. Человек двадцать, не меньше. В двенадцать часов все прослушали поздравление президента, глотнули дежурного шампанского и набросились на еду. Я почти не ел, только постоянно глазел на часы и искал возможности улизнуть.
Ждать пришлось недолго, достаточно было дяде Игорю включить караоке, как внимание всех взрослых переключилось на поющих.
Я осторожно прокрался в комнату отца, открыл сейф и забрал чёрную коробку. После накинул куртку, выбежал из дома и побежал к Марине.
Мы жили в одном дворе, и там же у нас было тайное месте. Я бы сказал, где оно находилось, но тогда от тайны не осталось бы и следа.
Марина ждала меня. В мечтах я представлял, что она кинется мне на шею и предложит плюнуть на нашу затею и убежать ото всех куда подальше. В реальности, она вытащила из кармана свёрток и потрясла им перед моим лицом.
— Принёс, придурок? Я тебя уже два часа жду! Идиот!
Я не нашёлся, что сказать, только вытащил чёрную коробку. Может, Марине стало стыдно, а, может, и нет, но она села прямо на снег, подтянула колени к подбородку и тихо произнесла:
— Извини. Мне просто страшно.
Я сел напротив неё, положил свои ладони на её.
— Уйдём? Уйдём, а? Марина?
Она покачала головой.
— Нет, мы не должны их прощать. Ты же понимаешь меня, да?
Я понимал её. Тот день, когда я сам узнал правду… Когда узнал, что его не существует. Что все эти подарки, письма, которые мы писали ему… Мир будто рухнул. С самого рождения нам врали. Без стеснения, с улыбкой на устах. И страшно было подумать о том, чего ещё мы не знаем? В чём они продолжают врать, считая нас глупыми десятилетками.
— Мы уйдём вместе. Я и ты, — голос Марины дрожал. Она развернула свёрток и вытащила пистолет.
Я открыл коробку, и тяжело вздохнув, взял в руки оружие.
Предохранители мы сняли одновременно.
Ещё тогда, год назад, мы договорились, как всё сделаем. Но теперь, смотря друг другу в глаза... Я не выдержал. Отвернулся. Зажмурился.
— Нет, нет, нет! Идиот! Не так. Смотри на меня!
Я замотал головой.
— Я не смогу выстрелить в тебя. Я люблю тебя!
— Любишь?
— Да!
— Тогда смотри мне глаза! Смотри! Я не хочу уйти, не видя твоих глаз.
— Я не смогу. Марина…
— Сможешь! Ведь я тоже люблю тебя! Ну же, открой глаза и стреляй!