Праздник к нам приходит
Идея покататься на колесе обозрения пришла к Петровичу не просто так, а после просмотра "Ледникового периода". Или "Танцев на льду". Или "Льда со звездами". Или как там называются эти покатушки? В общем, вы поняли.
Почему именно на колесе обозрения? Должно быть, из-за рода деятельности. Кто на тракторе всю жизнь отпахал — о тракторе в ответственный момент и вспомнит. Вот хлопнет стопку водки, посмотрит на улыбающееся лицо ведущего, в ответ на его "вот это талант!" фыркнет невразумительно. А затем огурчиком похрустит, колбаску прожует и непременно вспомнит: "Да фигня эти ваши коньки! Вот я как могу…".
Петрович заведовал аттракционами. Карусель с парнокопытными, качели лодочкой, чашки, с которых приходилось сгонять бомжеватого вида алкашей, горка и оно, колесо ентое — гордость и краса провинциального города N. По бумагам Петрович вроде как инженер-механик, на деле больше сторож и дворник. Кнопочку нажать, винтик подкрутить, бутылки собрать, дорожку подмести — много ума не надо. Чай не столица, Парк культуры и отдыха, а всего лишь "комплекс развлекательных мероприятий" близ супермаркета в бывшем кинотеатре "Садко". С центрального входа продукты, с бокового — стройматериалы. А чтоб детишки не мешали родителям тратить деньги — качели эти построили. Облагораживает.
Доволен Петрович. Хорошая работа, не пыльная. Радость, опять же, детский смех. Мало кто на такой работе долго продержится, кого детское веселье раздражает. День посидишь, поулыбаешься, второй, третий, улыбка-то все сильнее натянута, к лицу приклеена, да и сбежишь куда потише.
Петрович детей любил. Своих у него, правда, не было, да и прожил он всю жизнь бобылем. Потому вечером, как темнело, домой не торопился — телевизор-то можно и в будке глянуть. Там же и здоровье поправить, нервишки подлечить, поговорить с диктором передачи задушевно. Пил одним словом, Петрович, но в меру.
Подступы Новогоднего празднества, как сейчас модно выражаться, "канун", застали его за энтим самым занятием. По телевизору Новый год. Лица все знакомые, от канала к каналу двоятся, троятся, не поймешь, то ли лишнего хватил, то ли так и задумано. Мишура сует, одним словом. И тут эти покатушки. И так криво на него ведущий глянул. С вызовом глянул, зубами белыми оскалился, хитрым глазом подмигнул, мол, не выйдет у тебя ничего, Петрович!
Ну, это мы еще посмотрим!
Сегодня все было против Петровича — земля шаталась, шнурки на ботинках развязались и, бестии, пеленали ноги. Рычажки-кнопочки под руку и те норовили прыгнуть ненужные, а нужные убегали прочь. Но разве могут такие мелочи остановить исконно русского мужика в деле праведном, еще в сказках воспетом? Себя, то бишь, показать. Не бывать тому!
Запустил Петрович механизм, приловчился и закинул грузное тело в расшатанную кабинку. Заскрипела техника, заурчала двигателем. Понесла Петровича в небо черное, звездами и фейерверками освещаемое. Грохотом петард, боем курантов и выстрелами шампанского сопровождалась главная победа человека над разумом. Это потом будут крики зав.персонала, статья в газете и задушевные разговоры с милицией, а может и вовсе не будет их, кто знает? А сейчас…
Сейчас он смотрел на город, озаренный светом уличных огней и вспышками ракетниц. Город, где прошла вся его жизнь, шумная и скрипучая, веселая и древняя, как колесо обозрения. Смотрел и кричал во все горло с высоты: "И все-таки она вертится!".