Согласна ли ты, раба Божья...
«В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог».
Евангелие от Иоанна
«Церковь — как раз то, против чего проповедовал Христос и с чем он заповедовал своим ученикам бороться».
Фридрих Ницше
Согласна ли ты, раба Божья…
Чувствую себя полным идиотом. Хотя это слишком мягко сказано. Но две слезинки в уголках глаз любимой девушки — хоть один мужчина мог бы тут что-то возразить?!
Я и церковное бракосочетание — полный нонсенс. Но нашли компромиссный вариант — глухое местечко, и никого кроме нас… Полузаброшенная деревенька всего-то в двух часах езды от Москвы. Заросшая мхом по самый купол церквушка. Батюшка, которого мы нашли на грядках с картофелем — сражался с колорадским жуком, аки Георгий Победоносец с драконом. Неужели колорадский жук еще не вымер от генных модификантов?
И вот, под венец — после совсем короткого знакомства. Бережно держу ее руку. Какие тонкие изящные пальцы… неужели эти пальчики отстукивали на клавиатуре мелодию, которая смогла восхитить самого Творца Мифа? Но пустое все это. Свое «да» я уже произнес.
— Согласна ли ты, раба Божья…
В этот момент в церквушку вламывается спецназ Святой Инквизиции:
— Именем Верховного Иерарха, вы арестованы!
— Да! — громко и отчетливо произносит она. И, слегка повернув голову, через плечо небрежно и презрительно бросает:
— Вон из храма. Званных сюда не было, а избранный — один. И я сейчас сказала ему — ДА!!!
Места на верхних рядах амфитеатра — слишком шумные, чуть ниже — солнце палит из окна напротив: духота и раскаленный пластик парт. Поэтому я выбираю первый стол с краю. И преподавателя лучше слышно, и сама особо не на виду. Сиди, пиши, читай. Да хоть в облачных замках пари, если лекция скучная.
Но к «Основам словотворчества» — у меня особый интерес. И не только потому, что предмет этот профилирующий для выбранной специальности. Реально интересно, как из поколения в поколение люди вершат судьбы мира силой слова. Применять ее нужно аккуратно, выверено. Ведь силой, в Слове скрытой, не только созидать можно, но и разрушить то, что создавалось веками.
Кому-то же удавалось только Словом сдвигать, казалось бы, недвижимый пласт истории?! Или это просто стечение обстоятельств, которые сошлись в одну точку? Неподвластный нам рок, судьба, фатум? А, может, Небеса всегда оставляют человеку возможность выбора: малодушно сдаться без боя или принять вызов на поединок, хоть и заведомо неравный?
Пусть не дано человеку так владеть Словом, как Отцу нашему Небесному. Но ведь и отец наш земной, Верховный Иерарх, и его виртуальный оппонент — Творец Мифа — умеют такие слова подбирать, что иной раз от восхищения дух перехватывает. Пусть и по разные стороны баррикад они стоят. И я хочу постичь секреты их мастерства, на тот же уровень подняться.
Смотрю на часы, до конца лекции — три минуты. Как раз точно укладываюсь.
— Должна ли в конце рассказа обязательно ставиться точка? Допустимо ли многоточие? Или восклицательный знак? А если — сразу три восклицательных знака?! Это косвенное подтверждение неполной творческой состоятельности автора? Или слегка нарочитая демонстрация уверенности в своих силах: «Правила — для всех. Кроме тех, кто выше них».
И на этом вопросе позвольте мне сейчас закончить лекцию. Мы снова встретимся послезавтра, и у вас будет время подумать. Что может стоять в конце рассказа? Только не говорите: «смайлик». Иначе будет вам — вечный незачет и переэкзаменовка. И ныне, и присно, и во веки веков. Одним словом, до самого морковкиного заговенья.
Так что, словотворческую заповедь новую даю вам. Запишите у себя в конспекте большими буквами. И поставьте восклицательный знак не семь, а семижды семь раз. В конце рассказа смайлик ставить — нельзя!!!
Легкая улыбка… а вот и долгожданный звонок. Выхожу из аудитории. Ну, слава тебе, Господи. Последняя лекция на сегодня. Теперь можно и пивка принять в буфете для преподавателей. Потом — домой. Ну а там…
Сергей Алексеевич Топоров давно заслужил на потоке кличку — Топор. Про него говорили: «что напишешь на зачете пером, то с корнем вырубит Топоров». Вырубал ряды первокурсников методично, будто очищал от скверны нечто очень важное и ценное для него. Однако к тем, кто пережил три года обучения в университете, относился с усталым безразличием. И, вроде бы, посмотришь на него — вполне обычный преп, но иногда проскальзывают в речи такие обороты, что ого-го-го… Так и хочется подловить на неуважении к генеральной линии Великого Иерарха. А если кто-то додумается дать наводку в Инквизиционный отдел? Достанется Топору! Всего-то забросить наживку, червяка пожирнее, то бишь тему разговора поинтереснее. Острую и злободневную темку подкинуть. Например, способен ли сам пресловутый Творец Мифа такие слова подобрать, чтобы мир хоть на чуточку изменился? Глядишь, человек и поведется. Хотя на кафедре он не первый год. Если ранее никто не заметил его радикальных суждений — то либо увязли все наглухо в болоте и дальше кончика высунутого носа над тухлой водой ничего не видят; либо у меня паранойя, и вижу я больше, чем нужно. Так мне папа часто говорит, когда в очередной раз спорить начинаем.
— Сергей Алексеевич, можно вас на минуточку? — оборачиваюсь, смутно знакомое лицо. Девушка, похоже, из моего потока, но хоть убей — не могу отождествить. Такая серая мышка — ничего примечательного. Эталон обычности, если так можно сказать. Рост средний; скорее стройная, чем наоборот; волосы — ни светлые, ни темные. Правда, большие глаза, учитывая, что она совсем не накрашена, насколько понимаю. Вот, нашел отличие от среднего арифметического — совсем без косметики.
— Да, — стараюсь отвечать максимально вежливо, хотя устал к концу рабочего дня, и пива очень хочется. А потом домой… пальцы уже соскучились по клавиатуре.
— Мне в деканате сказали, чтобы к вам подошла. Вы у меня — руководитель курсовой.
В первый раз об этом слышу. Хотя вполне вероятно, у кого-то же должен я быть руководителем. Ну, допустим…
— А о теме работы вы думали? — спрашиваю с интересом. Обычно ждут, чтобы я им тему предложил. Самостоятельности у молодежи — практически ноль.
— Я хочу написать что-то о феномене Творца Мифа…
Чуть язык не проглотил от удивления. Мозги у девушки есть или нет? Антицерковную тему она хочет для курсовой… словотворчество клеветника на Церковь нашу святую ей интересно.
О, как мой червячок понравился! Не ошиблась я, Сергей Алексеевич. В глазах, пожизненно тускло-серых и невыразительных, огонек заполыхал. Губу закусил, бровь скептически изогнул. Ну, ну… С удивлением вы быстро справились, а теперь, видать, слова подбираете — как меня деликатно отшить? Ну и какую тему вы сейчас мне предложите? «Специфика использования точки с запятой, как знака препинания, в текстах проповедей Верховного Иерарха»?
— Знаете, девушка… а кстати, как вас зовут? Мила? Очень приятно. Давайте поступим так. Тема, возможно, по-своему интересная, но будем реалистами. Во-первых, нам с вами ее не утвердят — это стопроцентно. Во-вторых, по шее надают изрядно и сразу. Это еще в лучшем случае. Поэтому тему возьмем какую-нибудь благочестивую и правоверную. Ну а в частном порядке что-то между собой обсуждать — дело другое. Это нам вроде пока не запрещают. Хотя «пока» — это ключевое слово. Сегодня не запрещают, но вот завтра какое новое единомыслие Верховный Иерарх преподнесет нам — одно ему только ведомо.
Краем глаза заметил — по лицу девушки пробежала легкая тень, что и неудивительно. Учитывая интерес к пресловутому Творцу Мифа, церковное законотворчество ей должно быть не очень по душе.
— Правда, лично мне такой интерес к несуществующей персоне… ну не очень понятен. Собственно говоря, вроде общепризнанный факт, что Творец Мифа — это не один человек, а несколько авторов, пишущих блоги от имени некой виртуальной личности.
Несколько авторов? Ну вот, и Топор туда же. Бред и выдумка. И чего все так боятся Творца Мифа? Знают о его существовании, читают украдкой, в Сети охотятся за новыми топиками в его «плавающих» блогах. Даже цитируют его под анонимными профилями, но это те, кто посмелее будет. Вслух все равно произнести боятся. Антицерковно, против канонов, подрыв устоев Святой Церкви, и куда только Инквизиция смотрит? Вот она, опять же, сила Слова. Непостижимая сила всего лишь в имени легенды. Разве сможем мы ее разрушить, если станем открыто обсуждать? Хотя… слово камень точит. И от древнегреческих храмов — одни развалины остались, в лучшем случае. А вот «Илиада» и «Одиссея» — ни единой царапинки, ни единой трещинки.
— Так, давайте подумаем вместе с вами, Мила, какую нам взять тему для курсовой? Что-нибудь про Верховного Иерарха — например, литературные предпочтения Его Наисвятейшества… это уж слишком. Не по чину нам с вами будет. Такая тема — только для официальных летописцев. А вот про его дочь… Как ее там, кстати, зовут? Вспомнил — Ника. О ней материалов в Сети мало, попробуйте покопайтесь, может, удастся что-нибудь нарыть. Ну и вам будет интересней… все ж молодая девушка, а не старая перечница, как Верх… хотел сказать, как все наши президенты-премьеры. Через пару дней тогда после лекции подойдите, поговорим, как у вас работа движется.
Ну, Топор и тему предложил... «Трендовая» темка, ничего не скажешь. Светская хроника «Тайна наследной принцессы Ники» — пустышка для слабых умом. Развернулась, и так ничего не ответила ему.
О, кстати! Проскочило словечко — «старая перечница». И вроде бы ничего крамольного, но неприкрытый сарказм улавливается легко. Поправился он не из страха быть услышанным, а нарочито соблюдая некие общие правила приличия. Все так думают — произнести не смеют. Интересно, что сдерживает мысли человека надежнее каменных стен? Неужели так силен Иерарх Верховный, раз в громадной стране режим единой волею его управляется? На чем основана Система? Слова, слова и еще раз слова... Сказанные в нужное время, взятые в подходящий момент, под расписку, с подписью и при свидетелях. Слова запечатленные, произнесенные и услышанные именно теми, кому они предназначались. Вот как сейчас, я правильно услышала вас, Сергей Алексеевич. Интересно, а поняли ли вы мой намек?
Ладно, девушку Милу на путь истинный наставил. Пусть в Сети покопается, и желательно, — подольше. Чтобы всякие крамольные мысли ей в голову не лезли. Хотя, если задуматься, как изменилась страна за небольшой по историческим меркам срок. А ведь началось все с принятия лишь одного закона — о недопустимости отрицания догматов святейшей правоверной Церкви. Думали — слегка обуздать распущенность нравов. А получилось — чуть ли ни к Средним векам возврат, если не хуже. Вроде и президент есть, и правительство, и Народный парламент. Да только вся реальная власть как-то незаметно за пятьдесят с небольшим лет перетекла в руки святой Церкви… ну или, точнее, в холеные персты очередного Его Наисвятейшества, Верховного Иерарха. Де-юре — церковь от государства отделена. Де-факто — что сегодня Верховный Иерарх в обращении к пастве возлюбленной скажет, то, глядишь, уже завтра — и в новом законе есть. Однако ж, как тонко и верно чувствует Его Наисвятейшество чаяния народные… Ну или как эти самые чаяния народные послушно и быстро меняются в зависимости от слов, Отцом нашим земным только что произнесенных. Ну и внутри Церкви — теперь тоже порядок. Святой престол — по наследству передается. Только вот какая проблема назревает: у нынешнего Наисвятейшества, насколько всем ведомо, только дочка в наличии имеется. А года — уже преклонные, и со здоровьем — проблемы… хотя, разумеется, клевета это все и досужие домыслы.
И что нас дальше ждет, интересно? Ее Наисвятейшество, Верховная Иерархиня? Дурдом какой-то, честное слово…
— Сергей Алексеевич, можно вас на минуточку? — первая мысль: «Да сговорились они все, что ли, сегодня! Дойду я до пива, в конце концов, или нет?!» — нехотя поворачиваюсь… и чуть не присвистываю от восхищенного удивления: «Ого, и вняли Небесам моим молитвам!» — такая деваха передо мной стоит. Высокая, стройная, длинные ноги, обтягивающая мини-юбка, роскошные темные волосы густой волной чуть ли не до пояса. Наверное, вид у меня сейчас достаточно красноречивый, поскольку девушка смотрит чуть насмешливо. Хотя выглядит она чуть постарше большинства студенток. Но до чего же хороша!
— Вероника, можно просто Ника, — и протягивает руку жестом принцессы, привыкшей к поклонению. — Таких дифирамбов о вас от подруг наслушалась, что специально из другого института сюда перевелась. Упросила сейчас в деканате, чтобы вы руководителем курсовой у меня были.
— Только не надо мне льстить. Всем известно, более занудного препа трудно сыскать, — слегка кокетничаю; знаю, студентам нравятся мои лекции. С других факультетов, бывает, ходят послушать. — А о чем вы сами бы хотели писать?
Вот интересно, неужели и у этой сногсшибательной русалки своя задумка уже есть? Хотя вряд ли, — думаю, она знает массу развлечений поинтересней, чем игры со словами.
— Ну, вообще-то, обычно руководитель тему назначает… — слегка задумчиво тянет Ника. Вот так и знал, самостоятельности тут не дождешься: зачем вообще нужны мозги при таких длинных ногах… — Но мне было бы интересно написать о характерных особенностях стиля Творца Мифа…
Блин!!! И эта туда же! Нет, они все сегодня сговорились… против меня. Так какую же ей придумать более-менее законопослушную тему для курсовой? Ну и телефончик сразу спросить нужно. На всякий случай, мало ли что… вдруг мне какая гениальная мысль в голову придет и поделиться со студенткой захочется.
Вообще-то, научить человека быть талантливым — никому не дано. Но даже алмаз — сам по себе камушек невзрачный; чтобы превратился в бриллиант — долгая шлифовка нужна. А научить писать стильно — это я могу. Хотя, увы, настоящий алмаз пока так и не смог найти. Полудрагоценные камушки были, некоторыми из своих бывших студентов гордиться имею право. Но вот чтобы настоящий, сверкающий бриллиант мог получиться из ученика… тут очень редкий самородок найти нужно. И такой волшебный камушек мне до сих пор не попадался… и не очень уверен, что вообще попадется когда-нибудь.
Все лекции закончились — теперь поскорее домой. Андрей, мой верный «дровосек с живым сердцем» — водитель, телохранитель, где-то — друг, а где-то — верный пёс, учтиво придерживает дверцу. На его спокойном лице легко читается вежливый вопрос: «Как прошел день?». Киваю: «все хорошо».
Двигатель заведен, в салоне кара выставлен привычный температурный режим.
— Мила, погоди, дело есть, — доносится издалека.
Даже не оборачиваюсь, и так знаю, что за этим последует. «Давай в киношку сходим» или «Пошли пиццей похрустим». А то и совсем банально-нагловатое: «домой не подвезешь?». Никакого такта, ни полграмма вежливого обхождения, и все ради скачивания с моего ю-пада конспекта лекций.
— Мила!
Все-таки оборачиваюсь, чтобы обдать холодным взглядом очередного хахаля, как вдалеке замечаю Топора под ручку с какой-то мисс-кой. Ноги у нее от ушей, а волосы ниже того места, где и должны начинаться ноги у обычных девушек. Хищно алеют ногти и губы. Та еще фифа! Никогда бы не подумала, что учитель словесности может заинтересоваться таким чудом современной моды. Впрочем, стоит отдать ей должное — все подобрано со вкусом. И Топор, как-никак, — мужик! Клюнул с первого взгляда. Но о чем вам с ней разговаривать, Сергей Алексеевич? Знаю, скрипеть зубами будете уже на десятой минуте общения. Хотя, с ее-то внешними данными, до десятой минуты может и не дойти, раньше в койку затянет. Нет, не верю, что только физическая страсть должна доминировать в отношениях между мужчиной и женщиной. А как же «Слово»? Опять эта непостижимая сила слова, которая может соединить двух людей совершенно на другом эмоциональном уровне и сплести узы намного крепче. Основательно, до идеального совпадения — так, что в унисон зазвучат мысли…
— Поехали, — командую Андрею, и он с максимально разрешенной скоростью увозит меня из универа.
Доведенная до автоматизма процедура. Засунуть пиццу в СВЧ-печь, достать из холодильника бутылку пива, включить телик. Обрыдлая морда диктора. «По рекомендации врачей Верховный Иерарх решил еще на неделю продлить свое пребывание в благочестивой лечебнице». Реклама прокладок «Ангельские крылышки». «В аудио-интервью нашему корреспонденту Ника, дочь Верховного Иерарха, сказала, что неусыпно молится о здоровье отца. И в такое время о замужестве и не помышляет». Выключить телик. Секундная мысль — наверное, эта Ника — лицемерная сучка…
Стоп! «Вероника, можно просто Ника». Уж больно королевские манеры у этой девушки. Вероятность, конечно, стремится к нулю. Но в одном имени — и Вера… и Никаой же шье хухры-мухры. престола, ьь, свои лекции прогуливая..
А кто знает, как на самом деле зовут дочь Верховного Иерарха? Официально всегда принято говорить и писать: «Ее Светлейшество Ника, дочь отца нашего земного». Мог ли наш Верховный назвать дочь просто Ника? Уж он-то — на самом деле, большой мастер слов, очень точно умеет их подбирать. А, кстати, интересно было бы посмотреть на очный диспут — Верховный Иерарх против Творца Мифа. И на кого бы я поставил, если бы ставки принимались? В любом случае, нехилый словесный поединок был бы, это точно…
Помню, что писал Творец Мифа в своем блоге. «Ученик Мастера должен узнать ученика другого Мастера при первом соприкосновении клинков. Мастер должен узнать Мастера, увидев, как тот прикасается к эфесу шпаги. Великий Мастер узнает Великого Мастера по случайному взгляду в толпе». И вот еще: «Шпагу надо держать в руке словно певчую птицу. Чуть сожмешь — она задохнется. Чуть расслабишь пальцы — улетит».
Хотя куда нам, скромным преподавателям… и до мастеров великих? Как там Печорин в «Герое нашего времени» говаривал: «Где уж нам, дуракам, чай пить!».
Сёрфить по Сети — пустое времяпрепровождение. Всплывающая надоедливая реклама, идеально причесанные тексты новостных сайтов. Пресный хлеб фактов с медовой патокой лжи. Скрыть зернышко правды под словесной шелухой — даже мне, простой студентке-второкурснице Миле, такая задача по плечу.
Зачем терять время, слушая лекции бездарного, пусть и ехидного Топорова, когда есть настоящие Мастера?! Верховный Иерарх и Творец Мифа. Вот к кому бы попасть в ученицы. Только к первому нельзя, поскольку, согласно священным Догматам, женщинам словотворить не дано. А второй, по официальной версии, — вообще не существует.
Хотя папа как-то мне сказал: «Если инквизитор не может поймать еретика — это не значит, что еретик слишком умен. Это значит, что инквизитор — беспробудно глуп. И на самом деле, любая ересь может стать религией. Если ее апологет владеет силой Слова. Что значит — Верховный Иерарх? Что значит — Творец Мифа? Это ведь не Слово с большой буквы, это — просто слова. Ярлычок на товаре в супермаркете, пустой фантик от конфеты. Поэтому иди-ка ты, девочка, спать, поскольку время — позднее. А день завтра — учебный. Хотя для тебя — каждый день учебным быть должен».
Но я отвлекся. Глоток пива, и размышляем дальше. Ника — богиня победы, но языческая. А вот Вероника — «Несущая победу» — это подходящий вариант, и со смыслом, и все ж не богиня. Потом Вероника, она же — Береника-Вереника, в святом Писании упомянута. Женщина эта вытерла пот с лица Иисуса, когда шел он на Голгофу. И после этого на ткани отпечатался лик Христа, появилась «icona vera» — «истинное изображение», «чистый образ». Дочь — как чистый образ своего отца? Или нашего общего земного родителя — Верховного Иерарха?! Ох, как интересно выходит!
Ну а теперь предположим чисто гипотетически, что Ее Светлейшество Ника наш скромный универ своим присутствием почтить решила? Какой факультет она выбрала бы? Физико-математический? — маловероятно. Не для женщин эта наука… да и святым догматам противоречит часто. Исторически-богословский? На первый взгляд, именно так. Только зачем ей каких-то заурядных теологов слушать… когда у нее дома — лучший толкователь святых заповедей. Остается филологический, где тонкостям работы со словом учат. И опять в пазле все складывается. Занятно, занятно…
А как должна Ника выглядеть и вести себя? С одной стороны, скромно, тихо, незаметно… ни к чему лишнее внимание привлекать. Ну вот, как Мила, например, — мышонка серая, тихая, невзрачная, но себе на уме. Только больно уж этот ход очевиден. Как там у Честертона?
— Где умный человек прячет камешек? На морском берегу.
— А где умный человек прячет лист? В лесу.
Такая мышка серенькая, как Мила, как раз и выделяется на фоне нынешних студенток своей невзрачностью и обыденностью. А вот девушка — яркая, современная, чуть вызывающе одетая… «Вероника, можно просто Ника».
«Уважаемый пользователь Милая Мила. Ваш френд Майк Кошкин-Девятов приглашает посетить лит-портал «Дом на краю леса». Укрывшись под тенью вековых деревьев, вы сможете без утайки высказать все, что накопилось на сердце».
Забавное письмецо обнаружилось. Как его спам-фильтр пропустил? Обычно подпольные лит-порталы — бабочки-однодневки. Живут недолго, сгорают красиво. Никакого Майка Кошкина-Девятова, конечно, никогда и не знала. Вероятней всего, из одной абонентской базы электронные адреса перекачивают в другую, а там уже как почтовый робот скомпонует письма, так и отправится рассылка. И неважно, кто с кем знаком — если интересует неформальное общение, имена как раз только помеха. Сразу перехожу по ссылке, пока она еще активна. Регистрация простая, в два щелчка мышки, интерфейс тоже ненавязчивый — все в мрачно-серых тонах. И вот: «Милая Мила, добро пожаловать на наш портал. Спешим порадовать вас, сегодня в новинках появилась очередная запись в блоге Тимофея Михова «Плохая рождественская сказка». Чтобы прочесть…»
Будто вспышка молнии: Тимофей Михов — ТМ. Это точно Он! Ну конечно!
Звонок в дверь. Резко вздрагиваю, взгляд — машинально на часы. Полпервого ночи. Внутри что-то холодеет. Ведь никого не жду, да и неподходящее время для визитов дружеских. Времена нынче такие, что ночью приходят не к тебе, а за тобой. Клавиша Enter — отправить уже написанный коммент в Сеть, щелкнуть мышкой, чтобы закрыть рабочую папку, там стоит криптографическая защита, по слухам — ключ и за сотню лет подобрать нельзя.
Смотрю в глазок — … Вероника! Ну и где-то у лифта — два мордоворота в штатском, ее личная охрана, так понимаю.
Секундное размышление — и открываю дверь. Ника входит. Не дав и слова сказать, прижимается всем телом… на миг теряю равновесие. Смотрим глаза в глаза, будто разряд проскочил. Подхватываю ее на руки. Она чуть выше меня, но худощавая и легкая, несу по коридору в спальню…
Когда просыпаюсь утром, Ники рядом нет. Это был сон? Иду на кухню, Ника сидит за столиком, пьет кофе, ползает по инету с моего бука. В принципе, бук — вещь интимная, терпеть не могу, когда его посторонние в руки берут. Пусть у меня там все закрыто-зашифровано, и вряд ли кто-то сможет вскрыть пароли, все равно — неприятный момент.
— Как спалось? — интересуюсь, разглядывая ее обнаженные ножки.
— Бессонница, знаете ли, уважаемый Сергей Алексеевич. Вот думаю над предложенной вами темой для курсовой. Похоже, придется нам встретиться еще раз, чтобы обсудить это во всех деталях. И очень надеюсь на продолжение нашего знакомства… может, раскроете все секреты вашего фирменного стиля.
Ника грациозно встает, мимолетно чмокает меня в щеку и уходит. Смотрю в окно… вижу, как она выходит из подъезда. Внизу ждет роскошная черная машина, два охранника почтительно замерли в ожидании.
Конечно, это Он! Вот так везение, уже почти месяц, как не читала ничего нового из его произведений. С замирающим сердцем, читаю…
… Стараюсь не дышать, а на глазах слезы. Вот — истинное слово. Инструмент, при помощи которого можно сыграть любую мелодию — щемяще-печальную или мажорно-радостную. Научи меня этому, ТМ? Объясни.
Внизу экрана всплывает окошко. «Пользователь Тимофей Михов зашел на портал». И зеленый кирпичик рядом подмигивает. Не верю своему счастью — вот он, Мастер. Рядом! Пальцы сами на клавиатуре выстукивают…
— Спасибо!
— Всегда пожалуйста, Милая Мила.
И больше ничего не надо. Какой замечательный сегодня день!
— Как говорится: «Повторение — мать учения». Кстати, а кто — отец учения? Никогда не задумывались над этим вопросом? И правильно, что тут думать. Ведь у нас всех есть земной отец и учитель — Верховный Иерарх. Так вот, про повторение. В очередной раз повторяю: «В конце рассказа смайлик ставить — нельзя!!!».
Звонок, последняя лекция на сегодня закончена, теперь можно и в буфет для препов — право на пиво имею. Не запретили еще у нас пиво пить. Хотя и не поощряется… нелояльно это как-то, неправоверно. Это ж — не наливочка черносмородиновая «Архиерейская особая», в стоимость которой уже включена десятипроцентная благотворительная наценка в пользу Церкви нашей. Церковная десятина, так сказать. Поэтому пью пиво…
— Сергей Алексеевич, добрый день, — у серой мышки Милы есть опять ко мне какой-то вопрос. Ну, хоть имя ее запомнил — и то хорошо. И что там мышке Миле от меня надо?
— Если у вас будет время… как-нибудь, на досуге, — надо же, девушка смутилась и слегка покраснела. Кто-то еще умеет краснеть, редкий случай по нынешним временам. А в принципе, девушка-то симпатичная, миленькая. Хотя по сравнению с Вероникой… да какое тут вообще сравнение может быть!
— Вот, на флешке — несколько моих рассказов. Еще со школы пишу, решила вам показать, только будьте снисходительны, очень прошу.
Так, для полного счастья именно этого и не хватало. Наказание Божье за грехи мои… Студентка-графоманка — это мой постоянный ночной кошмар. Поскольку будут на флешке розовые сопли и слюни. Или наоборот — детские страшилки и кровавые ужастики. И потом мне придется что-то сбивчиво бормотать насчет того, что «конечно, девушка, у вас есть определенный талант… но стоит ли вам продолжать заниматься сочинительством… ну не знаю, не знаю».
Закрываю за собой дверь на все замки-засовы. Хотя никаких особых ценностей дома нет и быть не может — живу впритык, от зарплаты до зарплаты. Пиццу — на разогрев, пиво — в бокал.
Пока не забыл, надо глянуть ради приличия, что там на флешке у Милы. Мало того, что сама она не очень глаз радует: вместо соблазнительных выпуклостей, наводящих на всякие творческие мысли, — у нее равнинная местность, так еще и графоманит девочка. «Пусть покачнутся Небеса» — очень оригинальное название, уже читать неохота! Но раз обещал — значит, надо. Посмотрим, что там эта пигалица могла наваять…
…Пицца совсем остыла, пиво — теплое. Хотя пустое это, суета сует. С трудом прихожу в себя. Написано криво и коряво — до зубной боли. Вторично, затерто, банально… и гениально! Мила в своих рассказах словно продирается обнаженным сердцем через терновые шипы. Совершенно нет элементарной техники, не может попасть в точное слово, не чувствует нужный ритм… а впечатление — ошеломляющее.
Вот только… донос на нее написать, как благочестивый гражданин, я должен был бы. В Святую нашу Инквизицию. Да, уж… дела. И ведь в ее рассказах нет ничего особо противоречащего священным догматам. Проблема в том, что она словно напрямую общается с Небесами… Без невесть откуда взявшихся на нашу голову посредников, пытающихся узурпировать неотъемлемое право каждого человека — быть с Небесами один на один.
Ладно. Возьму-ка тексты Милы в качестве черновика, и попробую их переписать. Переложить ее слова на мою музыку, так скажем. Причесать корявости ее языка расческой моего стиля. И там будем смотреть — поймет, что хочу от нее, или нет.
Только… чтобы время не тратить зря, сначала ей стресс-тест устрою. Напишу разгромный отзыв. Все ее шероховатости и корявости — словно под микроскоп надо поместить. Посмотрим, как она удар держать умеет. Сникнет или в истерику ударится — ничего путного не выйдет из такой ученицы. Огонек должен в глазах загореться, а еще лучше — если яростное пламя пожара в сердце заполыхает. Она должна принять брошенный вызов: «да, вот сейчас я не могу… но я — смогу, и не просто смогу — а лучше вас самого». Для нее я должен быть и мудрый наставник, которого слушать будет, и заклятый соперник, которого превзойти должна…
Перед тем, как выключить бук, заглядываю в почту. Новое письмо — от Топорова С.А.
«Уважаемая Мила. Посмотрел Ваши рассказы. И есть у меня две новости для Вас. Одна — плохая: писать сейчас вы, конечно, совсем не умеете.
Но есть и вторая. Очень плохая. Боюсь, что и не сумеете никогда. Почему? А потому — что слуха нет. Ну вот, если у человека нет музыкального слуха, всем понятно — не быть ему скрипачом-виртуозом, как ни учи. Но почему-то считается, что научить человека писать легко, стильно, изящно… в конце концов — виртуозно… вот это — можно. Нет, нельзя!
Можно научить правильно расставлять запятые. Но как научить чувствовать музыку слов, если это не дано свыше? Художественный текст должен быть ритмичным. Причем мастерство автора состоит еще и в том, чтобы этот ритм менять, не дав читателю к нему привыкнуть.
Короткий рассказ — это квинтэссенция литературы. Как спринт — квинтэссенция легкой атлетики. Есть три ключевых слова — ритм, темп, драйв. Вы должны первой фразой схватить читателя, как котенка, за шкирку. И, не давая ему опомниться, протащить по всему рассказу… ткнув носом в совершенно неожиданную для него финальную фразу. Да так, чтобы он потом еще в себя долго приходил.
Нужно чувствовать тонкие оттенки слов, пусть они и синонимы. Всегда есть только одно единственное слово, которое должно стоять в этом месте фразы. А вот Вы, к сожалению, фальшивите немилосердно.
Не знаю, конечно. Все ж, я — не пророк, будущее мне не ведомо. Это только наш Верховный Иерарх истину глаголить может, лет так на десять-двадцать вперед, но никак не преп универский. Журналист из вас, возможно, и получится. Но вот настоящий мастер Слова… ох, не верится мне что-то.
С уважением, Сергей Топоров».
Нет, ну как он посмел?! Слуха нет? Фальшиво пишу? Не в творцы Слова, а в журналисты меня уже определил — вот уж где играют по изначально фальшивым нотам.
Пока ждала лифт, думала, от ярости с ума сойду. Андрей позади стоит, хорошо лица моего не видит. Конечно, я последняя дура… ничего не поделаешь с этим. Не пойму, как в голову пришло отдать рассказы Топору! Ну, вот зачем?! Не гордыня ли это? Захотела показать, что сама пробую писать — в ответ получила отрезвляющий душ «менторской правды». А сами вы, Сергей Алексеевич, что в своей жизни написали? Три методички и два пособия. Как оформить прямую речь и мысли героев; и что важнее — запятые или многоточия.
Открыл он не сразу; я уже подняла руку, чтобы повторить протяжно пищащий звонок, как скрипнул засов и дверь отворилась. Не ждали? Свободная белая борцовка, спортивные брюки, от удивления очки с переносицы съехали почти на самый кончик носа и вот-вот упадут. Великий критик нашелся. Если человек умеет писать — он пишет. Если не умеет — он преподает, учит других как надо писать! Топор задумчиво почесал затылок, и произнес.
— Ну проходите, Мила. Я вас как раз ждал для первой беседы.
Вот так одной фразой меня и оглушило. Издевается? Или всерьез? Ждал для чего? Хотел поговорить лично, а как же письмо? Вызов?! Значит, мои тексты его заинтересовали. Сотни вопросов в голове…
— Что же вы стоите?
Я перешагнула порог, сделала несколько шагов и остановилась.
— Простите, Мила, — чуть наклонившись в мою сторону и понизив голос, сказал Топор, — не думаю, что вашему молодому человеку будет интересна наша беседа. Он ведь убедился, что у вас не романтическое свидание тут. Я, как ни верти, не герой вашего романа. Так что…
— Да, да. Андрей, подожди меня в машине.
— А вы манипулятор, Сергей Алексеевич.
— Можно просто Сергей. И давай, наверное, на «ты» перейдем.
Столько высказать собиралась, а как наедине остались — запал и остыл. Он как-то по-домашнему заварил кофе в медной турке, разлил по чашечкам. Сидим на кухне за маленьким столиком, беседуем. И вроде такая непривычно интимная обстановка, но неудобства нет. Все легко.
— Вам не кажется, что перед тем, как столь резко обругать автора, стоит хоть чуть-чуть его похвалить?
— Зачем? Похвалы — для слабых. Для сильных — подзатыльники.
— Значит, литературный слух у меня все-таки имеется?
— Да, намеки имеются. Но учиться тебе, Мила, учиться, и еще раз учиться… как глаголит наш Великоразумный Иерарх, — сказал Топор, и с прищуром так посмотрел. — И какого же результата ты хочешь достичь?
Недолго раздумывала, что ответить…
— «В начале было Слово»! И я хочу понять, что дало ему такую силу.
Неожиданный телефонный звонок, даже не сразу решаюсь нажать на сообщение «Сергей Топоров. Принять вызов». А готова ли я принять его вызов?
— Мила? Утро доброе, как делишки?
Не ожидала, что именно его голос меня разбудит — но сразу какая-то приятная теплота в сердце. И так допоздна вчера засиделась в гостях, столько беседовали… вроде и не расставались.
— Да, все хорошо. Здравствуй…
— Есть одна идея по поводу изложения темы твоей курсовой. А что, если сделать жизнеописание судьбы Ники, как альтернативный вариант современной реальности. Понимаешь? Вроде бы, почти как есть сейчас — но о другой жизни? — повисла неловкая пауза, пока я обдумывала невероятный простор для работы над такой темой, — стоит обсудить это в личной беседе. Заглянешь после второй пары на кафедру, я буду ждать.
Вот тебе и Топор. Удивительное перевоплощение все-таки произошло. За одну ночь из автократа — в участливого наставника. Даже не верится, что сподвигло его на это — Слово. Мое Слово.
Теплый солнечный денек. У меня две свободных пары. Гуляем с Милой по парку. Обсуждаем какие-то литературные темы… с легкой подначкой друг друга. Хотя я — важный преп, а она — мелкая килька-второкурсница. Совершенно неожиданно для себя обнаруживаю, что узенькая ладошка Милы у меня в руке. Ну и дистанция между нами — просто нулевая. Вопрос — что делать? Если кто-то из знакомых сейчас увидит и сообщит в соответствующие инстанции в порядке, установленном действующим законодательством… ну или, иными словами, просто стукнет на нас — обоих из универа точно вышибут. Прямо отчетливо представляю, что мне ректор скажет. «Совсем с дуба рухнул, что ли? Ну, притащи ее домой, но так, чтобы соседи не видели. И делай, что хочешь… за закрытыми дверьми; чай, не в первый раз. Хотя просто не понимаю — ведь у тебя на факультете столько классных телок. А ты выбрал себе… взглянуть не на что, мышонка серенькая и невзрачная».
Но тут серенькая и невзрачная мышонка смотрит на меня… широко распахнув ресницы над огромными глазищами… и чувствую, как сердце почему-то пропускает пару ударов. Прижимаю Милу к себе, целую в губы. Она в первый момент подается назад, будто чуть испуганно, но потом замирает. И такое ощущение — что для нее это вообще в первый раз.
Позволить публично поцеловать себя? В университетском сквере, где сотни пар внимательных глаз… Недопустимо и предосудительно. Даже и представить не могла такое! Но весенний теплый ветер вскружил голову. И не надо для этого никаких слов... Калейдоскопом завертелись облака на голубом небе, затрепетала зеленая листва, и сладкий аромат вишневого первоцвета опьяняюще накрыл нас. Неужели это со мной? И как только я упустила тот миг, когда простая симпатия переросла в нечто большее? Страшно представить и произнести… в Любовь.
«Бог есть Любовь». И впервые почувствовав Любовь — я и к Богу стала ближе. Даже не верится…
Внезапно поймал себя на мысли, что Веронику не видел в универе уже недели полторы. Она словно выпала из моей головы, совершенно не думал о ней. Даже странно… Почему-то на лекциях обращаю внимание только на Милу. Пока вешаю студентам на уши литературную лапшу, часто смотрю на нее — как реагирует на те или иные мысли. У нее очень живое лицо, сразу видна реакция на слова. И, если быть честным, мне эта девочка-девушка нравится все больше и больше.
Для очистки совести отправил Веронике пару смс-ок и одно длинное письмо на мыло. В ответ — тишина и ландыши. Даже зашел в деканат поинтересоваться, куда запропастилась девушка, у которой я — руководитель курсовой. Секретарша ответила, что ни одной студентки по имени Вероника у нас вообще нет… ни на каком курсе.
Интересный поворот сюжета. Возникла из ничего, исчезла бесследно… А как же закон сохранения вещества Ломоносова-Лавуазье? Или в стране, где властвует Церковь, столь вызывающе материалистические законы уже не соблюдаются?
Короткая, всеразрушающая смс-ка от Андрея: «Ты просила, как только будут новости о ТМ — скинуть инфу. Проскочила ориентировка, инквизиторы уже в стойке. Отправляю контакт».
Как? Не может этого быть, потому что это конец всему… Или — не конец?
В суматохе последних недель — головокружительный роман… новые главы курсовой, обсуждение их с Сергеем, переделка и снова за работу над текстом — как-то и позабыла всю эту историю с Творцом Мифа. Пылились аккаунты на лит-порталах, даже на почтовый ящик себе установила ограниченный фильтр — прием только от нескольких адресов. Поэтому сообщение от Андрея по нашему зашифрованному каналу связи застало меня врасплох. Вот он — открывается профиль Творца Мифа! Смотрю на фото и не могу поверить глазам….
Еще мгновение… прямо посреди лекции, когда Топор так некстати сделал многозначительную паузу, я роняю из рук ю-фон, и он с грохотом падает на пол. Словно судья зачитал приговор и ударил молоточком по столу… Конец.
Мимолетный взгляд на часы — сколько там до конца лекции? Произнести последнюю фразу точно под звонок на перемену — пусть не самый главный, но тоже показатель мастерства лектора. Что ж, должен уложиться:
— Итак, местоимения личные и притяжательные в художественном тексте. Есть общая рекомендация: чем их меньше, тем лучше. Подчеркиваю, это — общая рекомендация. Но не железное правило, не догма. Ведь даже здравая мысль может превратиться в собственную противоположность, будучи возведена в некий абсолют. Поэтому и мои советы вы должны воспринимать достаточно критически. Это только Верховному Иерарху дано глаголить истину в последней инстанции… но никак не нам с вами.
А что? Легкую усмешку уголками губ к делу не подошьешь… а если диктофонную запись? Ну, что ж — вполне кошерно сказано. В смысле, вполне ортодоксально и правоверно. Вот есть Верховный Иерарх — всезнающий и непогрешимый. И есть мы — слепцы глухонемые, которых надо за руку вести к свету. Если не он, то кто? И как бы мы без него?
— А теперь позвольте закончить лекцию, повторив уже в который раз: «Никаких смайликов в тексте, а тем более в конце рассказа!». Вот это — действительно догма.
Звенит звонок. Ну и отлично, теперь — в буфет за пивом. Выхожу из аудитории, кто-то сзади дергает за рукав. Оборачиваюсь — Мила.
— Ты можешь выполнить одну мою просьбу? — громко спрашивает, хотя мы не одни — студенты со всего потока проталкиваются к двери. Вряд ли стоит так открыто афишировать наши отношения. — Только одну, но прямо сейчас.
— Мила, что-то случилось? — стараюсь говорить тише. Нашла время и место для первой семейной сцены.
— Да, случилось. Я сейчас прошу тебя об одолжении — тебе этого мало? Я тебя — прошу!
— Ну, хорошо, что за просьба… — она не дает договорить, просто тащит к выходу… чуть ли не запихивает в машину, стоящую недалеко от входа. Садится за руль, и так стартует, что меня вжимает в спинку сидения. Дурдом какой-то. Словно я — марионетка, а она — кукловод. Кто тебя подменил, Мила?
— Я хочу выйти за тебя замуж, возражения есть?
Нет, похоже, я скорее сплю, чем все это действительно происходит!
— Мила, мы с тобой об этом не говорили, но… — начинаю что-то мямлить. Все домашние заготовки обычно рассыпаются на мелкие кусочки при столкновении с реальной ситуацией.
— Да или нет? Что ты увиливаешь от ответа?
Тут, наконец, несколько прихожу в себя… и вспоминаю, кто — я, а кто — она. И не дело, когда какая-то студентка ставит ультиматумы… ну, словом, мне.
— Знаешь, Мила, мне сейчас ужасно хочется сказать тебе… — выдерживаю паузу, а затем словно выстреливаю: — Нет!...
Но необходимую для усиления эффекта долгую паузу не беру, нельзя же так обижать эту светлую девушку:
— Да! Потому что очень тебя люблю, мое маленькое солнышко.
Полная Гофманиада… Дурдом вообще и съезд крыши в частности. Я сижу в машине, пристегнутый ремнями безопасности. Машину ведет Мила. Ничего не понимаю в тачках, но эта похожа на небольшой броневичок, а на спидометре предельная цифра — 250 км/час. Такое — может быть?
Мила молчит, даже губу слегка прикусила, на лбу капельки пота от напряжения. Гонит просто с невероятной скоростью. Есть у меня приятель — профессиональный гонщик. Но так даже он не умеет водить машину. Мне это снится?
Пытаюсь собрать мысли в одну кучку. Эту девушку я люблю. Факт — объективный и неоспоримый. Но выкидывал из головы такую мысль, потому что мне — сорок лет, а ей — девятнадцать.
Для меня она была серым мышонком. А у нее тачка — в полбюджета субъекта Российской Федерации, и ведет эту тачку — как пилот Формулы-1. Такое может быть в реале? Или я — в виртуале?
Но дело даже не в этом. Изящные, тонкие пальчики на руле. Я держал их в руке… мои губы помнят их вкус. Хрен с ним, с пилотированием болида. Мало что понимаю в этом. Но вот в литературе — вроде бы спец. Так, как пишет она — и это в девятнадцать лет — только два человека могут. Обращения Верховного Иерарха к своей пастве и блоги Творца Мифа. Ничего альтернативного мне в голову не приходит. Но, насколько понимаю, она — ни тот, и ни другой.
Мила, ты мне снишься?
Полузаброшенная деревенька всего-то в двух часах езды от Москвы. Заросшая мхом по самый купол церквушка. Батюшка, которого мы нашли на грядках с картофелем — сражался с колорадским жуком, аки Георгий Победоносец с драконом.
Увидев Милу, он просиял… В первый раз в жизни я убедился, что это выражение можно использовать в буквальном смысле.
— Милочка, солнышко ты мое ясное… — и ответная улыбка Милы… мне она так никогда не улыбалась.
Сложно передать словами ту гамму чувств, которая отразилась на лице батюшки, когда он узнал — зачем мы здесь. Но было понятно, что отказать Миле он ни в чем не сможет — хоть его режь, хоть вешай, хоть сана лишай.
До сих пор воспринимаю происходящее сквозь тонкую дымку нереальности. Церковное бракосочетание, тонкие изящные пальчики Милы в моей руке. И отдаю ли себе отчет в том, что сейчас здесь происходит? Хотя свое «Да» я уже сказал.
— Согласна ли ты, раба Божья…
И в этот момент с треском вылетает входная дверь. В церквушку вваливаются два здоровенных парня в черной форме, с крестами на погонах… а следом, царственно, торжествующе входит Вероника! Даже в этот момент успеваю подумать, что ей очень идет облегающий мундир старшего лейтенант-инквизитора.
— Сергей Топоров, богохульственно именующий себя — Творец Мифа… Именем Его Наисвятейшества, Верховного Иерарха, вы арестованы! — в голосе Вероники лед и металл.
Именно в этот момент Мила громко и отчетливо произносит: «Да!». И, слегка повернув голову, через плечо небрежно и презрительно бросает:
— Вон из храма. Званных сюда не было, а избранный — один. И я сейчас сказала ему — ДА!!!
— Ты что, сучка, совсем с катушек съехала, — в голосе сержанта-инквизитора удивления примерно столько же, сколько и злости, — мы тебе сейчас такую первую брачную ночь устроим… долго помнить будешь.
— Опомнись, нечестивец… — тщедушный батюшка внезапно с такой силой толкает огромного детину, что тот отшатывается назад, — опомнись, и пади ниц перед госпожой твоей, светлейшей Миланикой, возлюбленной дочерью Верховного Иерарха, земного отца нашего.
Вот ведь блин! Но, все-таки, я — профессионал, поскольку первая мысль, которая приходит в голову: какой же из меня, нахрен, Творец Мифа… — если такой поворот сюжетного винта мне бы и в голову никогда не пришел.
— Мила… так ты — кто… ты — Ника?
Ну что за детский лепет? От пресловутого Творца Мифа можно было ожидать и более осмысленного вопроса.
— Ну, вообще-то, я — Миланика… — Мила слегка пожимает узенькими плечиками, — а вот в частности, для кого как. Для большинства — Мила, для папы — Ника. А для тебя, уже несколько минут, — еще и жена перед Богом и людьми, если ты это не успел забыть… — какая усталость в ее голосе.
Но Вероника, похоже, не привыкла терпеть поражения. Подчеркнуто уважительно, но твердо, она говорит:
— Прошу прощения, ваше светлейшество, но у меня есть приказ об аресте клеветника и пасквилянта, богохульно именующего себя Творцом Мифа.
Мила смотрит на нее… презрительно… и словно сверху вниз, хотя ниже Вероники на голову. «И кем подписан этот приказ?» — цедит она сквозь зубы.
— Он подписан самим генеральным прокурор-инквизитором, — в голосе Вероники слышится вызывающая непочтительность.
— Всего лишь каким-то генеральным прокурор-инквизитором? Вы плохо учили законы, сестра. Как-то даже странно и подозрительно, что вам доверяют вести такие сложные дела. Думаю, дальнейшая карьера у вас вряд ли будет успешной. Или вы считаете, что сама светлейшая Миланика не знает законов земных и небесных? — Мила произносит все это с легкой улыбкой, но так, что Вероника бледнеет…
— А ведь в законе ясно сказано, — какие по-королевски жесткие интонации в голосе Милы: — «Не подлежит Верховный Иерарх и его ближние суду человеческому, ибо только Владыке нашему Небесному дано право на такой суд». А кто ближе Верховному Иерарху, чем муж его дочери возлюбленной?
И вот только сейчас, наконец, отчетливо понимаю, что она для меня сделала. Эта полу-девочка, полу-девушка. У нее была единственная возможность спасти меня. И она пошла на это. Почему? Только из любви ко мне? Вряд ли… Не думаю, что тут все так просто.
Всегда считал, что фразу «Короля играет свита» придумали бесталанные актеришки. Настоящий актер выйдет один на сцену, в перекрестье прожекторов… молча… возможно, слегка сутулясь — а так ли легка, кстати, ноша короля? И если никто его не видит — то не может ли он, хоть на миг, слегка расслабить спину. Но зрители сразу поймут, что это — Король! И уже через минуту он сможет предстать перед своими подданными во всем королевском величии. Он — король! Везде и всегда. Со свитой и без свиты.
Ну а если король стар и тяжело болен… и нет ни королевы, ни наследника престола. А есть лишь — совсем молоденькая девочка-принцесса. Но которая твердо знает, что честь ронять нельзя. Честь — не корона. Если что, то корону потом можно поднять с пола, отряхнуть и снова водрузить на голову. Но вот честь — нельзя. А правила игры — они одни, что во дворце Верховного Иерарха, что в заплеванном дворе панельной многоэтажки. И главное из них: «Друга в беде не бросают». А еще спину всегда надо держать прямо. Иначе нельзя, ведь она — Миланика, Ее Светлейшество. И при этом, уже целых пять минут, — моя жена.
— Поехали к тебе домой, так устала… и спать очень хочется… — Мила-Ника по-детски доверчиво вкладывает узенькую ладошку в мою руку. Так ведь она совсем еще девочка. Всего девятнадцать лет.
Трудно быть Богом на Небесах!
А почти Богиней на земле — легче?!
Открываю холодильник, достаю бутылку пива, наливаю в бокал. Захожу в гостиную — Миланика уютно устроилась в большом кресле, поджав под себя стройные ножки. Ридер она уже отложила в сторону; смотрит в потолок задумчиво и отрешенно.
— Ну и как тебе последняя фраза? — спрашиваю ее. — Финальная нота не слишком высоко задрана? Или опять скажешь, что концовка бездарно слита и ее полностью переделывать надо? Тогда сама и переписывай; ибо лениться — грех, а принцессу из себя тут строить — нефиг.
А, кстати, самой хоть раз придумать ударный финал — религия не позволяет?
:-))